Kitobni o'qish: «Нашествие с Ригеля»

Глава I: Пробуждение

Мюррей Ли внезапно проснулся, вспомнив звук, который разбудил его, забарабанив в затылке, хотя его сознание было за пределами этого восприятия. Его первым ощущением была непреодолимая скованность в каждой мышце – ощущение, как будто его ударили по всему телу, хотя его память не подсказала причину такого состояния.

Испытывая боль, он перевернулся в постели и почувствовал левый локоть, где, казалось, сосредоточилась боль. Он испытал самое сильное потрясение в своей жизни. Движение сопровождалось скрипящим лязгом, и локоть ощущался как сложное колесо.

Он сел, чтобы убедиться, что не спит, и высвободил руку из-под одеяла. Движение вызвало еще один лязг, и его изумленному взору предстала рука в виде системы металлических полос, связанных в локте механизмом, который он почувствовал раньше, и увенчанных там, где должны быть пальцы, стальными когтями, заканчивающимися резиновыми кончиками на фалангах. Тем не менее, казалось, что у него не было недостатка в чувствах. Несколько секунд он смотрел, открыв рот, затем поднял другую руку. Это был правый аналог устройства, на которое он смотрел до этого. Он попытался пошевелить одним, затем другим – блестящие пальцы повиновались его мысли, как будто они были из плоти и крови.

Чувство страха от предчувствия охватило его, когда он поднял одну из рук, чтобы расстегнуть пижаму. Он не обманулся в своем почти осознанном предчувствии – там, где должны были быть ребра, обтянутые солидным количеством мышц, появился ряд блестящих металлических пластин. Мысли о похищении тела и странной операции промелькнули у него в голове, но тут же были отброшены. Галлюцинации? Опьянение? Ужасная мысль о том, что он может быть сумасшедшим, поразила его, и он вскочил с кровати, чтобы предстать перед зеркалом. Его ноги со зловещим стуком ударялись об пол, и каждый шаг издавал скрип и лязг – и он оказался перед зеркалом, знакомым зеркалом, перед которым брился годами. В полном ошеломлении он увидел железное лицо, над которым нелепо торчала жесткая щетка проволочных волос.

В такие моменты не сходят с ума. Требуется время, чтобы осознать шок.

"Во всяком случае, я могу одеться", – практично заметил он себе. "Я не думаю, что вода поможет этому оборудованию, поэтому я пропущу ванну, но если я сошел с ума, я мог бы все также выйти и хорошо провести время".

Одевание стало процессом с неспешным изучением самого себя и открытием, что он был самой эффективной металлической машиной. Он скорее восхищался плавностью тазобедренных суставов и тем, как скользящие части его рук прилегали друг к другу, и был приятно удивлен, обнаружив, что в процессе металлизации его пальцы стали цепкими. Просто ради забавы он натянул один ботинок на другую ногу.

Только когда он был почти одет, он понял, что привычный шум Нью-Йорка, который доносился до человека в виде хриплого приглушенного звука с сорок восьмого этажа современного жилого дома, почему-то отсутствовал. Конечно, в этот час… Он взглянул на часы. Последний раз они показывали без четверти два. Но взгляд не помог. Его часы по необъяснимым причинам пропали. Вероятно, Бен позаимствовал их… Ох!

И тут пришла идея. Бен Руби, с которым он занимал двухуровневую квартиру в пентхаусе Арбакл-Билдинг, был своего рода ученым (в основном занимался анализом образцов выпивки для миллионеров, которые в наши дни не доверяют своим бутлегерам) – он смог бы все объяснить.

Он подошел к двери и опустил медный молоток, немного робея при звуке собственных глухих шагов. Дверь с неожиданной внезапностью распахнулась перед карикатурой на Бена в металле – такой же законченной машиной, как и он сам, но без большей части одежды.

– Входи! Входи! – проревел его друг голосом, в котором звучали странные фонографические нотки. – Ты выглядишь великолепно. Железный Человек Макгиннити! Для чего ты надел одежду? Она так же нужна, как штаны на буровой установке. Я завтракаю.

