Kitobni o'qish: «Ветер и крылья. Развязанные узлы»

Shrift:

Пролог

Комната была небольшой и больше всего напоминала жилище безумного книжника.

Бумаги, бумаги, бумаги…

Свитки, книги, отдельные листы, карты… Они валились с полок, сползали ленивыми змеями со стола, раскатывались по полу, они занимали чуть ли не каждый квадратный сантиметр поверхности.

Исключением оставалось кресло, в котором сидел высокий мужчина.

Сидел, перелистывал книгу, лениво попирал ногой какой-то свиток.

А в книге…

В книге был рисунок, в котором каждый здравомыслящий человек преотлично узнал бы Леверранское чудовище.

– Сколько усилий!

Рисунок молчал. Чудовище тоже не торопилось отвечать, ибо уже было чучелом и стояло в покоях его королевского величества. В комнате с охотничьими трофеями.

А что?

Он король?

Значит, все, что наохотили в королевстве, – его трофей. На его же земле!

Впрочем, Делука не возражали. Его величество был щедр, а чучело… а зачем им? В родовом замке поставить, пыль собирать?

Или по городам возить, за деньги показывать?

Хоть так, хоть этак – неинтересно. Пусть вот его величество гордится.

– И все впустую. Управлять тобой нельзя, приказывать не получается, сожрать норовишь все, до чего доберешься. Но раньше-то справлялись… только как? Знать бы, что такое «измененная кровь» и как вам ее давать.

А так…

Бессмысленные хлопоты.

Да и пес с ним!

Сбежал – и ладно! Убили – и не жалко.

Новых он будет создавать не раньше, чем разберется со старыми записями. Если поймет, что такое измененная кровь, куда она тут применима…

Сложно!

Даже если у тебя под рукой есть своя, личная ведьма, даже если она тебе полностью подчиняется… все равно – не то!

У этой ведьмы и силенок с гулькин нос, и азарта нет… То ли дело у ее подруги!

Но та испугалась и сбежала… Старуха говорит – померла, но веры ей особо нет.

Ладно!

Будет день – придет и дело. Разберемся и что, и как… и создавать кого-то еще, или так обойдется? Может и обойтись…

Мужчина небрежно перевернул страничку в книге.

Ритуалы на крови.

Красивое заглавие. И ритуалы интересные… позволяют даже поменять пол ребенка во чреве матери. Правда, мать погибнет тогда при родах, но все равно… это много где применимо. Если мужчина очень хочет наследника и не хочет навязанную жену…

Надо почитать.

На пальце мужчины кровавой каплей сверкнул темный рубин.

Глава 1

В столице

– Вы это серьезно?!

Его величество Филиппо Третьего чуть кондрашка прежде времени не хватила. А кто бы на его месте удержался? Это ж…

Да слов таких нет!

Разве что самые черные и матерные!

Как оказалось, вчера вечером в столице умерли два дана.

Ладно еще какой-то Джакомо Феретти… Его величество и знать не знал, что это за Феретти такие и где они водятся.

А дан Густаво Бьяджи? Рубиновый король?

И ладно бы он по уважительной причине умер! Но такое ни в одной пьесе не пропишут, потому как зрители гнилой селедкой закидают.

Дан Бьяджи посватался к племяннице этого самого дана Феретти. Средней. Старшая взревновала – и отравила и жениха, и дядюшку.

Оставила письмо, написала, что после двух грехов третий уже и не страшный, и утопилась. Одежду нашли на берегу моря. Есть там такое место, с водоворотами… самоубийцы обожают с той скалы кидаться. Не выплывешь, даже если передумаешь!

Ньор Лаццо (ладно, эти – купцы, вполне солидные и достойные) уже мается в приемной со своим прошением об опеке над несчастными девочками. М‑да… не повезло этим Феретти.

Сначала отец, потом мать, потом брат, а теперь вот дядя и старшая сестра. И остаются две малышки… Но чтобы ньор – и опека над даной?

Так не делают. Но выслушать его всегда можно. Филиппо Третий хоть и был законченной сволочью, но не дураком же! Допустим, он сейчас не выслушает Лаццо и решит все своей волей. И зачем при дворе еще две нищие бесприданницы? Судя по справке казначейства, по перечисленным налогам, Феретти – то еще захолустье! Вешать очередной камень себе на шею?

Может, он и невелик, но – зачем?!

