Kitobni o'qish: «Когда белые древа перестанут цвести. Том первый»

Пролог

Горстка изнурённых людей вышла на берег озера, зеркальные воды которого делили мир пополам. Напротив высился холм, чью вершину словно срезали острым клинком. Над холмом ощущалось мощное давление ци, однако его источник оставался не виден глазу.

«Так вот оно, сердце духовного мира», – подумал лидер мастеров пути гармонии Фу Чуюнь.

Прежде чем шагнуть вперёд, он оглянулся на горный перевал, где товарищи всё ещё бились с мастерами пути раздора. Клан Ин преследовал их от самых границ Великой Шу, и хоть духи стояли на их стороне, группа мастеров пути гармонии поредела больше чем вполовину.

Глупо было надеяться на то, что мастера пути раздора оставят без внимания их уход. Как и на то, что свободным духам достанет сил противостоять напору порабощённых.

Времени почти не осталось.

Сдержав тяжкий вздох, Фу Чуюнь поспешил к холму, балансируя над водой на тонком лезвии клинка. Двенадцать верных соратников, окружённые духовными существами, сопровождали его.

Достигнув холма, мастера пути гармонии сели в позы для медитаций, образовав круг. Фу Чуюнь занял место в центре, а духи разместились за спинами людей. Им предстояло совершить то, чего прежде не делал никто и никогда.

Молодой лидер положил руки на землю и позвал.

Мысленно он проводил этот ритуал, которому обучился у старейшины Фу Юньци, сотни раз, однако всё ещё не мог найти в себе должной уверенности. Если бы только Ин Ся был здесь…

Вспомнив о дорогом друге, Фу Чуюнь сжал губы и прикрыл глаза.

«Младший брат охотно поведал, где вас искать, – вспыхнул в его голове резкий голос Ин Шэна. – Неужели ты думал, что он променяет клан Ин на того, кто не может его защитить?»

Фу Чуюнь зажмурился. Ин Ся не мог предать их! Он ведь… не мог?

Спины молодого лидера коснулось мягкое тепло – это духи напоминали, что сейчас не время отвлекаться.

Тряхнув головой, Фу Чуюнь сосредоточился на том, что происходило перед ним. Позже, когда он со всем разберётся, он обязательно сходит проведать Ин Ся. А сейчас нет ничего важнее ритуала.

К зову лидера один за другим присоединялись голоса его соратников и намерения духов, парящих над священным холмом. Они сплетались в единую песнь, и та проникала глубоко под корку земли, силясь достать до самых недр. Чтобы земля захотела ответить на зов, нужно собрать вместе всю искренность их сердец – иначе усилия пропадут впустую.

Фу Чуюнь вынул из рукава цянькунь маленькие магические чаши и расположил их пред собой. Специальным пестиком он провёл и легонько ударил по их краям, создавая особенную вибрацию. Соединившись с голосами мастеров, звчание чаш усилило зов и придало ему структуру.

Всем телом Фу Чуюнь почувствовал, как этот глубокий звук достиг костей земли, и в ответ на него горы вокруг застонали.

Лидер мастеров пути гармонии снова сложил руки на землю, и меж его ладоней проклюнулся зелёный росток. Откуда-то в голове Фу Чуюня прозвучало и его имя.

Росток потянулся вверх, будто желая объятий с людьми и духами, которые его призывали. Он завязался в тонкую ветку, и та стала вытягиваться, превращаясь в древесный ствол.

Вместе с деревом Фу Чуюнь словно врастал корнями в почву. Он чувствовал, как границы пространства раздвинулись и создалась полость.

Вскоре полость охватила весь холм, и молодой лидер ощутил в ней энергии, которые прежде лишь смутно мог угадать: мастеров пути гармонии окружали двенадцать священных пламён, ранее закрытых для человека. Одно из них было голубым как небо, другое – алым как кровь, третье – лиловым, четвёртое – золотым… Двенадцать энергий питали сердце духовного мира – и теперь они открылись мастерам пути гармонии, а значит, приняли за своих.

Столкнувшись с напряжением, созданным пламёнами, маленькое деревце затрепетало и замедлило рост. Фу Чуюнь понял: у него не хватало сил преодолеть давление священных огней.