– Что это? Я сошел с ума, ты или мы оба?

– Конечно, нет. Величайшее событие, которое когда-либо случалось. Большая комета. Они сказали, что она радиоактивна, но большинство из них в это не поверили. А теперь посмотри, что она сделала. (Мюррей Ли смутно помнил какую-то газетную болтовню о гигантской комете, которая должна была обрушиться на Землю, аргументы и контраргументы относительно того, будет ли это иметь серьезные последствия.) – Все превратились в металл; экий механизм, съел всю смазку для осей. Тебе нужно масло. Подожди здесь.

Он исчез в недрах квартиры, звук его шагов звучал оглушительно в бескрайней тишине. В одно мгновение он вернулся с батареей радиоприемника в одной руке и канистрой масла в другой.

– Извини, в доме нет смазки, – быстро заметил он. – Масло для пишущих машинок.

Он деловито принялся за работу, брызгая каплями масла в новые металлические суставы Ли.

– Подключи эту штуку сам. Это даст тебе как раз то, что нужно. – он указал на батарею вытянутым пальцем ноги. – Одна рука и другая нога. Кажется, где-то в нас есть камера сопротивления, которая собирает ток.

Ни в малейшей степени не понимая, о чем идет речь, Мюррей Ли перестроился, чтобы следовать его инструкциям. Это была самая необычная пища, которую он когда-либо пробовал, но он нашел ее удивительно бодрящей.

– Как насчет добавки? Нет? Вы видели кого-нибудь еще? Это прикончило большинство из них.

– Не могли бы вы сесть и рассказать мне последовательно, о чем идет речь, прежде чем я вас поколочу? – раздраженно спросил Мюррей. – Превращение в машину – не самая легкая вещь в мире для настроения, это расстраивает меня.

– Я думаю, что какая-то особая сверхрадиоактивная газовая буря, связанная с кометой, хотя я не могу быть уверен. Она превратила всех нас в машины, отныне и навсегда. После этого мы будем жить на электрическом токе, и нам не придется беспокоиться о таких мелочах, как врачи, если мы сможем найти хорошего механика. Но это убило много людей. Пойдем, я тебе покажу.

Его рука звякнула об руку Мюррея, когда он схватил ее, чтобы показать дорогу. В коридоре было зловеще темно, и Бен потащил его прямо через него к двери с надписью "Пожарный выход".

– Лифт? – спросил Мюррей.

– Не ходит. Нет энергии.

– О, Господи, пройти сорок восемь этажей!

– Ты привыкнешь к этому.

Они лязгали на лестничной площадке этажом ниже, и Бен, без малейших угрызений совести, смело толкнул дверь той квартиры. Замок показал признаки взлома.

– О, я взломал его, – ответил Бен на невысказанный вопрос Мюррея. – Я думал, что смогу помочь, но это было бесполезно. Здесь живет та толстая женщина – помнишь, та, которая фыркала на нас в лифте, когда мы уходили в запой.

Все сомнения, которые Мюррей испытывал, глядя в лицо обнаженной смерти, были небрежно развеяны, когда ученый провел его в комнату, которую занимала покойная хозяйка лифта. Она неподвижно лежала в своей постели среди показного великолепия, которое она демонстрировала при жизни, вес ее тела гротескно прогибал кровать в центре. Вместо исправных механических устройств, которыми был отмечен внешний вид двух друзей, она была ничем иным, как шишками и бугорками, выпуклой, уродливой чугунной статуей, раздувающей дешевую шелковую ночную рубашку.

– Видишь? – спокойно сказал Бен. – Трансмутация не была завершена. Возможно, она не была такой сильной, как мы. Смотрите, окно закрыто. Это будет предупреждением для людей, которые боятся спать на сквозняке. Пойдем.

Мюррей застыл.

