Kitobni o'qish: «Логика Существ»

Глава 0 – VORSEHUNG.CPP

Ночь, накрывшая этот мир, сравнима с бездонной пропастью, в которой свистели порывы ветра. Вспышка молнии внезапно озарила джунгли и развалин, а грохот стал предвестником рухнувшей с небес воды. Бетон здесь – гниющая плоть цивилизации, а арматура – каменеющие кости.

Былое величие пожиралось мхом и лишаем, словно стервятниками, от дождя обретающими особый голод и настойчивость. Стоит коснуться этих бесчисленных величавых «трупов» – они обратятся пылью.

Под частые вопли атмосферы, словно самой природы, сквозь чёрные джунгли шёл высокий краснокожий туземец. Из бронзового застёгнутого зубчатого воротника вырастали длинные белые перья, образующие плащ до пят, похожий на крылья.

Под ним были шкуры и ткани, подпоясанные подсумками с астролябиями, треугольниками, линейками и механическими часами ручной сборки в виде наплечной сумки. Там же от одного подсумка к другому вились провода, и оттуда, куда они приходили, тускло мерцали светодиоды. Ниже по обе стороны свисали пластиковые ножны для клинков с резиновыми ручками, похожих на коготь.

Это было хорошо видно, потому что сквозь всё тело туземца проходили ровные ярко сияющие технические углубления в форме дорожек, словно с печатных плат. На щеках из них сплетались деревья, а на лбу их круглые контакты соприкасались с ободом из шестерёнки. На нём светились грубо высеченные рунические ставы, меандры и свастики.

Гора впереди манила его странными потоками энергии, стекающими, словно вода в устье реки. Сначала они были незримыми, но ощутимыми на уровне интуиции и предчувствия, затем превратились в тепловые колебания воздуха, и теперь становились ярче с каждым шагом. Это были бирюзовые светящиеся полупрозрачные потоки с яркими мерцающими частицами.

Они стекали вниз подобно плодородному илу великих вод, и стоило приблизиться к ним, как сквозь его руку прошёл бирюзовый разряд, развеявший тьму. Ненадолго, но он осветил изумрудные глаза туземца, широкий стан, квадратное лицо, и чёрные волосы до пояса, собранные в косу.

Идущие по коже крепких рук дорожки, подобные венам, сходились в центре ладони. Через него энергия наполняла цельнометаллическое копьё и вычерчивала рунические ставы на нём.

Ступив внутрь одного из потоков, странник услышал лёгкие вибрации и почувствовал электрический импульс, проскочивший сквозь позвоночник.

Мурашки прошлись по телу, а волосы встали дыбом, как только путник встал поперёк течения таинственной силы…

Теперь он увидел широкую и глубокую пещеру, в которой бирюзовые частицы плавали как в бурлящем масле, двигаясь к выходу. Сияние манило вглубь тускло освещённого пласта как запах, и туземец сделал шаг вглубь.

Послышались отзвуки большого бубна…

Потусторонние удары эхом отзывались в разуме и перемещались слева направо и обратно. Звук доносился отовсюду и из ниоткуда одновременно, отчего понять точное положение источника было невозможно.

Страннику послышался ещё и какой-то голос, но как только он поймал его, тот как назло пропал, дразня и играя. Незваный гость поднял руку перед собой, ступая по холодному граниту, как вдруг в его ладони сошлись молнии и потоки зелёной силы, сплетающейся в ярко светящийся шар.

Как только он увидел дно пещеры, заигрывающие голоса и бубен резко пропали, а голова заболела и закружилась. Треск разрядов и вибрации бурлящей силы неспешно вводили в транс, из-за чего «гость» остановился у тупика.

Сами духи окутывали произведение искусства и вели его сюда. Высокая ровная поверхность в своём основании заполнена отпечатками рук, растущими деревом вверх. Они соединялись друг с дружкой большими пальцами, а по размерам было понятно, что отпечатки справа – мужские, слева – женские.

