Kitobni o'qish: «Ошибка выбора»

ПРЕДИСЛОВИЕ.

«А я никогда не встречала на своём пути таких мужчин. Где они вообще водятся?» – лениво подумала Мила, переводя взгляд с экрана ноутбука на окно. За окном была зима, тихо падал лёгкий снежок, по белым тропинкам, наскоро проложенным через заметённые газоны, сокращая путь, перемещались сотрудники клиники.

Мила лежала здесь уже вторую неделю. Попасть в эту государственную кардиологическую клинику было непросто. Но ей повезло и через знакомых своих знакомых за серьёзную услугу ей подсказали к кому надо обратиться, чтобы получить сюда направление. Мила всё сделала. А как не сделаешь, если речь идёт о жизни и смерти. Её, Милиной, жизни и смерти.

Мила вновь вернулась к посту о новом любовном романе. Читала она много с детства, а сейчас тем более. Чем ещё заниматься долгими одинокими днями и вечерами? Мужчина на картинке был хорош истинно мужской красотой: высокий, сильный, взрослый (что важно для Милы: читать про юнцов она не любила), тёмные волосы в аккуратной стильной стрижке, серые глаза, волевой подбородок, вскинутая в ироничном вопросе бровь и лёгкая, едва уловимая усмешка плотно сжатых красивых губ.

«Где они таких берут на свои обложки? А если такие фото есть в сети, значит, есть где-то и эти мужчины. Жаль, что я ни разу не встретила ни одного такого в жизни. И уже не встречу…». Врачи пока ничего не говорили, но Мила чувствовала, что дела её плохи, и надеялась только на чудо.

Она опять перевела взгляд за окно. Открывать новый роман пока не спешила. Ещё должна была подойти сестра с капельницей. «Пусть поставят, а потом уж почитаю спокойно», – решила Мила. Конечно, со смартфона было бы удобнее, но она привыкла к ноуту: экран побольше, печатать удобнее. Телефоном она всё равно пользовалась редко. Некому звонить.

На всём белом свете Мила была одна: тридцатипятилетняя женщина без родителей (ушли несколько лет назад), без родственников (близких нет, а дальних не знала), без детей. Откуда дети?! Если секс у неё был один единственный раз в жизни десять лет назад. И всё!

Она и сама не могла объяснить тогда своего поступка. Ведь ясно было, что это минутный порыв. Парень был известен, как хороший ходок, который ни одну юбку не пропустит. Но тогда… то ли настроение было такое, то ли ей надоело ждать неизвестно чего или кого. Мила махнула на всё рукой (а, гори оно синим огнём!) и решилась на ЭТО.

Да так и не поняла смысла в нервных и скорых телодвижениях, совершённых над ней в комнате отдыха. Даже нашла в себе силы подсмеиваться над своей наивностью и глупостью. Но не жалела. Парень её потом старался избегать, но она не собиралась его преследовать и принуждать к чему-то. Кивала ему при встрече, как прочим сотрудникам, и не подавала вида об их «приключении».

А больше у неё никогда никого не было. Ну, не случилось нужной встречи, что уж теперь. А после тридцати у неё вдруг не заладилось со здоровьем, не до секса стало: сердце, серьёзные аритмии. Вот и до клиники дело дошло. Может, помогут.

На работе о Милиных проблемах не догадывались. Её там вообще мало замечали: неяркая, незаметная, невидная. Правда, умная, хороший специалист и с большим чувством собственного достоинства. На время лечения Мила взяла отпуск. Годовые отчёты в их бухгалтерии были сданы, и начальница легко отпустила её на три недели.

Близких подруг у Милы не было, с приятельницами и коллегами она поддерживала поверхностные отношения. Так что никто об её отсутствии не страдал. Только соседка, такая же одинокая, но уже пожилая женщина, знала немного о Милиной жизни, потому что ей Мила оставляла ключи от квартиры, если приходилось куда-то уезжать. Мало ли что.

