Kitobni o'qish: «Отражение. Зеркало войны»

© Гончарова Г. Д., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

 
Зачем из зла исходит вечно зло,
Из пытки боль еще острейшей пытки?
Мы братья все – и ежели могло
Чье сердце только смерть в житейском свитке
Читать и по наему убивать,
Пусть и оно узнает, в чем свобода.
Несчастье – злом за злое воздавать.
О Небо, о Земля, и ты, Природа,
Все через вас: и тот, кто сделал зло,
И кто, отмщенью чужд, глядит светло!
 

Перси Биши Шелли.

Возмущение Ислама

(перевод К. Бальмонта).

Глава 1

Матильда Домашкина

– Блин, я разочарована…

– Чем?

– Я думала, все будет совсем иначе, ребята так об этом рассказывали, а тут, а здесь, а, блин!

К счастью, диалог Марии-Элены и Матильды никто не слышал, а то бы еще за неуважение к суду добавили… если есть такая статья. Матильда выяснять не рвалась, ей и так было противно.

Всем встать, суд идет!

Ага… Как это выглядит в американских фильмах – видели все. Красиво… может, даже американцы законы соблюдают, и вообще.

Как выглядит герцогский суд?

Тоже красиво. Назначается определенный день, народ собирается, все, кто хочет воззвать к герцогскому правосудию, приходят на площадь города, или в магистрат, или в замок – куда прикажут, и там все оформляется с шиком.

Золоченое кресло для герцога, стол для его секретаря, стража, даже палач и плаха – мало ли что? Мало ли кто?

А у нас!

Мария-Элена была разочарована с самого начала. Матильда – тоже.

Начать с местонахождения суда. Черт-те где.

Она специально отпросилась у Антона на весь день, и не прогадала. Поехала за час и, приехав, сразу же начала удивляться.

Кто мог бы догадаться, что вход в суд находится рядом с магазином нижнего белья? Причем дом построен квадратом, так вот, рядом с магазином нижнего белья – дверь, вы входите в нее, проходите сквозной коридор, оказываетесь во внутреннем дворе, протискиваетесь через машины на автостоянке и натыкаетесь на вторую дверь.

И она-то ведет в суд.

Мария-Элена юмора не оценила. Если бы кто-то рядом с местом, в котором проводит суд ее отец, панталонами торговал… знаете, это как-то неэтично. Вообще.

Но – ладно. Зато центр города, старое здание, потолки под три метра, рама металлоискателя… Опять – прекрасно, но когда строилось здание, видимо, это был черный ход, для всякой шелупони, и раму кое-как втиснули в узкое пространство, а за ней примостили убогого вида облупившийся деревянный стол образца так семидесятого года. Где они нашли-то этот антиквариат? В приличных учреждениях такое сто лет назад списали….

Опять-таки дело житейское.

Просто в этом проходе и коридорчике двоим уже не разминуться, так и вспоминается бессмертное филатовское: «Кто хотит на Колыму – выходи по одному»¹.

Сидит за этим столом паренек в погонах, со здоровущим прыщом на шее, кое-как замазанным тональным кремом, и проверяет входящих.

Рама, сумка, вытащи все из карманов…

Матильда сочувственно поглядела на парня и подумала, что, будь она террористом, она бы тут со смеху и сдохла.

Линия защиты, блин! И нет другого слова! Один точный удар сумкой – и даже она надежно нейтрализует защитника. А кому смешно – взвесьте дамскую сумочку в руке, и мигом поймете, что это лучшее оружие ближнего боя.

Но послушалась, продемонстрировала все, что могла, и отправилась искать нужный кабинет.

Само заведение выглядело вполне прилично. Жутковатый цвет стен (больной желтухой крокодил), белые двери – не пластик, дерево, правда, столетней давности, врезные замки, коридор, скамеечки…

Почти поликлиника, даже манеры у младшего персонала похожи.

Матильда попробовала осведомиться, что и где, заглянув за дверь с надписью «Секретарь», но оттуда рявкнули не хуже гарпии:

– Кабинет у вас написан? Сидите ждите, вас вызовут!

Вот и вся вежливость.

Может, где-то дело обстоит иначе, Матильда на это надеялась. Но здесь ей не нравилось.