Над бесчисленными следами прошлого красовался масштабный рисунок. Палитра была небогатой, линии чёткими, а фигуры сложными настолько, насколько позволяет примитивная краска и угли. Однако, чем он отпечатывался в памяти и выделялся – элементы картины, которые должны светиться, подчёркивались люминесцентной или фосфоресцентной краской соответствующего оттенка.

И странник почувствовал что-то подозрительное, стоило ему увидеть, как именно из них стекают потоки. Сюжет перед его глазами превращался в единое пятно, рисунок ожил, фигурки задвигались, а свет краски стал игривым.

Самый верх композиции украшался затмением над огромным вулканом с идеальными кубическими наростами. Из его нутра выбегали гуманоидные фигуры острых геометрических форм со свисающими проводами и щупальцами.

И чем больше туземец созерцал, тем больше рисунок обретал не нарисованных деталей…

Тело цепенело, разум охватывало благоговение. С осознанием этих чувств, он вновь услышал бубен, звук которого теперь был ничем не отличим от настоящего. Глубокие удары постепенно приближались за спиной и странник, пошатываясь, развернулся.

Приближающаяся фигура запела горлом. Она была облачена в шкуры настолько плотно, что нельзя было разобрать – человек ли это? Неизвестный напоминал нечто среднее между животным и человеком, ибо его лицо закрывалось черепом оленя с ветвистыми и высокими оленьими рогами. С них свисало много чёток, шестерёнок, металлических и силиконовых пластинок, бус и камней.

Барабан с красной свастикой становился громче и громче, а пение фигуры проникающим в самое нутро души. Шаман привёл с собой двух незнакомок в шкурах и капюшонах из голов волчиц, закрывающих всё, кроме низа сияющих лиц.

Из ниоткуда вспыхнуло бирюзовое пламя, близ которого по-турецки сел этот незнакомец, продолжая невнятно грохотать голосом. Путник почувствовал, как его тело и разум погружаются во что-то, сливаются с чем-то. Теперь он видел, как история и миф разворачивается на его глазах под неразборчивый голос.

Геометрические фигурки превращались в машины; ветви, стреляющие молниями в их руках – бластерами; колесницы за их спинами – танками и энергоартиллерией. Их орудия испускали яркие лучи света, а циклопическиеглаза горели тусклым рыжим сиянием затмения.

Незнакомки подошли к страннику и почесали подбородок как коту, взяв под руки и потащив за собой. Они ехидно посмеивались, видя, как он еле стоит на ногах, как его разум постепенно становился мифом, изображённым в конце пещеры. Как только они потянули его за собой, он почувствовал погружение в подводные Бездны.

Округлые сглаженные фигуры на рисунке, в некоторых случаях даже пузатые, постепенно превращались в людей. Одни бежали прочь в страхе, другие яростно и вооружённо шли на самоубийственный бой. Их чёрные ветви на рисунке испускали огонь, но теперь сверкали пламенем и выпускали пули.

Шаман продолжал бить в барабан, а его голос щупальцами пролез в самое ядро существа туземца, стал подобен вибрации, не потеряв мелодики. Две помощницы на счёт три окунули голову туземца в пламя.

И он увидел, как его тело растворилось, и стёрлось всё: и пещера, и гранит, и шаман, и его помощницы. Остались только потусторонний голос и удары, всё глубже и глубже ведущие в бредовый сон…

Фигура с крыльями из молнии, построенная из параллелепипедных блоков, с бородой из кабелей и толстых проводов постепенно изгоняла людей вглубь пещер. Цивилизация падала под натиском варваров, разрушалась подобно древнейшему граду: статуи, здания, ценности, произведения искусства… Всё пропадало в безудержном потоке молнии, ударе щупалец хтонических венцов инженерии.

Уже нет и никакого странника, и остаётся только этот сюжет. Есть только ощущение, что он уже в нём, он есть этот сюжет. Будто душа улетает куда-то далеко-далеко и миф происходит в настоящее время.

