Год Алёны

У простых дел есть особенность - они уничтожают течение времени. Если не хотите замечать, как оно бежит - стирайте, гладьте, варите, поднимайте петли, выколачивайте половики. Шейте простыни!

Сердце – не место для экскурсий!

Оптимизм не жрет ни рыбу, ни мясо, ему нужны тонкие, прозрачные, искренние субстанции, настоянные на чистой вере и чистой крови. И никакой синтетики!

Мысли о болезни – это всегда мысли о смерти.

Теперь уже полгода, как дочь замужем. И появилось это одиночество, замечательное одиночество, благословенное одиночество, когда можно спросить себя, умную, и получить ответ, а можно и пожурить себя, дурочку.

Надо уметь бросать, надо уметь начинать, надо быть свободным хотя бы в самом себе…

Ибо помогали друг другу люди настолько разные, что в других, человеческих, ситуациях они бы на разные стороны улицы переходили, а война – и все уже иначе. На глоток воды, на щепотку табака, на пять минут тепла не нужно узнавать, кто ты и что ты… Универсальный контакт войны…

– Нин! – сказал он тихо и взял ее за руку. – Что у тебя не так? Ты мне скажи…– Женька шлет тебе привет, – солгала Нина.– Спасибо, – солгал он.Ложь-батут подбросила их в невесомость.Вышел Стасик. Обнял их за плечи.– Родненькие мои, я вас люблю. – И он тоже подпрыгнул на батуте.

Нина была уверена, что мама знала, как мало ей осталось. Было в ее глазах какое-то странное понимание, какая-то пристальность. Она подолгу разглядывала свои руки, сгибала и разгибала уже затвердевшие пальцы, потом попросила подрезать ей ногти. Нина была неосторожна и уколола ее. Показалась капля крови, густая, лениво застывающая. Как будто кровь уже засыпала навсегда, а Нина ее побеспокоила, и она явилась на свет с абсолютным к нему безразличием, потому что медленно текла уже в другую, противоположную сторону. Мама смотрела на эту каплю так внимательно, как не смотрят ни на что в обычной жизни.Нине же поведение мамы казалось чуть ли не претенциозным: полчаса разглядывать укол. Так уж больно?А не было никакой претенциозности.Было другое. Была воистину последняя капля крови, застывшая на кончике пальца.

Но война тем и страшна, что лишает человека индивидуальности, ей не важно, какой он: сильный, слабый, умный, глупый, пьющий ли, трезвенник, талантливый или бездарность, – важно, чтобы умел попадать в цель. Ей требуется всего одна человеческая функция. Что еще может быть страшнее этого?