Kitobni o'qish: «Главный приз пирата-фантазёра»

Глава первая. Сплошные неудачи

Лейтенант королевского флота Генри Эйвери сидел в своей каюте, подперев щёку левой рукой, и уныло смотрел на скромную россыпь монет на столе – это было его жалованье за полгода. На корабле было тихо, до офицера доносились только отдалённые крики чаек. Пока он так сидел, поглощённый невесёлыми мыслями, наступил вечер. Генри встал, снял с полки огарок свечи в глиняном подсвечнике, чиркнул огнивом. При жёлтом колеблющемся свете он принялся раскладывать кончиками пальцев забинтованной правой руки монеты на две неравные кучки. Кучка побольше предназначалась для отправки его матери и сестре в посёлок Ньютон Феррерс, что в нескольких километрах от Плимута в Девоне. Но и ему самому требовалось расплатиться с хирургом, который лечил его рану, полученную в недавнем сражении при Бичи-Хед. Единственной слабостью Генри было курение трубки, и часть денег он оставил на табак. А ещё давно пора было купить новые ботинки. Все эти необходимые расходы никак не вписывались в скромную кучку монет.

Его покойный отец, капитан Джон Эйвери, воевал под командованием адмирала Роберта Блейка. Он успел познакомить сына с морским делом, научил его определять координаты и прокладывать курс в океане, и даже преподал ему основы морского боя. Мальчишка оказался на редкость толковым и отважным, отец не мог нарадоваться на отпрыска и надеялся, что сын, прослужив несколько лет под его командой, и сам станет капитаном, прославив имя Эйвери. Но этим мечтам не суждено было сбыться: Джон внезапно умер в 1674 году, когда сыну было пятнадцать лет. Семейные сбережения быстро подошли к концу, и юный Генри оказался ответственным за мать и пятилетнюю сестру. Следуя своим склонностям, он не поступил подмастерьем к какому-нибудь ремесленнику, а нанялся юнгой на торговый шлюп «Лорентин», который ходил в западноафриканскую Гвинею и возвращался оттуда с полными трюмами золота, слоновой кости и ценной древесины.

Смышлёный парень не просто выполнял свои обязанности – он старался научиться всему, чему возможно, во время океанских странствий: фехтовать и боксировать, изъясняться на разных языках, разбираться в драгоценностях и считать деньги, в уме переводя дублоны в фунты, фунты в динары, а динары в луидоры или гульдены. Кроме этого, молодой моряк при каждой возможности общался с людьми более высокого статуса, чтобы перенять у них стиль поведения. Ему всё это было несложно: парень был от природы красноречив и артистичен. В его семье из поколения в поколение передавалась смутная легенда о происхождении рода баронетов Эйвери от конунга по имени Эйрик Кровавая Секира, датского викинга, который лет семьсот назад был правителем Йорвика, нынешнего Йорка. Баронеты Эйвери давно разорились и утратили свои землевладения, но хранили отголоски воспоминаний о своём великом предке.

Может быть, поэтому Генри обладал странным характером. Он иногда принимался мечтать вслух, как разбогатеет, купит собственный корабль, построит хороший дом, найдёт своей любимой сестре достойного мужа, а себе – красавицу жену. Но в тесном и вонючем кубрике его рассуждения звучали настолько неуместно, что другие матросы посмеивались над ним, как над оторванным от жизни мечтателем, и дали ему прозвище Фэнси – «Чудак», «Фантазёр».

– Слушай, парень, если ты хочешь стать хорошим моряком, лучше брось свои фантазии, – посоветовал ему однажды помощник капитана. – Ни к чему хорошему тебя эти мысли не приведут, только сопьёшься.

И Генри перестал делиться с посторонними своими мечтами, спрятав их глубоко в своём сердце. За несколько лет морской службы щуплый подросток превратился в высокого и красивого мужчину с русыми кудрями и прекрасной репутацией. Когда его в двадцать два года произвели в помощники капитана на небольшом корабле «Литтл мермайд», он был безмерно счастлив и писал домой: «Мама, кажется, я наконец-то сделал карьеру! Надеюсь, что лет через пять-шесть накоплю достаточно, чтобы купить собственный корабль!»