Спускаясь по чёрным скалам вглубь пластов, люди, страшась, идут длинной вереницей, и где-то среди них ступает и странник. Уже внутри они встречают пузатого шамана в распашистых красных и остроплечих жреческих одеяниях с широким поясом. Его одежды обрамлены золотом, а полы длятся дальше пят.

Неизвестный стоит напротив немыслимо огромного костра… Нет, костром это сложно называть, то самый настоящий пожар. Взмахом руки кудесник меняет интенсивность и цвет пламени.

И тогда туземец смог разглядеть его страшную клыкастую золотую маску с искажённой улыбкой и злобными демоническими глазами…

Кудесник держит в руках посох, очень похожий на копьё туземца: его древком он бьёт в бубен и танцует вокруг тотема орла, стоящего напротив костра. Моменты времени сливаются или идут параллельно, всё перемешивается и всё переживается одновременно.

Люди следуют за шаманом ещё глубже: у воинов и простых людей радужка глаз постепенно наливается светом. Народ пляшет вокруг костров, воины готовятся к битве, а ремесленники – куют орудия в лавовых озёрах.

И чем дальше идёт эта подготовка, тем больше сияют глаза. И чем больше бурлит кровь, тем обильнее пространство наполняется энергией. Страх растворяется в труде, танце и воинском искусстве подобно слезам в дожде.

Бирюзовая вуаль перед глазами от огня постепенно пропадает, песнопения шамана становятся быстрее, агрессивнее и зловещее.

Держа светящиеся шарики в руках, люди выходят из пещер навстречу багровому Затмению и дают бой машинам. Ответный удар гонит их обратно к вулкану.

Сильнейшие жрецы используют руины старой цивилизации как храмы. Толпа с неистовством смотрит, как обсидиановыми серпами и ножами вскрываются животы киборгам и машинам, достаются механические сердца и двигатели.

Поднимая их над собой под животные вопли толпы, брызги смазки и крови жрецы яростно подносят потроха Богам. Собственные души на алтари возложившие, они истинно желают, чтобы Божества отъели животы перед решающей битвой.

Гиганты из света постепенно восстают из-за поднимающейся луны, вступая в схватку с древнейшими, словно хтоническими механизмами немыслимых размеров и форм. Те постепенно восстают из-за дюн со стороны солнца и идут навстречу.

Две силы – сталь и плоть, инстинкт и техника, восход и закат стремятся друг к другу, знаменуя великий джихад посреди дюн и песков. И стоило им схлестнуться, как внезапно всё погрузилось во тьму…

#pragma once

Странник проснулся в холодном поту, хватая искусственными лёгкими как можно больше воздуха. Осмотревшись в панике, он не увидел ни шамана, ни его игривых спутниц, ни хотя бы остатков бирюзового костра.

Поутру сквозь сталактиты и сталагмиты пробились лучи света, встречающие его внезапное пробуждение. Таинственная энергия до сих пор наполняла это место, но не пьянила так, как вчера, а скорее бодрила.

В страхе и недоумении он покопался у себя в подсумках и убедился в том, что свёрток всё ещё с ним. Новость о сохранности свитка успокоила его и он вытер лоб. Поднявшись навстречу солнцу, он покинул пещеру.

И не успел путник выйти, как понял, что окружён штилем. Джунгли, перемешанные с арматурой и бетонными руинами словно затихли: не было слышно ни птиц, ни зверья, ни цикад и даже москиты куда-то пропали… Лишь тишина, да безоблачное синее небо, с которого на него взирал малый уходящий серп луны.

На её тёмной стороне сияли паутины и полосы огней в виде различных геометрических фигур: пятиугольников, шестиугольников и восьмиугольников, состыкованные вместе как соты.

Ещё вчера живой и дышащий лес обратился чем-то подозрительно молчаливым. Нахмурившись, странник поспешил вернуться к своему пути.