Мила поставила ноут на тумбочку. Где же сестра? Пора уже. Сегодня пульс вообще взбесился. Мила прикрыла глаза в ожидании процедуры и незаметно задремала. А проснулась уже в совершенно непонятном месте…

***

Многострадальный юг материка Тунибы отходил от очередной войны. Если на севере материка империя Ардасса давно покорила близлежащие земли и люди вели мирную жизнь, не зная горя, под властью мудрых (или не всегда мудрых) императоров, то на юге процесс объединения мелких королевств и княжеств в единое мощное государство был в самом разгаре.

Время от времени там вспыхивали войны, которые опустошали города, сёла и земли. Медленно, но верно, королевство Балерно ломало сопротивление более слабых соседей и расширяло свои территории. Когда войной, когда подкупом, когда династическим браком. И делало это не только ради своего блага: большинство этих мелких королевств и княжеств погрязли в гражданских и междоусобных войнах. Беглецы из них наводнили пограничные области Балерно, принося с собой безработицу, затраты на содержание беженцев и беспорядки на территориях.

Так не могло продолжаться долго, и король принял решение присоединить неспокойные земли к королевству и навести в них порядок по королевским законам. Но, чтобы соблюсти видимость дипломатических приличий, король принял просьбу местных теров о защите чести и достоинства. Теперь его войска могли на законном основании войти в оставшиеся две свободные территории: королевство Галери и княжество Инверан. В Инверане борьба теров и княжеской власти протекала особенно жестоко. Уже несколько лет там шла гражданская война. Но местным терам не удавалось скинуть династию, которая противопоставила себя народу. И тогда они обратились к королю Балерно за помощью. И её получили…

С появлением королевской армии, сопротивление княжеских войск было преодолено. Князь и его ближайшее окружение попытались бежать через горное ущелье на побережье океана в нейтральную Иринию. Но были задержаны на подступах к горам в небольшой местности Кардоу. Здесь и произошёл последний бой в этой войне. Княжеская семья была арестована и отправлена в Балерно.

Все взрослые члены княжеской династии после суда были казнены. Защитники династий и маги погибли в боевых действиях, население княжества за три года войны обнищало. Даже аристократы не могли уже похвастаться достаточными доходами. Да и откуда доходы?! Ведь многократные изъятия продовольствия в пользу воюющих сторон, поочерёдно занимающих города и сёла, привели к полному упадку сельского хозяйства, ремесла и торговли.

Но после войны присоединённые территории вошли в состав сильного и богатого королевства Балерно и стали пользоваться всеми правами коренных земель, кроме одного: права иметь собственных правителей.

Как только закончились военные действия многие мирные жители бывшего княжества ринулись на исконные королевские территории в поисках заработков и спокойной жизни. Потрёпанные войной, разрушенные и опустевшие Галери и Инверан после массового исхода трудоспособного населения совсем пришли в упадок.

Однако, короля Рэнульфа V такое положение дел не устраивало. Не для того он ввязывался в чужую гражданскую войну и не для того присоединял новые земли, чтобы потерять их экономически. Рэнульф, который уже открыто называл себя императором юга, в пику своему северному соседу, теперь прикладывал все силы к восстановлению разрушенного войнами хозяйства и приведению завоёванных земель хотя бы в первоначальный вид. Поэтому его указы даровали свободу и привилегии местным терам, если они не принимали участия в военных действиях. Все поместья, хозяйства и усадьбы были описаны и возвращены владельцам или их наследникам. Конечно, после принятия клятвы верности Рэнульфу.

Но всё равно восстановление шло медленно. И даже через десять лет было полно заброшенных хозяйств, усадеб и поместий. А ещё очень сильно не хватало магов. Во время войны они гибли в первую очередь, их не хватало сейчас не только в покорённых землях, но и в самом Балерно. Поэтому король подписал указ о бале выбора для магов. Он проводился теперь ежегодно на перелом года. Участвовать в этом бале могли все желающие теры. Но проходить выбор должны были только двадцать магов и магесс, свободных от брачных уз и помолвок.