Просто – зачем?!

Особенно если найдется кто-то другой, желающий принять на себя эту обузу?

С этими мыслями его величество и приказал позвать ньора Лаццо. Но, как оказалось, тот пришел не один.

– Дан Эмилио Делука. Ньор Фредо Лаццо.

Его величество милостиво кивнул, разглядывая пришедших… минуту?

– Делука? Тот самый…

– Ваше величество, дан Энрико – мой отец. И эти шрамы – от Леверранского чудовища, – поклонился молодой человек. – Меня выходили в замке СибЛевран, но…

Жест был достаточно красноречивым. Впрочем, лицо молодого человека – тоже.

Жутковатая маска со шрамами.

– Я вас слушаю, – милостиво разрешил его величество. И уже через пять минут был доволен и счастлив.

Как оказалось, дан Делука предлагал замечательный выход из ситуации. Он женится на Серене Феретти. Да, той самой… нет, она не такая красавица. Но приданое ей Лаццо дадут, вот ньор Лаццо подтвердит…

Ньор подтвердил. И даже миниатюру с портретом Серены показал. Девушку они с собой взять не решились: у нее истерика, к ней лекаря вызвали, опасаются мозговой горячки…

Его величество посмотрел на достаточно невзрачную девицу, пожал плечами… ну, мало ли что там дана Бьяджи разобрало?

Его величество тоже не слопал бы столько возбуждающего, чтобы на эданну Ческу влезть, а сыну вот нравится.

Так вот. Дан Делука женится на дане Феретти. Но, поскольку дана еще мала, он пока заключает с ней помолвку. И официально становится ее опекуном… помолвка – это же практически брак! А жить она будет у Лаццо, вместе с сестрой. И тут тоже никто не возразит – родня.

Все приличия соблюдены, все отлично.

Его величество довольно улыбнулся.

Вот, это хорошо, это правильно. И ему делать ничего не пришлось, и все преотлично устроилось… что еще надо?

От этих – ничего. Филиппо дал свое согласие и приказал секретарю отдать указания в канцелярию. Пусть оформляют документы…

Да, по Феретти…

Если в течение трех лет дан Феретти не вернется, то будет признан мертвым. И поместье перейдет в приданое старшей сестре.

Подданные поклонились, в восторге от королевской мудрости.

Его величество милостиво отпустил их и вызвал казначея и канцлера.

Дан Бьяджи умер?

Вот… надо перехватить часть его дела. Понизить их с рубиновых королей до рубиновых ньоров, а то еще зазнаются… дан Бьяджи был хищником, другого такого в его семье нет.

Пожалуй, будь эта самая дана Мия жива, его величество даже сильно гневаться бы на нее не стал. Как-никак, девушка оказала услугу короне. За это ее можно и поощрить было… к примеру – казнить безболезненно.

А что еще можно за ТАКОЕ?!

Только казнь. Но если убийца сама свою душу погубила… да и пес с ней! Не до того!

С этой стороны Мия все рассчитала верно.

* * *

Тем же вечером Серена и Эмилио заключили официальную помолвку, и девочки переехали в дом Лаццо, под крылышко Марии, к малышке Кати…

Барбару не уволили. А вот дану Оливию из дома выставили в тот же день. Не надо им такое добро… пусть идет, куда захочет. Денег дадим, и достаточно с нее.

Комар, по здравому размышлению, решил даже в гости не являться. А зачем?

Все ясно. Все понятно. А больше…

Больше ему ничего и не надо. На похороны к Джакомо он придет, и достаточно будет.

Эх, друг мой Удав…

В храме падре Ваккаро молился за душу даны Феретти.

В ее смерть он не верил. Ни разу. Ни рядом, ни близко, ни далеко, ни низко… никак! Самоубийство? Это не про нее сказано!

И… хоть это и нехорошо, но, ей-ей, за дана Бьяджи он молиться не станет. Знал он, чем развлекается благородный дан, а кое-кого и отпевал…

Может, это и плохо.

Но падре Ваккаро его простил, а вот молиться… нет. Для молитвы нужна искренность, которой у падре и в помине не будет. Лучше он помолится за дану Феретти… ему кажется, они еще встретятся. И это – замечательно.

Столица шумела и гудела. Столица болтала и сплетничала.

Столица пребывала в шоке.