– Есть ли что-нибудь… что мы можем сделать? – он чувствовал себя неловко ответственным.

– Ничего определенного, – весело сказал Бен. – Все, на что она годится, это стоять в парке и смотреть вдаль. Пойдем. Нам предстоит спуститься по многим ступеням… мы слишком шумные, нам нужна хорошая ванна с маслом от ржавчины.

Пройдя целую вечность по лестнице, они достигли уровня улицы, Бен первым направился к аптеке на углу. Вокруг них царила полная тишина, пушистые белые облака плыли по маленькой голубой ленте, видимой на вершине каньона Нью-йоркской улицы.

– К счастью, сегодня хороший день, – сказал Бен, смело входя в аптеку, дверь которой была открыта. – Нам придется подумать о дождливой погоде. Она создаст проблему.

Внутри аптека представляла собой тот же феномен застывшего развития, что и квартира толстой дамы на сорок седьмом этаже. Чугунная статуя продавца газировки облокотилась на прилавок в позе нарочитой небрежности, его губы приоткрылись, как будто он обращался с какими-то словами к такой же металлической фигуре девушки, которая смотрела на него через прилавок. На ее стальных чертах была печать энергии, а запекшиеся и скручивающиеся остатки помады показывали, что она была там уже некоторое время.

– Кстати, – спросил Мюррей, – вы не знаете, какой сегодня день и как долго мы были под воздействием? Это не могло произойти в одночасье.

– Почему нет? – раздался голос Бена из задней части магазина. – Послушай, старина, поройся в некоторых из этих ящиков в поисках резиновых перчаток, хорошо? Мне бы не хотелось столкнуться с высоким напряжением в этом наряде.

– А, вот и они, – наконец произнес Бен. – Что ж, пошли дальше.

– Каков следующий шаг?

Они были уже снаружи.

– Полагаю, резиновые ботинки, – сказал Бен, когда его ноги скользнули по тротуару. – Давайте возьмем там такси и найдем обувной магазин.

Вместе им удалось стащить чугунного водителя такси с его сиденья (Мюррей был удивлен тем, как легко он смог поднять вес, который он не смог бы сдвинуть с места в его дни из плоти и крови), посадил его на бордюр и забрался внутрь. К счастью, ключ был в замке зажигания.

Когда они свернули за угол на Мэдисон-авеню, Ли издал восклицание. Их глазам предстала картина разорения и запустения. Две или три уличные машины врезались друг в друга, и автомобили или нечто похожее на них превратился в обломки. Повсюду были железные тела пассажиров в этих транспортных средствах, застывшие в различных позах, которые они приняли в момент изменения, и у одного или двух из них тонкие струйки металла показывали, где текла кровь, прежде чем она безвозвратно превратилась в металл.

Мюррей Ли внезапно осознал, что огромное количество автомобилей было разбито повсюду, когда управляющие руки были удалены с руля, а мозги водителей превратились в бесполезный металл. Он слегка вздрогнул.

Со скрежетом тормозов они развернулись перед обувным магазином. Дверь была заперта, но Бен, подняв ногу, спокойно пробил дыру в витрине. Мюррей протянул руку, чтобы остановить его, но его друг стряхнул ее.

– Нет смысла спрашивать разрешения. Если владелец этого места где-нибудь еще жив, будет достаточно легко возместить ущерб, если его нет, мы имеем на это такое же право, как и любой другой.

Новые ступни, которые оказались длиннее, чем те, которые он помнил, затрудняли примерку, и Мюррей разорвал два или три ботинка, прежде чем надел пару.

– Что дальше? – спросил он. – Мне хочется выпить.

– Бесполезно, – сказал Бен. – Ты иной навсегда. Алкоголь сыграл бы веселую шутку с твоими металлическими деталями. Лучше всего выяснить, сколько нас людей осталось. Насколько нам пока известно, мы единственные в мире. Эта штука, похоже, вырубила всех на уличном уровне. Давайте попробуем некоторые из более высоких многоквартирных домов и посмотрим, сможем ли мы найти кого среди обитателей пентхаусов.