Однако молодому моряку быстро пришлось забыть о своих «фантазиях». Генри не боялся труда, был силён и молод, стремился показать, на что способен, но эти рейсы оказались сложнее, чем он себе представлял. Капитан, он же судовладелец, мистер Джереми Блэйзерс, не делал ровно ничего – не стоял вахты, не прокладывал курс, не вёл судовой журнал. Вместо этих нудных и неприятных занятий он целыми днями потягивал пиво, с полной самоотдачей погружаясь в рассматривание своей коллекции эротических картинок. Кроме того, что капитан не исполнял своих обязанностей, на борту не хватало матросов, и Эйвери приходилось отвечать за весь корабль, вкалывать за троих и спать по четыре-пять часов в сутки – и всё это за весьма скромное жалованье, которого постоянно не хватало.

Он работал на маршрутах Западной Африки, возил строевой лес в Карибском море, но добросовестная служба в торговом флоте не принесла ему богатства. Когда Генри исполнилось двадцать девять лет, началась Девятилетняя война с Францией. В надежде сделать военно-морскую карьеру Генри поступил в Королевский флот в звании мичмана. Он участвовал в ряде сражений на 64-пушечном линкоре «Руперт» под командованием Фрэнсиса Уиллера. На глазах своего капитана Эйвери проявил себя как превосходный командир и рукопашник, и когда Уиллеру отдали под командование новый 90-пушечный флагман «Албемарл», он вспомнил о решительном мичмане, произвёл его в лейтенанты и назначил своим помощником. Казалось, что судьба наконец-то улыбнулась моряку, но катастрофическое поражение при Бичи-Хед десятого июля 1690 года подкосило карьеру как Уиллера, так и Эйвери. В этой морской баталии французы наголову разбили соединённый англо-голландский флот, однако у победителей не хватило сил преследовать противников, и они вернулись в свои порты. Двадцать девятого августа, через неделю после того, как Генри исполнился тридцать один год, он был уволен из Королевского флота и должен был признаться себе, что жизнь уходит, его карьера военного моряка не состоялась, а сам он скопил только долги и ранения.

– Мечтатель и фантазёр… – вздохнул Эйвери и передвинул ещё две монеты в большую кучку: сестре требовалась зимняя одежда, а ботинки ещё можно было отремонтировать.

Третьего сентября 1690 года Генри спустился по трапу, неся свой сундучок в левой руке – правая кисть, посечённая картечью, всё ещё была забинтована и ощутимо ныла – видимо, к дождю. Над городом ползли рваные серые тучи, и вскоре действительно начал накрапывать дождь. Моряк не собирался задерживаться в столице, он хотел найти почтовую карету и навестить мать с сестрой в родном городке. Он шёл по мокрой и неприветливой Рэтклифф-хайвэй мимо череды магазинов, а дождь с каждой минутой усиливался и уже стекал по намокшему кителю за воротник. Эйвери поёжился: это было противнее, чем накат волны во время шторма. Шаг за шагом топча залитую водой мостовую, он приходил к окончательному пониманию, что годы уходят, а выбраться из бедности не получается. «Да разве можно в этом мире разбогатеть честно? – горько подумал Генри. – Вот у меня за плечами шестнадцать лет штормов и ночных вахт. Я чувствую себя стариком, и за всю свою жизнь даже не узнал, что такое отдых, достаток и душевный покой!»

Поглощённый своими печальными мыслями, Эйвери механически повернул за угол и чуть не уткнулся в очередную витрину – поднял взгляд и увидел за стеклом деревянные болванки с разнообразными париками. Секунду поколебавшись, он толкнул дверь и вошёл внутрь. К нему сразу же подлетела продавщица:

– Господин моряк хотел бы красивый офицерский парик?

Генри взглянул на девушку. На ней был белоснежный парик с ниспадающими локонами, розовое платье с глубоким декольте и яркая косметика. Было похоже, что она недавно приехала в Лондон и ещё не вникла в тонкости столичной моды.