Какие там королевские невесты? До невесты еще дожить надо! А тут – ТАКОЕ! С ума сойти можно – какое…

Ей-ей, гнездо шершней, по которому с размаху палкой треснули, и то гудело бы тише. Такие новости… невероятно!

Мия могла быть довольна. Феретти прославились, если и не на века, то надолго.

Адриенна

– Нет.

– Как так – нет?! – Розалия аж задохнулась от возмущения. – Детка, да почему ж нет-то?!

– Потому что я вас всех люблю. И не хочу, чтобы вам причинили вред. Отца я уже потеряла, я не хочу потерять и вас, – резко ответила Адриенна.

Спор проходил в главном зале СибЛеврана, в присутствии всех заинтересованных лиц. И можно даже сказать, всех – на одного.

На одну Адриенну.

Впрочем, отбивалась дана СибЛевран вполне успешно.

Нет, она никого не возьмет с собой.

Ни служанок, ни Марко… особенно Марко!

Отец?

Дан Марк может ехать с ней, может не ехать… Не едет? Вот и отлично. Дан Рокко вообще обязательно остается в СибЛевране. До нового хозяина или хозяйки, которым он весьма и весьма поможет.

Адриенна отлично понимала, что взять его в столицу – это подписать смертный приговор. Тут он хоть как-то ожил, и есть шансы еще пару лет протянуть. Вон какой довольный, по весне к дочери съездил, на внука полюбовался… аж светится!

И его опять туда? В этот гадюшник?

Нет, не надо…

– Никого ты не потеряешь, – уперла руки в бока Розалия. – Что там – травить кого будут?

– Может, и травить, – меланхолично заметил дан Рокко.

– А?!

– А вот так. В чем-то дана Риен права, – вздохнул управляющий. – Любой человек, любое существо, к которому она проявит привязанность, будет уничтожено. Я не сомневаюсь в эданне Вилецци.

– Да как же так можно?! – аж задохнулась Рози.

– Можно. – Дан Рокко смотрел как-то так, что все понимали: не шутит. – Я жил при дворе, я могу сказать, что дана Адриенна… Дана, вам тяжело, но это, пожалуй, самый лучший выбор из всех возможных. Вы никого с собой не берете, вы ни от кого не зависите, вас ничем нельзя уязвить. Кроме самого СибЛеврана.

– Я уже знаю, кому я его отдам. Поверьте, ничего не изменится, и мне вернут его в любой момент, – отмахнулась Адриенна.

– Вообще отлично.

– На всякий случай – вот мои распоряжения. Дан Рокко, ознакомьте с ними всех присутствующих… потом, когда я уйду.

– Хорошо.

Дан Рокко и так мог бы ознакомить. Все он отлично знал, потому что именно с ним Адриенна советовалась.

По каждому из домочадцев.

Кому-то доставались деньги, кому-то земля, дом… понятно, что никто не обязан уходить из замка.

Но если случится нечто непредвиденное, никто не останется на улице. Они предусмотрели этот вариант.

Разве что дан Марк… но с ним еще придется поговорить. Сейчас. Самой Адриенне.

Дана встала.

– Я еду не выходить замуж. Поверьте, это хуже всякой войны. Считайте, что я буду находиться в тылу врага. Жестокого, безжалостного и изобретательного. А потому… не обижайтесь на мои распоряжения. Я действительно пыталась сделать так, как будет безопаснее для вас всех. Я вас очень люблю. – И пресекла ответные заверения одним легким жестом. – Дан Рокко, огласите. Отец, я хочу поговорить с вами…

Дан Марк поморщился, но последовал за дочерью.

В кабинете Адриенна уселась в кресло, в которое столько раз усаживался он, и посмотрела на отца.

И на миг…

То ли время поплыло, то ли пространство…

Рианна такой никогда не была. Не была и Адриенна. А вот Моргана… На долю секунды дан Марк увидел перед собой именно ее. Моргану Чернокрылую, прародительницу целой династии, женщину, которую действительно боялись на полях сражений…

Страшную?

Нет, внешне она не была страшной. А вот внутренне… это как сидит перед тобой весьма голодная черная пантера и милейшим образом облизывается на твои печенки-селезенки. Еще и примеряется, куда это тебя укусить, чтобы ей повкуснее было, а тебе побольнее.

И так это дану живо представилось…

Он даже руками непроизвольно прикрылся. В стратегически важном месте.