– Или, может быть, другие пришли в себя раньше нас и ушли, – предположил Мюррей.

– Верно, – ответил Бен. – В любом случае, посмотрим-увидим.

Он направился к такси.

– Подожди, – сказал Мюррей. – Что это?

Сквозь звук заводящегося двигателя донеслось эхо тяжелых шагов, приглушенных ботинками.

– Привет! Ку-ку! Сюда! – крикнул Бен. Шаги осторожно приблизились к углу. Мюррей побежал вперед, затем остановился в изумлении. Новоприбывшая была девушкой, или была бы девушкой, если бы не была сплошь из металла и механизмов, как они сами. В его глазах, все еще работающих по стандартам из плоти и крови, она была кем угодно, только не красавицей. Она была полностью и довольно официально одета, за исключением того, что на ней не было шляпы – высокая куча спутанной проволоки, которая венчала ее голову, делала это, очевидно, невозможным.

– О, что случилось?– набросилась она на них. – Что со мной? Я выпила воды, и мне стало больно.

– Все в порядке. Просто небольшая металлическая трансформация, – сказал Бен. – Подождите, я принесу вам немного масла. Вы ржавеете.

Он с грохотом умчался по улице, оставив Мюррея с новенькой.

– Позвольте мне представиться, – предложил он. – Я, или когда-то им был, Мюррей Ли. Моего друга, который пошел за маслом, зовут Бенджамин Франклин Руби. Он считает, что большая комета, упавшая на Землю, содержала радиоактивный газ, который превратил всех нас в металл. Вы жили в пентхаусе?

Она мрачно посмотрела на него.

– Вы догадливы, – сказала она, – я Глория Резерфорд, и у нас верхний этаж Шерри-Нетерленд, но все остальные были в отъезде, когда это случилось… О, простите, мне больно говорить.

С улицы донесся грохот, свидетельствующий о том, что Бен ворвался в другой магазин, и через минуту он вернулся с горстью бутылок. Широким жестом он предложил одну девушке.

– Только касторовое, но это лучшее, что может предложить рынок, – сказал он. – Что нам нужно, так это хороший гараж, но их здесь немного… Давайте, выпейте ее, все в порядке, – заверил он девушку, которая с отвращением рассматривала бутылку в своей руке.

Следуя своей собственной рекомендации, он откупорил одну из бутылок и сделал большой глоток, затем спокойно продолжил обливать себя с головы до ног остатками.

Она сделала небольшую гримасу, затем попробовала.

– Спасибо, – сказала она, оторвавшись от бутылки. – Я не думала, что кому-то может понравиться этот напиток, кроме как в рекламе в журнале. А теперь скажи мне, где все остальные люди и что нам делать?

– Делать? – переспросил Бен. – Найти их. Как? Спросите мистера Фостера. Кто-нибудь еще встретился вам в этой глуши?

Она покачала головой. Мюррей заметил, что суставы ее шеи затрещали.

– Полсон, это моя горничная, была единственным человеком в нашей квартире, и она, кажется, теперь она стала еще более твердой чем была, да еще и с железной головой, как и все эти.

Она выразительно махнула рукой в сторону статуи полицейского, который приказывал двум похожим истуканам остановиться у обочины.

– Как насчет костра? – предложил Мюррей. – Именно так индийцы, или южноафриканцы, или кто-то еще привлекают к себе внимание.

– Что мы могли бы поджечь? – спросил Бен. – …здание, конечно. Почему бы и нет? Собственность больше ничего не значит, когда все владельцы собственности мертвы.

– У меня есть предложение, – сказала Глория Резерфорд, поддавшись духу его настроения. – Старая Метрополитен-опера. Это бельмо на глазу беспокоило меня последние пять лет.

Предложение было поддержано с энтузиазмом. Они забрались в такси и двадцать минут спустя весело разжигали костер в задней части старого здания, выбегая из него с детским восторгом, чтобы посмотреть, как растет и распространяется столб дыма, когда пламя охватило деревянные балки, давно высохшие от времени.

