Kitobni o'qish: «Старые долги»

Глава 1. Злоумышленник

Бабье лето – оно и в мегаполисе бабье лето. Даже в таком нервном, болезненном, вечно спешащем городе-гиганте как Москва. На асфальт проезжей части медленно, задумчиво ложится жёлтый лист, фр-р! – и улетает вслед мчащемуся автомобилю, которому нет дела до красот засыпающей на зиму природы. Несколько капель, обещающих дождик, слетают с небес, распугивают тех из пешеходов, которым нет сейчас нужды куда-то спешить, а остальным велят ощетиниться зонтиками, но – тотчас влага с неба прекращается, будто пошутила. Остатки летнего тепла, словно воспоминания об июле, грустно улыбаются горожанам, тихо шепча: мы не надолго расстаёмся с вами! Всего лишь до весны!

Однажды сентябрьским утром, на одной из площадей в центре Москвы, в двух шагах от ближайшей школы, дети спешили к началу первого урока по переходу «зебра». Точно такая же «зебра» располагалась метрах в ста левее. Там было куда менее оживлённо, но…

Внезапно, гневно сигналя, к левому переходу подлетел чёрный «БМВ». Прежде чем пешеходы успели отскочить, машина смяла двух пожилых женщин и, не тормозя, помчалась дальше – ко второму переходу, по которому к школе шли дети…

Раньше, чем кто-либо успел хотя бы крикнуть, один из тех людей, которые собирались ступить на «левый» переход – высокий, стройный, спортивного вида мужчина в тёмно-синем плаще, джинсах, кроссовках и очках – неожиданно выхватил револьвер и выстрелил несколько раз вслед уносящемуся автомобилю. Взвизгнули недовольно покрышки, и машина сбросила скорость, останавливаясь в нескольких метрах от перепуганных детей. Со всех сторон раздались крики – скорее из страха перед стрельбой, нежели из сострадания к сбитым машиной женщинам. От человека в плаще испуганно шарахнулись прохожие. Мужчина, открывший огонь, мгновенно сунул оружие в карман, выхватил небольшой фотоаппарат, заснял место происшествия и, прежде чем кто-либо приблизился к нему, исчез в одном из ближайших переулков. Площадь начала понемногу приходить в нормальное состояние.

– Какой ужас! – ни к кому не обращаясь, заголосила беззубая старуха. – Стреляют! В центре города!

– Вы, мамаша, зря это, – процедил сумрачный парень с наколками на руках. – Не видите, что ли? Псих в машине сбил на переходе двух человек. И детей раздавил бы, если бы не тот мужик со стволом. Лучше помогите, кто-нибудь! – и парень, опасливо оглядываясь на случай появления новых бешеных машин, подошёл к сбитым женщинам. Одна из них лежала неподвижно, другая шевелилась и стонала. Парень пощупал пульс первой и вздохнул. Рядом затормозила «Скорая помощь», из машины вышли врач и медбратья с носилками. Из подстреленной «БМВ» выскочил человек в чёрном костюме.

– Они сами бросились под колёса! – громко завопил он, будто стараясь немедленно рассеять сомнения, кто виноват.

– Молчи, сволочь! – отозвался парень с наколками. – Носитесь, как психи, даже на переходе сбиваете!

– Неправда! Они сами виноваты!

– Я всё видел!

– Ну и молчи, если видел, целее будешь, – негромко, отечески обратился к парню с наколками плечистый гражданин, который тоже вылез из «БМВ» и теперь не торопясь подходил к месту событий. – Или тебе проблемы нужны?

Парень отпрянул.

– А вы кто такие? – угрюмо спросил он.

– Это машина депутата Государственной Думы Владимира Александровича Иванова, – ни к кому не обращаясь, как бы задумчиво отозвался плечистый. Парень посмотрел исподлобья и шагнул назад. Рядом остановилась милицейская машина.

– Что здесь происходит? – поинтересовался лейтенант милиции, глядя, как медбратья кладут носилки с раненными женщинами в «Скорую помощь».

– Нападение! Покушение на депутата Думы господина Иванова! – значительно подняв указательный палец, объявил плечистый гражданин. Милиционер смущённо попятился.

– Они, что ли? – дрожащим пальцем указал он на отъезжающую «Скорую помощь».

