Kitobni o'qish: «Ты помнишь, мама?»

Shrift:

Посвящается моей матери Антонине Ивановне Миновицкой

Миновицкая Галина Александровна родилась 21 февраля 1946 года в Ленинграде. Третий дом от угла Малого проспекта на Васильевском острове. Здесь прошли детские и юношеские годы.

В 1980 году – переезд в Шувалово-Озерки. С 8 лет пишет стихи, образование среднее. Состоит в Санкт-Петербургском литературном объединении писателей-инвалидов с 24 декабря 1995 года. Председатель объединения – Галина Тампер, известная ленинградская поэтесса (ныне покойная).

В 1998 году Миновицкая Г. А. заняла 1-е место в смотре художественного творчества «Радуга талантов», став лауреатом поэтического конкурса.

С 1989 года стала писать небольшие рассказы. Печаталась в газетах «Пионерская правда», «Дети и мы», «Контакт», а также в сборниках «Юность» (Москва), «Душа – птица вольная» (Москва), «Нежности два крыла», «Отражение» и «Соцветие лилии» (Челябинск).

Номинировалась на соискание национальной литературной премии «Поэт года» (2016–2017 гг.). В издательстве Ridero выпущены её книги: «Маленький ёжик» (стихи детям), «Я жизнь люблю» (поэзия), «Рассказы о жизни» (проза). Печаталась в альманахе «Современная поэзия».

Кандидат в члены Интернационального Союза писателей.

Глава 1
Младенец

Ребёнок появился ближе к полуночи. Девочка, обессиленная, с посиневшим недоношенным тельцем, слабо раскрыла на мир тёмно-серые глаза и удовлетворённо зажмурилась – всё-таки она родилась. Из крохотной груди выдавился писк. Ребёнок поднатужился и, собрав последние силы, заплакал. После стольких мук, которые она испытала на пути к свету, крошку встретили так, что всю жизнь её преследовала злая мысль: а стоило ли вообще совершать путь, который она уже завершила?

Теперь же, приходя в себя, она нерешительно шевельнулась в пелёнках и затихла. Именно в этот момент девочка навсегда полюбила тишину и покой. Можно было немного расслабиться и о чём-нибудь помечтать. Она слабо посасывала грудь, и это давало надежду, что девочка будет жить. Незаконнорождённая, но страстно желанная одной только матерью, которая выросла в детском доме и была одинока до бесконечности.

Через месяц это желанное чудо нельзя было узнать. Крошка быстро набирала вес, и ещё у неё определился жизнерадостный характер. Она жила и радовалась миру. Радовалась, так как жила в любви и тепле, излучаемом материнским сердцем. Последний и лучший кусочек мать отдавала своему чаду. Какое было счастье, когда на столе стояли сковорода с жареной картошкой и тарелка с кислой капустой! Простая рабоче-крестьянская пища.

Сколько слёз пролила мать, постарев раньше времени, когда поняла всем нутром, что её девочка не будет, как все дети, радоваться счастью жить.

Всё будет у её воробышка не как у всех. Дочь была неизлечимо больна. Но прошло много лет, и воробышек понял, что Небо дало ей многое из того, что даётся всем без исключения, и ещё кое-что специально для таких, как она.

Глава 2
Мама, мамочка, где ты?

Мама стоит в дверном проёме на пороге нашей маленькой комнаты и улыбается мне. Уже тогда я вдруг почувствовала, что навсегда останется со мною этот миг нашего бытия. Светло-русые волнистые волосы были коротко подстрижены, обрамляли самое дорогое для меня лицо с тонкими чертами. В простом пёстром платьице, всегда худенькая, мама только после семидесяти немного пополнела.

Скорее всего, это произошло из-за тяжёлой маминой операции, которую нам пришлось мужественно пережить.

Учёные утверждают, что ещё не родившийся ребёнок общается с внешним миром и, конечно, с мамой. Очень сложно воспроизвести самые первые впечатления, но они постоянно рядом с нами.

Мне было меньше года, меня собирали на прогулку, но мама зашла к соседке, чтобы меня перепеленать. Я лежала на широком диване, а на стене к шёлковой ткани с кисточками были нашиты три поросёнка: Нуф-Нуф, Ниф-Ниф и Наф-Наф.

Они отвлекали меня от неприятной процедуры. Помню, как напоследок обхватывали меня тяжёлым одеялом и уносили на воздух, пронизанный сыростью. Только через год я вспомнила поросят, что вызвало удивление и восхищённые возгласы соседки – особы впечатлительной и влюблённой во всё возвышенное и тонкое. Похоронив в себе актрису, она весь свой талант положила на «алтарь любви», твёрдо решив, что актёром станет её единственный сын Олик. Про бабу Алю, так звали соседку, можно рассказывать ещё много и долго, однако о ней лучше чуть позже.