– Нет, милая девица, «господин моряк» сегодня уволен со службы, – признался Генри. – Буду благодарен, если подскажете, где здесь поблизости есть почтовая станция.

– О-о-о! – Девушка, не находя слов, оглядывала собеседника с ног до головы, задержав взгляд на забинтованной руке.

Эйвери почувствовал себя законченным бродягой, способным распугать всех женщин в округе. По его намокшим кудрям стекала дождевая вода, раскисшие ботинки окончательно потеряли форму, а с одежды на полированный паркет моментально натекла лужа.

– До станции два квартала, а погода как-то не очень для прогулок. Зайдите лучше за прилавок, в комнату для служащих, и выпейте чаю с кусочком пудинга, – кокетливо предложила продавщица.

Эйвери удивлённо посмотрел на неё, но не стал отказываться.

За чаем они разговорились. Девушку звали Дороти Артер, она действительно была провинциалкой – приехала в Лондон из деревушки Аддингтон, чтобы найти работу горничной, но ей удалось устроиться только продавщицей париков. Моряк сидел на расшатанном стуле за низким столиком, а Дороти расположилась так, чтобы видеть вход в магазин, и болтала с гостем.

– Зато владельцы магазина позволили мне бесплатно жить здесь, в комнате на чердаке, – рассказывала она. – Весь этот дом принадлежит им. Ещё мне нравится носить разные парики, а я могу их менять хоть каждый день!

С этими словами она вышла в зал и через минуту вернулась: на ней был уже не белокурый парик, а ярко-рыжий. Эйвери рассмеялся. Тогда Дороти шаловливо надела на него огромный светло-каштановый парик-аллонж и подвела к зеркалу. Эйвери выпятил нижнюю губу и повёл плечами, изображая важного чиновника, и оба расхохотались. Девушка веселилась так задорно и искренне, что моряк, глядя на неё, на какое-то время забыл не только свои печали, но и планы насчёт кэба. Его одежда почти просохла, он чувствовал себя хорошо и не хотел так быстро расставаться с этой простой и весёлой девчонкой, которая так успешно отвлекала его от горестных мыслей. К счастью, дождь распугал всех покупателей, в магазин никто не заходил.

После того, как был съеден пудинг, прошло несколько часов. Наступил вечер, Дороти сообщила, что пора закрывать магазин. Эйвери понял, что лишил девушку ужина и сам не наелся, и предложил ей пойти в ближайшую харчевню. Дороти сняла со своей головы очередной парик и повесила его на болванку. Её собственные волосы оказались тёмно-русыми, забавно собранными на макушке. Они вместе вышли под дождь, накрывшись куском мешковины. Заведение было набито народом, все места оказались заняты. Эйвери пожал плечами, приказал положить в корзину кусок жареной свинины, сыр, хлеб, сливовый пудинг и пару бутылок эля, и принял предложение Дороти поесть у неё дома.

Генри поднимался по узкой и тёмной лестнице вслед за шуршащими юбками своей провожатой. Чердачная комнатка оказалась совсем маленькой. Вся меблировка состояла из кровати, колченогой табуретки, сундука, который служил также столом, и небольшого зеркала. Наклонное окошко выходило на крышу. Моряк и продавщица уселись на кровати, с аппетитом поедая принесённую провизию. После сытного ужина, а особенно после эля, сотрапезники окончательно расслабились. Им казалось, что они знакомы уже много лет. Эйвери откинулся к стене, двумя руками обнял Дороти за талию и принялся её целовать. Она выглядела очень довольной.

Одиннадцатого сентября 1690 года отставной лейтенант Генри Эйвери женился на Дороти Артер, продавщице париков. Моряк находился в состоянии душевного подъёма, но понимал, что на содержание семьи потребуется намного больше денег, а работы не было. Молодая жена настаивала, чтобы он устроился куда-нибудь на берегу, но Генри не желал расставаться с морем. Он обивал пороги агентств, поднимался на каждый новый корабль в порту, предлагая свои услуги, и наконец его приняли младшим офицером на торговое судно «Бристоль», которое совершало трансатлантические рейсы между Англией и Бостоном, перевозя почту, товары и колонистов. Два года его дела шли относительно неплохо и стабильно, но отношения с женой не заладились. Они встретились, как два одиноких и несчастных человека, но не смогли найти компромисс. Дороти не устраивал муж, который почти не бывал дома, а Генри категорически не собирался становиться клерком или грузчиком. В итоге супруги решили расстаться.