– Нет, что вы, – снисходительно пояснил плечистый. – Они были сбиты случайно. После того, как неизвестный выстрелил в нашу машину, – добавил он, поискав глазами парня с наколками. Прохожие вокруг обменялись взглядами, но ничего не сказали. Милиционер вздохнул:

– Значит, составим протокол и будем возбуждать уголовное дело.

– По факту покушения на депутата! – подсказал плечистый. Милиционер посмотрел на него с лёгким недоумением и кивнул.

Люба

Сегодня Сашу забрал до вечера отец, и молодая актриса-детектив пришла на киностудию одна. Люба была в белом деловом брючном костюме и полусапожках на среднем каблуке. Из проёма пиджака выглядывал светло-серый галстук.

Едва войдя в павильон, где предполагалась съёмка, очень удивилась: всё оборудование готово, а вокруг ни души. Решив не дожидаться, Люба вышла наружу, сделала несколько шагов – и услышала возбуждённые голоса. Направилась в сторону шума: там оказались двое незнакомых мужчин.

– Извините, вы не знаете, где съёмочная группа Алины Роговой?

Незнакомцы с нескрываемым интересом посмотрели на красавицу:

– Вы – Люба Зелинская?

– Да, – невольно улыбнулась она. В своё время Люба не без колебаний решила фигурировать в титрах под своим настоящим именем – опасалась, что сцена поцелуя с заслуженным артистом Леонидом Соколовым в фильме «Люди и чудища» вызовет недовольство Олега. Муж, действительно, холодно принял эту сцену, но вслух возражать не стал. Напротив, в ту и последующие ночи оказался особенно нежен и горяч в постели, словно стремясь избавить жену от потребности в других поцелуях. Постепенно Олег привык к тому, что женат не только на детективе, но и на восходящей кинозвезде.

– Автограф можно попросить?

Люба кивнула.

– А на чём расписаться?

Мужчины переглянулись:

– Сейчас найдём!

Один из них бросился к соседнему павильону, а Люба воспользовалась моментом, чтобы обратиться ко второму парню:

– Всё-таки: где Алина?

– Как, вы не знаете? – с лёгким удивлением отозвался тот. – Вон там! – он показал в сторону, противоположную той, откуда Люба пришла.

– Спасибо! – и молодая женщина шагнула в том направлении.

– А как же автограф? – услышала она вслед растерянный голос поклонника, спохватилась и замедлила шаг. Однако долго ждать не пришлось, второй из парней уже подбегал, запыхавшись, неся в руках афишу фильма «Люди и чудища». Люба рассмеялась:

– Не с этим фильмом я бы хотела войти в историю киноискусства! – но расписалась.

– Спасибо! – хором ответили мужчины. Люба улыбнулась, кивнула и направилась в указанную сторону, чувствуя спиной восхищённые мужские взгляды. Завернув за угол павильона, она замедлила шаг при виде большой толпы. Тут были и работники из группы Роговой, и совершенно незнакомые люди. Люба задумалась, стоит ли выяснять, по какому поводу всеобщий сбор, или лучше вернуться в свой павильон, и вдруг услышала:

– Люба, иди сюда! – Рогова призывно махнула ей рукой. Зелинская кивнула и осторожно направилась к режиссёру. Толпа, в особенности мужская её часть, тотчас расступилась, с удовольствием пропуская рыжую красавицу.

– Не надо тебе на это смотреть, – вполголоса сказала Рогова, когда Люба подошла к ней, и потянула за руку к себе. Молодая женщина удивилась:

– А что там такое?

– Человека убили.

Люба вздрогнула: хотя и детектив, она, действительно, очень болезненно относилась к зрелищам человеческих страданий и смерти, и режиссёр в своё время обратила на это внимание. После небольшой паузы, молодая женщина спросила:

– Милиция уже приехала?

– Да, и безо всякого расследования заявляет, что это самоубийство.

Люба помолчала немного. Конечно, качество работы милиции – отдельная песня, но, может, действительно – суицид?

– Алина, вы считаете, что он не покончил с собой?

– Люба, я не знаю точно, но с этим человеком знакома довольно давно, и ничего суицидного в нём не было.

– А кто это?

– Алексей Петрович Луговой, ассистент режиссёра Меньшиковой.