Как ни старались мастера передать ростку силы, тот будто упёрся в потолок, который не мог пробить.

Губы Фу Чуюня задрожали. Неужели всё кончится так? Неужели нет способа справиться с этой преградой?

Слишком много товарищей сложили жизни за то, чтоб они добрались до сердца духовного мира. Теперь мастера пути гармонии не имели права отступать.

Фу Чуюнь вцепился пальцами в землю, всем сердцем желая стать частью корней, что бурили её. Он чувствовал, как напряжённо раздвигается почва от усердия маленькой ивы. Вместе с ней его воля касалась каждого цуня земли.

Деревце подтянулось и стало выше. Фу Чуюнь ощутил, как оно обнимает кроной небо.

Теперь ива походила на взрослое дерево. Но это по-прежнему было не то, что нужно.

Ива пустила во все стороны ветви-плети. На каждой из них среди изумрудной листвы распустились огненные цветы. Этими ветвями она коснулась каждого, кто сидел вокруг, и в воздухе вспыхнула мерцающая сеть, соединив людей и духов между собой.

Фу Чуюнь услышал биение каждого сердца. Оказалось, на холме находились не только мастера и духи, пришедшие с ними, но и множество разных созданий, что обитали здесь до прихода людей.

Лишь одно место в сплетении оставалось пустым. Нащупав его, молодой лидер стиснул зубы. Оно предназначалось Ин Ся!

Ощутив его досаду, веточка ивы качнулась и отдалилась.

Фу Чуюнь взял себя в руки. Интуитивно он попытался заполнить нишу образом дорогого друга, но почувствовал лишь напряжение – будто коснулся натянутой струны.

Огненные цветы на ветвях замерцали, и по сети прошла рябь.

Фу Чуюнь старался дышать глубоко и ровно. Ин Ся не придёт. Нужно исключить его из системы, даже если сердце просит иного. Ин Ся просто не может прийти – он слишком далеко, должно быть, за тысячу ли. Нужно проститься, пока их связь не стала брешью в структуре новых земель.

Едва Фу Чуюнь об этом подумал, как струна натянулась. Его сердца коснулось недоброе предчувствие.

Дзинь.

Лишь услышав гулкий хлопок, молодой лидер осознал, что произошло. Он вздрогнул как от удара бича.

Ин Ся не придёт!

Слёзы побежали по щекам Фу Чуюня, оставляя блестящие следы. Всё внутри него сжалось, и, вторя его печали, задрожала ивовая крона. С веток-плетей посыпались огненные цветы.

«Только не теперь! – стискивал зубы Фу Чуюнь, пока сердце рвало на части. – Я должен с этим справиться! Я проверю всё позже…»

Над холмом пролетел ветерок, оставив на щеке ощущение от прикосновения знакомых пальцев. В тот же миг ниша в единой сети заполнилась, и дерево встрепенулось.

Едва сеть замкнулась, Фу Чуюнь испытал непреодолимое желание обратиться за помощью к священным пламёнам. Вопреки ожиданиям, те мгновенно отозвались на его намерение, будто только того и ждали.

Вокруг ивы закрутился огненный вихрь, и она резко пошла в рост.

Чем выше росло дерево, тем шире тянулась мерцающая сеть. Она охватывала чжан за чжаном, включая в систему каждую душу и каждое духовное существо. Фу Чуюнь чувствовал, как все они разделяют его надежду и боль утраты.

Лица молодого лидера коснулась ветка с изумрудной листвой, оставив на лбу огненный отпечаток цветка.

«Люшоу», – услышал он шёпот родного голоса и понял, что именно это имя явилось, когда из земли показался росток.

От прикосновения ветви на сердце у Фу Чуюня стало тепло. Он прижал руку к груди и кивнул.

Что бы ни сделал Ин Ся с-той-стороны-гор, он поддержал мастеров пути гармонии. Значит, Ин Шэн врал о том, что друг предал его.

Фу Чуюнь поклонился огромной иве, что заняла большую часть холма.

«Мы будем чтить тебя, брат Люшоу».