Во время очередного рейса «Бристоль» зашёл за водой в попутный порт Сент-Джорджес на Бермудских островах. Здесь корабль задержали за ввоз контрабанды: несмотря на то, что Бермуды не были конечной точкой маршрута, таможенники тщательно обыскали всё судно и обнаружили в каюте капитана не указанную в декларации партию английской шерсти и ситца. Недавно назначенный губернатор Исаак Ришье был очень уверенным в себе, представительным мужчиной лет сорока пяти с большими рыжеватыми усами, пышными бакенбардами и обширной плешью. Он проявил большое рвение, выискивая поводы для конфискации корабля. В его присутствии были допрошены офицеры, в том числе Эйвери, который абсолютно ничего не знал о секретных делах своего капитана, зато воспользовался удобным моментом, чтобы обратиться к губернатору по поводу трудоустройства, упирая на свой военный опыт и отличное знание морского дела.

– Что ж, возможно, у меня есть для вас работа, – ответил губернатор, пару раз куснув свои шикарные усы. – Зайдите завтра после обеда в мою резиденцию.

Глава вторая. Нарушитель закона

В назначенное время Эйвери поднялся по мраморным ступенькам губернаторского дворца. Лакей провёл его в приёмную и усадил в кресло. Через несколько минут вошёл Ришье.

– Вы упомянули, что служили в королевском флоте и имеете военный опыт? – поинтересовался он, тоже садясь в кресло, закидывая ногу на ногу и не тратя время на приветствия.

– Да, сэр. Я участвовал в нескольких морских сражениях, командовал рулевыми при артиллерийских обстрелах, несколько раз доводилось руководить абордажным отрядом во время боя. Это были успешные атаки, сэр. Если бы не поражение при Бичи-Хед…

– Знаете ли вы Вест-Индию?

Эйвери кивнул.

– Я не раз ходил туда на торговом корабле, возил лес, железо.

– А Западное побережье Африки?

– Хорошо знаю, сэр. Много раз бывал там на торговых кораблях, знаю фарватеры побережья Гвинеи, Сенегала, Бенина, Берега Слоновой Кости, знаю местных вождей…

– Похоже, вы действительно тот человек, которому я готов поручить один выгодный проект. Я дам вам корабль, вооружение и провиант. Также вы получите начальный капитал, который вернёте мне после первого рейса. Вы наймёте небольшой экипаж – человек двадцать-тридцать, не больше. И займётесь добыванием чёрного дерева – в Гвинее или где-нибудь ещё, это не моё дело. Затем повезёте ваш товар плантаторам Вест-Индии. И потом явитесь сюда. Вас будет сопровождать один из моих секретарей. Вы будете отчитываться перед ним по каждой из ваших операций и передавать ему мою долю. Ваше жалованье, как и остальных ваших людей, будет составлять десятая часть от прибыли. Согласны?

– Позволите сначала посмотреть корабль, сэр?

– Вы пойдёте в порт и найдёте там корабль «Артео». Вот вам записка для охраны – вас пропустят. Через три часа жду вас здесь с окончательным решением.

Выйдя на улицу, Генри вздохнул. Под «чёрным деревом» подразумевались негры-рабы – прибыльный, но хлопотный объект торговли. Моральный аспект такого бизнеса его мало беспокоил. Эйвери был воспитан на убеждении, что люди с другим цветом кожи не способны испытывать такие же эмоции, как белые люди, не способны так же усваивать знания – иными словами, стоят на слишком низком уровне развития, и потому всё их существование должно служить благополучию белой расы вообще и англичан в частности. Проблема состояла в другом: Ришье ни слова не сказал о лицензии. Работорговля находилась под контролем Королевской Африканской компании. За соблюдением государственной монополии следил военный флот, который топил нелегалов, так что это была опасная работёнка: можно было получить как копьё от негров, так и ядро от соотечественников, но у Эйвери не было других вариантов. Да он уже и сам искал какой-нибудь нелегальный заработок, поскольку понял, что иначе так и останется нищим, и даже без сбережений на случай травмы или болезни. А во время службы в военном флоте он набрался таких навыков, которые открывали перед ним массу перспектив.