– Я уезжаю, – просто сказала Адриенна. – Мне жаль, что так получилось… отец.

– Я желаю тебе счастья. – Дан Марк кое-как взял себя в руки. Это же его дочь? Ну да… странно как-то ее бояться… даже неправильно.

– Ты действительно не хочешь поехать ко двору?

– Нет. Не хочу. Ты дала позволение Энрико, нам вполне неплохо здесь. Охота, леса, поля…

Адриенна кивнула.

Дала.

Энрико Делука получил разрешение, а поскольку охотником он был хорошим, то никогда не забывал о брачных сезонах и прочем…

Убийство ради убийства?

Нет, это не для него. Но вот уменьшить численность тех же волков, завалить медведя-шатуна, проредить обнаглевших зайцев или уничтожить бешеную собаку…

У охотников тоже много дел. И дан Марк нашел себе хорошее занятие. Все лучше, чем по продажной девке страдать.

Кстати – тело так и не нашли, к большой радости Адриенны. Хорошее она болото подобрала, глубокое…

– Я не оставлю СибЛевран вам, отец. Но жить вы здесь сможете, сколько вам будет угодно.

– Сколько будет угодно новой хозяйке.

– Она моя подруга. И все поймет правильно.

– Надеюсь. Я могу идти?

– Да, – Адриенна горестно смотрела вслед отцу.

Вот так… своего эданна Сусанна добилась. Или эданна Франческа?

Они были семьей, а теперь ИХ уже нет. Когда они прошлый раз ехали в столицу, отец любил Адриенну и готов был жизнь положить за нее. А она – за него.

А сейчас…

Сейчас темнота. И пустота.

Это не смерть. Но ведь и близкого человека Адриенна лишилась. Может ли она подвергать остальных такой же опасности?

Ответ один.

Нет. Конечно же – нет!

Она поедет одна, в сопровождении только гвардейцев. И никого с собой не возьмет. И будет строить свою жизнь с нуля.

Прабабка в столице, она подскажет и поможет… хотя бы советом. Чутье тоже от Адриенны никуда не денется. Так что еще надо?

Немножко везения.

Или очень, очень много везения… Адриенна и сама не понимала, что плачет.

Даже если она сюда вернется, это будет уже другая Адриенна. Совсем другая.

Прощай, СибЛевран.

Прощай, мое детство…

В столице

– Милый, я ТАК тебе сочувствую!

В проникновенных интонациях эданна Франческа поднаторела за последние десять лет, могла бы и кого другого поучить. Его высочество растекся киселем.

А что?

Он не достоин сочувствия?

Он-то его и достоин!

Сначала… это… проклятие, потом любовница умирает во время родов… и ладно бы – одна! Так ведь с ребенком! С его, доношенным, только родить осталось – так и с этим справиться не смогла, дура!

Ладно.

Сходил он посмотреть, чего там доносили и не родили. Вышел, протошнился в уголочке и понял, что да. Проклятие – оно работает.

Теперь отец умирает. Ы‑ы‑ы‑ы‑ы‑ы‑ы‑ы‑ы…

Это – не повод для трагедии?

Напомнить потенциальному Филиппо Четвертому о том, что, на минуточку, он – принц, не голодает, не мечется в поисках пропитания, не… не… не…

Да много чего – не. Любой крестьянин бы ему не посочувствовал, а у виска покрутил. Ты чего – рехнулся, дан? У тебя столько всего есть, а ты еще и плачешься? Тьфу, дурак.

И, если честно, эданна Франческа недалеко от того крестьянина ушла. Потому что примерно так и думала. Чего б не радоваться жизни? Вот дурак-то!

У тебя же самое главное есть!

Власть!!!

А ты?

А, что тут объяснять, все равно не поймет ничего, еще и страдать будет, и обидится. А потому… эданна Ческа нацепила на лицо самую-самую сочувственную улыбочку и принялась убеждать его высочество, что все образуется.

Надо только молиться, и Господь милостив…

Поэтому следующая фраза любовника на нее упала как топор палача.

– Ческа, тебе придется хотя бы на несколько месяцев уехать из столицы. Отец настаивает…

– ЧТО!? – возопила эданна. Куда и сочувствие делось?

Принц потупился, хотя вины он за собой не ощущал. А что? Он принц, скоро вообще королем будет, его подданные – его воля. Что прикажет, то и будет! А он может и приказать… вообще! Ладно, он еще чуточку потерпит, все же это его любимая женщина. Но слушаться она его обязана! А как иначе, если он ее любит?

