Kitobni o'qish: «Часы звёзд. Серебряная королева»

Франческа Гиббонс

Shrift:

И эта книга тоже для Мини и Бонни

Francesca Gibbons

A CLOCK OF STARS: BEYOND THE MOUNTAINS

Действующие лица

Не матушка страшит меня,
    Не батюшка суровый,
    Ведь я их милое дитя
     И в старости опора.

Чудовища в броне шипов —
     Они меня страшат.
   Они крадут озорников —
     Так люди говорят.

  И ночи бесконечен мрак,
      и утро не спасёт —
Чудовищам не ведом страх,
     Их свет не отпугнёт.

Страшись любого стука в дверь,
    Будь робок и послушен —
Ни слёзы, ни мольбы, поверь,
     Не тронут лютомужей.

Не матушка страшит меня,
   Не батюшка суровый,
   Ведь я их милое дитя
    И в старости опора.

Детская песня Низинных земель

Часть I

Глава 1

Деревья расступались перед Очи, образуя дорогу сквозь тьму.

Очи шагала не оглядываясь, так как прекрасно знала все пути через лес – как-никак она была лесной ведьмой.

Пони следовал на почтительном расстоянии от неё. К его седлу была прикреплена наволочка, в которой лежали очень странные часы.

Аннешка Мазанар плелась позади пони. В её облике и поступи не осталось ничего величественного. Она спотыкалась и бранилась на каждом шагу. Механический дракон Анделя опалил ей лицо и руки. Она потеряла одну шёлковую туфельку, а её подвенечное платье превратилось в лохмотья: ежевика зацепилась за шлейф и волочилась сзади, как длинный колючий хвост.

Боль от ожогов была нестерпима, но мысль обо всём, что она потеряла, жгла гораздо сильнее. Аннешка была так близка к тому, чтобы стать законной королевой! Так близка к тому, чтобы исполнить своё предназначение!

А теперь Дракомор мёртв. И очень скоро вся Ярославия узнает о том, что она натворила – обо всех людях, которых она убила, и о юном принце, который бесследно исчез…

Аннешка живо представила, что скажет её мать. «Ты могла выйти замуж за короля, но нет, где там! Вместо этого ты завела дракона и спалила дотла королевский замок. Бестолочь! Что скажут соседи? Стыд-то какой!»

Нет. Аннешка ни за что не вернётся в Ярославию. Лесная ведьма теперь была её единственной надеждой.

Очи шла впереди, раскачивая фонарь из стороны в сторону. Она была высокой и стройной, белолицей и черноволосой. Аннешка надеялась, что колдунья, предложив девушке кров, придумает и что ей делать дальше.

«Эта ведьма знает, где мне суждено царствовать, – подумала Аннешка. Она стиснула зубы и заковыляла вперёд. – У меня ещё будет и царство, и дворец! Я ещё докажу матери! Я им всем докажу».

Домик Очи появился как будто из ниоткуда: только что вокруг не было ничего, кроме деревьев, а теперь Аннешка стояла перед ветхой лачугой. Пока Очи молча рассёдлывала пони, Аннешка решила войти внутрь.

В доме был очаг, старая разномастная мебель, разнообразные глиняные горшочки и курица, угнездившаяся в ящике стола.

«Вот как низко я пала», – подумала Аннешка, опускаясь на стул.

Горшочек на каминной полке мелко задребезжал, чем привлёк внимание Аннешки, ведь до этого ей казалось, что он стоял неподвижно.

– Это место меня с ума сведёт, – процедила она и придвинула к себе стул, чтобы положить на него ноги.

После такой долгой и тяжёлой дороги одна ступня у Аннешки оказалась полностью босая и вся в царапинах, вторая была обута в грязную шёлковую туфельку.

– Верно, девонька, будь как дома, – раздался скрипучий голос за её спиной.

Аннешка подскочила от неожиданности и непроизвольно начала искать глазами что-нибудь острое, ведь голос, который она услышала, принадлежал дряхлой старухе, кожа у которой была сморщенная, спина горбом, все мышцы обмякли.

