Kitobni o'qish: «Золотое правило молчания»

Shrift:

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Глава 1

– Алекс, потанцуешь со мной? Ну, Алекс, уважь одинокую даму!

Заместитель генерального директора – Анна Витальевна Холодова – была изрядно выпивши. Проще говоря – она была в хлам! Интересно, когда она успела так накидаться? Они час всего сидят за столиками, отмечая назначение сына хозяина фирмы на должность генерального директора, а его заместитель уже готова к танцам. Никто еще не отплясывал. Ни один зад не поднялся со стула по этой причине. Бегали покурить и в туалет, и только.

– Анна Витальна, всегда готов уважить, но давайте выпьем для храбрости? – двинув ногой пустующий стул рядом с собой, Саша широко белозубо ей улыбнулся. – Составите компанию?

– Легко! – делая невероятно мягким «ль», ответила Анна, с пьяной «грациозностью» опускаясь на стул. – Что станем пить?

Ей бы по-хорошему минералки хлебнуть, но как предложишь! Обидится. Злобу затаит. Помня, что Анна всегда предпочитала вермут, Саша потянулся за бутылкой.

– Нет, нет, нет, Алекс. Мне, пожалуй, водички, – шепнула она ему, приблизив свой рот так близко к его уху, что губами коснулась мочки.

Его передернуло бы, не контролируй он себя так умело. Изучил ее за пять лет работы под ее началом. И паузу держать научился, и не шарахаться, когда она липла, и отвечать на ее вольные шутки глубокомысленным: «Посмотрим…»

Правда, прежде Холодова столь вольно себя с ним не вела. Все изменилось с некоторых пор.

Видела бы Сашу в такие минуты его мама. Расплакалась бы непременно. Ее сын – отличник, медалист, подающий надежды студент, талантливый аспирант – улыбается во весь рот наглой, озабоченной тетке, которая старше его на пятнадцать лет.

Ах, мама, мама! Бедная, наивная умница. Она так и не сумела принять современность с ее ускоряющимся падением нравов и стремительным развитием различных технологий, которые – на ее взгляд – погубят в дальнейшем человечество. Она все еще продолжала держаться за серп и молот прошлого, в котором находила много преимуществ перед настоящим.

Саша благоразумно помалкивал, когда мама принималась подвергать нынешнюю жизнь критическому анализу. Он был очень хорошо воспитанным мальчиком. И знал, что в некоторые моменты надо уметь держать паузу. Да и что бы он мог ей сказать?

– Я просто не понимаю, зачем на совершенно здоровые зубы надевают коронки! Потому что это модно и бело? – сокрушалась она недавно в телефонном разговоре с ним.

Он молчал в ответ, потому что всего два месяца назад сделал себе зубы. Свои не были у него безупречными, но и не болели, и уж точно не стоили того, чтобы их закрывали белоснежными искусственными винирами. Но Анна Витальна как-то за обедом в ресторанчике по соседству с их офисом шепнула ему, что над ним начали потешаться.

– Ты же представляешь фирму на международном уровне, Алекс, а у тебя старая пломба в верхнем среднем резце размером с кулак. Непорядок! Надо соответствовать.

Он старался соответствовать. И довел себя до параметров требуемого современностью совершенства. Мускулы везде, где надо. Легкий загар. Красивые зубы. Ухоженные ногти. Никакой лишней растительности. Дорогая одежда и обувь. Квартира в центре. Пусть и съемная, но в центре же. Престижная машина. Ах да, еще часы! Забыл, бестолочь. За эту игрушку он выложил двести пятьдесят тысяч. И почти заплакал, когда мама похвасталась, как дешево ей удалось купить диванчик в прихожую на распродаже.

– Сорок тысяч, сынок! Это такая удача!

Маме он старался помогать. Она упорно старалась помощи не принимать. И все пять лет, что он работал и присылал ей деньги, отправляла их на специальный счет, открытый на свое имя, но для него…

– Почему же никто не танцует? – попыталась наморщить идеально гладкий лоб Анна Витальна. – Час сидим. Скучно.

