Kitobni o'qish: «Аз Бука»

Не могу я знать, зачем все это,

Иррациональны действия мои.

Но почувствую тепло от света,

Ежели сияют глаза твои.

Повествуется этот рассказ к самому прекрасному, что я видел в этом абсурдном мире. Мне никогда не забыть испытанных мной чувств и эмоций, переполнявших моё сознание, вызвав в нем желание обладать тем, чего я не достоин. Вам не под силу понять, о чем или, если угодно, о ком идет речь. Поймет лишь один из вас. Однако способный понять, возможно, никогда не услышит об этом. И пусть не искушаются те, кто думают, что речь о них; вам стоит присмотреться внимательней, и тогда вы поймёте, что заблуждаетесь. Частичка меня есть в этом прекрасном, я уверен, как и частичка этого прекрасного есть во мне, но в целом мы абсолютно разные. Я всего-то хочу света в этой дороге, как и любой другой человек, поскольку, несмотря на моё дурное отношение ко всему человеческому, я все же остаюсь человеком. Я все так же слаб и уязвим для моих вожделений и природных стремлений. Ибо есть нечто, что мне сложнее всего преодолеть: стремление к удовлетворению потребностей ума, направленных лишь к эстетическим наслаждениям, лишенных всякой низменности. Очарованный всеми качествами этой сущности я пытаюсь бороться со всеми невзгодами, исходящими от никчемных, тщетных и безнадежных попыток к обладанию этого прекрасного. Однако все, что я в силах сделать, это показать свой образ на примере одиноко странствующего несчастного бедуина, созерцающего дивный свет самой яркой звезды в мрачном и пустом небе, парящей над столько же бескрайней, сколько бессмысленной пустыне.

Когда-то бедуин жил в мираже смысла и наслаждений и искал какую-то цель в нем. Он был как все: любил, дружил и стремился к счастью в нем. Он видел обворожительных гурий и преданных друзей. Знал он тогда о мире все, ибо мираж всегда тесен. Мираж показал ему такой мир, каким он должен его видеть. Однако тогда бедуин не замечал, что сущее далеко не изумительное место и что мир не поддается порой прихотям и задумкам людей. Он не видел того мрачного простора, что находится за границей миража. И потому отрадно воспевал о чудесных дарах этого мира; о верных друзьях; о красивых девах. Порицал он тогда зло и любил он тогда добро, не видя, что они сотворены миражем. Его душа была благочестива, хоть порой его и дурманили пороки. Но становилось ещё более тесно в мираже. И тогда он начал замечать, что всё, что он видит, лишь грезы. Реальность же находиться, подумал он тогда, по ту сторону миража.

Собравшись изведать мрачный и равнодушный мир, он не знал насколько тягостным может быть путь. Не замечал он так же, что придется ему забыть всех друзей и лишиться всех благ, которыми он обладал.

– Мы не простим тебе этого, – говорили грозно одни его друзья, – отныне ты больше не наша семья. Иди своей дорогой, но больше не смей искать совета нашего и помощи от нас больше не жди. Ты предал всех нас!

– Останься! – с жалостью и состраданием уговаривали его другие друзья. – Не совершай же ошибку. А если все-таки уйдёшь, то мы всегда будем готовы принять тебя вновь. Мы будем молиться, чтобы ты вернулся к нам снова.

– Простите меня, братья мои, – отвечал бедуин, – но мой путь неотвратим. Мне стало тесно тут. Я хочу изведать мир. Возможно, сущее не будет таким же приятным и отрадным, как этот мираж, но, увы, я не смогу вернуться сюда вновь. Не смогу я так же простить себя за то, что предал вас. Вы мне были дороги. Прощайте!

Говорил он это кривя душой, ведь не было ему дело до них, невзирая на то, что они всегда были рядом с ним и помогали ему во всем. Он понял, что не любил их на самом деле, что вся любовь его к ним была обычной иллюзией и магией этого миража, в которую он хотел бы поверить снова. Но мотивы его к познанию не давали место этой вере. Тогда начал он свой неотвратимый путь.

Дойдя до границы миража, он испугался, поскольку почувствовал холод, исходящий с той стороны. Понял тотчас он, что ждет его путь в неизведанный, беспочвенный и угнетающий мир, сопровождающийся ещё неведомым ему мытарством. Однако назад дороги не было. Всякая мысль о возвращении делалась для него признаком малодушия и слабости, поэтому он несмотря ни на что решился перейти границу миража и вступить в новый мир.