Процедура проводилась публично, в большом зале дворца при помощи артефакта. Артефакт, который в народе уже прозвали магической свахой, накрывал своим полем присутствующих и выявлял среди них мужчин и женщин с подходящими друг другу магиями. Он также учитывал состояние здоровья обоих кандидатов и возможность иметь детей. И, как ни странно, артефакт почти не ошибался. За десять лет его действия лишь несколько пар заявили о желании расстаться, а остальные семьи, образованные с помощью артефакта, продолжали своё вполне благополучное существование.

Отказаться от участия в выборе было невозможно. Но если в течение полугода не происходила консумация брака, то любой из объединённой пары мог расторгнуть брак и принять участие в следующем выборе. Либо вовсе отказаться от него. Эту уступку Рэнульфу пришлось сделать из-за многочисленных возмущений магов принудительным характером участия. Ссориться же с основной силой королевства, которая и так была немногочисленна, ему не хотелось. Но и потакать капризам он тоже не желал. Магов не хватало катастрофически, а такой брак давал возможность родить сильных магов, неважно, мальчиков или девочек. Нужны были все.

***

Поместье Кардоу находилось в княжестве Инверан и располагалось в стороне от больших дорог. Оно примыкало к Южным горам, захватывая часть их предгорных территорий. Но в целом горы принадлежали теперь королевству Балерно. Они разделяли равнину и побережье. На равнине было несколько государств, а на побережье – одно, королевство Ириния, которое узкой полосой протянулось вдоль побережья океана Надежды, прикрытое от остального материка непроходимыми горами. Поговаривали, однако, что из княжества Инверан существуют тайные тропы на побережье сквозь горы в богатую и сильную Иринию. Но, скорее всего, это просто слухи.

ГЛАВА 1.

– Иннис, ты всё уложила? – худощавый пожилой мужчина неторопливо и основательно запрягал лошадь в крытую коляску, переговариваясь при этом с женщиной, которая стояла на крыльце добротного, но запущенного особняка.

– Да, вроде бы всё, – ответила та. – Тёплый плед, корзину с продуктами, бутыль с водой, тёплые носки, – перечисляла она. – А ты дождевик-то свой взял? А то вдруг будешь долго ждать, а на тот случай дождь пойдёт? Весной погода, сам знаешь какая. Простынешь не ко времени. Кто будет с девочкой заниматься? – ворчливо добавила женщина.

– Всё взял, – миролюбиво отозвался мужчина. – Даже шатёр на случай долгой остановки. Лишь бы девочка наша уже вышла из этого приюта. А я уж довезу нашу птаху бережно и безопасно. Подумать только?! Тринадцать лет одна-одинёшенька среди чужих людей! Без памяти! Без магии! – причитал старик уже сам с собой.

– Ничего! – всё же услышала его женщина. – Я ещё неделю назад предупредила директора приюта, что теру Эйми Керр заберут в поместье её родителей. Она теперь совершеннолетняя и сама может управлять свои хозяйством. И копии бумаг приложила, всё как положено, – закончила Иннис.

– А вдруг она уже всё вспомнила? – встревожился старый управляющий. – И будет теперь горевать и ненавидеть. А это тяжкий путь.

– Вспомнила она или нет, а ехать ей больше некуда, – здраво рассудила бывшая экономка поместья. – Я другого боюсь: а вдруг она не захочет сюда возвращаться? Останется в столице где-то или в другом городе. Зачем ей разорённое поместье? Молодёжь-то не сильно хочет теперь жить в глуши.

– Вот и я этого боюсь, – согласился старый управляющий. – Но я в письме от себя подробно рассказал о наших делах. Надеюсь, у девочки проснётся интерес к родовому гнезду.

Пара замолчала. Мужчина продолжил готовить коляску, а женщина молча наблюдала за ним. Во всей усадьбе их осталось несколько человек, которые ещё надеялись увидеть здесь новую жизнь. Да недалеко от усадьбы сохранилась небольшая деревушка. Остальные земли некогда большого поместья растащили соседи и жаловаться на них было некому. Хозяева погибли в войне, а их дочь в пятилетнем возрасте отправили в приют, заблокировав память и магию.