– Я женюсь.

– Ч‑Т‑О!?

Эданна Ческа ощутила, что воздух закончился. Вот был – и закончился. А вместо него по горлу расползлись гадкие и колючие ежи… и затеяли там потасовку. А иначе почему она ни вдохнуть не может, ни выдохнуть…

УТЬ!

Его высочество, который заметил, что любовница как-то подозрительно синеет и вообще – не дышит, со всей силы треснул ее по спине. Силы там хватало, потому что ежики вылетели и куда-то делись. А Филиппо разъяснил свою позицию:

– Отец желает, чтобы я женился до его смерти. И консуммировал брак – тоже. Поэтому тебе придется пока немножко удалиться от двора. Не слишком далеко, нет. Чтобы я мог регулярно приезжать. Ты понимаешь, дорогая, интересы династии требуют…

Эданна этого понимать решительно не желала. Она уже все преотлично распланировала.

Филиппо Третий умирает.

Филиппо Четвертый пока свободен! До семнадцати лет этой соплячки брак заключать нельзя, так прописано в договоре. А значит, что?

Правильно, Ческа уже и кандидатуру подобрала.

Дан Сильвано Тедеско.

Между прочим – милейшее существо. Так посмотреть – ну чистый ангел! Свежевымытый!

Волосы золотые, локонами по плечам; глаза голубые, огромные; телосложение то ли поэта, то ли легендарного эльфа; и такое же очаровательное лицо…

Улыбка! Манеры!

А что? Половину придворных дам пере… валял, паразит! Все спальни посетил, до каких добрался! А куда не пустили, там или возраст, или беременность, или родители такие, что дешевле не связываться. Оторвут нечто важное – и только в церковь останется. Натурщиком. Для икон.

При этом вроде и не беден, и не жаден, и не особенно глуп… просто – кобель! Кобелино!

Даной СибЛевран он занялся бы и из чистого интереса, ну и Ческа собиралась ему кое-что пообещать. Принц на свою любовницу не скупился, одаривая ее и деньгами, и землями… найдется подходящий кусочек. Дан Сильвано из младших сыновей: содержание ему выделили, а вот земли не предвидится. Так бы он самостоятельным стал, на ноги встал, мог бы и свой род основать… или вот, СибЛевран – чем не поместье? И удобно, и от столицы далеко, и передается по наследству, а уж эданна Ческа бы к нему от всей души чего прибавила…

И не надо никакой свадьбы!

Ческа и сама может замуж выйти.

А ребенок… Что – ребенок? Его и так можно… усыновить, к примеру. Или она от кого-то другого забеременеет… разберется она с престолонаследием! Ей все удается, она красивая и умная, она вообще этого достойна! Она в короне будет смотреться намного лучше, чем эта кошмарина СибЛевран!

И в золоте, и в пурпуре, и даже на троне…

Бывало же и так, что королевы странами правили?

Бывало!

И тут вдруг такой… такой эпический провал! Эданна аж зубами заскрипела, да так, что Филиппо шарахнулся в сторону. Мало ли, еще укусит!

Отец предупреждал – жди истерики. И истерика таки последовала.

Ческа страдала.

Ческа рыдала.

Ческа угрожала убить себя, убить его, убить разлучницу, убить всю Эврону – а что?! Чего она тут стоит, так неудобно, и совершенно чихать хотела на страдания эданны?

Истерика перешла в слезы, слезы в поцелуи, а поцелуи в нечто более приятное. Эданна пообещала любовнику, что обязательно уедет, только… чуточку попозже. Когда должна приехать дана?

В начале лета?

Отлично!

Дана в столицу, эданна из столицы. У нее тут, совсем недалеко, буквально часов шесть пути, есть отличный замок, мусичек сам же ей и дарил. Вот в нем она своего сладенького помпосика и будет ожидать.

Не есть, не спать, а только ждать, у окна сидеть, косу отращивать…

А лапсик будет приезжать, часто-часто! Правда же?

Лапсик, бусик и помпосик заверил свою лапочку, бусинку и помпошеньку, что так и будет. И с утра откланялся с громадным облегчением.

Как хорошо, когда тебя понимают! Просто – КАК ХОРОШО!!!