– Не бойся, – просипела старуха. – Только я изменилась. Ты-то, дитятко, осталась прекрасна как внутри, так и снаружи.

Аннешка оторопела. Неужели это…

– Очи?

– А ты как думала? – проскрипела старуха. – Никто не может быть вечно молодым!

Аннешке совсем не понравилась её ухмылка, но она по глазам поняла, что колдунья говорит правду: юная ведьма и это старое чудовище были одной и той же женщиной.

– Давай-ка займёмся твоими ожогами, – сказала дряхлая Очи, выдвинув ящик стола и достав оттуда двух улиток.

– Что ты делаешь?! – взвизгнула Аннешка. – Сейчас же убери от меня эту пакость!

– Ты никогда не станешь королевой, если умрёшь от заражения крови, – сказала Очи, ковыляя ближе. – Надо обработать твои раны.

Улитки попрятались в своих домиках. Аннешка посмотрела на свои ладони, покрытые волдырями ожогов.

– Ладно, – прошипела она. – Делай что надо.

Колдунья посадила улиток на запястья девушки и стала ласково поглаживать старыми скрюченными пальцами раковинки, пока их обитатели не высунулись наружу.

Аннешка подавила желание схватить улиток и запустить их через всю комнату. Какие гадкие, мерзкие твари! Всё в них было ей противно: глаза на рожках, их омерзительные движения и скользкие раковины!

– Гляди-ка, у тебя и личико обожжено, – сказала ведьма.

Аннешка сморщила нос, однако вынуждена была признать, что её руки болели намного меньше, потому позволила ведьме посадить одну из улиток на свой подбородок. Холодная подошва улитки заскользила вверх по её щеке, поползла по переносице.

Когда Очи закончила, все Аннешкины ожоги были покрыты радужной плёнкой густой улиточной слизи.

– Надеюсь, это поможет, – прошипела Аннешка.

Старуха пересадила улиток на пол, и они пустились в долгий обратный путь к своему ящику.

– Ах, какой славной ты будешь королевой, – вздохнула ведьма, опускаясь на стул.

– Королевой чего? Где я буду царствовать?! – рявкнула Аннешка.

Ей до смерти надоела манера Очи говорить загадками.

– Я могу спросить об этом у звёзд… если, конечно, ты готова заплатить.

Горшочек, стоявший возле стула Очи, задрожал. Ведьма ногой задвинула его подальше.

– Что-то ты темнишь, – нахмурилась Аннешка. – Что у тебя в этих горшочках?

– Я тебя не обманываю, девонька. Зачем мне от тебя что-то скрывать?

Аннешка злобно уставилась на ведьму. На вид старуха была совсем дряхлая – горстка костей да головка, как яичная скорлупка. «Я могла бы запросто расколоть ей голову и вытрясти оттуда все её секреты», – злобно подумала Аннешка.

Горшочки на подоконнике были закрыты крышками. Аннешка схватила первый попавшийся и прочитала надпись на этикетке.

В. Локай

Это ничего ей не говорило. Аннешка цапнула ещё один горшочек, оставив слизистые следы на его боках.

С. Жарда

Она впервые в жизни слышала о таком зелье.

На одном из горшочков не было крышки. Аннешка заглянула внутрь, ожидая, что оттуда выпрыгнет какая-нибудь лягушка, но там было пусто, поэтому она посмотрела на этикетку.

В. Мазанар

– Это имя моей матери! – ахнула Аннешка. – Её так зовут! – Она взяла себя в руки. – Почему на твоей склянке её имя?

– Будет на сегодня, – сказала ведьма. – Пора спать.

– Отвечай сейчас же!

Аннешка решительно подошла к одной из улиток и занесла над ней свою ступню, обутую в остатки туфельки.

– Поздно уже. Я всё тебе расскажу утром.

Аннешка опустила ступню, наслаждаясь хрустом.

– Улиточка моя! – закричала Очи. Её лицо исказилось, как от боли.