Всякий человек порой сталкивается с какими-либо трудностями в жизни. Одни считают, что нужно идти им навстречу, преодолевая их, другие – что лучше отступить и затаиться от них в более или менее благоустроенных условиях. Первым, по всей видимости, хватает смелости улучшить свою жизнь, ибо видят они процесс преодоления как борьбу за некую награду, ибо конец венчает дело. Поэтому безудержно и с большим энтузиазмом бросаются в схватку с трудностями. Вторые же готовы всю жизнь, выражаясь аллегорией Аристокла, созерцать тени в пещере. Таков человек по природе своей: либо постоянно стремится к большему, либо вынужденно довольствуется имеющимся. Кроме того, не стоит считать вторых слабыми, подобно тому, как это делают первые, ведь мы не всегда можем иметь власть над своей собственной волей. Герой наш, как вы успели догадаться, принадлежал к первой категории людей. Он без каких-либо колебаний решился перейти в неизведанный мир. Хотя, стоит отметить, что он не видит награду, которую обычно ищут его единомышленники, – а если точнее, он не знает есть ли она вообще. Что же тогда могло стать лейтмотивом его пути, ибо человек стремится только к тому, куда взирает его нескончаемая жажда овладения тем или иным объектом? Возможно, его жажда была жаждой познания. Не искал он изобилии телесного блаженства, так как его он мог бы найти и в мираже, поэтому хотел он всего лишь одного: удовольствия разума путем познания необъятного бытия. Более того, он понимал, что рискует потерять все, что приносит удовольствие телу. А что уже он потерял, так это интерес к ним. Однако искоренить их он не мог полностью, лишь подавлять приоритетом той жаждой, что толкает его к познанию.

Увидев этот мир, он затаил дыхание от ужаса, ибо не видел он дотоле ничего более мрачнее этого мира. Тотчас он обернулся назад и заметил, что мираж исчез, а впереди была однообразная пустыня, предела которой он не видел. Тогда понял он, что волей-неволей не вернется обратно не потому, что не хочет, а потому, что это теперь попросту невозможно. Отныне он в мире вечных невзгод и абсурда, наполняющего его душу все большей и нарастающей хандрой. Его душа охолодела, а разум стал яснее, поскольку видел мир таким, какой он есть. Эта пустыня и есть та истина, которую он искал. Он в ней был один, словно корабль в открытом море, и не видел он ни целей, ни указаний, ни дороги, ни правильного, ни ложного, ни добра, ни зла. Его взору виднелось чистое пространство, в котором нет никакого закона, за соблюдение которого его ждала награда, а за нарушение – наказание; закона, что управляло бы его жизнью, как это было в мираже.

– Я был счастлив в мираже! – восклицал бедуин, разговаривая сам собой. – Теперь я скиталец, вынужденный блуждать в пустоте. Я хотел бы назад, но не могу я вернуться. Мираж навсегда исчез из моей жизни. Теперь меня ждет вечная мука в этой пустыне. Не спроста говорили мне братья мои, что познание – скорбь. Мне кажется, что-то осталось во мне от миража. Оно заставляет меня чувствовать эту скорбь, изнемогающую меня до конца ногтей и доводящую до белого каления. Мне хочется заснуть и не видеть больше ничего. Я хочу исчезнуть навсегда.

Несколько позднее он стал скитаться по пустыне в надежде найти что-то, что поможет заглушить его боль и страдание. Конечно, в первую очередь, ему хотелось найти место подобное миражу, из которого он вышел. Поэтому странствовал он без остановки в поисках чего-то удивительного и интересного. Однако везде видел он одно и то же: лишь однообразную пустыню. Вряд ли многие смогут почувствовать на себе эту тягость, которую испытал одиноко странствующий бедуин. Да, все встречаются с трудностями в жизни, однако большинство людей никогда и не пытались покинуть свой дом так, чтобы к нему невозможно было вернуться. Иными словами, люди живут в своих миражах и даже не задумываются о том, чтобы её покинуть то ли в силу незнания о потустороннем мире, то ли от нежелания оказаться там. В любом случае, такие люди слишком слабы, хотя, как я уже ранее говорил, мы не властны над своей волей, а это означает, что нельзя осуждать в слабости кого-либо за что-либо. Все мы плывем по течению, но некоторые из нас пытаются управлять потоками. Тем не менее, невзирая на попытку управлять потоками, они тоже плывут по одному и тому же течению. Хотя найдутся люди, которые, противясь своей собственной воле, будут пытаться плыть против, налагая на себя череду бед, не имеющих никакого смысла. Жизнь же всякого из нас такова, что мы независимо от того, как её проживаем, вынуждены идти по одной дороге. Я к тому, что скиталец всегда был в этой пустыне, то есть сам мираж, где он прибывал, находился в ней. Теперь он просто осознал это, потому мираж и испарился. Со временем бедуин начал понимать причину своих страданий; понял он, что часть миража в нем тянуло его к ней обратно, но ему удалось искоренить этот мираж в себе. И тогда негодования по утраченному исчезли, страдания и боль утихли.