В этот миг в его голове возник образ города, что раскинулся по берегам озера. Дома в нём казались цельными, едиными с землёй, из которой росли. Одни из них были белыми как молоко, другие – с вкраплениями золотых и зелёных искр. Каждый из домов испускал ци, характерную для одного из мастеров. «Это Лунсинь», – понял Фу Чуюнь.

На холме же он увидел тринадцать величественных пирамид с разным количеством граней, каждая из которых стала вместилищем одного из священных пламён, а последняя – местом, в котором все энергии соединялись. «Храм Единства», – пронеслось в его голове.

Фу Чуюнь наблюдал за потоком образов, проплывающих перед ним, и старался запомнить как можно больше. Он знал: каждый соратник в тот миг видел и слышал всё то же.

Единая сеть пульсировала, сокращалась и разворачивалась, будто дыша, и Фу Чуюнь ощущал биение сердца каждого существа, включённого в созданную систему.

Где-то на границе полости, среди горных перевалов, всё ещё звучали отголоски битвы – это мастера пути гармонии теснили клан Ин, который выталкивало само пространство. Теперь они будут навсегда разделены невидимым барьером, который не перейти, неся в сердце недобрую волю.

Фу Чуюнь выдохнул, и плечи его опустились.

Они смогли.

Мастера пути гармонии и духи, что вместе с ними ушли из Великой Шу, смогли.

***

Когда мастеров пути раздора вытеснило за пределы тайной полости, глава клана Ин не находил себе места от досады и злости. Как смогли эти трусы ускользнуть? Ведь у клана Ин было втрое больше мощи. Да ещё в таком месте!

Если бы только он раньше знал про сердце духовного мира, если бы только он завладел им первым, никто и никогда больше не мог бы причинить им с братом вреда.

Ин Шэн скрежетал зубами, но ничего поделать не мог. Все попытки разрушить только что созданный барьер окончились ничем. Да до разрушения даже не дошло – мастера пути раздора просто не могли его найти! Заходя в горы, они плутали и выходили обратно.

Похоже, придётся вернуться домой ни с чем.

Глава клана Ин не заметил, как во рту у него оказался ноготь большого пальца. Глупая детская привычка! Каждый раз она вылезала в самый неподходящий момент.

Нельзя говорить младшему брату, что он вернулся ни с чем. Ин Ся не должен знать, что мастера пути гармонии живы. Особенно этот… Фу Чуюнь.

При мысли о враге Ин Шэна перекосило. Он сжал кулаки и едва сдержался, чтобы не вдарить по седлу, в котором сидел.

Когда он вернётся, то расскажет Ин Ся, что уничтожил их всех до одного. Он расскажет, как перерезал глотку проклятому Фу Чуюню. Пусть знает, что, кроме старшего брата, никто не позаботится о нём.

Ин Шэн с силой сжал бока лошади, и та, всхрапнув, помчалась вперёд.

Вот уже показались двери поместья Ин. Расположенное высоко в горах, оно больше напоминало крепость, чем жилой дом.

Лошадь миновала массивные ворота, проскакав под загнутой крышей с каменным сторожевым драконом, и глава клана спрыгнул на землю во внутреннем дворе.

– Младший брат, я вернулся! – громко оповестил он, однако ответом была тишина. Ни брата, ни слуг.

Резко повернув в крыло Ин Ся, глава клана ускорил шаг.

Противный липкий страх полз по его плечам, медленно подбираясь к горлу.

– Ин Ся! – властно позвал Ин Шэн, распахивая двери во двор младшего брата, и остановился. Перед павильоном, в котором тот жил, застыли на коленях слуги, оставленные главой клана для присмотра за братом. Все они были мертвы.

– Ин Ся! – ещё раз позвал Ин Шэн и бросился к павильону.

Чуть не сорвав дверь с петель, глава клана Ин влетел в комнату младшего брата.

На полу перед ним лежал Ин Ся. Под его белыми одеждами застыло пятно бурой крови, а рядом валялся кинжал с нефритовой рукояткой – последний подарок отца.

Глава 1. Серость

Табличка с Непреложными Запретами богов висела на двери каждого дома, и любой – от мала до велика – наизусть знал, что на ней написано, даже если не мог читать. Старики говорили, что давным-давно боги ввели Запреты, чтоб обуздать жестокость людей по-эту-сторону-гор. Истории о тех временах сохранились в преданиях и легендах, но сколько в них было правды, не знал никто.