– Говори! – приказала Аннешка, занося босую ступню над раковиной второй улитки.

– Твоя матушка купила у меня пророчество в день, когда ты появилась на свет, – ответила Очи. – Я предсказала ей, что ты станешь королевой.

Аннешка поставила большой палец на панцирь улитки.

– Это я и так знаю!

– Не надо, прошу тебя! Не трогай Бориса! – взмолилась ведьма и лихорадочно заговорила: – Когда твоя мать умрёт, она расплатится со мной своей душой! А я спрячу её душу в эту склянку. – Очи помолчала, вид у неё сделался пристыженный. – Каждая душа, отданная мне по доброй воле, продлевает мои дни в этом теле.

Аннешка вздёрнула бровь и отошла от улитки.

– Значит, ты собираешь души, чтобы продлить свою жалкую жизнь?

Она огляделась по сторонам. Горшочки и склянки громоздились на полках, пирамидами высились в углах, стояли на столе и под стульями. Обернувшись кругом, Аннешка посмотрела сверху вниз на ведьму.

– Сколько тебе лет?

Очи не сводила глаз с Бориса, который вползал под буфет.

– Двадцать три, – просипела она. – Семьсот двадцать три.

Глава 2

На улице стоял один из последних знойных дней, в кабинете, где воздух прогрелся до тридцати двух градусов по Цельсию, за запертыми окнами заживо поджаривался седьмой класс вместе с учителем мистером Моррисом.

– Откройте страницу восемь, – сказал он и с трудом поплёлся между рядами – медленно, как улитка.

Имоджен пролистнула учебник, наслаждаясь слабым ветерком, поднявшимся от страниц, и задержала взгляд на фотографии космонавта, выглядывавшего из окошка в виде пузыря.

«Земля, – сообщала подпись под фотографией. – Это наш дом. Место, где мы живём».

Имоджен задумалась над тем, что чувствует космонавт – тоску по дому или восторг от того, что смотрит на Землю с такой необычной точки. «Наверное, – решила она, – и то и другое, всего понемножку».

Она подняла глаза на учителя, говорившего не о космонавтах, а о разнице между твёрдым и жидким состоянием вещества.

«Пот жидкий, – подумала Имоджен, глядя на каплю, ползущую по лицу мистера Морриса. – А время твёрдое, – продолжила рассуждать она. – Его ничто на свете не заставит двигаться быстрее».

Осталось пять минут до конца учебного дня, до окончания первой недели Имоджен в средней школе.

Нельзя сказать, чтобы здесь было плохо: Имоджен завела новых друзей, ей нравился классный руководитель, но дело в том, что для всех вокруг она была «та самая девочка, которая однажды пропала». Хорошо ещё, что никто не знал, что она ходит к психотерапевту!

Школьники без конца спрашивали, убежала она из дома сама или её похитили. Имоджен решила, что не станет рассказывать правду, ведь всё равно никто не поверит, что она нашла дверь в дереве, подружилась с настоящим принцем и летала на спине гигантской курицы…

Пытаясь сосредоточиться на учебнике, Имоджен отсчитывала минуты до возвращения домой.

«Космические путешествия даются дорогой ценой: космонавты годами не видят свои семьи, а после возвращения им требуется много лет, чтобы привыкнуть к нормальной жизни».

Две минуты до возвращения домой.

Мама будет ждать у школьных ворот. Имоджен предпочла бы, чтобы она этого не делала, ведь никого из её одноклассников родители не встречали у ворот, но после исчезновения сестёр мама сильно изменилась.

Походы к психотерапевту тоже были её идеей, она сказала, что Имоджен нуждается в «особой поддержке», и как выяснилось позже, это было кодовое название для бесконечных часов пустой болтовни… Как будто человека можно уговорить забыть о волшебном мире!

Одна минута до возвращения домой.

– При комнатной температуре вода является жидкостью, – говорил мистер Моррис. Его голос звучал измученно. – Но при нагревании вода начинает… – прозвенел звонок, ученики стали расхватывать свои вещи и выбегать из класса, – испаряться, – закончил учитель, тяжело плюхаясь на стул.