«Артео» оказался небольшим новым бригом, вполне пригодным для полувоенных операций, которые предложил ему Ришье. Когда Эйвери возвращался в дом губернатора, его догнал худощавый моряк лет сорока, среднего роста, в суконном камзоле, с просмолённой косицей и насмешливым выражением лица.

– Куда ж ты так несёшься, чисто страус, клянусь ослом пророка Мухаммеда! Стой!

Генри остановился, вопросительно глядя на собеседника, а тот продолжал весело трещать.

– Ты – Эйвери, помощник капитана с шлюпа «Бристоль». А я – капитан Томас Тью с «Эймити». Ришье предложил тебе заняться нелегальной работорговлей? Да не смотри на меня так – он и мне это предлагал, и Уэйку, и Мэйзу. Да только мы в цене не сошлись: он говорит: отдашь девяносто процентов прибыли. А я – да ни в жизнь! Такой риск только за половину. Ворюга он, этот Ришье. И вообще, слишком это опасно, и не только из-за риска ввязаться в драку – таких пустяков наш брат никогда не боялся. Наши прекрасные аристократы, да сожрёт их Вельзевул, не стерпят ущемления их прибыли. На твоём месте я бы подумал, клянусь червём на удочке апостола Андрея!

– Спасибо тебе за совет, и вообще, рад знакомству. Но у тебя есть корабль, а у меня его нет. У меня сейчас ничего за душой нет. Поэтому вынужден принять предложение губернатора.

– Ну смотри, парень, береги себя!

Тью отечески потрепал Генри по плечу и пошёл к причалам. Весь он был весёлый и лёгкий, даже походка у него была забавная – почти вприпрыжку. Но внимательный, колючий взгляд выдавал, что этот человек далеко не так прост, как может показаться.

Генри проводил его взглядом, в очередной раз вздохнул и вошёл в дом губернатора. На следующий день он занялся набором экипажа и укомплектовал команду самыми отчаянными людьми, каких только смог найти на острове. Хорошенько взвесив то, что сказал ему Тью, и не желая испортить себе всю оставшуюся жизнь, он уже на этом этапе начал представляться под кличками: капитан Бенджамин Бриджмен, или Долговязый Бен, избегая сообщать своё настоящее имя. Также он начал задумываться о смене подданства и переезде в Вест-Индию. Голландские территории были для него закрыты, ибо Англией правил штатггальтер Вильгельм Третий Оранский. Испания находилась с ним в союзнических отношениях, следовательно, для Эйвери был открыт путь только в какую-то из французских колоний.

Как только на корабль были загружены припасы, Эйвери вышел в море – впервые в звании капитана. Он был великолепно знаком с обстановкой в Западной Африке и знал, что там постоянно идут внутренние войны. Местные вожди под разлагающим воздействием белых работорговцев быстро почувствовали вкус к лёгкой наживе. Они отправляли вооружённые отряды вглубь побережья для набегов на чужие деревни и захватывали жителей, которых использовали для труда на золотых рудниках или продавали белым перекупщикам. Эйвери причаливал к берегам Гвинеи и договаривался со знакомыми ему местными вождями о покупке партии их пленников за сумму, которая вдвое превышала плату от капитанов королевского флота. Он и сам совершал рейды, поднимался на шлюпках по рекам, захватывал рабов и потом вёз их к кораблю на плотах.