– Не время, видимо. – Он едва пальцы не скрестил, чтобы не обнаружились желающие танцевать. – И наш новый генеральный, по-моему, такой серьезный. Складывается впечатление, что все мирские радости не для него. Он где-то на своей волне. На правильной, я имею в виду.

Саша старался быть осторожным в своих суждениях. Чтобы из его слов не поспешили сделать никаких выводов. Чтобы выводы эти не обросли домыслами и не превратились в сплетни, автором которых назвали бы его.

– Наш генеральный не просто темная лошадка, – еле разлепляя губы, проговорила Анна Витальна. – Он – черный конь! С налитыми кровью глазами.

– О как!

Саша слегка отодвинулся и с интересом посмотрел на зама новоиспеченного генерального. Анна Витальна, как ни странно, заметно протрезвела. Видимо, два стакана ледяной минералки, выпитой залпом, ее освежили.

– Он опасен, Алекс. Очень опасен, – продолжила она свою речь, скованную едва разжимающимися губами – это она так изображала заговорщика. – О нем ходят такие слухи!

Красиво подведенные глаза Анны Витальны округлились.

– Какие слухи?

Саше было очень интересно. Он напрямую подчинялся ей – Анне Витальевне Холодовой. Она была креативным директором с весьма размытым перечнем обязанностей, ограниченной ответственностью и полной властью в отсутствие генерального. Сам Саша отвечал за все сразу. Связи с общественностью, пресс-конференции, организацию досуга и расселение приезжающих делегаций. Попутно могли еще и документации накидать ему на стол для рассмотрения и систематизации учета.

– Ты – подающий надежды ученый – бегаешь с портфельчиком за корреспондентами?! – пришла в ужас мама, когда он ей сдуру рассказал.

– Мама, это они за мной бегают, – поправил он ее.

– Но ты мог бы пригодиться своей стране как ученый. Ты селекционер, Саша! Ты еще школьником мечтал выводить новые сорта пшеницы и…

– Все дело в плотности, мама.

– В плотности зерна? – не поняла она – его милая, наивная умница.

– В плотности селекционеров на душу населения, мам. Их достаточно. Инновационных разработок – тоже. Желающих получить гранты – ужас сколько. А вот получивших… Их не так много. И я не среди них.

Он лукавил. Попросту обманывал мать – наивную умницу, все еще верившую в светлые идеалы коммунизма.

Его пригласили работать на эту фирму сразу, как он закончил аспирантуру. И поскольку фирма занималась новейшими разработками в области сельского хозяйства, у него даже не возникло повода отказаться. Но вот потом…

– Вы очень коммуникабельны, энергичны, грамотны, Алекс, – встретила его такими словами на повторном собеседовании Анна Холодова. – Вашей внешности и талантам найдется более удачное применение, чем без конца таращиться в микроскоп и чахнуть над пробирками. Будете моим заместителем. Вот это ваша стартовая заработная плата. На время испытательного срока.

Холодова подсунула ему бумажку с цифрой, от которой у него мурашки побежали по спине.

– Для сравнения – вот это зарплата старшего лаборанта, на должность которого вы так рветесь, – на стол перед ним легла еще одна бумажка, с цифрой заметно скромнее. – Когда еще вы проявите себя как ученый. Пока результаты ваших изысканий заинтересуют руководство нашей фирмы, сколько воды утечет. А кушать хочется уже сегодня. Не так ли?

Она тут же потащила его в ресторанчик по соседству с фирмой. Там питались руководители высшего эшелона. Персонал рангом ниже переходил дорогу, где обосновался ресторанчик поскромнее. И пока Холодова кормила Сашу обедом за свой счет, она все время читала ему нотации.

– Вы, с вашей внешностью, можете иметь все в этой жизни. А если не все, то многое. – Она жадно ощупывала взглядом его лицо. – Что на вас за куртка, что за ботинки? А этот ужасный джемпер с распродажи!

– Как вы угадали? – растерялся он.