Несмотря на всевозможные опасности быстрого перемещения по лесу, он нёсся, рассекая кинжалами заросли, взбираясь на бетонные плиты, хватаясь за арматуру и ветви. Одного взмаха его руки было достаточно, чтобы столкнуть их со своего марафона.

Близость стоянки стала очевидна, когда он заметил сквозь листья деревьев струйку дыма. Стремительно перепрыгивая по камням, пробегая размытым силуэтом, разрезая тонкие ручьи, плутая сквозь кусты и безмолвный воздух, он вышел к крутому спуску, за которым виднелось поселение.

Не жалея ступней своих металлических ног, он съехал по мокрому дёрну склона, чтобы как можно скорее добраться до входа.

Селение было огорожено металлическими бивнями и прутьями, на которые налегали листы металла. Устроено оно так, что жилища становились кучнее к центральному шатру из сшитых друг с другом кусков кожи, держащихся на металлических шпилях, вонзённых в землю.

Другие палатки состояли из ткани и веток, либо кости и тонкой кожи. Общим для них были изображения животных или сюжетов: у кого-то белка, у кого-то бобр, у кого-то сурок, у другого – охота. Центральный шатёр же расписан всем возможным животным миром и именно в него по тропе спешил путник.

Поселение затихло, как и джунгли, однако, когда он вбежал в него, люди выглянули из своих жилищ. Они были озлоблены и обеспокоены чем-то. Тех же, кто был в нормальном настроении или на подъёме, физиономия путника тут же расстраивала и приводила в негодование.

Странник ворвался в центральный шатёр, наверху крыши которого была дыра, под которым и стоял источник дыма, всё это время служивший ему маяком. Вокруг него – полупустой зал с полками и одной мягкой подстилкой из шкуры вепря. Полочки были забиты небольшими глиняными кувшинами, кастрюльками и стеклянными банками, внутри которых лежали камни, травы, порошки и реагенты.

Потолок и стены были исписаны светящейся краской из различных сюжетов: ремесла, охоты и мигрирующих животных. Деревянный пол заканчивался вокруг кострища, у которого сидел смуглый от курения старик, исписанный светящимися татуировками, по форме похожими на узоры имплантов странника.

На лбу старца ими было нарисовано большое дерево, корнями которого подведены серебристые глаза. С головы старика свисал капюшон плаща из головы вепря, шкура которого шла вплоть до пяток. На место глаз животного были вставлены две большие выпуклые линзы. По бокам капюшона вырастали оленьи рога, с которых свисали деревянные чётки, бусы, талисманы, верёвочки, блестящие камни и клыки зверей.

Путник подошёл к старику, сидящему по-турецки у костра, и встал на колено. Он уже и голову склонил, и протянул копьё вперёд, но старик всё так же сидел с прикрытыми глазами и сосал трубку с табаком. Пришедший учтиво кашлянул и только тогда шаман приоткрыл один из глаз и помотал головой:

–А?.. Не время, Анбу, кхм…– голос старика был очень хриплый и низкий, говорил он протяжно,– Как там обстановка?

Странник молча присел около шамана и протянул ему тот самый свиток. Морщинистый старик некоторое время вглядывался в угловатые письмена, рунические знаки и символы, острые и не имеющие между собой соединения. Накинув на себя капюшон, он надавил ладонью на текст, что-то высматривая:

– М-да-а-а… Плохо дело…– Он призадумался, чуть прикрыв веки,– Спрашивал у них, почему они не могут переехать поближе?

– Нет, Эйдар, вы…

– Да, тоже ничего не слышу.– Старик перебил его, словно уже знал наперёд им сказанное,– Хм… плохой знак, думается. Потому всех по шатрам погнал. Вон,– Эйдар переложил трубку на другую сторону рта, сделав долгую затяжку,– готовил себя к гаданию.

Он был больше похож на зверя: в шкурах и шерсти, ходил босой, седой волос под капюшоном длинный-длинный и спутанный, а с мочек ушей свисали серьги из эбонитовых дисков.