Покидая Гвинею, Эйвери договорился со своими поставщиками, чтобы те придерживали лучших пленников для него и не продавали их капитанам Королевской Африканской компании. Те так и поступили. Одним этим поступком Генри нанёс настолько серьёзный урон официальной работорговле, что это вызвало беспокойство и даже смятение в высших кругах английской знати, которая терпела убытки. Однажды, когда на «Артео» грузили очередную партию людей, приведённых местным вождём, в бухту вошёл ещё один парусник. Это было лицензионное работорговое судно, и его капитану не понравилось присутствие конкурента-нелегала. Он поднялся на борт к Эйвери в сопровождении хорошо вооружённого отряда.

– Кто ты такой? Покажи свою лицензию! – с ходу набросился он на капитана, который стоял на мостике, готовясь к выходу в море.

– Меня зовут Лонг Бен, и лицензии у меня отродясь не было, – невозмутимо ответил Эйвери.

– Тогда я требую отдать мне рабов, которых ты незаконно захватил на этой земле!

Генри пристально посмотрел на незваного гостя. Тот продолжал суетиться и угрожать, но был нокаутирован молниеносным ударом в челюсть. А Эйвери, вытащив саблю из ножен, перешагнул через упавшего противника и бесстрашно двинулся навстречу вооружённому отряду. Один из пришельцев навёл на него пистолет, но тут же сам свалился с простреленным черепом – бывалая команда «Артео» не теряла времени даром. На борту произошла короткая потасовка, в результате которой часть визитёров бежала, двоих убитых сбросили за борт, а трое, включая нокаутированного капитана, были закованы в кандалы и спущены в трюм, в компанию к чёрным пленникам.

Эйвери не мог продавать свою добычу в английских или голландских портах, где ему грозил арест и конфискация, поэтому эту партию рабов он привёз на французский Сен-Доменг, в город Пор-де-Пэ. Когда до порта оставалось всего несколько часов, он стоял на капитанском мостике и вспоминал одну встречу, которая произошла много лет тому назад.

…В 1678 году, когда Генри исполнилось девятнадцать лет, во время очередного рейса на шлюпе «Лорентин» он попал на Ямайку. Матросы много говорили о том, что в Порт-Ройяле базируются пиратские корабли. Эйвери испытывал большое любопытство по этому поводу и хотел поглядеть на джентльменов удачи. Шлюп разгрузили, и на следующее утро молодой моряк отпросился на берег. Он шёл по прогретой солнцем улице, разглядывал прекрасные особняки с уютными садиками и размышлял, как всё это не вяжется с репутацией пиратского гнезда. Юноша остановился перед роскошным двухэтажным дворцом, украшенным скульптурами и колоннами. На крыше была устроена крытая терраса, оттуда доносились хриплые голоса и взрывы смеха: было похоже, что там шла гулянка, несмотря на раннее утро. Генри не знал, что это резиденция самого Моргана, лейтенант-губернатора Ямайки, в недавнем прошлом знаменитого пирата, большого любителя пиров и попоек.

Пока молодой моряк разглядывал дом, ворота открылись, и привратник с поклонами выпустил на улицу высокого и красивого мужчину лет двадцати пяти, одетого в камзол из бледно-голубой тафты и такие же бриджи. Эту одежду отличал прекрасный пошив и военный покрой, но на ней не было галунов или других украшений, кроме чеканных серебряных пуговиц. Ворот камзола был расстёгнут, из-под него виднелась рубашка из белоснежного батиста без кружев. Длинные светлые волосы незнакомца были схвачены простым кожаным шнурком. Концы усов были зачёсаны вверх, по испанской моде, и Генри отметил, что такой фасон ему очень к лицу. На голове красовалась изящная соломенная шляпа, а поясом служил белый шёлковый шарф, из-под которого торчали рукояти больших парадных пистолетов, отделанных серебром и перламутром. Изящные ботинки из мягкой серой замши были украшены чеканными серебряными пряжками. Мужчина прихрамывал и опирался на трость – его левая икра была забинтована. Он направился вдоль по улице, с явным удовольствием подставляя лицо свежему ветру. Генри пошёл следом, пытаясь угадать, кем может быть этот человек. Несмотря на отсутствие показной роскоши, его одежда была явно не из дешёвых. Может быть, он купец или местный чиновник? А почему тогда ковыляет пешком, а не едет верхом или в портшезе? Или это какой-нибудь богатый наследник, путешествующий ради своего удовольствия, но где он тогда получил свою рану?..