– Сама в таких ходила, Алекс. Когда глаз у меня горел и хотелось сделать переворот в науке. Азартная была, с негаснущим энтузиазмом, но очень, очень глупая. С тех пор поумнела. И теперь занимаю этот пост. Много зарабатываю. Много чего имею. Довольна своим положением.

– Почему я? – задал он ей резонный вопрос. – Соискателей же много.

– Потому что у тебя в глазах то, что было у меня когда-то, – призналась она с неожиданной грустью. – Ты горишь желанием изменить мир. Как я прежде. И ни следа алчного интереса. Никакого подобострастия. От этого тошнит. И это я за версту чую. Все это меня подкупило. И я тебе помогу…

Она опекала его как собственного сына. Она учила его, поощряла, когда надо было – ругала. Но никогда прилюдно.

– Я не могу позволить, чтобы мой помощник стал предметом насмешек. Я могу тебя ругать. Больше никто.

Он был ей признателен. Его авторитет заметно рос. Доходы тоже. При этом Холодова никогда не лезла к нему с непристойными предложениями.

До недавнего времени.

Стоило генеральному уйти, как ее притязания на Сашу вдруг возникли словно из ниоткуда. Пока она еще напрямую не говорила ему об этом, но намеки сыпались. Сегодня ей вдруг потанцевать с ним захотелось. На глазах у всех. Она словно столбила его публично после ухода их генерального на пенсию.

Все же знали, что они были давними любовниками…

– Так что о нем говорят, Анна Витальевна? Он же сын бывшего генерального – так?

– Так, да не так, – едва слышно фыркнула она и запросила еще воды.

Саша послушно наполнил ее стакан, она его тут же осушила наполовину.

– Во-первых, у предыдущего генерального – Жорика – не было своих детей. Никогда! Он не мог, по слухам, их иметь.

– Вот это да! – опешил Саша. – А как же его семья? Там же их семеро по лавкам!

– Не семеро, а всего трое. – Она слегка наморщила нос. – Двое приемных. Один от первого брака его супруги.

– Не знал. А этот тогда откуда взялся? Георгий его представил всем как своего сына. И они похожи как будто.

Анна Витальевна Холодова села ровно. Минуту рассматривала парня тридцати пяти лет, сидевшего во главе банкетного стола, и удивленно проговорила:

– А ведь ты прав. Они как две капли. Почему я сразу не заметила? Получается, Жорка мне врал, что детей иметь не может? И этот Алексей… Алексей Георгиевич – в самом деле, его сын? Обалдеть! Алекс, с меня шоколадка за прозорливость. Вот Жорка, вот старый скот!

Саша не стал с ней спорить и говорить, что Алексей вполне может быть племянником Георгия или даже младшим братом, отсюда и такое сходство. Анна отвлеклась, оставила его в покое, забыла о танцах, уже хорошо.

Пользуясь заминкой, он встал и направился в туалет. Надо было освежить лицо. В зале ресторана сделалось страшно душно. Какой-то умник врубил систему отопления на полную мощность, опасаясь, что гости замерзнут, и Саше в новеньком костюме-тройке было жарко и некомфортно. Пиджак к тому же еще жал под подмышками. И Холодова домогалась. Все к одному!

Ему очень хотелось домой. Он уже трижды заходил в приложение такси, как назло, машин поблизости не было.

Саша вымыл ледяной водой лицо и руки, вытер бумажным полотенцем, пригладил волосы. Стрижка была безупречной. Глянув на себя в зеркало, он остался доволен увиденным. Чуть сдвинул с плеч пиджак, выгнув шею, понюхал. Нет, по́том не пахло. И только собрался выйти, как услышал, что кто-то возле туалетной двери разговаривает.

Это были мужчины. Двое.

– Самый умный, да? – противно и незнакомо захихикал первый мужчина. – Считаешь всех дураками?

– Отстань, – невнятно и так же незнакомо произнес второй голос.

– А я вот сейчас пойду и всем расскажу. Что скажешь?

– Отстань, – не меняя интонации, снова ответил незнакомый второй голос.

– Ну-ну… Я-то отстану, а вот тебе придется объясниться кое с кем. Пацаны ничего не забыли. И все помнят. Надо же… Вот это встреча!