– Встретилась мне по дороге…– Анбу потёр лоб, нахмурившись и основательно напрягшись, будто объяснение требовало усилий,– пещера?.. Она наполняла меня энергией и… встречен мной кто-то посторонний…

– М-м-… А ты любопытствующий, я погляжу. Думается, духи пытались тебя напугать и изгнать из священной пещеры… Но, хм, видимо, ты оказался для них слишком крепким орешком,– смешки шамана под конец напоминали нечто среднее между кашлем и кряхтением мотора. Особенно примечательным было то, что вместе с этим он выпускал дым как выхлопная труба.

– Впервые встречаю настолько мощный миф… Я видел…

– Прошлое. Посторонний – не посторонний. Это мой пращур. Участием в войне он обессмертил себя, став духом. Присутствие чего-то хотя бы отдалённо похожего на машину приводит его в ярость… Хм…– шаман прищурился,– странно, что он не натравил на тебя зверьё… Ты не видел что-то ещё?

– Духи не посылали мне никогда вещих снов или видений. Энергия, правда, по голове ударила, помнится смутно,– Анбу потёр макушку.

– Хм…– шаман выдохнул струю дыма,– в той пещере я свёл немало судеб. М-м-…– промычал он так, будто вспомнил что-то хорошее,– а если считать моего отца и дедушку… Так что… Не ты один там теряешь голову…– и замолчал…

– Эйдар!– В помещение внезапно ворвался громкий баритон.

Зашёл крепкий высокий мужчина с острой чёрной бородой. Ходил он всегда с чуть поднятой головой и выпяченной грудью, словно павлин. С его головы свисали спутанные пряди каштановых волос до плеч. Через его шею и кадык проходил очень широкий и длинный шрам, не говоря уже обо всём остальном теле, покрытом боевыми заслугами.

Его «аристократическая» стать подчёркивалась одеждой: плащом из шкуры пантеры с капюшоном из её головы; набедренной повязка из пурпурно-тёмных тканей. Он вытащил из полимерных ножен изогнутый стальной клинок с ленточками на конце ручки и подошёл к шаману. Преклонившись перед ним, он уже было предоставил ему оружие, но шаман вновь «улетел» и закрыл глаза.

Анбу вновь учтиво кашлянул в кулак, и Эйдар пробудился, взглянув на оружие:

– М?.. А?.. Сейчас не время,– шаман осторожно встал и пошёл к полкам,– прочти письмо от племени Игноков.

Грудь полуголого вождя татуирована всеми фазами солнечного затмения, а живот – всеми фазами луны. Своей величавой фигурой он навис над листком бумаги, бегая по тексту глазами.

– Им что, так сложно предоставить невест?– Он внезапно рыкнул, словно тигр,– или они предлагают выплёвывать выродков?

– Читай дальше, поймёшь,– Эйдар вытащил ещё один мешочек с камнями и прошёл к низкому столику с каким-то широким свёртком.

Каждая прочтённая строчка письма всё больше удивляла вождя и вызывала беспокойство. Сжав письмо в руке, он дёрнулся в сторону Анбу:

– Ты не видел их по дороге?..

– Не встречал,– тот помотал головой,– знаю лишь, что живность последние три луны куда-то пряталась.

– Тишина!– прохрипел шаман и подошёл к краю комнаты, дёрнув за верёвку.

Пройдя к костру, он разложил перед ним бумагу с начертаниями, рядом поставив чашу и кожаный мешок. Начертания – квадрат из меандров, в центре которого находилась октаграмма. Нарисована она так, что квадрат сверху перекрывал второй снизу, а между их углами стояли руны. За квадратом из меандров сверху было солнце, снизу – полная луна, справа – Затмение, слева – уходящий полумесяц.

Дёрнутая верёвка закрыла дыру над кострищем, погрузив помещение в полумрак. Сев поудобнее перед листом и накинув на себя капюшон, старик бросил в пламя медную крошку. Как только оно вспыхнуло синим, он разложил различные камни внутри квадрата из меандров и насыпал сушёную траву в трубку.