***

– Эйми Керр, – директор приюта сурово взглянула из-под очков на худенькую невысокую девушку. – Завтра тебе исполняется восемнадцать лет. Наш приют содержит детей только до этого возраста. Вот, получи тридцать соло и распишись, – директор подтолкнула ведомость ближе к девушке.

– Но, тери Боуль, – осторожно начала та, не торопясь брать деньги. – Я знаю, что освободилось место воспитателя младших девочек. Я могла бы заниматься с ними. Мне некуда ехать, тери директор, – тихо закончила Эйми.

– К сожалению, Эйми, я не могу тебя принять на работу. Представь, что почти каждая девочка просит об этом перед выпуском. Но мы для того и даём вам тридцать соло, чтобы вы в течение месяца не думали, где взять деньги на молоко и булочку и спокойно искали работу. Поверь, работы сейчас везде много. Возьми в первом же ларьке «Королевского курьера» и найдёшь там множество вакансий. Но тебе и вовсе не о чем беспокоиться. Тебе пришло письмо из родового поместья. Ты, тери Керр, – иронично произнесла директор, – едешь домой.

– Домой? – искренне удивилась девушка. – У меня есть дом, близкие, родители?

– Нет, – замялась директор. – Родителей у тебя нет, иначе бы ты не попала к нам. Но дом есть. Держи, в этом письме все объяснения. И я советую тебе принять приглашение этих людей. Видимо, это старые слуги вашей семьи, и они до сих пор верны вашему роду. Это редкость по нашим временам, девочка. Иди, – отпустила директор Эйми.

Выйдя из комнаты, Эйми быстро добежала до своей комнаты-кельи и, подперев дверь стулом (замков тут не было), торопливо развернула письмо. Она не ожидала, что у неё в этом мире кто-то есть и очень волновалась. Вернее, волновалась не Эйми, а Эмилия Игоревна Кедрова, землянка, которая попала в тело этой девочки – Эйми Керр, два года назад. И до сих пор подмены никто не обнаружил.

На первых порах Миле повезло в том, что девочка, до попадания в неё души Милы, тяжело болела и лежала в местном лазарете одна. В момент её смерти рядом никого не было, да и когда душа Эмилии уже перешла в тело Эйми, в лазарете никто не появился. Ну, а выздоравливала уже Эмилия и старалась делать это как можно медленнее, чтобы не попасть впросак неправильным поведением и странными вопросами.

Первые несколько дней Мила пребывала в тяжёлом психологическом состоянии. Она не понимала ни где она, ни что с ней. Но самое паршивое было то, что она не помнила ничего о себе, кроме имени! Кто она?! Эмилия Игоревна Кедрова. И всё!

Небольшая комната и три кровати, на одной из которых она сама и лежала, не добавляли никакой ясности. Кстати, кровати были не совсем кроватями: это были деревянные лежаки с матрасами и подушками, набитыми то ли травой, то ли соломой. Одеяла, правда, были шерстяными, грубыми, без всяких там пододеяльников.

И это удивляло Милу безмерно. По её ощущениям, даже в самом глухом краю её родины, такого быта уже не существовало. Странно было ещё и то, что она прекрасно помнила город, в котором жила, дома, машины, магазины и рестораны. Помнила все поездки по разным странам и городам. Но она не помнила себя и своей семьи. Даже не знала есть ли она у неё. И это пугало. И пугало тем более, что было непонятно: сейчас-то она где находится?!

В первый раз, когда её посетила странная женщина в длинном тёмном платье с туго уложенной на затылке косой, Мила опешила и промолчала. Оказалось, правильно сделала. Потому что женщина начала говорить с ней, как девочкой-подростком, сухо спрашивая о самочувствии.