– Ты же работала в юридической конторе. Неужели ты в суде не бывала?

Мария-Элена была искренне удивлена. А чем?

– Я же не юрист. Я – делопроизводитель… в перспективе. То есть законов не изучаю, моя работа – с бумажками. Возиться, систематизировать, оптимизировать, готовить… а по судам юристы бегают, им за это зарплату платят.

– Больше, чем секретарю?

– Зависит от места, – пожала плечами Матильда.

– А почему ты решила стать именно делопроизводителем? Тебе это нравится?

Нравилось ли это Матильде?

Нет. Но…

Чтобы в нашем мире заниматься любимым делом, надо очень, очень хорошо зарабатывать. Или просто иметь постоянный независимый источник дохода.

Мария-Элена обдумала этот ответ.

– А кем бы ты хотела стать?

Как-то раньше она подругу не спрашивала, к слову не приходилось. Да и… в ее мире у женщины было три специальности, органично сменяющие друг друга. Дочь, жена, мать. Еще – бабушка.

А в мире Матильды женщины могли сами выбирать себе дорогу, профессию, мужа… это – здорово?

Когда как.

Матильда вздохнула.

– Я мечтала стать дизайнером интерьера.

– Это?..

– Когда приходишь в квартиру или дом, рисуешь каждую комнату, прикидываешь, как ее обставить…

– Тебе это нравится?

– Интересно же! И у нас столько стилей… если бы ты видела! Авангард, ар-нуво, барокко, георгианский стиль и гранж, лофт и манга, османский и романский стили, эклектика и стимпанк… и это я даже десятой части не перечислила.

Мария-Элена и слов-то таких не знала. Но суть уловила.

– А почему ты не попробуешь?

Ответом было пожатие плечами.

Деньги, всё упирается в деньги.

Легко заниматься интересным делом, если можешь сидеть у кого-то на шее. Мамы-папы, бабушки-дедушки помогут? Ты и дизайнерскую контору откроешь, и что хочешь сделаешь. А если ничего нет? Как тогда?

Кто-то скажет, что к своей мечте надо идти через трудности и лишения? Да. Но во время ходьбы надо же и что-то кушать?

Даже если бы Матильда открыла эту контору – где взять клиентов? И защиту от клиентов? Вариант «Вы мне все сделайте, а я посмотрю и заплачу, если мне понравится» весьма и весьма распространен в наше время. И ведь находятся гении, которые верят в грядущую оплату!

Наивняк!

У Матильды же ни связей, которые позволят найти нормальных клиентов, ни репутации, да просто – ничего. Ноль.

Обратиться в дизайнерское бюро и поработать там? Она это и так может сделать, в качестве делопроизводителя. Кто сказал, что нельзя? Ей только восемнадцать, все еще впереди. Но пока надо получить образование и какую-то работу, чтобы оставаться на плаву.

Работа есть, осталось образоваться.

Мария-Элена кивнула.

– Тильда, а ты мне покажешь?

– Что?

– Стили, о которых говоришь? Названия красивые, а как это будет выглядеть вживую…

– Покажу. У нас еще час.

Матильда достала из сумки дешевый планшет. Дрянь, конечно, прогружается медленно, фильмы не посмотришь, но есть два плюса. Зарядку держит долго и карта памяти большая. Ей хватает.

– Вот, смотри. Это эклектика. Основные признаки…

И девушки уткнулись в планшет.

* * *

В реальность их вернуло многозначительное покашливание над ухом.

Матильда подняла голову, и…

– Тильда!!! НЕТ!!!

Вопль Марии-Элены был такой силы, что девушка на миг зажмурилась и поспешно передала управление над телом.

И было от чего беспокоиться герцогессе.

Рядом с девушкой, улыбаясь во весь рот, полный золотых и серебряных зубов, стояла тетя Паша. Или Параша…

Матильду затрясло.

То есть – затрясло бы, если бы она контролировала тело. Вот тут она бы и вскочила, и разоралась, и ее бы точно вывели за неуважение к суду.

Мария-Элена собой владела намного лучше сестры. А потому на долю Прасковьи Ивановны пришелся надменный взгляд, который словно теркой прошелся по всей женщине, от уложенных в «гулю» жидковатых крашеных волос, по свитеру ядовито-зеленой расцветки со стразами, по зеленой же юбке, только другого оттенка, до носков коричневых туфель со здоровущими цветами. И опять вернулся в планшет.