Ни с покойным Луговым, ни с Меньшиковой Люба не успела до сих пор познакомиться. Собственно, на Мосфильме она общалась практически только с работниками группы Роговой, сразу после съёмок спешила домой или в детективное агентство. Молодая женщина знала, что группа Галины Меньшиковой должна вот-вот начать съёмки нового фильма в соседнем павильоне, какая-то фантастика – и всё. Что касается Лугового… Когда-то он был популярным актёром, любимцем прекрасных дам, но с тех пор запил, и большинство режиссёров от него отказались. С тех пор он на подхвате, главным образом, работал у Меньшиковой. Трудно поверить, что этот человек кому-то мешал.

– Люба, что, если я попрошу тебя расследовать это?

Детектив удивлённо посмотрела на Алину. Не преждевременна ли просьба? Ведь милиция только взялась за дело, её вердикт «самоубийство» является чисто предварительным. А если и расследовать, то лучше бы этим заняться главе агентства – Андрею Каролю. Однако вслух Люба сказала:

– Хорошо, Алина, я подумаю.

– Спасибо, Люба! – улыбнулась Рогова. – Я буду тебе очень признательна, если ты со всем этим разберёшься.

Люба только собиралась ответить, что подумать о расследовании – ещё не значит провести его, как услышала:

– Привет, Алина! Ну что – познакомишь меня с Любой?

К ним подходила высокая, стройная, черноволосая, с лёгкой проседью женщина, которой на вид можно дать не более тридцати пяти, хотя на самом деле ей было под пятьдесят – Меньшикова собственной персоной. Она напряжённо улыбалась, с интересом разглядывая Зелинскую.

– Люба, моя подруга Галя хочет предложить тебе роль в своём новом фильме «Много лет спустя».

Глаза детектива широко раскрылись. Так чего от неё хочет Алина – расследования или участия в съёмках фильма подруги? Или это нужно совместить? Впрочем, последнее по-своему логично. Люба хотела было обдумать ответ, но тут Рогова шепнула ей в ухо:

– Пожалуйста, согласись!

– Хорошо, спасибо, я согласна, конечно, – промямлила Люба, чувствуя себя бестолково. Тысячи молодых актрис мечтают сниматься, а вместо них наперебой приглашают детектива, у которой семья, маленький сын, а муж хочет ещё детей… Не очень справедливо и не вполне логично. Однако сниматься в кино интересно, хотя результат, появляющийся на экране, нередко разочаровывает. – А можно спросить, что за роль? – спохватилась она.

– Роль как раз для вас, Люба. Мы снимаем фантастический фильм: с помощью машины времени, герои Великой Отечественной войны вернулись в наш мир и теперь сталкиваются с проблемами, которые окружают нас всех. Ваша героиня – бывшая подпольщица, казнённая гестаповцами в Смоленске.

Люба неуверенно кивнула: в самом деле, роль сродни той, в которой она снимается сейчас у Роговой – Жюльетт, участницы французского Сопротивления и соратницы Леопольда Треппера. Только непонятно расследование проводить или нет? Зря обнадёживать Алину не хочется, но при этом…

– Вот и отлично! – улыбнулась Рогова. – Галя, извини, нам пора идти. Будем надеяться, что удастся быстро разобраться, что случилось с Алёшей.

Люба обрадовалась поводу поскорее прервать этот диалог, в котором её роль становилась всё более двусмысленной, как можно любезнее улыбнулась Меньшиковой и удалилась вслед за Роговой в её павильон. Там уже начали собираться члены съёмочной группы, всё ещё обсуждающие гибель Лугового.

– Так, начинаем! – хлопнула в ладоши режиссёр. – Через десять минут снимаем сцену беседы Жюльетт с Гирингом! Попрошу всех быть наготове, чтоб никого не ждать!

Люба покорно прошла в гримёрную и предоставила себя в распоряжение персонала. Десять минут растянулись до получаса, и молодая актриса чувствовала себя неуютно – неудобно задерживать коллег, – но в конце концов всё обошлось, и она вышла во всеоружии на съёмочную площадку. Тотчас выяснилось, что «Гиринг» – заслуженный артист Российской Федерации Игорь Мальков – тоже опоздал, он появился через полминуты.

– Снимаем! – голосом, не предвещающим ничего хорошего виновникам задержки, провозгласила Рогова. «Жюльетт» направилась в «комнату», «Гиринг» позвонил во «входную дверь», и съёмка началась…

– Снято! – минут через десять отметила Алина с удовлетворением в голосе. – Отдыхаем!