– Ну, что, Эйми, я вижу ты пришла в себя. Значит, наши травы помогли. Тогда вызывать лекаря больше не будем. Уж сильно дорого он берёт за визит. Правда, ему и ехать сюда надо из самой Альвы, но он сам такую профессию выбрал, – разговаривала сама с собой женщина, подставляя к её кровати стул, чтобы поставить на него чашку с кашей. – Раз очнулась, то теперь можешь поесть, а то уж который раз тарелки обратно уношу.

А Мила, собственно, и не знала, что ответить. Какой лекарь?! Какая Альва?! Какая каша?! Она скосила глаза на миску и увидела некое розоватое месиво, на котором сверху для разнообразия лежал вполне узнаваемый кусочек масла. «Ужас!» – успела подумать Мила по отношению ко всей этой дикой ситуации и потеряла сознание.

Хорошо, что она и в дальнейшем приходила в себя без присутствия в комнате посторонних. У неё хватило времени и здравого смысла понять, что она находится где угодно, но не в России и, Мила допустила даже, что и не на Земле.

Все визиты местных монахинь (а Мила вскоре поняла, что она находится в приюте при монастыре), директора приютской школы и их разговоры с ней, только подтвердили эту догадку. Мила старалась побольше молчать и внимательно слушать. Речь и письменность она понимала, со своим положением тоже более-менее разобралась.

Постепенно к ней вернулась и память о собственной жизни на Земле и это примирило её с действительностью Понимание, что на Земле у неё не осталось близких, о которых можно жалеть, заставило по-другому оценить свою новую молодую жизнь. Но вести себя, как подросток, она не могла. Поэтому притворялась больной и слабой ещё долго. Да, собственно, и притворяться не надо было. Девочка на самом деле была очень слабой. Что уж с ней произошло, Мила так и не выяснила, но постаралась продержаться в лазарете до выхода из приюта своей соседки по комнате. Благо и ждать пришлось недолго: соседку выпустили недели через две, как Мила очнулась. И Мила больше не боялась разоблачения. Потом всё время до собственного выпуска Эйми жила одна.

А сегодня и она выпускалась из приюта и теперь ей предстояло обживаться в этом мире самостоятельно. Мила снова перечитала письмо.

«Дорогая наша девочка, тера Эйми! Вот и исполнилось вам восемнадцать лет. Вы, может, не помните, но у вас есть родной дом. Это поместье Кардоу в шести часах пути от Альвы в предгорьях Южных гор. Здесь дом ваших родителей и ваш дом, наша дорогая девочка. Мы с нетерпением ждём вашего возвращения. Правда, за время войны наше поместье сильно пострадало и теперь лишилось своего былого благополучия. Но вместе мы постараемся восстановить наше хозяйство. Главное, чтобы здесь появились настоящие законные хозяева. К сожалению, из них остались только вы, наша Эйми.

В день вашего выпуска вас будет ждать коляска у стен приюта. Мы очень ждём вас…»

Письмо было большим, подробным и проникнуто настоящей любовью и расположением неведомых Эмилии людей к девушке-сиротке. После его прочтения Эми задумалась в растерянности. Она-то строила совсем другие планы на самостоятельную жизнь. То, что сейчас подсовывала ей судьба было неожиданно, сложно, интересно и … правильно.

Ночью Эмилия долго не могла заснуть. Мысли и воспоминания крутились в голове, формируя неожиданные планы и желания. «Ладно, всё потом», – решила, наконец, Эмилия и всё-таки уснула тревожным сном.

«– Юма! Справа! Берегись! Ах, ты…

– Грег! Давай! …»

Мечутся молнии и огненные шары, плещет море магии, и даже маленькая Эйми его чувствует. Кругом пожар. Кричат люди, ржут кони. Управляющий седлает коней, сейчас не до коляски.

– Иннис! Забирай Эйми! Сбереги нашу дочь, Инни! – кричит молодая женщина.

– Сберегу! – экономка подхватывает малышку и бежит к лошадям. Но уйти никто не успевает.