Сама Матильда выглядела намного элегантней оппонентки.

Русые волосы уложены в узел-ракушку. Платье свободного силуэта фигуру не подчеркивает, но и не слишком скрывает. Есть такие фасоны, вроде бы и все закрыто, от шеи до колен, но сама ткань очень удачная. Мягкая такая, уютная, светло-серого цвета, так и хочется провести ладонью. Облегающий верх, чуть расклешенный низ, никаких вырезов и украшений. На шее – золотая цепочка. Черная сумка, черные туфли.

– Мотя, не думай о ней, ты слишком нервничаешь, ты меня сейчас вытолкнешь. Расслабься…

– СУКА!!!

– Мы ее еще отправим на мыловарню. Но не сразу, нет, не сразу… ты сама говорила, что месть подают холодной!

Матильда вздохнула, расслабилась…

– Прости. Действуй, ладно? Я все подскажу, но общаться с этой мразью выше моих сил.

Мария-Элена чуть расслабилась. Подруга у нее замечательная, но все же несдержанная…

– Все равно они гниды!

– Кто бы спорил. Терпи…

Матильда вздохнула.

Потерпим. Пока – потерпим. Суд – не место для выяснения отношений.

Прасковья Ивановна так не думала. Она плюхнула свой объемистый зад рядом с Матильдой, отчего скамейка жалобно скрипнула, и мило улыбнулась еще раз.

– Как дела, Мотенька?

Мария-Элена вскинула брови.

– Неужели вы не в курсе?

– Я ж за тобой не слежу, – с неудовольствием отозвалась Прасковья Ивановна, понимая, что дело не выгорит. И вывести Матильду из себя точно не удастся.

Мария-Элена мило улыбнулась.

– И пришли сюда вы потому, что у вас угнали машину?

– Какую машину?

– Или украли собачку?

– Нет у меня никакой собачки!

– Зато повестка в суд есть. В пятый кабинет.

Мария-Элена била наверняка, и по злым огням в глазах Параши поняла, что попала в точку.

– Да! И что?

– Абсолютно ничего, – пожала плечами девушка.

И опять уткнулась в планшет, не обращая внимания на соседку по скамье. Хотя это было сложно. Прасковья Ивановна подготовилась к походу в суд и вылила на себя полфлакона какого-то ядохимиката.

Туалетная вода? Очень подходящее название, непонятно только, зачем ею людей поливать? Надо бы использовать по назначению, для туалета! И даже из-под ошалелого запаха химической розы пробивался аромат пота, кисловатого и неприятного.

Долго тетка молча не просидела.

– Это все потому, Мотенька, что ты старших не уважаешь.

Мария-Элена промолчала. Прасковья Ивановна вдохновилась и продолжила:

– Мать свою ты прогнала, добрых советов слушать не хочешь, и высокомерия в тебе много. Ты бы, Мотенька, жила, как все порядочные девушки, и все бы хорошо было. Парня бы себе порядочного нашла, замуж вышла… слышишь?

Толстая лапища с несколькими золотыми кольцами легла на коленку Марии-Элены и чувствительно встряхнула.

Мария-Элена медленно подняла голову от планшета.

– Любезнейшая, вы ко мне обращаетесь?

Тетя Параша фыркнула.

– А то к кому ж?

– Тогда извольте запомнить, что меня зовут Матильда Германовна.

– Не доросла ты еще до Германовны.

– Тогда и до ваших мудростей я тоже не доросла.

Такими мелочами Прасковью Ивановну было не смутить.

– А ты все же послушай! Чем по подворотням шалавиться…

Мария-Элена демонстративно вытащила из кармана телефон, выбрала режим диктофона и включила.

– Продолжайте, пожалуйста. Что вы мне хотели сказать о подворотнях?

– Выключи немедленно!

Матильда чуть позлорадствовала.

Да, здесь вам не там, это не старые времена, когда можно было поливать оппонента грязью, а потом кричать: «Люди добрые, да что ж это делается-то, я к нему со всей душой, а он сиротиночку изобидел!!!» Сейчас все записывается, и широту души можно оценить в присутствии свидетелей.