Люба воспользовалась перерывом и подошла к режиссёру.

– Алина, как мне быть с Меньшиковой? – не без растерянности спросила она.

– Сниматься! – уверенно отозвалась Рогова. – Великолепная роль! Отличный сценарий, я читала.

– А расследование? Вдруг Луговой действительно покончил с собой?

Режиссёр глубоко вздохнула и недовольно покачала головой:

– Не тот человек! Уж поверь мне, я его пять лет знаю. Не без недостатков, но жизнь любил.

– Можно мне привлечь мужа и начальника нашего агентства?

– Конечно! Привлекай кого хочешь и рассчитывай на мою полную поддержку. Только чтобы расследование не в ущерб съёмкам!

Эта реплика окончательно сбила Любу с толку. Получается, Рогова не так уж опечалена смертью старого знакомого? Во всяком случае, не настолько, чтобы отдать приоритет расследованию…

– Да, Алина, я сделаю всё что могу, – покорно кивнула Люба. Рогова одобрительно улыбнулась, и обе женщины вышли наружу – глотнуть свежего воздуха перед следующей съёмкой.

Сергеев

Подполковник МУР Сергеев Вадим Иванович сидел над результатами баллистической экспертизы и мрачно вздыхал. Наконец, решился: взял телефонную трубку и набрал номер майора Зелинского.

– Привет, Олег. Можно к тебе подойти? Или нет, лучше ты ко мне. Обещаю – не пожалеешь.

Зелинский не заставил себя ждать. С порога ухмыльнулся:

– Привет, Вадик! Как дела?

Они обменялись рукопожатием. Сергеев кивнул на свой стол:

– Полюбуйся.

– Что? Убийство? – поинтересовался коллега, берясь за экспертное заключение.

– Нет, покушение. На депутата Государственной Думы Иванова Владимира Александровича.

Зелинский удивлённо посмотрел на хозяина кабинета:

– Кому он понадобился, этот болтун?

– Не знаю, понадобился ли вообще. А вот кому… Тебе эти пули ничего не говорят?

Сергеев внимательно смотрел на приятеля, и Зелинскому стало не по себе. Пули из кольта… Не так уж много народу в Москве владеет этим оружием.

– Они уже где-то засветились?

Сергеев тяжело вздохнул, протянул руку к шкафу, в котором лежали материалы дел, но раздумал.

– Гибель Пузана помнишь?

– Ещё бы!

Ликвидация банды Пузана, он же Денис Иванович Краснов, была одним из дел, которые Зелинский провёл несколько лет назад «в четыре руки» со своим другом Андреем Каролем. При этом, правда, ни разу не вышел из кабинета, но коллегам задал неслабую гонку. Сам Краснов был убит на рынке, когда готовился осуществить там террористический акт. И застрелил мерзавца никто иной как Андрей.

Сергеев кашлянул:

– Так вот, Олег! Пули, выпущенные в машину депутата, те же, которыми был убит Пузан!

Зелинский вздрогнул и вопросительно посмотрел на приятеля. Тот отвернулся:

– Как мы оба помним, найти человека, застрелившего Пузана, тогда не удалось. Если честно – его никто особенно и не искал. Потолковали тогда с твоим другом – просто для порядка.

Да-да, думал Зелинский, был такой разговор. Тогда Андрей и познакомился с Антоном Лебедевым из ФСБ, в ту пору – майором. Что же получается? Не покушался же Андрей на депутата, в самом деле?! Точнее, мог покушаться, но в единственном случае – если спасал чью-то жизнь… которой этот депутат угрожал. Но в этом случае сейчас бы расследовалось не покушение, а убийство.

– Что с депутатом?

– Ничего. Жив, здоров. Но под его машину попали две женщины на переходе. По словам его помощников, свидетелей происшествия, машина потеряла управление, когда неизвестный выстрелил в её покрышки, и из-за этого сбила людей.

– Эти женщины живы?

– Да, и в сознании, но как именно всё случилось – не помнят.

– Они хотя бы могут сказать – слышали выстрелы до того момента, когда их сбили?

– Не помнят! Обе! Каково работать со свидетелями, а? – Сергеев пристально посмотрел в глаза приятелю и сразу отвернулся. – Ладно, Олег, я тут тебе жалуюсь не по делу… Привет супруге и Андрею.