Дверь с грохотом захлопнулась, в классе воцарилась тишина. В изнеможении закрыв глаза, мистер Моррис тяжело вздохнул, втянув воздух носом и выпустив через рот. Прижав к щеке бутылку воды, он сидел совершенно неподвижно. Имоджен терпеливо ждала, когда её заметят.

– Сэр?

Мистер Моррис даже подскочил от неожиданности.

– Имоджен! Ты ещё здесь?

– Знаете что? Вот космонавты побывали на Луне, да? А в других местах они были?

Мистер Моррис отнял от лица бутылку с водой.

– Э-э-э-эм… да. НАСА посылает зонды на Марс…

– Да, я знаю. Но люди ещё не были на Марсе?

– Нет, Имоджен. Пока не были.

Имоджен сощурилась.

– Как вы думаете, может где-нибудь существовать другая планета, которую космонавты ещё не открыли? Такая же, как наша, с людьми и животными… только другая?

– Не знаю, – сказал учитель. – Но если что-то подобное и существует где-то, то очень-очень далеко. Даже если ты полетишь на космическом корабле, способном путешествовать со скоростью света, потребуется очень много лет, чтобы достичь цели. Ты будешь уже старушкой, когда доберёшься до этой планеты.

Имоджен с трудом могла представить, что когда-нибудь станет старушкой.

– Почему ты спросила? – поинтересовался мистер Моррис.

Но Имоджен уже встала, чтобы уйти, так как прошло достаточно времени, чтобы все разошлись и никто не увидел, что мама встречает её у ворот.

– Да так, – ответила она. – Просто любопытно.

Глава 3

Имоджен лежала на кровати своей сестры в окружении рисунков. На стенах висело столько листов бумаги, что, когда в окно задувал ветер, вся комната как будто трепетала и выгибалась, и начинало казаться, будто находишься в палатке, а не в каменном доме.

Мари, которая была на три года младше Имоджен, сидела на полу и рисовала: повсюду вокруг неё были рассыпаны цветные карандаши.

– Миссис Калмади говорит, что бабочки не могут открывать двери, – сказала Мари. – И людей узнавать они тоже не умеют.

– Перестань болтать об этом в школе! – рассердилась Имоджен. – Люди подумают, что у тебя плохо с головой.

– Но все только и делают, что говорят об этом! – возразила Мари. – Разве в твоей взрослой школе по-другому?

– Нет, – признала Имоджен. – Так же.

В изножье кровати висел последний рисунок – портрет мальчика с широко расставленными глазами и большими ушами, торчащими из-под волос. Взгляд Имоджен то и дело возвращался к этому мальчику. Надо признать, рисунок вышел просто отличный.

– Мне не нравится делать вид, будто Ярославия – это выдумка, – сказала Мари. – На самом деле она такая же настоящая, как миссис Калмади. Или даже более настоящая.

Имоджен тоже не нравилось притворяться. Она это просто ненавидела.

– Рано или поздно мама наверняка нам поверит, – сказала она. – Надо только придумать, как её убедить.

Снизу донёсся голос мамы:

– Девочки, пора ужинать!

Мари отбросила карандаш и выбежала из комнаты. Имоджен свесилась с кровати и подобрала её рисунок, на котором был изображён зимний лес: таинственные тени, холодный свет звёзд. Если закрыть глаза, казалось, вот-вот услышишь шёпот крылышек бабочки…

– Земля вызывает Имоджен! – позвала мама. – Бабушка приехала! Спускайся и поздоровайся!

Имоджен бросила рисунок и пошла вниз, чтобы присоединиться к семье.

Сентябрь в этом году выдался очень тёплый, поэтому ужинать решили в саду. Мама зажгла свечки, чтобы отогнать насекомых, бабушка разреза́ла лазанью и рассказывала о своём клубе игры в бридж, откуда, по её словам, её исключили за то, что она отлично играла в карты.