Голоса тут же затихли, раздались шаги. Саше показалось, что мужчины ушли в одну сторону.

Он приоткрыл дверь. Осторожно выглянул. Никого. Зачем-то прошел в левую сторону – коридор вел на кухню. Там никого. Дверь в кухню была плотно закрыта. Потом пошел в ту сторону, откуда пришел, – в банкетный зал. Снова на пути ему никто не попался. Даже желающие посетить туалет. Саша вернулся в банкетный зал.

Там уже бешено гремела музыка, народ вовсю танцевал. Свет приглушили до непотребного. Даже лиц было не рассмотреть. В сполохах неоновых вспышек, сопровождающих музыкальную композицию, были видны лишь силуэты. Кого-то Саша узнал по одежде. Кого-то нет. Он поискал взглядом Холодову, не нашел ее яркого алого платья среди танцующих и решил, что самое время уйти.

Но тут музыка стихла, включили свет – не такой яркий, как прежде, но все же позволяющий видеть лица. И Саша увидел, что единственным не танцующим был их новый генеральный директор – Алексей Георгиевич Агапов. Он сидел на прежнем месте – во главе главного стола и, подперев кулаком щеку, с интересом наблюдал за людьми, которые уже в понедельник превратятся в его подчиненных.

Надо было попрощаться. Хотя бы с ним, раз Холодовой нигде нет.

– Алексей Георгиевич, разрешите откланяться, – с улыбкой протянул ему руку Саша, пробравшись вдоль стены к его месту во главе стола.

– Уже уходите? – генеральный привстал, пожал руку и снова сел.

– Да. Что-то устал.

– Не любите подобных мероприятий? – догадливо улыбнулся Агапов.

– Признаться, не очень.

Он стоял перед ним в странной позе полупоклона и не знал, что делать. Уйти хотелось, но начальник разговор ведет. Удалиться невежливо. Остаться тоже не вариант. Народ начал трепать диджея, требуя каждый свою любимую музыку. Сейчас она взревет и слышно ничего не будет.

– А где же Анна Витальевна? Она так активно вас окучивала, Алекс.

Он так похоже изобразил Холодову, что Саша не выдержал и фыркнул. Генеральный фыркнул в ответ. И через мгновение они оба заразительно хохотали.

– Я не знаю, где она.

Ему пришлось сопроводить свои слова жестами. Как раз заиграла музыка, оглушив с первых аккордов.

Агапов-младший приложил к ушам ладони лодочкой, сделал страшные глаза, и тут потух свет. В том смысле, что ради танца потух, сопровождая энергичные движения тел яркими вспышками и лучами. Поймав на себе один из таких лучей, Саша показал генеральному, что уходит, изобразив указательным и средним пальцами ходули. Тот энергично закивал и тут же отвернулся от следующего яркого луча, ударившего ему по глазам. Саша понял, что более удачного момента, чтобы уйти, может не быть. И поспешил на выход.

Такси обещало прибыть лишь через двадцать минут. Он рано вышел. Стоять на ветру возле ресторана было холодно – без шапки, в коротком тонком пальто. Больше ничего не налезало на его костюм-тройку. Туфли на тонкой подошве. А вчерашняя снеговая каша неожиданно схватилась морозцем, и ощущение было такое, будто он стоит на земле в одних носках. Бросив взгляд на ярко освещенное ресторанное фойе, где было не просто тепло, а жарко, Саша все же решил подождать внутри. Проваляться с соплями все выходные он не планировал. Он собирался навестить маму. Когда они говорили в последний раз, она показалась ему грустной. Может, плохо себя чувствует? Заболела и не призналась?

Он не успел сделать пары шагов, когда по фойе что-то заметалось. Сквозь слегка отпотевшие окна казалось, что там, внутри, стремительно передвигается темное облако. Но, конечно же, облаку в фойе делать было нечего, темнел шелк чьего-то платья. И девушка или женщина, видимо изрядно выпив, теперь стремилась выйти наружу, но никак не находила двери. Без конца тыкалась левой ладонью – это он точно рассмотрел – в панорамное стекло. У нее ничего не получалось. Наконец выход нашелся. Дверь распахнулась. И прямо на Сашу, едва не сбив его с ног, налетела она – молодая, бледная, очень напуганная и совершенно трезвая.