И всё-таки самые первые впечатления о жизни – это глаза моей мамы – добрые серо-голубые глаза и улыбка, от которой светится всё мамино лицо. Тёплые, удобные руки, которые заменили мне мои руки и ноги.

По маминым воспоминаниям, я начала говорить очень рано, в семь месяцев могла составить уже маленькую фразу. Помню, как мама держит меня на руках, прижимает к груди и я чувствую, что нахожусь в центре особого тепла, волнами идущего из материнской груди, от каждого удара её сердца. Тихо и приятно становилось на душе.

Всем своим существом я наслаждалась у матери на коленях. До двух лет я сосала грудь (время было послевоенное, мама решила таким образом облегчить нашу жизнь и выкормить меня), а в три года вспомнила о материнском молоке, но это было чувство рождавшейся во мне ностальгии по прошлому. Я протянула ручонку к материнской груди и оттопырила губы трубочкой. Мама улыбнулась и отвела мою ручку.

Глава 3
Первые путешествия

В полтора года я впервые отправилась в путешествие к бабушке. Бабушка жила с младшими своими детьми в Тойло. Дорогу в поезде я проспала. Зато помню, как по широкой улице нас подвезла на телеге смирная лошадка. У калитки мама со мною на руках сошла, и мы увидели за заборчиком огород и небольшой дом в один этаж. Побыли мы в гостях недолго. По всей видимости, потому, что в доме уже была в гостях и другая родня с Сашкой в придачу.

Мой двоюродный брат, немного старше меня, был озорником и непоседой. Я, как всегда, сижу у мамы на коленях, в комнату влетает Сашка, и ещё с порога в меня запущен тяжёлый сапог. Едва успеваю зажмуриться, как получаю сильный удар чуть выше виска. Через мгновение раздаётся мой вопль, скорее от неожиданности, чем от боли. Но шишка тут же вскочила, а след остался на всю жизнь.

Брата Сашку я уже никогда в жизни не видела.

Похоже, что в то же лето мы поехали к бабе Нюше, к родной сестре моей родной бабушки. В крошечном домике-избушке я впервые познала вкус и запах парного молока прямо из-под коровы. Я часто вспоминала то молоко и мечтала о раскладушке, которую поставила бы под коровку и пила бы любимое молочко.

Полутёмная изба с неширокой скамьёй и столом была такой же маленькой, сгорбленной, как и баба Нюша. Не помню, как мы жили в деревне, потому что жили недолго. Запомнилось, как троюродная сестра ради потехи пыталась посадить меня на телёнка, а тот старался удрать из-под меня и вообще от нас.

Помню, какой красивой и манящей к себе таинственной силой была природа: дремучий лес, холмы, зовущие тропинки и, наконец, река Плюса с заливными лугами – земля моих необузданных, строптивых предков.

До сих пор стоит на самом высоком холме Божий храм, разбитый фашистами и ограбленный ими. Говорят, что мой прадед привозил сюда не одну телегу, полную икон, купленных в Гдове. Ни прадеда, ни деда я никогда не видела.

Глава 4
Далёкие времена

Родной дед вообще был фигурой необычной, почти таинственной. В молодости учительствовал. Что преподавал? Никто не мог ответить его детям-сиротам. Но почти все знали, как он хорошо рисовал. Затем стал военным. Белым офицером.

Перед самой революцией он попал в тюрьму. За что? Об этом никто никогда не спрашивал. Только бабушка брала за руку шестилетнюю дочь, мою маму, а узелок с едой висел на другой руке, и шла к моему дедушке, чтобы снести ему передачу и взглянуть на него, если позволят. Скоро его освободили. Выпуская дедушку, его мучитель сказал: «Умный старик».

Едва осознав свободу, дед решил уходить за границу, благо она была рядом. Жену и троих младших детей он увёл за Нарву, на побережье Балтийского моря. Трое старших детей остались по эту сторону «революционных баррикад». Можно ли было их считать вполне большими, если старшей было почти семь лет, а младшей – чуть больше двух лет?

Дети остались одни – на руках далёкой родни. Мама была маленькой, худенькой девочкой. Есть ли смысл из такой тростиночки делать батрачку? Так она тут же переломится – и пользы никакой. Вскоре девочку отдали в детдом. Жизнь со всеми её сложностями ломала и калечила многие судьбы, уродуя отношения самых близких и родных людей.

Глава 5
Бабушка

Бабушка! Да, простим мы ей сиротские слёзы и горькую недетскую обиду. Я уродилась в свою маленькую маму, а мама – в мою бабушку. Первым ребёнком у бабушки родилась моя мама, остальные пятеро детей были крупными, высокими, с широкими плечами, с громкими голосами. Почти ко всем детям она относилась с прохладцей.