– Да, спасибо, – пробормотал Зелинский и вышел. Он не сомневался, что разговор предназначался для Андрея. Отойдя от двери Сергеева на несколько шагов, вынул мобильный телефон и набрал номер Кароля:

– Привет, Андрей. Ты дома? Мне срочно нужно поговорить с тобой. Сейчас приеду.

Андрей

Он не сомневался, что звонок друга связан с утренним происшествием. Чёрт, омерзительная вышла тогда ситуация: или самому подставиться, или допустить гибель других людей, детей…

Сзади тихо подошла жена Таня, обняла за плечи:

– Милый, что-то не в порядке?

Он попытался улыбнуться:

– Нет, моя дорогая, всё хорошо.

Таня вздохнула:

– Мой хороший, я вижу – ты от меня что-то скрываешь. Ладно, тебе виднее. Надеюсь, ничего серьёзного. А ты не хочешь меня спросить?..

Андрей не сразу понял, что имеет в виду жена – вопросительно посмотрел на неё. Она чуть смущённо улыбнулась. Муж протянул к ней руки и мягко взял за ладони:

– Любовь моя! Я правильно тебя понял?..

– Да, милый. У нас будет малыш.

Андрей не сдержался – подхватил любимую на руки и страстно поцеловал в губы, и жена ответила, обнимая его. Они опомнились примерно через минуту. Андрей улыбнулся:

– Милая! Как хорошо! Ты не представляешь, как я рад!

– Ничего, что я на несколько месяцев стану толстая?

Муж засмеялся и вместо ответа снова поцеловал Таню. Послышался звонок в дверь. Андрей спохватился:

– Ой, я чуть не забыл: это же Олег!

Таня кивнула:

– Не буду мешать, мой славный. – Она поднялась, чтобы выйти.

– Любовь моя, ты мне никогда не мешаешь, – пробормотал Андрей, но жена только улыбнулась ободряюще, словно говоря: знаю, знаю, просто шучу.

Кароль вышел в коридор, посмотрел в глазок и открыл.

– Добрый день, Танечка! – улыбнулся молодой женщине майор милиции, проходя в комнату.

– Здравствуй, Олег! – приветливо кивнула Таня. – Проходи в гостиную, там и поговорите о делах. Обедать будешь?

– Соглашайся! – негромко подсказал Андрей. – Танечка испекла потрясающие оладьи!

– С удовольствием! – ответил Зелинский. – Только можно, Андрей, мы сначала поговорим о делах?

– Конечно! До обеда ещё двадцать минут!

Из детской появились Зайка и Люся.

– Дядя Олег! – в один голос радостно закричали они и бросились к другу семьи Кароль. Зелинский улыбнулся детям, присел на корточки, погладил обеих девочек. Таня подошла и мягко увела их:

– Миленькие, дяде Олегу нужно срочно поговорить с папой! Потом он поиграет с вами! Готовьтесь обедать!

Андрей вопросительно посмотрел на друга. Тот смущённо почесал нос:

– Дружище, что у тебя вышло с депутатом?

Андрей ответил не сразу, и Зелинский поспешил добавить:

– Это дело уже в МУРе. Расследует Сергеев.

– Советуешь рассказать ему всё как на духу?

– Сначала мне. Ты стрелял в депутата?

– Нет, конечно, а то бы застрелил.

– Я так и понял. А в его машину?

– Только в покрышки. Его машина сбила двух женщин и помчалась к переходу, по которому шли дети в школу. Ты на моём месте как бы поступил?

Зелинский несильно стукнул ладонью по столу, покачал головой и после короткой паузы ответил:

– Я на твоём месте вообще ничего бы не сделал. Растерялся бы, а потом проклинал себя за трусость. Андрюха, ты настоящий мужик. Тебе памятник надо поставить – на том месте, где это произошло.

– Будет лучше, если обо мне просто не узнают.

– Да, точно. Сделал доброе дело – и уноси ноги, пока тебя не поблагодарили.

– На Сергеева можно рассчитывать?

– Отчасти. Он на твоей стороне, поэтому поделился со мной. Но у него начальство, которое может не оценить твоё благородство, а депутат наверняка станет давить. Думаю, тебя Сергеев не сдаст, но дело Пузана всплывёт наверняка. А там, сам понимаешь, всё будет зависеть от догадливости слушателей.