* * *

– Он меня отсылает!!!

– Да не реви ты. – Старая ведьма подсунула эданне носовой платок… не первой и даже не десятой степени залежалости, но эданне было наплевать.

Она рыдала.

А как же?

Кругом столько хищниц, столько стервозин, а Филиппо еще и женится, и король будет против приезда эданны в столицу, и умирает он… как же!

Такая сволочь не помрет! Он раньше на могилки всем остальным нагадит!!!

Ы‑Ы‑Ы‑Ы‑Ы‑Ы‑Ы‑Ы‑Ы!!!

Ведьма кое-как успокоила эданну, напоила отваром и вежливо поинтересовалась:

– Так, может, оно и к лучшему? И мужик ребенком обзаведется, наследничком, и тебе рожать не придется? Ты ж сама о проклятии знаешь?

– Я думала… но отсылать-то меня зачем?

Ведьма хмыкнула.

Ответ был прост. Да потому, что ты, сволочь, ни сделать ребенка не дашь нормально, ни выносить, ни родить. Натура у тебя такая, гадюшечная! Ведь прекрасно все понимаешь, а сидишь тут, сопли размазываешь… тебя рядом оставь – не удержишься. Нет, не сможешь удержаться.

Характер такой.

Вот его величество и решил превентивно невестку обезопасить – скажи спасибо, голову тебе не оторвал, как той гадюке! А мог бы… добрейшей души человек, право слово!

Вот ведьма бы нипочем не удержалась, если б рядом с ее семьей такое ползало и шипело. Она ее и как клиентку-то едва переваривает! А Филиппо Третий терпит… и не давится эданна грибочками!

Истинно святой человек наш король!

Уже стяжавший мученический венец при жизни!

– Ты от меня сочувствия ждешь, эданна?

– Нет, чтоб вам! Помощи!

– Короля травить будешь?

– Нет! Мне приворотное зелье требуется! Такое, чтобы принц всегда – от любой бабы – возвращался ко мне! И только ко мне!

– Это дорого встанет, эданна.

– Знаю.

– И не только деньгами дорого будет…

Эданна Ческа опустила голову.

Да, конечно. Будут и жертвоприношения, и ей придется участвовать… и что?!

И ничего!

Плевать ей на это отребье! Плевать ей на любые жертвы! Она желает сохранить свое положение! Она этого достойна! А кто там ляжет под каблучки остроносых сафьяновых туфелек… разве это важно? Вы же не думаете о каждом камне в мостовой?

Вот и эданна не собиралась думать о всяком быдле! У них такая судьба – служить ей!

– Когда?

– Дня через четыре. Как раз подходящее время будет.

– Я приеду, – кивнула эданна. И вышла.

* * *

– Я не думал, что у короля все настолько плохо. – Жрец действительно не считал так. Но сейчас, услышав это, считай, из первых уст…

Действительно – короткая дорожка. Эданна Ческа – принц – король. И вряд ли кто-то из них допустил серьезное искажение информации.

– Значит, настолько, – безразлично откликнулась старая ведьма. – Тебе-то что с того, дан? Тебе еще и лучше…

– Я не рассчитывал, что придется начинать так быстро.

– Это я понимаю. Но обстоятельства нас не спрашивают. Надеюсь, ты у меня не будешь просить средство, чтобы устранить дану СибЛевран?

– Глупо.

– Или приворожить? – блеснули ехидными огоньками глаза ведьмы.

– Я что – дурак? Знаю я тебе цену…

Ведьма развела руками.

– Ты знаешь, дан. Илария Кавалли была лучше меня, умнее меня – и чем все закончилось?

– Тем, чем может закончиться и для тебя. А если так, стоит ли брать меньше?

– Сто́ит, – решительно ответила ведьма. – Я не знаю, где сейчас Лари, но столько я платить не готова. Может, и никогда не буду.

Мужчина пожал плечами, словно бы говоря: «Твоя дурь – твое дело».

– Решай сама. А мне нужно то, в чем ты хороша́. Не приворотные, а твои мазилки… афродизиаки. Поняла?

Ведьма кивнула.

– И поняла, и сделаю…

– Вот их изготовь. Да побольше…

Ведьма кивнула. И не удержалась.

– Если для личного пользования, то могу еще и зелье сделать. Чтобы! – Ведьма важно воздела указательный палец, явно намекая на нечто другое. – А если зелья для даны СибЛевран нужны, так я могу и не стараться.