Отряд королевских гвардейцев врывается на территорию поместья. Какой-то мужчина подхватывает маленькую девочку, бегло оценивает ауру и, совершив несколько пассов, возвращает безвольное тельце экономке.

– Отправить в приют Вечной матери, – отрывисто распоряжается он. – Вот деньги и охрана, – он даёт знак двум гвардейцам и те беспрекословно выполняют приказ. – Поместье сохранять в надлежащем виде до её возвращения!

– Да, как его сохранить?! Всё ж сгорело! – возмутился управляющий.

– Не моё дело, – ответил капитан отряда. – Приказ короля Рэнульфа.

Эмилия проснулась с суматошно колотящимся сердцем. Сон? Страшный и странный. Откуда такие сны у Милы? В её мире не было ни гвардейцев, ни поместий, ни магов. Полежала, успокоилась, подумала. Скорее всего, вернулась память девочки. А если вернулась память, то должна вернуться и магия. Ведь девочка была магом. Так, главное, не паниковать! А постепенно принимать воспоминания настоящей Эйми Керр. Тем более, что тех воспоминаний не так уж и много. Ведь время, проведённое в приюте, Эйми прекрасно помнила. Заблокирован был только пятилетний возраст. А вот магия… С магией обещал помочь Кестер. Наверняка знал, что это ей понадобится.

Она тепло попрощалась со сторожем, который открыл ей приютские ворота и вышла на улицу. Впервые за два года нахождения в этом мире! Ведь воспитанницы приюта никогда не покидали его стен до самого момента выпуска. Все прогулки и уличные занятия только на территории приюта, которая была огорожена высокими заборами и защищена магией. Небольшой сад, огород и площадка для спорта – всё, что видели девочки.

Можно было возмущаться, негодовать и жаловаться на скудость питания и одежды, на затворническое положение, но на самом деле девочки, выходящие из стен королевского приюта, были благодарны ему. Здесь они хотя бы не замерзали на улице, не голодали в подворотне, не подвергались насилию и унижениям. Да ещё и получали образование. Не академическое, конечно, но достаточное, чтобы суметь устроиться секретарями, продавщицами, горничными, нянями, гувернантками или даже компаньонками. Последними, правда, очень редко. Да мало ли ещё где нужны были грамотные расторопные девицы.

Эмилия приостановилась за воротами, окидывая взглядом окружающее пространство и с удивлением отметила, что всё не так страшно. Она, начитавшись газет и наслушавшись учителей, живущих за пределами приюта, ожидала увидеть следы войны и разрухи. Но их не было. Была обычная деревня, Эмилия знала её название – Балмор, привычные взгляду сельские домики и лоскуты огородов, привычная дневная тишина сельских улиц. «Уф-ф, – выдохнула про себя Эми. – Приспособимся как-нибудь. Главное, спокойствие», – вспомнила она фразу из какого-то земного мультика.

– Тера Эйми Керр? – раздался звучный мужской голос откуда-то со стороны.

– Да, это я, – повернулась навстречу мужчине девушка и встретилась с внимательным серьёзным взглядом серых глаз.

– Кестер Моффат к вашим услугам, управляющий поместьем Кардоу. С освобождением, тера Эйми, – улыбнулся мужчина и нерешительно подал ей руку.

– Точно! С освобождением, – подтвердила Эмилия и крепко пожала протянутую для приветствия руку.

Кестер, подбодрённый её дружеской реакцией, уже свободнее подвёл её к коляске и помог забраться внутрь. Закрепил сзади баул с вещами Эмилии и с видимым облегчением занял место на козлах.

– Поехали, тера Эйми! Если что-то будет надо в дороге, не стесняйтесь, говорите. Первая остановка будет в Альве, до неё пятнадцать миль.

Керстен тронул лошадь вожжами, и она пошла, постепенно набирая ход. Эмилия жадно всматривалась в пробегающие мимо пейзажи и понимала, что её жизнь сделала ещё один крутой поворот. И Миле захотелось прожить эту жизнь ярче, насыщеннее, полезнее что ли, чем та, которой она жила на Земле.