– Куда ты должен смотреть, когда я с тобой разговариваю? – господин Ни, торговец преклонных лет, которому Люи служил уже пятый год, ударил ладонью по столу, и от звонкого хлопка юноша вздрогнул.

Он отвёл взгляд от двери с табличкой и вперился в пол.

– Под ноги господина Ни, – кротко выговорил Люи.

Удовлетворившись ответом, тучный торговец расправил плечи, однако довольное выражение на его лице тут же сменилось сердитым.

– Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты перестал подкармливать мышей на складе, а? Хочешь меня разорить?

– И в мыслях не было, – вздохнул Люи, сжимая в кулаках края рукавов. Каждый раз, когда торговец отчитывал его, юноша знал: тот намеренно искал повод отвести работника на склад и поиздеваться.

Строго говоря, издеваться над ним напрямую господин Ни пока что не мог, поскольку шею Люи оплетала метка богов с надписью «Благословенное дитя». До тех пор, пока ему не исполнится семнадцать, по меркам властелинов двух миров он считался ребёнком, а значит, насилие над ним было запрещено. Этот пункт входил в список Непреложных Запретов, и его нарушение каралось смертью. Однако скоро наступало совершеннолетие Люи, и он боялся даже представить, как тогда разойдётся господин Ни.

Жена торговца, госпожа Цан, стояла здесь же, чуть поодаль, а подле неё – верная служанка Ин Цзы. Высокая тощая женщина сжимала в руке кнут, которым обычно гоняла слуг, и гневно сверкала на юношу глазами. Люи почти слышал, как она скрипела зубами от мыслей, как много чужаку доставалось внимания её драгоценного супруга.

Госпожа Цан не могла простить безродному сироте, что он настолько занимал мысли торговца, что тот каждый вечер таскал его с выволочками на склад. С не меньшим ужасом, чем сам Люи, женщина ожидала его совершеннолетия. Ведь когда господин Ни получит заветную игрушку, рассчитывать на внимание ей уже не придётся.

– Сию же минуту пойди и заштопай мешки, которые прогрызли эти чёртовы мыши! – взвизгнув, приказал господин Ни с красным от злости лицом, указывая на дверь.

Хоть в тот момент Люи не видел выражения его глаз, он нутром чувствовал, как оживился торговец. Пространство вокруг сжалось и потемнело, а в ноздри юноши ударил резкий запах пачули из курильницы, что виднелась на столике позади грузной фигуры господина.

– Этот недостойный слуга понял, – Люи учтиво поклонился будущему постоянному хозяину и развернулся, чтобы выйти во двор.

По правилам храма богов, с двенадцати лет сироты, что жили при нём в приюте, распределялись по временным хозяевам. Они подрабатывали в разных местах, пока, наконец, не закреплялись за одним, в котором оказывались наиболее полезны. Или – как в случае с Люи – доставались тому, кто «жертвовал» больше поднесений храму. По достижении воспитанником совершеннолетия хозяин становился для него постоянным, и он перебирался в новый дом. За то, что происходило с сиротами после, несли ответственность те, на кого они работали.

Распахнув двери, Люи вышел во двор. На улице уже начинало темнеть. Прохладный сумрак сгущался над деревней Лэй, кутая её в плотный туман. Впрочем, Люи мог бы найти путь к складу господина Ни даже с завязанными глазами: он знал каждый камешек не только во дворе этого поместья, но и во всей деревне. Всего-то в ней и было, что жилой район, торговый рынок, административный район, где высились дома старейшин, храм богов с пристройками да центральная площадь. Интересно, её уже украсили к завтрашней церемонии уплаты дани?

– Даже не думай сбежать, – прошипел сзади господин Ни, заметив, что работник поглядывает на стену поместья.

– Я не… – отказавшись от попыток оправдаться, Люи закусил губу, чтобы не вступать в бессмысленный спор. Никто не поверит, что он всего лишь машинально повернул голову в сторону площади, о которой подумал. – Как прикажет господин.

Торговец хмыкнул. Даже спиной Люи чувствовал, как тот следит за каждым его движением. Юноша стиснул зубы и ощутил во рту привкус крови.