На перекрёстке открылся вид на порт. Тут незнакомец остановился, стараясь что-то разглядеть среди стоящих у причалов кораблей – а может быть, просто решил немного отдохнуть, опираясь на трость. В этот момент порывом ветра с него сдуло шляпу и понесло к морю. С больной ногой у него не было шансов догнать свой предмет гардероба, тогда Генри сорвался с места, поймал шляпу, отряхнул с неё пыль и, улыбаясь, отдал хозяину. Тот смущённо улыбнулся:

– Благодарю вас, молодой человек! Все моряки повязывают платки на головах, а вот я люблю шляпы, но не рассчитал, что с моей ногой не смогу гоняться за ней по всему острову.

«Значит, он всё-таки моряк», – подумал Генри.

– Вы ранены, сэр?

– Да, поймал две пули. А ты с какого судна и чем здесь интересуешься?

– Я Генри Эйвери, младший матрос со шлюпа «Лорентин», мы пришли из Англии с грузом полотна и железной ковани. Простите, сэр, я слышал, что сюда заходят пираты. Могли бы вы сказать мне, где они собираются – может, в какой-нибудь таверне? Я хотел бы посмотреть на них.

– Ну что ж, смотри!

Блондин плотнее нахлобучил свою шляпу и с улыбкой повёл головой вправо-влево.

– Лоренс де Графф, капитан баркалона «Агреабль», к твоим услугам.

Генри смотрел с разинутым ртом: этот красивый и элегантно одетый человек оказался пиратом!

– А… Вы были ранены в бою с испанцами?

– Угадал. Знаешь, если у тебя нет других дел, пойдём в сторону моего дома, иначе мой хирург явится и обнаружит, что я не соблюдаю постельный режим, примется закатывать глаза и поднимать руки к небу. Так-то он прав, конечно, но время не терпит… А ну-ка скажи, не хочешь ли присоединиться к моей команде?

– Э-э… Спасибо, сэр, я пока не думал… Я мечтал стать военным моряком, как покойный отец…

– Ну, я закинул тебе в голову эту идею, подумай… О! А вот и мои парни.

Это были двое моряков, которые вразвалку поднимались со стороны порта. В них Генри сразу признал пиратов: рубахи нараспашку, начищенные сабли, суровые лица и пресловутые платки на головах.

– Хэй, капитан, ты уже на ногах! – радостно воскликнул по-французски коренастый брюнет лет тридцати, с копной вьющихся волос.

– Да, братишка Бешеный, и у меня хорошие новости: Морган только что обещал помочь с порохом и провиантом. Скоро снова пойдём колошматить испанцев.

– Смотрю, ты успел завербовать новичка? – поинтересовался второй пират, отличавшийся на редкость атлетическим сложением, и дружески положил руку на плечо Генри.

– Пока нет, это просто хороший парень, поймал мою улетевшую шляпу. Пойдём в «Три кочерги»? Я ещё не завтракал – ведь у Моргана если сядешь за стол, то трезвым не уйдёшь, – беспечно предложил блондин, обращаясь сразу ко всем троим.

Харчевня «Три кочерги» находилась совсем близко, из распахнутых дверей доносились смешанные ароматы кушаний. Капитан вошёл первым, тяжело опираясь на трость. Генри с сочувствием подумал, что он просто уже не мог идти дальше.

– Ахой, хозяин! Подай-ка нам вон за тот стол большую сковороду яичницы с беконом и свежие лепёшки! Ещё – кофе… и-и-и побольше чистой холодной воды.

Через пятнадцать минут все четверо сидели за небольшим столом возле окна и поглощали дымящуюся яичницу. Пират по кличке Бешеный высказывал предположения, куда пошёл на своём корабле какой-то ван Хоорн и что он может там найти. Де Графф, макая в желток кусок лепёшки, с шутками рассказывал, как отреагировал Морган на его просьбу помочь со снаряжением. Генри находился в лёгком потрясении от того, насколько легко морские разбойники приняли его в свою компанию, да ещё угощают завтраком, а обаяние капитана зашкаливало. Он казался беспечным богачом, а не морским волком, но факты говорили об обратном: этот модник недавно побывал в бою, а сейчас вышел на улицу с недолеченными ранами, чтобы встретиться с самим Морганом, с которым явно состоял в дружеских отношениях. Генри улучил момент, когда Лоренс насытился и откинулся на спинку стула с кружкой в руке.