– П-простите, – прошептала она, еле шевельнув посиневшими не накрашенными, что странно, губами.

Она стояла перед ним, комкая правой рукой просторную темную куртку. Оставляя на ней странные мокрые следы. Кажется, крови. Пальцы ее были в чем-то красном. Ну не в соус же она лазила пальцами, вылавливая куски мяса!

– Вы порезались? Что с вами? Вам надо накинуть куртку, в вашем шелке, – а она действительно была в воздушном шелковом платье темно-серого цвета, – вы промерзнете насквозь. Давайте, я вам помогу.

– Поможете чем?! – Она пятилась, правая окровавленная рука ее по-прежнему мяла куртку.

– Помогу надеть вам куртку. Вы из какого отдела?

Он точно никогда не видел эту девушку.

– Из архива, – прошептала она и качнулась.

Если бы Саша ее не поддержал, она упала бы. И понятно стало, почему он ее никогда не видел. Архива он никак не касался. И не бывал там. Только знал, что располагался тот в цокольном этаже здания. И документы там хранились не только их фирмы. Их архив оказывал услуги по хранению еще и сторонним организациям.

– Куртку дайте мне, – потребовал Саша, пытаясь вытащить ее из руки девушки. – Вы дрожите!

– Не надо, она в крови, – жалобно проговорила та.

Тут подъехало такси, которое вызвал Саша и которое ждал, промерзнув до костей. Он выпустил локоть девушки из руки и шагнул к машине.

Сколько он может с ней возиться!

– Лучше увезите меня, пожалуйста. Увезите меня отсюда, – неожиданно вцепилась она в рукав его пальто не выпачканной в крови левой рукой.

– Хорошо, поехали, – не особо размышлял он.

Помог ей усесться на заднее сиденье. Куртку она так и не надела. Села, держа ее на коленях. Саша решил сесть с ней рядом. Ему не понравился таксист. Небритый, куртка в крошках каких-то.

– Почему вы не одеваетесь? Как ваше имя? – сразу пристал он, как только машина отъехала от ресторана.

– Василиса. Мое имя Василиса, – проговорила она так же тихо, как и прежде. – Василиса Стрельцова. Я работаю в архиве нашей с вами фирмы. А куртку я не надеваю, потому что она в крови.

– Ничего страшного. Кровь можно вытереть салфеткой.

И он даже сделал попытку попросить у водителя такси влажную салфетку. Тот проворчал что-то про то, что не обязан и что клиент нынче обнаглел совершенно.

– Не надо. Прошу вас, – дернула Сашу за рукав левой рукой Василиса. – Я не стану одеваться. Куртка в крови! И это…

– Что – это, Василиса? – Он начинал терять терпение.

– Это не моя кровь, – произнесла она так, словно воздух вокруг нее внезапно закончился.

– А чья? Чья это кровь?

На кой черт он посадил в такси, вызванное для себя лично, эту полоумную девицу?! Так хотелось домой, в тепло. Сесть на подоконник окна, выходившего на центральный проспект. Привычно замереть, рассматривая Москву в неоновых ярких огнях. Он не уставал восхищаться. За один этот вид стоило платить такие деньги. И что теперь? Предвкушение отдыха испорчено. Девица чудаковатая.

– Чья это кровь, Василиса? – немного напрягся он, поймав на своем лице ее странный взгляд.

– Это кровь человека, которого убили в ресторане! – выдохнула она и заплакала.

Глава 2

– Ненавижу тебя, сволочь! – шипела на него Жанна, хватая со стула свою одежду. – Гад! Бессовестный гад!

– Сама такая, – вяло огрызнулся он, переворачиваясь с живота на спину и закидывая руки за голову.

– Я такая?! – возмутилась она, замирая с водолазкой отвратительного горчичного цвета в руках. – Это я испохабила нам выходной! Я отменила знакомство с моими родителями! Я просто так выкинула почти десять тысяч на одно бухло для праздничного стола.