Странник и вождь переглянулись друг с дружкой и подсели поближе с заметным любопытством и предвкушением. Блестящий, острый и угловатый обсидиан Эйдар поставил у самого правого угла октаграммы, указывающего на Затмение. Гладкий тёмно-фиолетовый эбонит – на угол полумесяца. Янтарь был положен на угол солнца, а лазурит – на полную луну.

Старик при этом протяжно мычал, невнятно бормотал и в перерывах между камнями раскуривал трубку. Гости представления внезапно ощутили, как мурашки побежали по коже от слабо уловимого шёпота в разуме: еле ощутимого и исчезающего, стоит только вслушаться. Подобно сороконожке он полз по их спинам и пробирался через уши в костный мозг.

По углам квадрата из меандров Эйдар расставил кремниевые лезвия, остриём повернув в центр. Затем он вытащил из мешка камни жемчужного цвета и высыпал в металлическую миску… Внезапный звон эхом отозвался в темноте. Зрители ритуала заметить не успели, как с этим звуком мрак сгустился, словно они переместились в иной мир.

Шаман взял парочку камней и потряс между рук как игральные кости. В этот момент он раскачивался и мотал головой, будто в ритм какой-то музыки, которую слышал только он. Ей же и вторил через бормотания и невнятные словечки, которые переходили в вибрации, погружающие в транс не только шамана, но и остальных.

Внезапно замолкнув, старик распахнул глаза и бросил «кости» на «поле» и увидел, как один камушек упал ближе к левому краю, эбониту; а второй к правому, обсидиану. Нахмурившись, Эйдар изобразил руну и открыл скобку, в которую черкнул ряд других рун и закрыл. Поставив черту он приравнял их к «0,23».

Вычтя его из единицы, он получил новую вероятность «0,77» и отбросил от него ноль и запятую. Отмерив линию длинной с фалангу мизинца на другом листе, он обозначил её двойкой. Из её начала он нарисовал остальные, используя предыдущую как мерило для двух семёрок.

Под конец он соединил концы линий в единый многоугольник, сопоставив его с полем гадания так, чтобы хотя бы две линии проходили по жемчужинам. Шёпот усилился, огонь заиграл и активизировался, несмотря на то же количество топлива, а Анбу и вождь засели в напряжении. Старик переложил трубку на другую сторону рта и задумался:

– Хм-м-м… Грядёт Затмение,– голос его был слегка искажён, более глубок и низок,– вижу, что спустя тридцать лун… Странник, связь… Связан… Подключен… Анбу, к тебе что-то подключилось?..

– Давно не был у машин,– путник недоуменно переглянулся со своим соседом,– правда, и по дороге ни одну не встретил.

– Ты слишком наивен, раз думаешь, что они не могут воспользоваться твоими компонентами на расстоянии.– Его невольный смешок явно был кого-то другого, а в тембр вплетался шёпот, в котором Анбу расслышал «внемли, чужак»,– М-м-… поглядим дальше, духи говорят, что это хороший знак.

Шаман затянулся травой, а наблюдатели предсказания увидели, как дым обтекает какие-то незримые антропоморфные фигуры, склонившиеся прямо над ними. Эйдар глубоко дышал носом и выдыхал им, пока спустя несколько раз не задержал дыхание.