– Думаешь, имеет смысл нанести упреждающий удар?

– А у тебя есть такая возможность?

– Есть, – кивнул Андрей. В дверь комнаты тихонько постучала Таня:

– Милые мужчины, вы готовы идти кушать?

Они переглянулись. Зелинский кивнул и улыбнулся:

– Да, у меня всё. С удовольствием попробую оладьи!

– Оладьи – на десерт! – засмеялась Таня. – Сначала суп и второе! Олег, ты что предпочитаешь: жаркое или свиную отбивную?

– Жаркое! – улыбнулся гость, и семейство направилось в столовую.

Люба

Когда она вернулась домой, Саши ещё не было. Олег тоже пока не приехал. После недолгого колебания, Люба села к компьютеру, вошла в Интернет. Андрей приучил своих сотрудников первым делом смотреть во Всемирной Паутине ссылки, касающиеся главных фигурантов очередного дела.

Итак, Алексей Петрович Луговой. В точности такое сочетание не встречается. А если взять только имя и фамилию? Ссылок полно, но не похоже, что по интересующему вопросу. А если добавить режиссёра?

Люба вздрогнула: имя Меньшиковой, действительно, вызвало град ссылок, и некоторые из них касались Лугового. Однако большей частью – сама режиссёр… хм, оказывается, они были женаты. Может, действительно – начать с неё? Маловероятно, что она причастна к убийству бывшего мужа, и всё же близкий покойному человек. При этом большого огорчения у неё его гибель не вызвала… М-да… Это, конечно, может означать что угодно, и менее всего – её виновность: убийца наверняка сейчас ходит, раздирая на себе одежды и сотрясая воздух горестными воплями, изображая великую скорбь по жертве. Ко всему прочему, не исключено, что первая версия милиции верна и Луговой действительно покончил с собой – спрыгнул с крыши павильона. А если не самоубийство, зачем он туда забрался? Убийца заставил?

Люба покачала головой: идти от картины преступления не стоит, убийца наверняка замёл следы, а если и нет, то это дело быстро раскроет милиция. Надо исходить из связей убитого. Где-то среди них выход на убийцу… если таковой есть. И первым делом, увы, нужно проверить Галину Меньшикову. Так что говорится в её биографии?

Галя Сидорцева, Москва, 1978 год

– А сейчас выступает… – конферансье сделал эффектную паузу. – Галина Сидорцева, город Пермь!

На сцену вышла тоненькая, большеглазая русоволосая девушка в простом платье в цветочек и в туфлях на низком каблуке. Зал снисходительно, жиденько захлопал молодому таланту и быстро затих: кто такая эта Сидорцева – никому не известно, выглядит нищенски, но так и быть, пусть попробует потягаться со знаменитостями. Зазвучала мелодия популярной на Западе песни «Голос тишины», Галя поднесла ко рту микрофон и запела:

 
Как странно, что не знала я,
А ведь на свете есть слова,
Они нам даже не слышны порой
И я тогда не знала что со мной,
Но только вдруг…
Я услыхала голос в темноте.
И голос тот
Сказал мне:
 
 
«Прислушивайся к тишине,
Что сможет рассказать тебе
Так много необычного всего.
О том, что в жизни есть и волшебство.
Ты попадешь
В чудесный мир историй тишины.
Иди смелей,
Не бойся!».¹
 

Зал затаил дыхание: голос у юной исполнительницы оказался на удивление чистый, с широким диапазоном, но главное – за ним ощущались сила духа, скрытая эмоциональность, смешанная с тихой задумчивостью, столь подходящей для этой песни.

 
Я стала слушать тишину
И в сон попала наяву.
Там ветер что-то на ухо шептал,
А дождик тихо каплями шуршал.
Их голоса
Со мною говорили, пели мне,
О том, что мир
Прекрасен.
 
 
Забыли люди о цветах.
Сердца, как камень, в душах – страх.
Надежда испарилась без следа.
И все понятным стало вдруг тогда.
Ведь тишина
Бывает очень громкой и она
Порой слышна
Повсюду.
 

Зрители сидели не дыша, смущённые укоризненными словами песни, словно опасались вспугнуть чудо говорящей тишины.