– А зачем столько покупала? Я не пью. – Он подумал и добавил: – Почти. Для себя и своего папочки покупала? Так он не пьет ничего такого. Всему на свете алкоголю предпочитает спиртное собственного производства. Самогон он пьет, Жанна. А ты вино купила по трехе за бутылку. Зачем?

– А нам надо было приехать с пустыми руками, да? – ахнула она.

И руками всплеснула, а рукава ее водолазки повторили ее жест. И ему это показалось забавным. Словно у Жанки вдруг выросли еще две руки. Только очень худенькие и без пальцев с маникюром странного изумрудного цвета.

– Чего ты скалишься, что тебя так веселит?! – взревела она, забрасывая его декоративными подушками, купленными ею, как она считала, для красоты.

Красоты, на его взгляд, не было никакой. Одни неудобства и лишние поверхности для пыли. Приходилось их убирать с кровати, когда снималось покрывало. Потом приходилось заново расставлять их после сна. В строго придуманном Жанной порядке. Ну что за бред!

– Что ты скалишься, Фокин?

Ее лицо побелело, а нос заострился. Признак был скверным. Она готовила ему скандал. Отвратительный по содержанию. Она всегда так скандалила: заканчивала, забывая с чего начинала. Собирала все в кучу. Вспоминала каждый день их неудачных, неромантичных, на ее взгляд, отношений.

А он и не обещал, что будет легко! Он мент. Хороший мент, любящий свою работу. Добросовестно ее выполняющий. И не мечтающий ее поменять. На что, извините?

Жанна бегала по его спальне и орала. Красивой она была, на цыганку похожа – черноглазая, черноволосая. Фигура, ноги – все зачетное. На улице мужики на нее оборачивались. Но она же не только красавица.

Она такая дура! Импульсивная, нелогичная, истеричная. И он так от нее устал. А она каким-то чудом неожиданно уговорила его взять ее в жены. Он ведь совсем не собирался жениться. Ни на Жанне, ни на Анне, Маше или Наташе. Его все устраивало. Ему нравилась свобода. При его-то загруженных буднях! Сегодня вот и выходной законный оттяпал звонок из дежурки.

– У нас труп, майор, – оповестил дежурный. – Вернее, он еще ночью случился. Его увидели не сразу. И не сразу поняли.

Дежурный – известный говорун – попытался внести ясность, но только больше все запутал. И Павел решил, что комментарии надо прервать. Узнал адрес – на соседней улице. Уточнил примерное время прибытия группы. Понял, что у него в запасе минут пятнадцать-двадцать, и только тогда сообщил Жанне, что знакомиться с будущими тестем и тещей не поедет.

И вот теперь она бесится, орет, обвиняет, оскорбляет.

– Так, все, хорош.

Павел скинул с себя легкое одеяло. Он всегда спал под одеялом, никаких простыней. Хотя дома была жара, отопление работало на полную мощность, он иногда мерз. Любил тепло. Очень!

– Хорош орать, Жанка. Собирайся и вали, – скомандовал он тем самым тоном, который всегда приводил ее в чувство.

– В смысле?

Да, она опешила. Последнее слово всегда оставалось за ней. И он еще ни разу ее не выгонял. Ни разу за те полтора года, что они были вместе.

– В смысле – вали, Фокин?

Она встала перед ним, вытянувшись в струну. Почти голая – нижнее белье не в счет. Очень красивая, но…

Но он неожиданно почувствовал, что устал. И от красоты ее яркой. И от импульсивности. И даже страсти с ней в койке не хочет уже. Ему бы выспаться! Ему бы от всего этого отдохнуть!

– В смысле – все, Жанна. Совсем все! – Он поднялся с кровати, дотянулся до спортивных шорт на кресле, быстро надел их и двинулся к двери спальни. – Я устал. От тебя устал. От нас вместе устал. Мне надо мозги свежие иметь, у меня серьезная работа. А ты потрошишь меня ежедневно. Жениться вот заставляешь. А мне это не надо. Я не хочу жениться, Жанна. И знакомиться ни с кем не хочу.