***

– Норман, я вызвал тебя, чтобы лично предупредить, – Рэнульф покрутил в руках бокал с вином и, сделав небольшой глоток, вернул его на столик. – Осенью предстоит королевский отбор.

Норман Грант – друг и советник короля, герой последней войны, сильнейший маг королевства и просто красивый мужчина шестидесяти лет от роду, тоже поставил бокал с вином на место.

– И? – вопросительно взглянул он на друга.

– И хватит уже отлынивать от него! – раздражённо воскликнул король. – Я не могу покрывать постоянно своего друга и прощать ему нарушение закона. В этом все равны, Нор! Ты будешь нынче участвовать в отборе.

– Нет!

– Да!

Два яростных взгляда схлестнулись в молчаливом противоборстве. Но вот Норман моргнул и отвёл взгляд. Рэнульф прав: он не может принуждать к выбору других магов, если его друг – сильнейший маг королевства из года в год игнорирует эти отборы. А, между тем, он вдовеет уже несколько лет и ему давно пора испытать судьбу снова. Тем более, что наследников у него нет, и он вошёл уже в пору зрелого мужества, которое будет длиться теперь ещё много лет. Самое время жениться.

– Хорошо, – тяжело согласился Норман. – Участвовать буду, но, если выбор не состоится, ты не будешь больше принуждать меня. А если состоится, то через год я разведусь. И ты опять не будешь принуждать меня. Я не хочу терять свободу и душевный покой, Рэн. Прости, но в этом вопросе я остаюсь эгоистом: собственное мнение мне дороже любого другого. И учти: будешь давить и настаивать, уеду в Иринию.

– Всё, договорились! – рассмеялся король и поднял руки. – Только один раз, только одна попытка! Скажу откровенно, Нор, этот отбор будет последним. Уже трудно найти магов, не участвовавших в отборе. А повторные участия запрещены ковеном. Так что я сделал всё, что мог. Через несколько лет станет ясно, принесла ли эта тактика пользу, увеличилось ли у нас количество сильных магов. Но требовать продления отборов я не могу: маги и ковен против. Однако не надейся избежать своей доли, – король погрозил другу пальцем. – Не надейся!

Дома Норман до вечера засел в кабинете. Если он будет участвовать в отборе, то надо обеспокоиться будущим устройством нынешней любовницы. Норман никогда не бросал своих женщин без достойного обеспечения.

Кроме того, надо распорядиться о ремонте комнаты, в которой жила всё это время любовница. Ведь сразу после отбора здесь должна поселиться законная жена. А ей вряд ли будет приятно пользоваться вещами и предметами любовницы. И только поздним вечером Норман добрался до своей спальни, где его ожидала Давина. С удовольствием окунулся он в то телесное наслаждение, которое дарила ему опытная женщина, зная, что скоро он лишится его. Но даже не предполагал насколько скоро это произойдёт.

Мужчина расслабленно откинулся на прохладные простыни и ласково провёл рукой по шикарным волосам Давины. Уже два года она была его постоянной любовницей и ещё не надоела. Нисколько не пожалел Норман, что предложил тогда вдове эту сделку: он ей содержание и помощь в делах, она ему постель и ласки. Ни о какой любви и привязанности речи не было. Кажется, и Дави тоже не жалела. Норман скосил глаза на женщину. Она без стеснения раскинулась на кровати, утомлённая любовными играми, разгорячённая, удовлетворённая и довольная. Голова её покоилась где-то у Нормана под боком, а руки не переставали скользить по его телу.

– Ты великолепен, Нор, – улыбнулась ему женщина. – Твои ласки уносят ввысь и заставляют забыть обо всём. Люблю тебя, всегда хочу тебя, – в томной неге она поцеловала его обнажённое бедро и подняла к нему глаза.

– Любимый, через три месяца будет королевский бал. Я бы хотела к тому времени обручиться, чтобы успеть пошить достойные платья. Сам знаешь, как много заказов будет у портних к тому времени.

