Kitobni o'qish: «Если что я не с тобой, когда тысячи глаз видят вместе нас»

Глава 1 Случай в трамвае

Упаси боже! Это было бы самым большим несчастьем.

Найти приятным человека, которого

решилась ненавидеть!

Ты не могла пожелать мне ничего худшего.

(«Гордость и предубеждение»,

Джейн Остин)

– Здравствуйте, профессор! – шли навстречу мне студенты с портфелями и книгами по парадной лестнице университета. – До свидания, профессор! – кивали мне вслед с улыбками студентки после лекции.

– Здравствуйте! – приветствовал я. – Всего доброго! – прощался я, приподнимая в знак уважения свою фетровую светло-серую шляпу, и, легко поигрывая тростью в руке, изредка опираясь на нее, вышел на весеннюю улицу. Постукивая всё той же тростью по мостовой, я вскочил на подножку отходящего от университетской остановки трамвая. Рабочий день окончился, мне не терпелось оказаться дома.

Мимо деревянных сидений вагона я направился к кондукторше в темном берете, чтобы расплатиться за проезд и затем занять свободные места, но вдруг весь проход загородила собой квадратная тучная фигура женщины на тонких коротеньких ножках.

Она переставляла ноги с места на место следующим интересным образом: сначала чуть ли не в полный оборот ставила правую сторону своего тела, потом подтягивала левую сторону, будто тяжелый комод переставляли в квартире.

Женщина уже расплатилась с кондукторшей, но уходить с прохода не торопилась. Застегивая свой кошелек, она пыталась что-то выяснить у кондукторши, и, не получив должного ответа, ругалась и возмущалась. Причиной недовольства было подорожание тарифов. Досталось не только кондукторше, но и вагоновожатому, а также мужчине в белой подпоясанной рубахе с длинным рукавом, сидевшему возле входа, который сделал замечание тучной даме, после чего услышал в свой адрес несколько нелестных слов.

Я уже приблизился к ее спине вплотную, как она, чуть повернув голову, махнула мне рукой и обратилась фамильярно:

– Что стоишь-то? Проходи!

Я решил успеть воспользоваться ее учтивостью и стал протискиваться между ней и сиденьями, как услышал уже позади себя гневную речь:

– Ах вот ты где! А я ее ищу, вот подстава, вы только посмотрите на нее, – сокрушалась она на весь вагон трамвая. Я машинально обернулся, особенно когда были произнесены первые слова, подумав, что они обращены ко мне, но услышав концовку речи и убедившись, что гнев не направлен против меня, увидел стоявшую в сторонке девочку, прислонившуюся к металлическому поручню. Именно только сейчас я догадался, что девочка была вместе с тучной женщиной.

Непонятно было лишь, кем эта бедная девочка (на вид лет двенадцати) приходилась скандалистке: то ли дочерью, то ли племянницей, то ли ни той ни другой. Но судя по тому, как с ней обращались на людях (сложно даже представить как дома), это выглядело со стороны как в классических средневековых сказках, когда мачеха невзлюбила хорошенькую добрую падчерицу в угоду своим уродливым высокомерным жадным родным дочерям.

Пока я размышлял, в сторону девочки вылился еще поток ругательств за непослушание с укором:

– Почему ты не слушаешься меня? Вот я тебе дома задам.

Окружающие ничего не могли сказать ей наперекор или сделать, да и потом, наверное и не следовало, предвидя, что за это девочка получит дома еще больше. Ей бы дома и этот факт припомнили бы.

Девочка стояла по-прежнему, не двигаясь, на своем месте и смотрела в пустоту. Я бы сквозь землю провалился будь в ее шкуре, учитывая стыд за такую мамашу и за ситуацию в целом, в которой оказался бы. Глаза бедняжки блестели, и казалось, вот-вот должны были навернуться слезы.

В этот момент у меня появилось лишь одно желание – забрать у мамаши ребенка к себе в семью, спасти, вырвать из лап мучительницы.

Я занял освободившееся сиденье возле окошка и снова посмотрел на девочку. Ее две золотисто-русые сплетенные косички лежали на плечах, красивые зеленые большие глаза полные печали мне стали напоминать… Снова глянул на ее лицо, на ее косички… И тут моими протекционистскими мыслями завладели воспоминания далеких лет.