– Вас что-то не устраивает, любезнейшая?

Тетя Параша надулась и отодвинулась.

Законы она знала плохо, поэтому предпочла помолчать. А вдруг потом ее привлечь за что-то смогут?

По счастью, сидеть пришлось недолго. Не прошло и десяти минут, как из кабинета номер пять вышли люди, потом выглянула секретарша и вежливо пригласила:

– Кто следующий, на десять тридцать? Заходите!

Мария-Элена чуть замешкалась, и первой в кабинет с грацией боевого слон, ринулась тетя Параша.

* * *

Внутри кабинет выглядел не слишком презентабельно.

Стены были окрашены в персиковый цвет, но мебель удручала. Здоровущий стол для судьи был самым новым из имеющегося. Столик для секретаря оказался таким же престарелым и обшарпанным, как и мебель в коридорах, а стулья для клиентов заставили Матильду порадоваться, что платье – длинное. Иначе пришлось бы попрощаться с колготками.

Видимо, это беда районных судов – если их и финансируют, то по остаточному принципу.

Секретаршу Матильда разглядывала с профессиональным интересом. Симпатичная девушка, с хорошо покрашенными и уложенными волосами, с длиннющими ногтями, с макияжем и в дорогой одежде. Да, Антону она бы больше подошла в приемную.

– Пф-ф-ф-ф, – отозвалась Мария-Элена.

Матильда невольно улыбнулась. Подруга понимала, что не имеет права на ревность в отношении Антона, и все равно ревновала и злилась. Но картинка-то на уровне? А какое там качество работы – еще большой вопрос.

– Встать, суд идет.

Вот уж не ожидала Матильда услышать эту фразу. Но послушно встала. Они с Прасковьей Ивановной выбрали места подальше друг от друга, и теперь та сверлила Матильду злым взглядом. А чего злиться-то?

Матильда бы сюда век не приходила, ей не оставили выбора.

Судьей оказалась симпатичная женщина лет сорока, полноватая, с темными волосами, уложенными в короткую модельную стрижку, в чем-то темном вроде мантии.

Она опустилась за стол, кивнула секретарю – и та отмерла:

– Прошу всех сесть, – и уткнулась в бумаги.

Судья посмотрела на Матильду и чуть менее одобрительно на Прасковью Ивановну.

– Добрый день. Ленинским районным судом рассматривается гражданское дело по иску Домашкиной Марии Ивановны к Домашкиной Матильде Германовне о признании недействительным…²

Матильда внимательно слушала.

Судья объясняла. Процитировала статью, огласила состав суда, разъяснила права и обязанности обеих сторон, предусмотренные законом. Спросила про отвод, но тут обе стороны единогласно отказались – никто не имел ничего против судьи. Спросила про представителей, и тут началось самое интересное.

По доверенности Прасковья Ивановна была законным представителем Марии Домашкиной. Та в настоящее время не могла приехать и выдала бумагу Параше. На представление ее, Марии, интересов в суде.

А интересов было много.

В исковом заявлении мать требовала ответа по нескольким статьям, номера которых Матильда записала в блокнот, почитать на досуге. А если русским языком, дочь была виновна: во-первых, в присвоении наследства – статья 1149 гражданского кодекса. Во-вторых, в нарушении статьи 1148 того же кодекса – Мария Домашкина, оказывается, получила третью группу инвалидности и была нетрудоспособным ребенком наследователя. В-третьих, в использовании в корыстных целях недееспособности завещателя, то есть якобы Матильда воспользовалась неадекватным состоянием бабушки и заставила ее подписать бумаги в свою пользу.

И вишенкой на торте – любящая мамочка еще и на алименты подала. Матильда совершеннолетняя, а мать инвалид, вот и…

Судья огласила весь список и уточнила у Матильды, все ли понятно.

Девушка вежливо встала со стула.

– Да, ваша честь. Мне все понятно, благодарю вас.

Мария-Элена продолжала держать контроль над телом, и теперь Матильда могла только подсказывать, а то наломала бы дров. У нее самой идей не было, но желание разломать о Парашину «гулю» десяток стульев – было. Мария-Элена в этой ситуации держалась спокойнее.