– Почему?

Кажется, для жреца это оказалось сюрпризом. Ведьма только головой качнула.

– Дан… она – Высокий Род! В ней ТА кровь, понимаешь?

– Н‑ну…

– Не понимаешь. Это не титул, не звание, не вывеска. Это либо есть, либо нет. Это не продашь, не купишь, не лишишься в результате переворота или болезни. Это либо есть, либо нет…

– Меньше слов!

– А если так… на нее это НЕ ПОДЕЙСТВУЕТ! Никогда! Хоть ты себя облей, хоть ее искупай – не поможет!

– Потому что в ней проснулась ТА кровь?

– Даже если не проснулась, действовать будет гораздо хуже. Словами ее можно обмануть, запутать… как с обычным человеком. А вот магия, зелья… в ее крови они просто растворятся.

– Что?

– Говорили когда-то, что кровь Высокого Рода – высшая магия.

– Эм-м…

– Не в смысле сцедить и выпить. Такое тоже было, плохо кончалось. Среди ведьм передается… Одна из ведьм решила попробовать. Мужчина Высокого Рода, ну и она… сам понимаешь. Все у них было. А потом, когда он уснул, она взяла кинжал, надрезала ему руку, сцедила крови и выпила.

– И?

– Один глоток. Больше не успела.

– Умерла?

– Говорят, рассыпалась в прах.

– Может, врут? – засомневался жрец.

– Может, и врут. Но на себе проверять не советую, – хмыкнула ведьма. – Что-то это, конечно, значит, но что? Если бы нас так не преследовали, если бы не жгли книги, не отбирали знания…

– Вы бы под себя все подмяли, до чего дотянулись! – рыкнул жрец. – Знай свое место, дрянь!

Ведьма усмехнулась.

– Я его и знаю. А ты, дан, думай о том, которое мечтаешь занять. Хорошо думай, потому что с Высоким Родом второй попытки у тебя не будет. Они не предупреждают, не угрожают, они просто живут. А те, кто желал причинить им вред, – умирают, умира-а‑а‑а‑а‑ают…

Голос ведьмы понизился до шепота. И мужчина не выдержал. Скрипнул зубами, выскочил вон… дверью хлопнул так, что та чуть с петель не слетела. А ведь дуб…

Ведьма откинулась на кресло, вздохнула.

– Дурак ты, дан. Ох, дурак…

Она вспоминала то давнее время, когда они с Лари были молоды. Когда мечтали о магическом даре. Когда хотели… и были готовы отдать что угодно.

И отдали…

Жертвоприношения, в которых участвует эданна Ческа, ведьма вспоминала разве что с улыбкой. Вот дурочка-то…

Козлов резать, баранов, людей…

Тьфу! Идиотка безграмотная!

Настоящей жертвой можешь быть только ты сама. Ты приносишь себя в жертву Повелителю, ты отказываешься от части себя – и пропорционально этому тебе даруется сила. Две послушницы, отданные в монастырь нелюбимой и нелюбящей родней, они быстро нашли общий язык. Обе были молоды, обе плевать хотели на всех богов мира, обе хотели силы, власти, мести…

Но именно Лари нашла в библиотеке старый ритуал.

Такая уж штука эти монастырские библиотеки. Иногда и монахи, и настоятели не знают, что в них кроется. А им – им достаточно было нескольких слов, которые кто-то нацарапал грифелем на полях старой книги.

Лари всегда была смелее.

А вот Летта… да, когда-то она была даной Дзанелла. Виолеттой Дзанелла.

Так давно, что уже ничего и не осталось. Ни от даны, ни от монастыря… а где еще им было проводить ритуал вызова? Только там. На башне. Наверху, чтобы никто не заметил.

Лари все сделала первой. И Летта с ужасом смотрела на тень, которая поднялась над подругой. На то, как Лари смело отдавала ей себя. Нет, не всю. Но…

Что можно отдать в обмен на силу? Настоящую силу.

А что есть у человека?

Что делает человека – человеком? Наверное, чувства, причем как доброта, забота, любовь, тепло, так и обратные им: ненависть, ревность, зависть… Так мало, ведь это не измеришь деньгами. И в то же время так невероятно много…

Вот это Лари и отдала. Все, до капли… Единственное, что оставило ей чудовище, – любовь к детям. Если она родит когда-нибудь… В издевку? Да кто ж знает…

Летта оказалась не столь храброй.