Пропустив его вперёд, господин Ни прикрыл за собой дверь. Фонарь, что он нёс в руке, осветил часть склада, забитого мешками и горшками.

– Господин, что именно испортили мыши? – Люи потянулся к полке, где лежали принадлежности для шитья, которые так ему ни разу и не пригодились. Позади снова послышалось хмыканье.

– Разве этот бесполезный слуга не знает, в каком месте прикармливал их?

Опустив плечи, Люи поплёлся в дальний угол склада. Он хорошо знал, для чего господину Ни нужен «мышиный» ритуал. Если бы в Непреложные Запреты не входил пункт о насилии над детьми, он уже давно бы оказался побит, как прочие слуги.

Носа юноши коснулся запах залежавшегося зерна. Из этого тёмного и тесного угла склада редко выносили товар – наверное, потому что здешние мешки на самом деле служили стенами для укрытия господина Ни. Люи вообще сомневался, можно ли было есть их содержимое.

Дойдя до брошенной на пол охапки соломы, он остановился, наблюдая, как по ней ползла жирная гусеница, и стал мысленно считать до пяти. Когда Люи добрался до четырёх, торговец накинул на его шею платок и накрепко его завязал. Он не выносил вида божественной метки. Люи тут же почувствовал, что начинает задыхаться.

– Слишком… туго, – прошептал юноша, хватаясь за шею.

Господин Ни раздражённо цыкнул. Сделав послабление, он бесцеремонно развернул работника к себе.

Люи распахнул глаза. Сердце запрыгало часто и беспокойно. Ему хотелось спрятаться, укрыться, во что-нибудь завернуться, лишь бы оказаться подальше от этого грубого человека. Эта черта в людях всегда заставляла его замирать, пряча дыхание, а в случае с торговцем – подавно. Чувствовалось в нём что-то звериное, что вынуждало сжиматься всё существо.

– Ты так и не научился стоять смирно, – покачал головой господин Ни. – Ничего, скоро я займусь твоим воспитанием надлежащим образом.

Краем глаза Люи увидел, как приподнялась ставня на окне, и в раскрывшейся щели появились тёмно-зелёные одеяния госпожи Цан. Сколько ни думал, он никак не мог понять, зачем она незримой тенью сопровождала супруга всякий раз, когда тот уводил прислугу на склад.

Сначала Люи думал, что женщина делала это, чтобы остановить мужа, если тот перейдёт черту. Но даже когда слуги оказывались биты до полусмерти, госпожа Цан не произносила ни звука. Она просто стояла и наблюдала за тем, как господин Ни срывал на них злость, и мяла в руке кнут.

Ещё больше, чем торговца, Люи опасался эту тощую высохшую женщину. Непонятно, чего от неё вообще можно было ожидать.

– Ты до утра собираешься изображать столб? – недовольный тон торговца вернул его в тесный угол склада, едва подсвеченный фонарём.

Люи почувствовал себя маленьким и беззащитным. Сквозь рубаху угадывались очертания ещё не окрепшего тела, ссутулившегося в растерянности и страхе. По сравнению со сверстниками Люи был куда меньше – будто росток, сидящий в неблагоприятной почве, которому недоставало ни питания, ни света.

Устав ждать, господин Ни пренебрежительно толкнул его на колючую солому. Юноша вздрогнул, как от порыва холодного ветра, и закашлялся, поперхнувшись собственными слюнями.

На мгновение на лице господина Ни промелькнул испуг. Он метнулся к Люи, чтобы проверить, не стукнулся ли тот и не останется ли на нём нежелательного следа, который можно будет предъявить посланникам богов в качестве доказательства побоев. Но всё обошлось.

У господина Ни была одна прескверная привычка: когда торговля шла плохо, он срывался на слуг. Но поскольку набирал он на службу лишь храмовых сирот, прикрываясь добросердечной заботой о них, никто не жаловался. Им попросту было некому. Госпожа Цан не единожды пыталась вразумить мужа, чтоб он сократил расходы на «рабочую силу», но тот не слушал её.

Вынув из-за пазухи кусок верёвки, господин Ни схватил Люи за руки и, обмотав их, привязал к деревянному столбу. Юноша закрыл глаза и сглотнул. Из-за тугой повязки на шее в горле стоял ком.