Она начала одеваться. Как робот, со взглядом в одну точку. Это было что-то новое. Потом она распахнула его шкаф и принялась сдергивать свои вещи с плечиков. Дожидаться окончания сборов он не стал. Ушел в ванную. Пробыл там целых десять минут. Нарочно время тянул. Выбрился до блеска. Зубы начистил, хоть в рекламу себя рекомендуй. С контрастным душем наигрался так, что кожа горела.

Когда вышел, Жанны уже не было. И вещей ее в шкафу не было. И тапочек. И зубной щетки, она у нее стояла на зарядке в кухне. Она даже тарелки свои забрала, которые купила недавно.

– И ладно. – Он полез за старой посудой в дальний шкаф над дверью.

Туда Жанна сгрузила всю его посуду, которую Паше дарила его мать. Жанна сочла, что посуда не современная, к интерьеру не подходит. И еду подавать гостям – а она их подразумевала в их дальнейшей совместной жизни – на таких тарелках стремно.

А он любил эти тарелочки с блестящими полосочками по краю и забавными цветочками. Они ему детство напоминали – счастливое, беззаботное, улыбчивое. Родители всегда шутили, даже когда ссорились.

Быстро сделав себе овсяную кашу из пакетика, Саша проглотил ее, не заметив. Кофе уже сварился и стоял перед ним в старомодной пузатой чашке с милыми цветочками на одном боку.

Кофе утром он пил крепкий, черный, без сахара. Долго приучал себя к этому вкусу, так и норовил ложку сахара добавить. Потом привык и уже не мог по-другому. Только черный, только крепкий.

Он его допивал, когда телефон на подоконнике тренькнул принятым сообщением от Жанны. Она задавала ему последний, по ее понятиям, вопрос:

«Мы расстались? Это точно? Я могу считать себя свободной от обязательств?»

Он отправил ей короткое – «да». И тут же заблокировал ее номер. Она ведь не успокоится, станет писать снова и снова. Потом звонить. И снова писать. А ему надо сосредоточиться на работе. Судя по всему, убийство, произошедшее в ресторане ночью, будет с сюрпризами.

А чего хорошего ждать, если все ушли и никто не заметил, что мужик мертв? Ладно отдыхающие. А персонал? Как они зал закрывали?

– Все ушли, товарищ майор, – разводил руками старший менеджер. – Посуду и еду убрали со столов еще до того, как гости разошлись. У них же танцы начались. Орали, плясали, диджей выдохся.

– Кто уходил из зала последним, кто закрывал ресторан? – вытаращился на него Павел. – Ладно сами столы не сдвинули, на утро оставили, потому что сегодня ресторан посетителей не принимает, но мертвого парня должны были увидеть. Когда зал закрывали.

– Зал не закрывали. Просто заглянули, проверили: все выключено? Аппаратура, свет и прочее. А под столы никто не заглядывал. А он как раз там обнаружился утром.

– Как это? – недобро щурился на старшего менеджера Павел. – Убили его в центре зала. Надо полагать, во время дискотеки. А обнаружился он под столом! Мертвым полз? Так нет следов его перемещения. Лужа крови, затоптанная, есть. А следов волочения или того, что он полз мертвым, – нету. Как это объясните?

– Я не знаю!

Все пальцы, собранные щепотью, воткнулись в белоснежную рубашку менеджера. В том месте – на груди – тут же проступили мокрые пятна. Руки были потные. Лицо тоже взмокло. Даже волосы, тщательно зачесанные назад, блестели от пота.

– Его туда, значит, кто-то перенес, – предположил менеджер, с благодарностью принимая от Паши салфетки с не прибранного до конца праздничного стола.

Вытащив сразу несколько штук, он принялся вытирать лицо.

– Меня-то здесь не было на тот момент! Я ушел сразу после часу ночи. Наш директор на отдыхе с семьей. Оставил меня за старшего. А тут такое!