В круг она вошла. И слова она произнесла. Но становиться холодным чудовищем не пожелала. И отдала совсем немного. Она отдала умение ненавидеть, завидовать… она была глупа и романтична, она хотела найти любовь…

В ту ночь монастырь был разрушен.

Две послушницы оказались среди немногих уцелевших, и семьи забрали их домой, чтобы потом снова отдать в монастыри, только в другие…

Не успели.

Семья Кавалли, семья Дзанелла…

Остались только истории – и могилы. А больше никого. Два рода оборвались в тот же год. Девушки были мо́лоды, обижены на жизнь и на свои семьи, они не стали тянуть. А потом…

Двор, блеск, балы, интриги… и семьи.

Лари вышла замуж выгодно, Летта – по любви. А результат?

Один и тот же. Сила прорывается. Ее не сдержишь внутри, даже если ее капли, вот по каплям и собирается… Илария ушла раньше. Она понимала, что если на детей падет хоть тень подозрения…

Летта – позднее. И сейчас она иногда позволяет себе такую роскошь – видеть детей, внуков… это они ее не видят. А она проезжает мимо в паланкине, она за них радуется…

О еще одной плате тень не сказала.

О боли. Неизбывной и неумолимой, которая сопровождала их с тех самых пор.

Тень промолчала.

Впрочем, так бывает всегда. Душа – это только часть оплаты. И кто за ней явится – Виолетта Дзанелла знала совершенно точно. Или…

Или – нет.

Смерть подруги она почувствовала. А еще – видела сон.

Странный. Неправильный. Но в этом сне дана Кавалли – такая, как была, молодая и отчаянная – взлетала вверх из тени. Взлетала на вороньих черных крыльях.

И провалиться старой ведьме на этом месте, если не…

Сибеллины.

Моргана Чернокрылая.

Виолетта Дзанелла не знала, как такое получилось. Даже не догадывалась. Но сейчас, когда дана СибЛевран приедет в столицу…

Ей будет что предложить дане.

Если это так – ей будет чем заплатить.

Мия

– Парам-пам-пам-пара-па-пам…

Дана Феретти шагала по дороге. Насвистывала себе под нос, улыбалась…

Хор-рошо-о‑о‑о‑о…

Привал, что ли, устроить?

Тоже отличная идея.

Мия направлялась в Энурию. Да, пешком. Может, потом она ослика купит, но пока спешить ей некуда. После того, что произошло буквально вчера…

Мия сама не могла себе поверить.

Но… она – свободна?!

Как ни странно это звучало, она – свободна!!!

Это было так давно, что Мия даже не помнила – она когда-то была сама собой?

Давно… еще до смерти отца. Еще до того, как ей сунули в руку ладошку Энцо и сказали: ты – старшая сестра, ты обязана.

Это было, но забылось. А сейчас Мия абсолютно спокойно шла по дороге. И не боялась ничего, и не собиралась бояться. Самый страшный зверь здесь – она. Это уж точно…

Может, и не со всеми подряд, но с бо́льшим числом проблем она справится. С ее-то подготовочкой!

Дядя постарался…

Джакомо многое в нее вложил. А она чем отплатила? Убила его?

Но выбора-то не было…

Может, Мия и нашла бы потом какой-то другой выход, но тогда… Она попросту вульгарно растерялась. Или наоборот – осознала свою беспомощность?

Она – собака на сворке. У Джакомо…

Просто собака на сворке.

Он решил выдать замуж ее сестру, и она не могла ничего сделать. Сказать, что дан Бьяджи извращенец и подонок? Так Джакомо и сам это преотлично знал. Но выгода для семьи на его весах перевешивала мучения и смерть Серены.

А для Мии – сестра была дороже любых денег и связей.

Умолять не действовать так? Но Мия отлично знала Джакомо. Просто Серена оказалась бы у дана Густаво не явно, а тайно. Исчезла бы, и Джакомо клялся с честным лицом, что представления не имеет… где бы она потом искала сестру? В каком состоянии нашла?

Лоренцо?

Окажись здесь Лоренцо, он бы тоже был в опасности. Джакомо мог бы сделать с ее братом что угодно… И нигде не сказано, что не сделал бы. Просто Энцо был удобен и не опасен. А если бы все поменялось? А?