Повторив то же самое, только носом и ртом, он вернулся к трубке и взял ещё пару жемчужин. Потрясая камнями в руках, он раскачивался, мотал головой, словно пританцовывая под потустороннюю музыку. Слушая эхо «костей», зрители ритуала засели в томительном ожидании, смотря с диким интересом. После броска старик обратил внимание, как один камень столкнулся с другим и сместил его к новолунию, что он и поспешил записать. Шаман продолжил работу с числами и вероятностями, сравнивая их через черчение прямых, коих уже было не четыре, а восемь:

– Хм-м… Путешествие,– он прикрыл глаза,– вижу, что машины хотят вновь напасть, но боятся Большого По. Они страшатся пробудить этого великого шамана от многовекового сна… Слышу чужие голоса, ах… из будущего?.. «Чем чудотворнее машина, тем величественнее магический потенциал человека.»… «Корень столь же глубок, сколь и высока крона»,– шаман открыл глаза, и остальные вздрогнули, услышав пульсацию. Радужка глаза шамана воссияла пурпуром, а голос стал ещё ниже и множественнее,– поиск просветления и одновременной войны… Да, их заклинило… Да-да, согласен… Они хотят раскрыть какую-то тайну?.. Хм-м… Погодите…

– Не перестараешься?– вождь заволновался, осмотрев побледневшее лицо Эйдара.

Однако, тот не ответил, распахнув руки и бросив в огонь металлов. Пламя стало переливаться: сначала красный, потом жёлтый, зелёный. Иногда пламя превращалось в разноцветное одеяло из разных лоскутов. Можно было теперь увидеть, как вокруг огня ведут хоровод незримые фигуры, разрезающие дым, наполнивший мрачную пустоту. Бросив ещё пару жемчужин, шаман дорисовал линий до шестнадцати и расчертил новый многоугольник, где из-за разности некоторые углы были вогнутые, а другие – выпуклые.

Старик сопоставил полученную картинку со всеми жемчужинами на поле, поискал места, где не сходится с их положением. Некоторые детали радужки шамана засияли ярче, и он выдохнул дым в потолок:

– Хм-м-м… Давненько я не видал настолько туманных посланий от вас… Перед моими глазами предстают картины противоречащие тому, что сложилось при гадании. М?.. А, понял… При помощи жуков машины смотрят за всеми междусущностями, но на Анбу не стоит слежка… Его судьба – обрести какую-то связь?.. Верхнего и нижнего. Тёмного и светлого. Своего и чужого. Тигра и антилопы. Смирения и предназначения… Что-что?.. Он в пути, но этот путь имеет две формы,– старик закатил глаза,– физическую и духовную. С духовной нет сомнений, но физический аспект выражает нечто неестественное, неправильное…– шаман повернул листок в руке, но продолжил глазеть куда-то наверх,– у машин переполох?– он бегал по потолку взглядом, словно картинки мелькали перед ним,– Да, они решают напасть на людей или переговорами достать какое-то… «Просветление»… Они потеряны и страдают. Вот как… А?.. Что говорите?.. «Рождение», «Плод», «Завершение векового сна»?.. И когда мать и отец соединятся в целое, они родят бесполое дитя, но прежде, чем это случится – им предстоит долгий путь рождения, подобный тому, как младенец вылезает из утробы… И это будет только началом… Помни об этом, чужак…

Голоса, ранее вплетавшиеся в его речь, теперь встали вперёд. Смесь мужских и женских тембров вызывала поползновения мурашек и подъём волос на теле. Анбу и вождь потеряли дар речи, когда тени за их спинами заплясали, меняя форму и оттенки:

– Они боятся,– Эйдар пялил в потолок, словно соединился с чем-то,– зверьё чует опасность, как и перед любым другим бедствием. Что?.. Мы можем склонить ситуацию в свою пользу?.. Да!.. Отговорить их от очередной битвы… И в этом нам поможет…– его дрожащая рука указала прямо на Анбу, и он прошептал,– Он…

Вождь тряхнул головой, пробудившись от внезапности слов волхва, и хмуро посмотрел на Анбу. Темнота постепенно рассеивалась, тени успокаивались, а шёпот внутри ума утихал. Незримые фигуры постепенно растворялись и вновь обращались дымом…

– Мы надеемся, вождь, что на этот раз ты не будешь отрицать наше,– шаман тряхнул головой, и голос стал обычным, человеческим,– точнее, решение духов,– наконец, он перевёл взгляд на того, к кому обращался.