– По предварительному заключению нашего эксперта, – Паша перевел взгляд на худого лобастого Игоря Рыкова, все еще сидевшего, согнувшись в три погибели, над телом, – мужчина был убит до полуночи.

– Да что ты будешь делать! – захныкал менеджер и, вытащив из подставки оставшиеся салфетки, залепил ими глаза, плечи его заходили. Голос зазвучал глухо. – Я не видел. Я сидел у себя. Следил за кухней, чтобы блюда и напитки подавались вовремя. Я в зал даже не совался. Публика претенциозная.

– Кто они?

Он уже знал, но хотелось услышать от менеджера.

– Сотрудники фирмы «Геракл», какими-то разработками в области сельского хозяйства занимаются. Точнее не скажу. Был заказан зал на сто пятьдесят мест. У нас есть залы и поменьше, и побольше. Этот как раз на такое количество гостей.

– Ого! Целая толпа.

Павел с тоской обвел взглядом помещение. Просторное, неприбранное еще – и это хорошо. Сто пятьдесят пар обуви и куча отпечатков, и это не включая обслугу – это скверно. Работы непочатый край. Надо привлекать экспертов со стороны. Рыкову одному не справиться.

– И что, прямо все сто пятьдесят человек были?

– Даже больше! Пришлось еще стол ставить. Как мне объяснили, кто-то неожиданно вернулся из командировки.

– А что праздновали? Для корпоратива по случаю Нового года еще рано. Какой повод?

– Праздновали назначение нового генерального директора. Как мне объяснила его заместитель – а именно она отвечала за торжество, – это сын бывшего генерального директора и хозяина фирмы – Жоры Агапова.

– Вы так хорошо его знаете? – изумился Павел. – Что так вот, без протокольных почестей и отчеств – Жора?

– Так вы не знаете, кто он? – В испуганном взгляде старшего менеджера засквозило легкое превосходство. – Это о-очень авторитетный дядька. О-очень! Поговаривают, что состояние свое сколотил еще в девяностых. Рейдерством не брезговал. Ну и всякими разными вещами баловался. Это все больше разговоры, конечно. Но авторитета ему не занимать. Мало кто на него мог рот открыть. Сейчас вот отошел от дел. Устал, видимо. Сына поставил на свое место. Но это то, что я лично слышал от официантов. Сам я мало что знаю.

Павел потребовал, чтобы к трем часам дня весь персонал, обслуживавший вечеринку, явился в ресторан для дачи показаний.

– А если кто не захочет? Выходной. Всю ночь работали и…

– Если кто не захочет, привезут в отдел, – с неприятной ленцой перебил его Павел. – Вы сами из города не уезжайте пока никуда. И подойдите во-он к той важной девушке, распишитесь в протоколе осмотра места происшествия.

Важная девушка – старший лейтенант Алена Леонова – сидела в паре метров от них за столом, накрытым белой скатертью. Она, конечно же, все слышала и послала Паше откровенно злобный взгляд.

Леонова не должна была сегодня работать. У нее выходной. Законный! Первый за две недели. То дежурства случались, то усиления. Ей даже квартиру отмыть было некогда. И там до сих пор на подоконниках стояла одноразовая посуда в упаковках, неиспользованная в ходе празднования ее дня рождения. Подойдет вечером, тронет целлофан, захочет выбросить – и тут же руку одергивает. Чего выбрасывать, если все новое?

День рождения удался, как считала Алена и все друзья, ее в тот день посетившие. Причем не приглашала никого. А заявилось аж пятнадцать человек. Все веселые, горластые, с шариками, цветами, подарками. Сами накрыли стол, вытащив его на середину ее единственной комнаты в квартирке-студии. Пели под гитару до полуночи, пока соседи не пригрозили полицией, а Аленина бабушка, проживающая с ней на одной лестничной клетке, обещала прийти и надавать ей по заду тапкой. Потом пели уже без гитары и шепотом. И смехом беззвучным давились от бесшабашного веселья. Ушли так же – толпой – уже под утро. Она проспала весь день. Вечером кое-как убрала грязную посуду, что-то выбросила, что-то вымыла. Пропылесосила и…