Только младшенький сынок, весь в неё, был дорогим и самым близким её сердцу. Когда он погиб, бабушка сказала, что за одного Гурия она отдала бы всех своих детей.

Бабушку я почти не помню, так как она приезжала в наш дом однажды, привезла мне кроватку для куклы. Кроватка с голубыми спинками. Моя кукла впервые легла спать на почти настоящую, на свою собственную кровать.

Любимая кукла Катя с вышитым мулине личиком была зацелована мною до того, что её надо было стирать, но из бани Катя не вернулась. Я канючила целый день, а потом успокоилась.

Глава 6
Мой двоюродный дядюшка

Скоро мой двоюродный дядюшка пообещал мне большую новую куклу.

И действительно, на день рождения у меня появилась кукла Лена в красивом платье и в панамке. Моего дядюшку звали Александр Романов, и работал он в кинотеатре «Колизей» администратором. К нему мы ходили только два раза. Первый раз мама принесла меня в кинозал, за бархатные шторы.

Шёл скучный фильм, и я заснула, проснувшись от жуткой стрельбы на экране. Какие-то дяди с чубами на лысых головах и в шароварах за что-то бились, а одного из них вдруг решили зажарить на костре. Было страшно.

Мне это очень не понравилось, и мама унесла меня в фойе. Там нас увидел дядя Саша, помахал рукой и снова пообещал куклу. В следующий раз я была повзрослее и уже сознательно пошла в кино смотреть фильм «Мой маленький друг».

Дядюшка был человеком мягким, в итоге его бурная жизнь привела сперва к тайному, потом и к явному алкоголю. Может, он пил потому, что узнал о смертельном недуге?

Дядю оперировал известный врач – только затем, чтобы было легче умирать. Но это потом, а пока он был администратором и выполнял обязанности помощника депутата – Николая Черкасова, любимого нашего народного артиста.

Глава 7
Поход в фотоателье

Мама, помнишь, как мы гуляли по городу? А потом красный трамвайчик увёз нас далеко от дома, и мы зашли в фотоателье. Мне было самое большее года четыре. На мне красное платьице в белый мелкий горошек, с оборочкой по лифу. Ателье маленькое, по стенам развешаны фотографии ребятишек.

С любопытством разглядываю круглолицых улыбающихся детей. Возле белой стенки стоит высокий стол, на котором фотографируются малыши. По фотографиям видно, что дети сидят или стоят в обнимку с куклой или с плюшевым медведем, а совсем младенцы лежат голенькими на животах и смеются во весь беззубый рот.

Ах, Боже мой, ничего особенного! Просто я изо всех сил пыталась скрыть свой страх перед высотой, ведь я сидела одна на очень большом возвышении, где-то далеко от пола, и мамы рядом нет. Так и осталось моё детское фото с большими глазами, полными любопытства к этому миру, только губы против моей воли кривились между улыбкой и желанием зареветь.

Глава 8
Прогулка в лесу

Мы снова на родине предков. Снова Плюса и холмы. И совсем недалеко лес. Итак, моя «тёта» собирается в лес со своими детьми. Мы с мамой тоже идём. Я не знаю, каким образом, но помню берёзы, огромную поляну, густые заросли высокой травки и мамину цветную юбку, возле которой нахожусь постоянно. Я долго идти не могу, путаюсь в густой траве, зацепляюсь за все кочки.

Мама берёт меня на руки. На руках у «тёты» моя двоюродная сестрица, старше меня на полгода. Наш младший братик идёт сам, вцепившись в юбку своей матери. Мы вошли в лес, прошли немного. И тут случилось то, что испортило нам всем настроение, и мы вернулись домой. Взрослые женщины замерли от страха, дети притихли.

И только на пути к дому нам, детям, объяснили, что братика чуть не укусила змея, которая проползала между ног ребёнка.

Глава 9
Брат и сестра

Из всех детей нашего рода я видела только этих брата и сестру. Филиппа я очень любила. Несмотря на суровый характер своей матери, мальчик рос жизнерадостным и общительным. Он был моим товарищем во всех наших с ним играх. Мне нравилось играть с машинками, копать для них туннели, а Филипп мог поиграть и в куклы. Его сестрица с нами никогда не играла, долгие годы она так и просидела в углу на диване с книгой на коленях.

Она рано научилась читать, в школу пошла в шесть лет и очень этим гордилась. Девочку с толстой красивой косой терзала постоянная ревность. С сестрой я общалась осторожно, помня, как маленькая фурия била своего брата сломанной куклой по лицу. Мне было очень жалко его, я плакала вместе с ним.

Как часто в детстве я мечтала о родном брате! Но у меня на всю жизнь был единственный двоюродный братик Филипп. Однажды он подарил мне свой игрушечный пистолет, и мы с мамой пошли в кукольный театр смотреть на Змея Горыныча.

Bepul matn qismi tugad.