 
Боюсь я говорить с тобой —
Вдруг не расслышишь голос мой
Среди людей и шума суеты.
Но иногда сбываются мечты.
И я верю
В то, что ты однажды поймешь меня
И тишину
Услышишь.
 

Песня окончилась. Галя опустила микрофон, застенчиво улыбнулась, и зал взорвался овацией. Члены жюри вопросительно посматривали друг на друга, словно говоря: «Что же поставить этой девочке? Держаться не умеет, танцевать и подавно, одевается, как на овощную базу, но поёт-то как! Вместе с тем – песня хоть и популярная, но буржуазная, мало сочетается с трудовым энтузиазмом советского народа, в свете последних решений Партии и Правительства».

– Де-сять! Де-сять!!! – исступлённо скандировал зал. Кто-то из зрителей вышел к сцене, неся огромный букет, явно приготовленный для более видного исполнителя. За первым букетом последовала корзина цветов. Галя приняла цветы, неумело поклонилась, не выдержала и, улыбаясь, заплакала. Зал взвыл от восторга, овация загрохотала ещё громче. На сцену вышел конферансье, огорошенный происходящим. Он растерянно улыбнулся, попытался сказать что-то, но его никто не расслышал из-за артиллерийского грома аплодисментов. Конферансье оставил тщетные попытки и показал рукой на Галю, будто говоря: «Вот он – подарок, который я вам обещал!» Девушка краснела, плакала, улыбаясь сквозь слёзы: было видно, что она менее всего ожидала такого успеха. Но вот аплодисменты начали униматься, и конферансье смог, наконец, произнести:

– Замечательно, не правда ли? А теперь слово предоставляется жюри!

Зал мгновенно притих. Судья под первым номером, народный артист СССР Виктор Скворцов, величественно прокашлялся и заговорил:

– Что же, дорогая Галя, совсем неплохо для дебюта. Вам есть над чем работать, но, повторяю, очень неплохо.

Зал недоумевающее загудел.

– Кто ещё хочет высказаться? – поинтересовался конферансье.

– Позвольте, я! – утирая слёзы, подняла дрожащую руку Елена Мишкина, Герой Социалистического Труда, доярка из подмосковного колхоза. – Мне очень понравилось! Очень! Я, конечно, не разбираюсь, но поставлю десять!

Остальные члены жюри переглянулись и с сомнением качнули головами, как будто говоря: «Доярка – что с неё взять?!» Однако зал грохнул короткой овацией, давая понять женщине, что полностью разделяет её мнение.

– Оценки, пожалуйста!

Публика недовольно загудела при виде двух пятёрок и трёх шестёрок. Единственную десятку, как и обещала, поставила Мишкина. Радость мигом сошла с лица Гали, теперь она выглядела ещё более растерянной, чем в тот момент, когда вышла на эстраду. Однако цветы прижимались к её груди, нежно гладили стеблями по лицу, словно говоря: ты всё равно лучшая, верь нам, а оценки – чепуха.

Люба

Молодая женщина невольно смахнула слезу, навеянную песней, которую спела Галина Меньшикова, урождённая Сидорцева, много лет назад. Однако эмоции в сторону, расследование есть расследование. Что же было дальше?

Галя Сидорцева, Москва, 1979 год

 
Ты – уродка, ты – уродка! —
Так кричали мне вослед.
Ты – уродка, ты – уродка!
И тебя ужасней нет!
 
 
Я страдала от обиды, убегала я к реке,
И смотрела долго в воду, и тоскливо было мне.
Если вправду я уродка, для чего же дальше жить?
Может, стоит все печали в этих водах утопить?
 

Галя сделала паузу для музыкального проигрыша. Публика застыла, затаила дыхание, внимая трагедии, о которой повествовала юная талантливая певица.

 
Ты – уродка, ты – уродка! —
Так кричали мне вослед.
Ты – уродка, ты – уродка!
И тебя ужасней нет!
 
 
Только выйду я из дома, тычут пальцами в меня.
Ты – ничтожная уродка! Носит как тебя земля?
Все мальчишки издевались, зло дразня меня порой,
И мне было очень больно, когда пели за спиной:
 
 
Ты – уродка, ты – уродка! —
Так кричали мне вослед.
Ты – уродка, ты – уродка!
И тебя ужасней нет!
 
 
Но однажды в день весенний, когда шла издалека,
Повстречала сына моря – молодого рыбака.
На меня он странно глянул и сказал мне вдруг:
«Постой!
Ты – прекрасна! Буду счастлив, если будешь ты
со мной».
 