– Вы согласны с предъявленным вам исковым заявлением?

– Нет, ваша честь.

Судья кивнула, словно и ожидала это услышать.

– Вы имеете право…

Дальше стандартно. Примириться, отказаться, одуматься, вернуться…

Матильда бы все это с удовольствием проделала, но – увы. Придется тратить время и силы. Интересно, что за болезнь у ее мамаши? Даже и третья группа дается далеко не всем, и если кто-то ходил по поликлиникам, он знает, как тяжело оформить инвалидность. С ума сойдешь, пока всех врачей пройдешь.

Мамочка не поленилась.

С точки зрения Матильды, это свидетельствовало о ее несокрушимом здоровье. Или здоровущем блате. Есть исключения, есть, но большая часть больных просто не имеют сил, чтобы преодолевать все врачебные «рогатки».

Сначала спрашивали Прасковью Ивановну.

Та в красках рассказала, как Матильда выгнала родную мать, как выяснилось, что она оттяпала в свою пользу все имущество покойной бабушки, а у матери – инвалидность. Потом тетка Параша попыталась охарактеризовать саму Матильду, но тут уж нашла коса на камень.

Судья достаточно вежливо оборвала излияния, уточнив, что именно может дама сказать по делу. А моральный облик подсудимой… Да будь она хоть дочерью Чикатило – в данном судебном деле это неважно.

Дело дошло до Матильды.

Мария-Элена опять встала.

– Ваша честь, разрешите мне предоставить суду копии некоторых документов?

– Каких?

– Свидетельство о государственной регистрации права собственности. Договор дарения. Договор ренты.

Судья кивнула, и Матильда передала документы секретарю, а уж та – судье. На ознакомление ушло минут пять, потом судья подняла на Матильду потеплевший взгляд.

Ну да.

Уже не хищница, которая воспользовалась беззащитностью старушки, а просто внучка, которая жила вместе с бабушкой, заботилась о ней, да и сроки оформления документов вызывали доверие. За пару лет до смерти Майи Алексеевны Домашкиной. Не за месяц или за неделю, нет…

Завещатель сперва распорядился, а потом пожил в своей квартире, умер в ней же, был похоронен со всем почетом…

Прасковья Ивановна сверлила Матильду злобным взглядом. Но от герцогессы все отлетало, как от стенки. Куда уж этой корове до матушки-настоятельницы Эралин! Вот где был гибрид гарпии с василиском, а Параша – жалкая дилетантка.

– С вашего позволения, ваша честь, я поясню?

– Да, пожалуйста.

– По вопросам искового заявления. Бабушка оформила дарственную на меня, когда я стала совершеннолетней. Бабушка была в здравом уме, в твердой памяти, она отдавала себе отчет в своих действиях, и это могут подтвердить и нотариусы, у которых она все оформляла, и врачи из поликлиники, в которой она лечилась. Если нужно, я представлю список с телефонами и адресами.

Судья кивнула. Мария-Элена восприняла это как разрешение продолжать.

– Также я могу пригласить свидетелей, которые докажут, что я жила с бабушкой всю свою жизнь, я заботилась о ней до ее последнего дня, и упрекнуть меня не в чем.

– А я могу представить свидетелей обратного! – рявкнула Параша. – Шалавилась ты, а не заботилась!

Судья перевела гораздо менее благосклонный взгляд на Прасковью Ивановну.

– Попрошу вас держать себя в руках. Иначе я приму меры.

Гадкая тетка заткнулась. Но глаза у нее стали как две иголки. Мария-Элена пожала плечами и продолжила:

– Более того, если не считать встречи, во время которой родная мать пыталась меня шантажировать, я не видела ее уже 16 лет.

Судья прищурилась. Дело переставало быть томным.

– Поясните?

– Когда мне было два года, мой отец решил бросить мою мать. И уехал. Мать поехала за ним, бросив меня на попечение бабушки. С тех пор я ее не видела и даже не сразу узнала, когда она появилась. Только когда мать предъявила документы. Поэтому я считаю, что ее претензии на какие-либо алименты неправомочны, ваша честь. Она меня не растила, не воспитывала, впервые после многих лет увидела около месяца назад и сразу же решила, что мне надо продать квартиру и уехать в поселок, чтобы служить нянькой для детей, которых она потом нарожала. Я отказалась, что и привело к закономерному результату. Если это необходимо – я также могу предоставить свидетелей.