– С кем же ты собираешься обручаться, дорогая? – умиротворённо поинтересовался Норман.

– Как с кем?! С тобой, конечно! – ещё не понимая провала, капризно возмутилась вдовушка.

Норман повернулся на бок и приподнялся на локте, с интересом глядя на любовницу. «Ну, вот и эта не удержалась. А ведь договаривались», – с сожалением подумал он.

– А я разве предлагал тебе помолвку? – выгнул мужчина бровь. – Не помню. А договор наш ты не забыла? – вкрадчиво поинтересовался он у женщины.

До Давины моментально дошло, какую ошибку она сейчас сделала. Но она рассчитывала, что советник за два года уже привык к ней и думала, что ей удастся захомутать самого выгодного холостяка королевства. Он стал вдовцом ещё до войны, его жена не перенесла родов и погибла вместе с нерождённым ребёнком. С тех пор немало женщин побывало в его постели, но ни одна не задержалась там дольше нескольких месяцев. Давина продержалась два года и почти праздновала победу. Но… Она села и, натянув на себя тонкое одеяло, жалобно взглянула на любовника, пытаясь исправить ситуацию.

– Прости, Норман, не знаю, что на меня нашло. Конечно, я помню наш договор: никакого брака и никаких вмешательств в личные дела. Прости! Забудь!

Но настроение мужчины уже было испорчено. Он поднялся, надел халат и, ни слова не говоря, вышел из спальни любовницы. Она жила в его доме, вела себя здесь, как хозяйка, командовала слугами… Да, наверное, он дал ей слишком много воли. «Помолвка! Придумает тоже, – хмыкнул про себя мужчина, укладываясь в постель уже в своей спальне. – Пора, наверное, прощаться», – уже засыпая решил мужчина.

Утром за завтраком Давина решила вести себя скромно, не напоминать Норману о ночном разговоре и вообще притихнуть на время. Она вдруг вспомнила сколько нарядов и украшений подарил ей высокопоставленный любовник, сколько её родственников поправили своё положение, благодаря его протекции и решила, что терять его расположение крайне невыгодно. Но она, по глупости, кажется, это сделала. Ну, кто её дёргал за язык с этой помолвкой?! Помнила же всегда: как только любовница Гранта заговаривала о браке, она переставала быть его любовницей. Держалась ведь два года! А тут, как пелена упала: голова совсем перестала трезво думать. Как исправить положение Давина пока не понимала, но очень хотела это сделать.

Поэтому к столу вышла сама скромность и добродетель. Никаких покрикиваний на слуг, никаких резких жестов. Никаких намёков на страсть и никаких призывных взглядов, которыми она обычно награждала своего тера. Строгость, скромность, приличия. Но… поздно.

– Тери Давина Мэтисон, – отбросив салфетку, Норман встал из-за стола и обратился к женщине. – Прошу вас после завтрака пройти в кабинет.

Давина посмотрела ему вслед затравленным взглядом и поняла, что её пребывание в доме тера завершено. Но она всё же нашла в себе силы, не показывая разочарования, закончить завтрак и спокойно пройти в кабинет.

– Присаживайся, Дави, – встретил её Норман вполне приветливо. – К сожалению, наш с тобой договор подошёл к концу. Король требует моего участия в брачном магическом отборе. И в этом году мне придётся согласиться. Сама понимаешь, что в этом случае ни о каких посторонних женщинах в моём доме не может быть и речи. Можешь взять из своей комнаты, всё что захочешь. Надеюсь, что к вечеру она будет свободна. Да, чуть не забыл, – мужчина протянул Давине чек королевского банка. – Это тебе. Прощай, дорогая.

– До свидания, Норман, – сделала женщина упор на первое слово, сдаваться так просто она не собиралась и если не вернуть потерянное, то отомстить она была готова. «Посторонняя женщина! – билась у неё в голове остро задевшая фраза. – Это я-то посторонняя?!»