С улицы до чуткого слуха Люи донёсся едва различимый, но до дрожи знакомый скрип кнута госпожи Цан. Должно быть, она стояла там, белая от гнева. Хотела ли она оказаться на месте супруга или так яростно ненавидела слуг, что мечтала стереть их с лица земли, он не знал. Да и гадать об этом не было толку.

Убедившись, что «провинившийся» работник никуда не сбежит, господин Ни со вздохом расслабил плечи. Если бы не тень лёгкой улыбки, то с глазами, горящими столь жадным огнём, его можно было принять за одержимого или фанатика. Наблюдая в такие моменты за хозяином, Люи никогда не понимал, о чём тот думал. Разве могли издевательства над беззащитными людьми приносить радость?

Мурлыча под нос весёлую песенку, господин Ни прохаживался вокруг юноши, насколько тесный угол мог ему это позволить. Он присматривался к добыче и с одной, и с другой стороны, присаживался на корточки, нависал сверху, иногда нетерпеливо мял руки, видимо, предвкушая наступление дня совершеннолетия Люи.

Юноша боялся даже лишний раз вздохнуть. Он был благодарен судьбе и за эту маленькую отсрочку.

Тёмная фигура за стеной по-прежнему закрывала часть приоткрытого окна. Люи припомнил, как однажды госпожа Цан взъярилась на новенькую девушку. Та едва лишилась метки богов, как торговец отвёл её на склад. На следующее утро бедняжка еле могла ходить, а к вечеру вернулась госпожа Цан из поездки в столицу и вызвала девушку к себе. Выхаживали её после этого несколько недель.

– Жаль, сегодня у нас совсем нет времени, – услышал Люи недовольное бормотание торговца. – Треклятые боги, чтоб им провалиться с их церемонией!

Приоткрыв глаза, Люи увидел, что господин Ни взирал на него сверху вниз в смешанных чувствах. Мужчине явно хотелось продолжить разглядывать беспомощное тело, но было нечто, что беспокоило его сильнее.

Господин Ни нерешительно протянул к Люи руку, очевидно, намереваясь схватить его за волосы, но на полпути передумал. Он знал, что, если сделает это, остановиться будет сложнее.

Недовольно цыкнув, торговец грубо потянул за кончик верёвки. Ослабленная повязка упала в солому. Помедлив ещё с полминуты, господин Ни развязал платок на шее Люи и отвернулся.

– Уходи, – коротко приказал он, и в тоне мужчины слышалось неприкрытое раздражение.

Створка окна плавно опустилась на место.

Люи не стал ждать повторного приглашения и стрелой вылетел со склада. Хотя подобные встречи в укромном месте происходили далеко не впервые, всякий раз после них его тело трясло.

На улице стемнело. Деревня Лэй погрузилась в туман. Поправляя ворот, Люи подумал, что бабушка Яо опять станет ворчать, что он не поспел к ужину.

Вспомнив о старушке, он невольно улыбнулся. Бабушка Яо служила в храме богов, сколько он помнил. А когда после смерти матери Люи оказался в тамошнем приюте, она была единственной, кто заботился о нём. Наверняка и на этот раз, несмотря на позднее время, старушка припрятала для него что-нибудь съестное.

Оторвав взгляд от земли, Люи бегло оглядел улицы, по которым шёл. В этой части деревни стояли дома бедняков, теснившиеся друг к другу так близко, что и кошке не пролезть в зазор между ними. Поместье господина Ни разительно отличалось от этих домов, и всё же там юноша чувствовал себя гораздо более сжато.

Кое-где стены домов обшарпались, и с них кусками обвалилась штукатурка, но никто не обращал на это внимания. В деревне Лэй вообще было принято на многое не обращать внимания, словно, если отвернуться и сказать, что чего-то нет, то оно перестанет существовать. Это место могло бы стать символом уныния и застоя: в нём ничего не менялось годами – и, тем не менее, казалось, всех всё устраивало.

Ах, нет! Кое-что всё же поменялось: деревенские уже должны были нарядить площадь к завтрашнему явлению бога. Наверное, будет красиво.