Мюррей вздохнул, когда они сели на бордюр через дорогу.

– Это единственный раз, когда я был так близко, как хотел, к большому пожару, – пожаловался он, – а теперь рядом нет даже полицейского, которому я мог бы корчить рожи. Но такова жизнь!

– Что, если он подожжет весь город? – практично спросила Глория.

Бен пожал плечами.

– Что, если? – он ответил. – Это ничего не значит. Держу пари, что в живых осталось не больше пары дюжин человек. Но я не думаю, что это сработает. Современное строительство в большинстве этих мест слишком огнеупорное.

– Смотри, там птица, – сказала Глория, указывая на цельнометаллического воробья, неподвижного, как и человеческие жители города, в его последней жизненной позиции на краю тротуара. – Кстати, что мы будем есть? Неужели мы все время будем жить на касторовом масле?

Глава II: Металлическое сообщество

Разговор перешел в обсуждение возможностей их новой формы. Вопрос о том, нужен ли им сон, был спорным, и они обсуждали целесообразность обучения механиков как врачей, когда послышались первые шаги.

Они принадлежали человеку, чье лицо, украшенное аккуратной проволокой Ван Дайка, придавало ему вид врача из плотской жизни, но который оказался на самом деле адвокатом по имени Робертс. Он был в восторге от необычайной молодости и жизненной силы, которые он почувствовал в новом воплощении. Полностью одетый в утреннюю одежду, он выдал информацию о том, что он был одним из группы из четырех человек, которые добились превращения в металл на крыше Фрэнч-билдинг. Он быстро погрузился в обсуждение технических деталей с Беном, что оставило двух других в стороне, и они отошли в сторону здания на Седьмой авеню, чтобы посмотреть, видны ли еще люди.

– Ты сильно скучаешь по людям? – спросил Мюррей, чтобы завязать разговор.

– Ни капельки, – призналась она. – Мое главное впечатление – радость от того, что завтра днем мне не придется идти на чай к де Ла-Порам. Хотя, я полагаю, со временем нам будет их не хватать.

– Я не думал об этом, – ответил Мюррей. – Жизнь становилась довольно сложной и искусственной – по крайней мере, для меня. Было так много вещей, которые нужно было сделать, прежде чем начать жить – ты понимаешь, выбрать подходящих друзей и все такое.

Девушка понимающе кивнула.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Моя мать закатила бы истерику, если бы узнала, что я сейчас здесь и разговариваю с тобой. Если бы я встретила тебя на танцах в Вестчестере, для меня было бы совершенно нормально провести с тобой полночи и пить джин вместе, но встретить тебя днем на улице… о, боже!

– Что ж, – вздохнул Мюррей, – с этой чепухой теперь покончено. Что вы скажете, если мы вернемся и посмотрим, как поживают остальные?

Они нашли их в самом разгаре их спора.

– …очевидно, какое-то вещество настолько летучее, что простой контакт с живой тканью вызывает реакцию, при которой ничего не остается ни от элемента, ни от ткани, – говорил Бен. – Вы заметили, что эти металлические полосы воспроизводят мышцы почти идеально.

– Да, – ответил юрист, – но они слишком гибкие, чтобы быть каким-либо металлом, который я знаю. Я готов предоставить вам более широкие знания в области химии, но это не кажется разумным. Все, о чем я могу думать, это то, что вмешалась какая-то внешняя сила. Например, эти суставы, – он коснулся локтя Бена, – а как насчет маленьких резиновых подушечек на твоих пальцах рук и ног и на кончике носа?

Со стороны остальных было всеобщее желание пощупать свои носы. Все было так, как сказал адвокат – они, пальцы рук и ног, были очень похожи на резину… и подвижны!