После ужина, когда девочки начали убирать со стола, мама что-то негромко сказала бабушке про миссис Хабердэш, что очень заинтересовало Имоджен.

Миссис Хабердэш была той самой пожилой дамой, которая владела чайной и садами, где девочка и нашла дверь в дереве.

– Кстати, об этих садах, – так же тихо ответила бабушка. – Я не удивлюсь, если она права и там в самом деле кто-то живёт! Скорее всего, это лисы.

– Вы о чём это? – спросила Имоджен, строго взглянув на взрослых.

– Ах, дорогая, ни о чём, – ответила мама. – Будь добра, возьми мою тарелку.

– Хорошо… Вы говорили о миссис Хабердэш, да?

Мама и бабушка переглянулись.

– Боюсь, миссис Хабердэш не вполне здорова, – осторожно сказала мама.

– Ей мерещится всякая всячина! – сообщила бабушка. – Такое иногда случается у пожилых людей, – добавила она и постучала костяшками пальцев по своей голове с таким видом, будто проблемы пожилых людей не имеют к ней никакого отношения.

– Миссис Хабердэш нездоровится из-за лис? – непонимающе переспросила Имоджен.

– Нет, не в этом дело! – отмахнулась бабушка. – Просто ей чудится, будто у неё в саду кто-то живёт – какое-то чудовище, как она уверяет. Она говорит, будто бы видела его ночью, за мусорными баками, но, скорее всего, это была лиса, рывшаяся в объедках, а бедняжка миссис Хабердэш напридумывала себе всякой чепухи.

«Чудовище? – насторожилась Имоджен. – Что, если это…»

– Может быть, нам стоит её навестить? – предложила Мари.

– Боюсь, нам не разрешат, – бабушка поджала губы и выразительно посмотрела на маму.

– Не смотри на меня! – отрезала мама. – Ты можешь видеться со своими друзьями в любое время, когда тебе заблагорассудится.

– Ну разумеется! – фыркнула бабушка. – Я могу делать всё что угодно просто мне нельзя доверить внучек. Верно?

Мама уставилась на ароматическую свечу.

– Имоджен, Мари… отнесите посуду на кухню.

Но бабушка мёртвой хваткой вцепилась в свою тарелку.

– Девочки пропали не по моей вине! – прошипела она. – Я отвернулась всего на минуточку!

Имоджен впервые видела, чтобы мама и бабушка ссорились. Обычно мама всегда была на стороне бабушки, а бабушка на стороне мамы.

– Почему мы не можем поехать вчетвером? – спросила Мари. – Давайте отправимся в чайную все вместе!

Мама, всё ещё хмурясь, подняла на неё глаза.

– Хорошо, я подумаю об этом, – сказала она.

Чуть позже бабушка пошла укладывать Мари, а мама осталась в полном распоряжении Имоджен. Они сидели в саду и смотрели, как зажигаются первые звёзды.

Над горизонтом разливалось оранжевое свечение – это был электрический свет, который не могли затмить даже самые яркие звёзды. А над Ярославией небо всегда чёрное и полно звёзд. Имоджен ненадолго задумалась: могло бы нападение скретов заставить людей из её мира погасить свет? Тогда можно было бы увидеть звёзды… «Нет, пожалуй, это было бы очень дорогое удовольствие», – с улыбкой решила Имоджен.

– О чём задумалась? – спросила мама. Она обняла Имоджен одной рукой, и оказалось, что даже взрослая семиклассница чувствует себя очень уютно под боком у мамы.

– Да так… Просто подумала, как было бы здорово увидеть все звёзды.

Имоджен положила голову маме на плечо.

– Как хорошо, что ты вернулась, – сказала мама. – Я так волновалась… Если бы не Марк, просто не знаю, что бы со мной было…

Имоджен мгновенно насторожилась.

– Значит, Марк твой близкий друг?

Мимо пробежал паук-сенокосец.

Мама сделала глубокий вдох, собираясь с ответом.