Судья задумалась.

Дело о наследстве рассыпалось на глазах. Дарственные не оспоришь, человек имеет право дарить кому угодно и что угодно. Хоть бы и ездового верблюда. Если бы были доказательства, что дарственная составлена под принуждением… Но таковых – нет. А даритель мертв в результате… где тут ксерокопия карточки?

Болезни Паркинсона?

Судья знала, что это за кошмар.

Что остается тогда? Договор ренты? То же самое. Если вызвать повесткой свидетелей, которых назовет девушка, а она назовет, нет сомнений… все рассыпается, как карточный домик.

С момента составления договора ренты квартира уже не принадлежала Майе Алексеевне Домашкиной. О каком наследовании тут может идти речь? И о какой недееспособности?

Могли ли препараты, которые назначались больной, повлиять на ее разум? Об этом лучше спросить медиков, но вряд ли.

Договор дарения составлен у одного нотариуса, ренты – у другого. Один человек еще может пойти на сговор, но когда их двое, все изрядно усложняется, к тому же одного нотариуса судья знала лично. Та еще зараза…

Что остается?

Алименты.

Статья 87 СК РФ, по которой, нравится, не нравится, дети обязаны содержать своих родителей, если те нетрудоспособны.

Но… есть лазейка.

– Вашу мать не лишили родительских прав?

– Нет, ваша честь.

– Но своих обязанностей по отношению к вам она не исполняла…

– Нет, ваша честь. Я могу представить свидетелей и доказательства сказанного мной.

Судья перевела взгляд на Прасковью Ивановну. И принялась трясти уже вредную тетку.

Свидетели антисоциального поведения Матильды? Есть? Предоставите? Отлично!

Свидетельства того, что она не заботилась о бабушке?

Доказательства принуждения?

Прасковья Ивановна искренне обещала все предоставить. Как – Матильда не знала, но мало ли?

Наконец судья закончила опрос.

– Суд удаляется на совещание.

И вышла.

Секретарша выставила всех из кабинета, и Матильда прислонилась к стене.

Усталость была чисто психологической. Мария-Элена помогала, как могла, но герцогесса никогда не была в такой ситуации. А Матильда нервничала и переживала, что не улучшало состояния девушек.

Бетон приятно холодил спину под тонкой тканью. Хорошо…

Прасковья Ивановна смотрела злыми глазами со скамейки.

– Думаешь, твоя взяла?

Матильда не отвечала. Она глубоко и размеренно дышала, насыщая кровь и мозг кислородом. Вдох – выдох, вдох – выдох…

Так-то лучше.

Главное – душевное спокойствие и уравновешенность.

* * *

Долго ждать не пришлось.

Пятнадцать минут судье хватило, чтобы «посовещаться», и присутствующих опять пригласили в кабинет.

Смысл судейской речи был в том, что сейчас дело закрыть нельзя. Так что следующее заседание состоится через месяц. Дата, время, повестки придут на ваш адрес. Позаботьтесь о свидетелях.

Мария-Элена скрипнула зубами и решила в ближайшее время написать ходатайство. Даже несколько. Пройти по соседям, поговорить с ними, зайти к врачам в поликлинику, ну и пообщаться со знакомыми юристами на предмет, как лучше разобраться с мамашей.

Алименты ей… ха! Три раза!

А повестки она и сама передаст, если вручить их «Почте России», свидетели дойдут до суда как раз к следующему году. Если повезет.

Результатом суда были недовольны обе. Хоть Параша, хоть Матильда. Матильде предстояла куча работы. А Параша осознала, что халявы не будет. Вообще.

Мария Ивановна видела документы у участкового, но в законах она разбиралась весьма посредственно. Для нее что договор ренты, что дарственная, что завещание – разницы она не видела. Потому-то Прасковья Ивановна и посчитала, что все можно будет переиграть. Оформили доверенность, кое-как проконсультировались с юристом, подали заявление в суд и решили, что все будет в порядке.

Оказалось – нет. Дело явно пойдет взатяг. Но это и к лучшему? Матильда живет все там же, можно будет на нее надавить или как-то воздействовать…

Матильда не собиралась этого дожидаться.