– Не знаю, – сказал Бен. – Но кто это сделал? Вот что поражает в вашей схеме. Все превратились в металл, и никого не осталось, чтобы внести изменения, о которых вы упомянули. Тем не менее, давайте позовем остальных ваших людей. Интересно, нужно ли нам оружие? Вы двое ждите здесь.

Он с лязгом направился с адвокатом к такси. Мгновение спустя звук клаксона возвестил об их возвращении. На встрече, помимо самого Робертса, присутствовали его дочь Ола Мэй, шестнадцатилетняя девушка, недовольная тем фактом, что ее туфли на высоких каблуках уже сломались под ее весом, японский слуга по имени Есио и миссис Робертс, одна из тех высоких и пышных женщин из прошлой жизни, которые, к раздражению мужчин, оказывались самыми сильными из всех. У жира, по-видимому, не было металлического эквивалента, и ее широкие пропорции теперь состояли из полос металла, что делало ее необычайно мощной.

С этими вновь прибывшими небольшая группа отправилась на Таймс-сквер, чтобы понаблюдать за клубами дыма, поднимающимися над руинами оперного театра.

– Что дальше? – спросила Глория, присаживаясь на бордюрный камень.

– Ищем больше людей, – сказал Мюррей. – Мы не можем быть единственными лягушками в луже.

– Почему нет? – аргументированно вставил Бен, махнув рукой в сторону усеянной обломками площади. – Вы забываете, что эта катастрофа, вероятно, уничтожила всю животную жизнь мира, и мы семеро обязаны своим выживанием какому-то счастливому случаю.

Японец тронул его за руку.

– Возможно, сэр может сообщить вопрошающему, в таком случае, что это за любопытный птичий объект? – сказал он, указывая вверх.

Они услышали хлопанье крыльев, когда он говорил, и вместе посмотрели вверх, чтобы увидеть, парящую в пятидесяти футах над их головами странную пародию на птицу с четырьмя отчетливыми крыльями, длинным оперенным хвостом и яркими умными глазами, расположенными на куполообразной голове.

Возник момент возбужденного бормотания.

– Что это?

– Никогда раньше не видел ничего подобного.

– Неужели комета сделала это с цыплятами?

И затем, когда странное существо исчезло среди леса шпилей на востоке, голос адвоката, привыкший к таким шумам, заявил о своем авторитете над остальными.

– Я думаю, – сказал он, – что чем бы ни была эта птица, первое, что нужно сделать, это найти какую-нибудь штаб-квартиру и наладить новый образ жизни.

– А как насчет того, чтобы найти побольше людей? – спросила Глория. – Чем больше, тем веселее – и, возможно, есть те, кто не знает, как приятно касторовое масло.

Она улыбнулась металлической улыбкой.

– Огонь… – начал Бен.

– Он отпугнул бы некоторых людей.

Они обсуждали этот вопрос еще несколько минут, наконец решив, что, поскольку все присутствующие были с верхних этажей или пентхаусов высотных зданий, поиск должен быть ограничен такими населенными пунктами. Каждый должен был взять машину, их было сколько угодно для объезда Таймс-сквер, и проехать определенную часть города, собравшись на закате у здания Таймс, где должны были остаться Ола Мэй и Мюррей, которые не умели водить.

Робертс вернулся первым, развернув большой Пежо с мастерством автогонщика. Он никого не нашел, но рассказал любопытную историю. На верхних этажах Нового Уолдорфа три больших окна были разбиты, а в одном углу комнаты, среди лабиринта стульев, удивительно поломанных, как будто игривым великаном, лежала груда мягкой ткани. Посреди этой кучи покоились четыре больших яйца. Он взял одно из яиц и, взвесив целесообразность забрать его с собой, решил, что у него есть более важные дела. Владельцы гнезда не появлялись.

Однако, когда он вышел из здания, быстрое движение тени через улицу заставило его вовремя поднять глаза, чтобы мельком увидеть одну из четырехкрылых птиц, которых они видели раньше, и как только он отъехал, его уши были атакованы потоком визгов и криков от вернувшихся домой. Он не поднимал глаз, пока на него снова не упала тень, и он заметил, что птица следует за ним, летя низко и, по-видимому, соображая целесообразность нападения на него.