– Простите, сэр… Вот я смотрю – вы трое выглядите намного веселее и добрее, чем моряки на моём корабле. Почему так? Может быть, вы объясните мне, что есть хорошего в пиратстве?

Де Графф серьёзно и пристально посмотрел юноше в глаза.

– Ничего хорошего в пиратстве нет, просто наш мир построен на грабежах. Богатые грабят бедных, испанцы грабят индейцев, мы грабим испанцев. Бывает по-всякому, но часто пиратами становятся те, кому больше некуда деваться, кроме как ноги протянуть. Сам Морган так начинал, и я тоже. У нас не было выбора! Зато выбор есть у добропорядочных чиновников и купцов с банкирами, которые скупают нашу добычу за одну двадцатую стоимости. Бывает так, что они в долг снаряжают корабль – только идите, грабьте! Пират совсем не обязан быть мерзавцем, а мерзавцы не всегда являются пиратами.

– Но можно же пойти в военный флот, разве не так? Это не будет разбоем или нарушением закона!

– Военные корабли занимаются разбоем ничуть не меньше, парень, а может и больше. Я запрещаю обижать пленных и всегда отпускаю их на свободу. Солдаты любого короля куда более жестоки. Этот остров раньше населяли индейцы, но испанцы их уничтожили всех до единого – совсем не пираты, заметь. Думаешь, мы только и делаем, что слоняемся по морям и грабим всех подряд? Нет, мы служим той стране, в чьём порту находим пристанище, подчиняемся местным властям и выполняем их неофициальные приказы. Пираты – это разновидность военного флота, но у нас есть определённые преимущества, первое из них – справедливая оплата.

– А… вы богаты, сэр?

– Я сбежал из Голландии в твоём возрасте. Был бедняком, был нищим, но вот уже третий год, как я плаваю под пиратским флагом, два года назад был избран капитаном, и вот недавно купил себе хороший кусок земли, чтобы устроить там дом и сахарные плантации. Теперь зарабатываю на обустройство всего этого хозяйства. Так что подумай сам, выгодно или нет быть пиратом. Надеюсь, что когда-нибудь уйду на покой, женюсь и буду жить в своём поместье. Если окажешься в Пор-де-Пэ на французском Сен-Доменге, заходи в гости, я буду рад, – смеясь, сказал пиратский капитан.

* * *

За прошедшие шестнадцать лет Генри много раз вспоминал этот разговор, тем более что имя «капитана Лорана», как прозвали Лоренса де Графф французы, стало очень известным. Теперь Эйвери, уже и сам в звании капитана, направлялся в Пор-де-Пэ и горел желанием снова встретиться с этим человеком, к которому испытывал самые тёплые дружеские чувства. Конечно, если он находится на берегу, а не ушёл в море.

Быстро распродав рабов, Эйвери навёл справки и узнал, что де Графф сейчас занимает на Сен-Доменге должность начальника милиции, помимо плантаций владеет домом неподалёку от порта и сейчас живёт там. Каменистая дорога привела Генри к резной калитке. Его встретил невысокий, крепко сложенный слуга в матросской одежде. Вокруг дома росли цветы и плодовые деревья, от калитки вела вымощенная камнем дорожка. Из глубины сада доносились детские голоса. Сидя на обитой зелёным бархатом тахте, Генри услышал приближающиеся размеренные шаги и встал, чтобы приветствовать хозяина. Видимо, ради гостя Лоренс накинул на плечи серебристый шёлковый камзол, под которым была простая батистовая рубаха и серые полотняные штаны до колен. За прошедшие годы пират приобрёл властные манеры и прекрасно развитые плечи, красивое лицо стало суровым, щёки прорезали морщины.