 
Ты – прекрасна, ты – прекрасна! —
Закричали все вдруг вслед.
Ты – прекрасна, ты – прекрасна!
И тебя красивей нет!
 
 
Ты – прекрасна, ты – прекрасна! —
Закричали все опять.
Только с ним я уходила,
С тем, кто смог меня узнать.
 

Ещё эффектный музыкальный пассаж – и песня закончилась. Галя перевела дыхание, и публика взорвалась рукоплесканиями. Молодая певица улыбалась и плакала, вслед за своей героиней переживая трагедию всеобщей травли беззащитной девочки – и её внезапный триумф, поставивший всё происходящее с головы на ноги. Певица понемногу приходила в себя, утирала слёзы, вызывая этим ещё большее возбуждение зала.

Зрители всегда были к Гале намного благосклоннее, чем музыкальные мэтры, от которых зависело распределение званий, льгот, приглашений за границу. После не очень удачного выступления на конкурсе, когда девушка заняла десятое место из сорока, её пригласили солисткой в ансамбль «До-ре-ми». Здесь от исполнителя не требовалось ничего, кроме таланта. Ребята, в основном в возрасте от шестнадцати до двадцати двух, выкладывались на полную катушку, старались не обмануть ожидания слушателей, и те награждали своих любимцев аплодисментами, цветами и – что не менее важно – отличными денежными сборами. Последнее обстоятельство то и дело побуждало эстрадных администраторов приглашать ансамбль «До-ре-ми» на разные выступления – разумеется, не в Кремлёвский Дворец Съездов и не в Колонный Зал Дома Союзов, но на простые концерты в старенькие клубы на окраинах Москвы, где часто проблема найти подходящий микрофон, в студенческие общежития, в фойе кинотеатров, а то и просто в рестораны. Те, кому нужны были красивая музыка, сильный эмоциональный голос и содержательная песня, с избытком находили всё это в выступлениях малоизвестного ансамбля с неприметной солисткой.

Нельзя сказать, что ансамблю совсем уж закрыли путь к известности и высоким гонорарам. То и дело поступали намёки от ответственных товарищей, что вот если бы немного изменить репертуар, убрать из него преклонение перед загнивающим Западом, включить патриотические произведения – вроде «День за днем идут года – зори новых поколений, – но никто и никогда не забудет имя ЛЕНИН» – то ансамбль вполне может рассчитывать на нечто большее, чем музицирование в прокуренном ресторане. Да ещё не очень хорошо, что из пятерых исполнителей только один комсомолец и ни единого члена родной Коммунистической Партии, вот бы исправить этот недостаток…

Музыканты уныло выслушивали подобные откровения, но ничего не отвечали – ведь принять такие предложения означало бы отказаться от себя, предать своих слушателей, их горящие глаза и пылкие сердца, тоскующие по настоящей песне и красивой музыке.

Москва, 8 марта 1980 года

– А сейчас для всех наших прекрасных женщин Галина исполнит песню «Моя милая»! – объявил, радужно улыбаясь, конферансье. Публика загремела аплодисментами: зная Галю Сидорцеву и её ансамбль «До-ре-ми», никто не усомнился, что сейчас прозвучит нечто необычайное. Галя вышла на сцену – одетая в длинное серебристое платье, с высокой причёской, задумчивая, таинственно улыбающаяся, словно не видящая, не ощущающая ничего, кроме предстоящей музыки, и поднесла ко рту микрофон. Тотчас ожил весь ансамбль:

 
Этот парень очень славный,
Пусть он робкий, но галантный,
На него брось взор своих бездонных глаз!
И ему поверить можно,
Бережно и осторожно,
Он смахнёт слезу с твоих бездонных глаз!
 
 
Милая моя, смотри на всё всегда с улыбкой!
Милая моя, взгляни-ка лучше свысока!
К нам спешит златая рыбка
В океане пены зыбкой,
Звёзды улыбнулись нам издалека!
 

Зал восторженно заходил ходуном, вторя ритму. Непризнанная музыкальными корифеями, но талантливая и самобытная Галя Сидорцева привычно демонстрировала великолепный вокал, без труда брала высокие ноты, лукаво улыбалась, чуть пританцовывала в такт пленительной мелодии.