Робертс замахал руками и закричал, но это не произвело ни малейшего эффекта на птицу, которая, как он заметил, теперь, когда она была ближе, двигала только задними крыльями, держа передние крылья расправленными, как у самолета. Он пожалел, что у него нет какого-нибудь оружия и за неимением такового он остановил машину у обочины и вбежал в здание. Птица села снаружи и начала долбить дверь, но к тому времени, как она ее пробила, Робертс поднялся по лабиринту лестниц, и хотя он слышал, как она гортанно кричала позади него, она не нашла его и в конце концов прекратила поиски.

Конец этой замечательной истории был представлен широкой аудитории. Прибыла Глория, приведя с собой маленького пухлого мужчину, который представился как Ф. У. Стивенс.

– Спекулянт? – рассеянно спросил Мюррей и по вздоху Глории понял, что сказал что-то не то.

– Ну, я работаю на Уолл-стрит, – довольно сухо ответил Стивенс.

Бен пришел с тремя новобранцами. При виде первого Мюррей ахнул. Даже на металлической карикатуре он без труда узнал высокий лысый лоб, тонкие челюсти и усы, похожие на зубную щетку, Уолтера Бивилла, величайшего из ныне живущих натуралистов. Еще до наступления темноты вернулись остальные – Есио с одним новым приобретением и миссис Робертс, чья энергия соответствовала ее силе, с не менее чем четырьмя, среди них изысканно одетая женщина, которая оказалась Мартой Лами, венгерской танцовщицей, которая была сенсацией Нью-Йорка на время катастрофы.

Они собрались в аптеке на Таймс-сквер под странный гул фонографических голосов и лязг металлических деталей о каменный пол и фонтанчики с газировкой. Именно Робертс занял позицию за одним из этих бывших диспенсеров с жидким успокаивающим сиропом и постучал, призывая к порядку.

– Я думаю, что первое, что нужно сделать, – сказал он, когда голоса стихли в ответ на его призыв, – это организовать здесь группу людей и искать других. Если бы не доброта мистера Руби, мы с семьей не узнали бы ни о необходимости использования масла в этом новом механическом устройстве, ни о ценности электрического тока в качестве пищи. В городе могут быть и другие люди в таком же состоянии. Есть еще… э-э… вопросы для собрания по этой теме?

Стивенс заговорил первым.

– Гораздо важнее организовать и избрать президента, – кратко сказал он.

– Очень хорошая идея, – прокомментировал Робертс.

– Что ж, тогда, – тяжело сказал Стивенс, – я предлагаю избрать должностных лиц и сформировать корпорацию.

– Поддерживаю предложение, – сказал Мюррей почти автоматически.

– Прошу прощения. – это был голос натуралиста Бивилла. – Я не думаю, что нам следует создавать какую-либо официальную организацию в данный момент. Вряд ли это кажется необходимым. Мы практически в золотом веке, в распоряжении четырнадцати человек все ресурсы огромного города. И мы очень мало знаем о себе. Вся медицинская и биологическая наука мира должна быть отброшена и создана заново. В этот самый момент мы, возможно, страдаем от нехватки чего-то, что абсолютно необходимо для нашего существования, хотя, признаюсь, я не могу представить, что бы это могло быть. Я думаю, что первое, что нужно сделать, это исследовать наши возможности и создать науку механической медицины. Что касается остальных деталей нашего существования, то в настоящее время они не имеют большого значения.

По комнате прошел одобрительный ропот, и Стивенс выглядел несколько расстроенным.

– Мы вряд ли можем принять анархию как форму правления, – предположил он.

– О, да, мы могли бы, – сказала Марта Лами, – Ура анархии. Красный флаг навсегда. Бесплатная любовь, бесплатное пиво, никакой работы!