– Да. Близкий друг. Он мне очень нравится, и я думаю, что тебе он тоже понравится, если ты дашь ему шанс… Понимаешь, у него никогда не было детей, поэтому ему сейчас непросто, но Марк хороший человек. Пожалуйста, Имоджен. Пообещай, что позволишь ему доказать это.

– Я не стану называть его папой.

– Конечно! Я бы никогда не стала тебя об этом просить.

– Что ж, раз он тебе нравится…

Мама крепко обняла Имоджен.

– Узнаю мою девочку!

Глава 4

Жители Ярославии перестали искать Аннешку сразу после первого снегопада. Если она пряталась в лесу, то к этому времени должна была давно умереть с голоду. Никто не станет давать хлеб убийце… даже такой прехорошенькой, как Аннешка.

Большинство было уверено, что она умерла, пытаясь перебраться через горы, ведь время для перехода было самое неудачное. Возможно, её тело найдут по весне, где-нибудь возле вершины – всё заледеневшее и одетое в подвенечное платье. Художникам Ярославии особенно нравился этот образ. Откуда им было знать, что Аннешка не только не умерла, но даже не была при смерти, а жила в тепле и безопасности в домике лесной ведьмы?

Аннешка сидела у огня, курица гнездилась в ящике, склянки стояли неподвижно, как и положено склянкам. Ожоги девушки к этому моменту уже затянулись.

Сквозь крошечное окошко не было видно ничего, кроме деревьев, сгибающихся под тяжестью снега. Очи ходила среди стволов, отряхивая искрящийся снег с ветвей.

Казалось, каждая снежинка шептала на лету: «Слава, слава, слава…»

Аннешка перевела глаза на очаг, в котором шипело пламя. «…королеве, королеве, королеве…»

Когда Очи вошла в избушку, Аннешка наконец вышла из забытья. Переступив порог, ведьма разом сбросила с себя зимний плащ и молодость и медленно и тяжело заковыляла к креслу.

– Бедные деревья, – просипела она. – Никто не ожидал такого снегопада! Зима нынче пришла раньше срока.

«Столько болтовни о каких-то дурацких деревьях, – подумала Аннешка, закипая. – И до сих пор ни словечка о том, когда и где я стану королевой!»

Девушка прожила у ведьмы достаточно долго, чтобы разобраться в том, как тут обстоят дела: находясь снаружи, Очи была молодой женщиной с телом стройным, как юное деревце, но стоило ей войти в избушку, как она становилась больше похожа на трухлявый пень или на старую уродливую корягу, а её колени скрипели при каждом шаге.

Аннешка не раз спрашивала себя, продавались бы пророчества Очи так же бойко, если бы люди могли увидеть её настоящее лицо.

– Скажи, – потребовала Аннешка, – если я не стала королевой Ярославии, то где я буду править?

Ведьма устало откинулась на спинку кресла.

– Мои пророчества позволяют увидеть только промельк будущего. То, о чём ты спрашиваешь, требует долгого и пристального взгляда.

– Я теряю терпение, ведьма! Ты обещала сказать, где я буду править!

– Никогда я такого не обещала.

– Почему же? – осклабилась девушка. – Не можешь? Сила иссякла?

Очи перевела взгляд на часы – те самые, которые Аннешка отняла у Анделя и которые теперь стояли над очагом. Часы выглядели такими же древними, как Очи, и, должно быть, остановились сто лет тому назад.

– Я могу это сделать, – ответила ведьма, – но мне нужна помощь.

Горшочки и склянки на каминной полке задрожали.

– Ха! – фыркнула Аннешка. – Эти часы тебе точно не помогут. Они сломаны. Видишь, они даже не идут!

– Не идут куда? – спросила ведьма. – Время и движение, движение и время… Чем старше я становлюсь, тем труднее мне отличить одно от другого.

И она улыбнулась своей беззубой улыбкой, которая неизменно вызывала у Аннешки желание ударить старуху. Будь проклята эта ведьма со своими загадками!

– Говори яснее! – рявкнула Аннешка.