Вождь всё также завистливо смотрел на Анбу, пока тот пытался осознать происходящее.

– Чего молчишь? Хм-м… Ты ведь усвоил урок? Или одного раза на охоте было мало?– Шаман ехидно улыбнулся, ткнув трубкой на продольный шрам на шее вождя,– если бы не Эвдемонский кудесник, ты бы уже ютился с духами,– Эйдар хрипло и тихо посмеялся, испытывая дикое удовольствие от каждого своего слова.

Анбу проснулся от сна и транса – он был единственным, кого не воротило от дыма и потому обратил внимание, что вождь сверлит его страшным взглядом. Заприметив взор путника, вождь поднялся и исподлобья посмотрел на него:

– Так говоришь, Эйдар, будто у нас есть выбор. У меня очень плохое предучвствие. Вся эта затея и то, чем она может кончиться, пахнут как дерьмо,– мышцы его лица напряглись,– но я даю добро. Надеюсь, Эид, ты не пожалеешь о своём решении.

– Моём?– Шаман посмеялся, выпуская дым и надменно посматривая на вождя,– это духи решили, а не я! Хм… Или тебе вновь показать покровителя нашего племени?..

– Эйдар,– Анбу внезапно ворвался,– это правда?.. Может… ошиблись в трактовке?..

– Неужто ты засомневался в моём опыте?

– Не подумайте… Не могу поверить, что духи обратились ко мне и… Заметили.– Анбу опустил голову, нахмурившись и обеспокоившись,– могу отказаться?..

– М-м…Теперь мне понятно, почему мой пращур тебя не убил и даже дал энергию. Он готовил тебя к этой встрече. Хм… Духи вернут тебя на путь, даже если уйдёшь.– Эйдар вновь посмеялся, а тон его стал слегка ехидным,– ты и сам сказал, что хочешь служить людям. Будь добр быть верным нашему уговору.

Анбу вздохнул и встал, решительно сжав кулаки и посмотрев прямо в лицо шаману:

– Какие опасности меня ждут?

– Духи мне нашептали, что в этом пути ты, возможно, соединишь что-то, что соединять не стоит… Хм… Сколько я их понял, потому что это противоречит природе… Поэтому… Да!.. Будь осторожен и не попадись на чьи-то россказни. Будь осторожен при использовании машин… И ещё кое-что… Хм… Да, внимательно слушай свои сны. Духи подскажут тебе путь. Они пообещали сопроводить тебя до самого конца, не взирая на свою слабость в машинном мире,– шаман встал и подошёл к столику, где разложил очередной папирус.

Анбу опустил голову, призадумавшись и уйдя куда-то внутрь себя. Эйдар дёрнул верёвку и люк наверху открылся, выпуская дым и курево наружу.

– Смотри, Анбу,– вождь усмехнулся как-то двояко и больно сжал на его плече руку,– не разочаруй нас и не прогневай духов.

Со злобой и негодованием он покинул шатёр. Его движения были очень резкими, он даже чуть шкуру на выходе не порвал. Эйдар тем временем обмотал папирус с посланием красной лентой и, с уверенным взглядом светящихся пурпуром глаз, вручил его путнику:

– Чем быстрее дойдёшь, тем лучше. Добейся переговоров, а я займусь сбором всех шаманов и соседних племён… М-м… И… Духи нашептали мне, что у тебя есть ровно… Тридцать?.. Да, тридцать лун на задание. Поспеши… Как добьёшься переговоров – возвращайся дать сигнал.

– Постараюсь,– Анбу говорил слегка отрывисто, много думал над каждым словом,– вправду, не думал, что мне достанется… Такая миссия.

Шаман достал из подсумка небольшой деревянный мешочек. Из него он выдавил немного краски, мазнув лоб странника:

– Ступай…– прошептал шаман,– Тебя ждёт тяжёлый путь. Духи и я возлагаем на тебя большие надежды. Будь осторожен.