– Да, – сказала Глория, – в любом случае, какой смысл во всей этой металлизации? Мы избавились от множества старых мнений об ограничениях, а вы снова хотите нас связать. Больше анархии – хорошей и разной!

– Скажите, – раздался глубокий и хриплый голос одного из новичков. – Почему бы нам не иметь просто соломенного босса¹ на некоторое время, пока мы не увидим, как все это работает? Если кто-то становится невыносимым, соломенный босс может сделать ему выговор или выгнать, но те, кто придерживается хочет быть в коллективе, должны его слушать. Как вам это?

– Отлично, – искренне сказал Бен. – Ты имеешь в виду, кого-то вроде Муссолини на ограниченное время?

– В этом и заключается идея. Ты должен быть им.

Раздался звон металлических аплодисментов, когда три или четыре человека захлопали в ладоши.

– Есть предложение… – начал Робертс.

– О, привяжите к этому консервную банку, – непочтительно сказала Глория. – Я назначаю Бена Руби диктатором колонии Нью-Йорк на… три месяца. Все, кто за это, поднимите руки.

Поднялось одиннадцать рук. Глория оглядела тех, кто оставался непокорным, и сосредоточила свой взгляд на Стивенсе.

– Не хотите ли присоединиться к нам, мистер Стивенс? – ласково спросила она.

– Я не думаю, что это правильный способ ведения дел, – сказал человек с Уолл-стрит с оттенком резкости. – Это совершенно непонятно, и никакой постоянной пользы от этого быть не может. Однако я буду действовать вместе с остальными.

– А ты, Есио?

– Я не уверен, что этому жалкому червю разрешено голосовать.

– Обязательно. Мы все начинаем с нуля. Кто там еще есть? А как насчет вас, мистер Ли?

– О, я слишком хорошо его знаю.

Остальная часть оппозиции рассмеялась, и Бен направился к месту у стойки, освобожденному Робертсом.

– Первое, что мы можем сделать, это получить немного света, – приказал он. – Кто-нибудь знает, где здесь можно достать свечи? Я полагаю, что в аптеке через дорогу должно быть немного, но я не вижу где она, и нет света, чтобы посмотреть.

– Как насчет фонариков? В квартале есть магазин электротехники и радио.

– Хорошо, Мюррей, иди посмотри. Теперь, мисс Робертс, вы будете нашим секретарем? Я думаю, первое, что нужно сделать, это записать имя и род занятий каждого из присутствующих. Это даст нам толчок к выяснению того, что мы можем сделать. Готовы? Теперь вы, мисс Резерфорд, первая.

– Меня зовут Глория Резерфорд, и я ничего не умею, кроме как играть в теннис, пить джин и водить машину.

Последовали остальные ответы: "Ф. У. Стивенс, Уолл-стрит", "Теодор Робертс, юрист", "Арчибальд Толфсен, шахматист", "Х. М. Дэнджерфилд, редактор", "Фрэнсис Х. О'Хара, грузоперевозчик" (это был тот громкоголосый мужчина, который разрубить гордиев узел спора об организации).

– Ты тоже механик? – спросил Бен.

– Ну, не первоклассный, но я немного разбираюсь в технике.

– Хорошо, вы назначены нашим врачом.

"Пол Фаррелли, издатель", "Альберт Ф. Мэсси, художник" – голоса монотонно гудели в неверном свете фонариков.

– Отлично, – сказал Бен заканчивая список. – Первое, что я сделаю, это назначу Уолтера Бивилла директором по исследованиям. Факт номер один для него в том, что нам не понадобится много сна. Я вообще не чувствую в этом необходимости, и, кажется, я не вижу никаких признаков сна среди вас. О'Хара поможет ему с механической частью… Я предлагаю, чтобы, поскольку мистеру Бивиллу нужно будет наблюдать за всеми нами, мы сделали Рокфеллеровский институт нашей штаб-квартирой. Там у него будет аппаратура для помощи в его работе. Поехали.