– Эти часы настроены на звёзды, – ответила Очи.

Её слова что-то пробудили в памяти Аннешки…

Она вскочила со стула.

Дракомор говорил ей то же самое об этих часах! Он сказал, что их сделал Андель… и они могут читать по звёздам. Так вот, значит, в чём дело! Вот почему Андель спас эти часы из огня…

Аннешка впилась глазами в часы: на них было пять стрелок, но ни одна из них не шевелилась, над циферблатом сверкала россыпь драгоценных каменей.

– Вот с таким сильным инструментом я могла бы поглубже заглянуть в будущее, – продолжала Очи. Ей пришлось повысить голос, чтобы заглушить дребезжание склянок. Теперь они ожили все разом – горшочки на полках и горшочки в углу, горшочки на подоконнике и даже те, что были убраны подальше с глаз. – Я не сомневаюсь, что ты вполне сможешь найти себе подходящее царство и без моей помощи, – прошамкала Очи. – В конце концов, это же твоя судьба, а не моя. Вопрос лишь в том, как долго ты готова ждать.

Аннешка бросила на ведьму испепеляющий взгляд. Нет, она не собирается дожидаться своего трона до тех пор, пока не превратится в дряхлую развалину вроде Очи!

– Говори, – потребовала она. – Говори сейчас же!

Горшочки затряслись изо всех сил. Курица спрыгнула с ящика и спряталась под стол.

– Я прошу совсем немногого… Мне нужна всего лишь небольшая гарантия. – Очи говорила небрежно, но взгляд её сделался цепким и жадным. – Мне нужна только твоя душа.

Вся комната затряслась от неистовой силы семисот пленных душ. Аннешка огляделась по сторонам. Почему горшочки так разбушевались? Может быть, они хотят её о чём-то предупредить?

– Тебе не о чем тревожиться, – проскрипела ведьма. – Я ничего у тебя не возьму до самой твоей смерти.

Может быть, души, заточённые в склянках, просто завидуют Аннешке? Ну конечно, они не хотят, чтобы она добилась своего, как и её мать, вечно завидовавшая дочери и кусающая локти из-за того, что не ей, а Аннешке предначертано стать королевой!

Девушка посмотрела на ведьму.

– Я согласна! – крикнула она.

Горшочки затряслись так, словно пытались обрушить стены избушки, фонарь упал на пол и разбился вдребезги, курица истошно заквохтала.

– Аннешка Мазанар, я обещаю прочитать твою судьбу по звёздам, – произнесла ведьма.

Она приставила кончик ножа к подушечке своего большого пальца, и ветхая кожа разошлась, как мокрая бумага. Затем Очи протянула нож Аннешке.

– Я обещаю, что после моей смерти моя душа достанется тебе, – сказала Аннешка.

Она полоснула себя по пальцу и поднесла его к пальцу Очи. Их кровь смешалась. Горшочки застыли.

Всё в избушке стихло…

Всё, кроме часов.

Вначале они шли медленно, потом начали ускоряться, всё быстрее и быстрее, и вот уже стрелки лихорадочно вертелись: счёт дней отбивался каждую секунду, маленькая дверца в часах лихорадочно открывалась и закрывалась, как крылья бабочки.

Потом всё замедлилось. Когда звёзды из драгоценных камней заняли свои места, часы стали отсчитывать секунды.

– Это всё? – прошептала Аннешка.

Дверца в часах снова распахнулась, и из неё выкатилась деревянная корона. Она была такая маленькая и так искусно сделана, что Аннешке захотелось её потрогать. Но корона вдруг завертелась на месте, словно в танце, и скрылась в часах.

– Что это было? – спросила Аннешка.

– Это была наша первая подсказка, – довольно ответила ведьма и заковыляла к столу.

– Что? Подсказка? Я не заказывала никакие подсказки! Я хотела пророчество!

Очи взяла гусиное перо.

– Это и есть первая часть твоего пророчества. Не волнуйся, девонька, уж я выясню, что это значит… Часы нельзя торопить.