Она уверенно сбежала по лестнице, застучала каблучками… тетя Параша не смогла ее догнать. Возраст, вес, одышка…

– Сволочи! На алименты они подавать будут!

Матильда негодовала, и Мария-Элена ее отлично понимала.

Явилась тут… мамаша с кудыкиной горы! Шестнадцать лет ни слуху ни духу, а теперь люби ее! И ладно бы – просто любить, так еще и выражать свою любовь в денежном эквиваленте!

Собственно, это было единственным проблемным пунктом искового заявления. Остальные было легко отмести. Вызвать в суд свидетелей, чтобы те подтвердили чистую правду. Все подарено добровольно, бабушка Майя была в здравом уме и твердой памяти, когда так поступала…

Это несложно.

А вот как быть с алиментами?

Мать не лишали родительских прав… эх, бабуля, как же ты так оплошала? А доказать, что она – плохой родитель…

Это сложно.

Очень сложно.

– Почему?

– А как доказать, что она не присылала нам денег, к примеру?

– Она тоже не докажет обратного. – Мария-Элена уже познакомилась с выражением «презумпция невиновности», хотя и не пришла от него в восторг.

Как и от всей судебной системы в целом. Что это за суд, после которого убийц нельзя вешать, а ворье – пороть? Это неправильно!

– Допустим, я буду утверждать одно, Параша другое… ну да. Должны быть какие-то квитки с переводами. Хотя бы…

– Это как? – не поняла герцогесса.

Пришлось объяснять про банковскую систему.

– Хорошо. Значит, документов никаких нет.

– Но можно сказать, что передавали деньги из рук в руки, к примеру…

– Твоя бабушка мертва. Ты ничего подобного не помнишь, соседи тоже не в курсе…

Матильда вздохнула.

– У меня один ход. А у подлеца сорок восемь. Надо будет проконсультироваться с адвокатом.

– Нанимать будем?

– Не знаю… да, алименты… И как эта зараза инвалидность получила?

– Выглядит она плохо, – вспомнила герцогесса мать Матильды. – Может, поэтому?

– Черт ее знает. Но я все равно не сочувствую. Она меня бросила, уехала, а я должна ее любить? Не дождутся!

– И правильно. Твоя бабушка не хотела, чтобы ее дочь мешала тебе жить. Вот и не стесняйся. Себя надо уметь защищать…

– Марию-Элену Домбрийскую ли я слышу? – подколола Матильда.

В своем мире Мария-Элена все чаще предпочитала уступать руководство Матильде, а сама довольствовалась ролью наблюдателя. В мире Матильды ей было проще.

– С кем поведешься, – не смутилась герцогесса.

– Так тебе и надо, – подвела итог Матильда.

И девушки дружно рассмеялись, чувствуя, как отпускает внутреннее напряжение. Не так уж и страшно, когда суд?

* * *

Петюня в суд не пошел.

Ждал у входа, курил какую-то вонючую гадость, демонстрировал миру пузико в розовой рубашке. Мария-Элена обогнула его, как столб.

– Эй, ты чего?

Петюня успел перехватить девушку за локоть.

А в следующий миг…

– Руки. Убрал.

Мария-Элена не повысила голоса. Не стала ругаться, угрожать, сердиться.

Из серых глаз смотрела смерть. Скорая и мучительная.

Смерд! Посмел! Поднять руку! На герцогессу!

За такое вешали без суда и следствия, иногда за шею, а иногда и за ноги.

Толстые пальцы сами собой разжались.

– Ты… это…

Девушка развернулась – и удалилась с поля боя.

Убила бы! Но – нельзя.

Матильда пнула бы обнаглевшее быдло в коленку или, по-простому, ударила бы Петюню в челюсть, но и этого нельзя было делать. Суд рядом, Параша выйдет, увидит, что ее сыночка обидели, и пойдет такая вонь!!!

Тут и ходить далеко не надо, снять побои и подавать заявление.

Этого допустить нельзя. И слава богам, что Матильда пока не перехватывала управление телом, Мария-Элена могла и не успеть остановить сестру.

Сейчас же… Что там со временем?

Можно еще успеть на работу, мало ли что там накопилось. Да и успокоиться не помешает.

* * *

С успокоением Матильда крупно просчиталась.

Первой на работе ее встретила Лера.

– Явилась не запылилась! Ну и где ты шлялась?

Мария-Элена вскинула брови.

– Вопрос моего отсутствия был улажен с начальником.

При чем здесь – ты? Вслух она этого не сказала, но Лера и так все поняла. И окрысилась уже всерьез.

– Думаешь, самая умная? Пришла тут, крыса, задницей повертела…

Допускать развитие базарного скандала герцогесса не собиралась.

– Валерия, вы тушь где покупали?

– В «Цветке»… ты что – нарываешься?!

– Нет. Она осыпается, и под глазами получаются некрасивые темные разводы. Зеркало дать?

– Давай…

Прежде чем Валерия опомнилась, ей в руки сунули маленькое зеркальце – и проскользнули мимо. Ругаться было поздно.

Круг под одним глазом действительно имелся.

Валерия послюнявила палец, стерла его и решительно направилась в приемную.

– Вот!

В несчастном зеркальце что-то хрустнуло, с такой силой его припечатали к столешнице. Мария-Элена спокойно открыла его, бросила беглый взгляд.

– Сочувствую. Разбитое зеркало – семь лет неудач.

Валерия опешила.

– А… я…

– Несчастья можно избежать, если закоптить осколки на церковной свече и в полночь закопать на кладбище, читая молитву Пресвятой Богородице, – тем же равнодушным тоном озвучила Мария-Элена. – Только это надо сделать в тот же день.

– Ты чего мне мозги пудришь?

Мария-Элена пожала плечами, сбрасывая зеркальце в мусорное ведро.

– Это не я. Это «Практическая магия» Папюса.

– Чего?

– Был такой француз. Жерар Анкосс… или испанец? Не важно! Он написал кучу трудов по магии и даже консультировал Николая Романова с семьей. Вот, у него есть рецепт. У него примерно четыреста книг по магии, так что…

Лера потрясла головой.

– Ты чего мне своим Папюсом голову морочишь! Ты мне скажи – ты чего в Давида вцепилась?

– А разве вам не Антон Владимирович нравится? – невинно уточнила Мария-Элена.

Мысли девицы ей были ясны как то самое зеркало.

Нравится, не нравится – деньги есть у обоих, кого получится подцепить, того и получится. И тут ей дорогу перебегает какая-то сопля! Да за такое убить мало!

– Твое какое дело?

– Никакого. Но я поделюсь с вами секретом.

– Каким?

– Я господину Асатиани не нужна.

– Врешь ты все, – фыркнула Лера, не понимая, что своей цели Малена как раз добилась. Скандал не состоится.

– Не вру. Все просто. Вы из хорошей семьи, красивая, умная, образованная, умеете себя подать в обществе…

Герцогесса откровенно издевалась, но Валерия этого не замечала, кивая головой на каждое ее слово. Все так и есть! А то ж! Точь-в-точь она!

– А я – наоборот. Родных нет, образования пока нет, выгляжу… на любителя.

Валерия кивала, как китайский болванчик. И мозгов у нее было столько же.

– Потому Давид меня и предпочел.

– ЧЕГО?!

– На вас же, если что, жениться придется. А на мне – не надо, – почти шепотом пояснила Мария-Элена, замечая, что огонек селектора опять горит. Подслушивает, гад… нет бы помочь!

В глазах Валерии появилось понимание.

– Ах вот оно что!

Ну да.

Если женщина недостаточно хороша – это один вопрос. А если она слишком хороша? Поверьте, реакция будет совершенно разная.

Лера не стала исключением из этого правила.

– И ты…

– А что у нас может быть серьезного? Если вокруг такие красавицы, как вы?

Валерия закивала. Ну да, все понятно…

– А жениться Давид не хочет?

– Говорит, что еще бы пару лет погулял… а жениться – вы себе представляете, как Давид Асатиани – может жениться на мне?

Валерия не представляла. Это было пропечатано на глупой мордашке сотым шрифтом.

– А ты почему на это согласилась?

Мария-Элена пожала плечами.

– Да именно потому. У меня ни связей, ни чего-то другого, а работать надо. И после получения диплома – тоже.