Интересно, какой он, этот бог? В самом деле такой грозный и ужасающий, как рассказывали легенды, или какой-то иной? Может быть, он заботливый и добрый? Братец Су тоже всегда старался произвести впечатление и кого-нибудь отругать, а сам возился с приютскими малышами похлеще няньки.

Занятый этими мыслями, Люи не заметил, как добежал до территории храма. Прошмыгнув в приоткрытую боковую дверцу, юноша тихонько притворил её и знакомыми дорожками пробрался на кухню, где ещё сидели несколько дряхлых стариков, доедавших ужин. Люи застал их за помощью дедушке Мао, который был так стар, что уже не мог нормально сидеть за столом. Обычно он ел прямо руками, повсюду разбрасывая рис. Бабушка Яо терпела это, но в конце концов не выдерживала, забирала у старика миску и кормила его сама.

Наблюдая знакомую картину, Люи почувствовал себя как дома.

– Я вернулся, – широко улыбаясь, доложил он. – Что сегодня на ужин?

Юноше показалось, что старушка вздохнула с облегчением, прежде чем повернуться к нему.

– Разве я не говорила, чтобы ты приходил к ужину вовремя? – Не дожидаясь ответа и даже толком не взглянув на Люи, она продолжала: – Или этот черепаший сын считает, что может заставлять людей работать, покуда не свалятся в голодный обморок?

Оставив дедушку Мао на попечение таких же немощных товарищей, старушка прошла к столу, на котором лежали продукты на завтра, и достала из дальнего угла чашку с лапшой.

– Всё давно размякло, – буркнула она почти обиженно, стукнув миской о стол.

– Не стоит переживать, – несмотря на ворчание бабушки Яо, Люи всегда мог понять, о чём она беспокоилась на самом деле. – Я и так знаю, что бабушка готовит лучше всех.

– И не подлизывайся, – старушка опустилась на табурет напротив. Её тон заметно смягчился.

– Даже не думал, – промямлил Люи с набитым ртом.

Бабушка Яо вздохнула. Теперь, когда воспитанник вернулся, она понемногу начала успокаиваться. Жаль, что Мэн Лин не дожила до этих пор. Она бы непременно порадовалась, увидев, каким вырос её ребёнок.

– Сегодня я прибиралась в библиотеке, – склонившись к столу, вполголоса проговорила старушка, глядя на Люи. Юноша отвлёкся от чашки с едой и так выразительно посмотрел на бабушку Яо, что и спрашивать ничего не потребовалось. – Не знаю, подойдёт ли такая, – с этими словами она вынула из-за пазухи тонкую потрёпанную рукопись и положила её на стол. – На этой книге было столько пыли, что вряд ли её хватятся скоро.

– Я постараюсь быстро прочитать и вернуть, – пообещал Люи, поспешно заталкивая книгу за шиворот. Если кто-нибудь заметит пропажу, бабушке Яо попадёт.

– Опять таскаешь пацану этот хлам, – послышалось над ухом, и Люи от неожиданности чуть не подпрыгнул. Подняв голову, он увидел рядом дедушку Ли. – Мао доел. Мы уходим, – развернувшись, старик поплёлся прочь, не удостоив его и взглядом. – Зачем только эта чертовка научила мальца читать? – вопрошал дедушка Ли сам себя. – Рос бы нормальным, как все дети. Так нет – он книжки до дыр зашаркивает. В шахтёрской-то деревне!

– Не слушай его, – бабушка Яо поспешила накрыть ладонь Люи тёплыми сухими руками. Они были колючими от тяжёлой работы, которой занималась старушка при храме, но всё равно Люи передалась та нежность, которую женщина вложила в это прикосновение. – Лин-Лин знала, что делала.

Едва Люи раскрыл рот, чтоб ответить, как на кухне появился старший брат Су Ифэн. Он кивком пропустил уходящих стариков и сурово оглядел владения бабушки Яо. Заметив младшего, брат Су нахмурил брови.

– Ты почему не в кровати?

– Братец, я только с работы вернулся, – Люи запихал в рот побольше еды, зная, что старший не станет слушать.

– Быстро спать!

– Хорошо, – одним глотком допив бульон, Люи отставил миску. – Спасибо за еду, – улыбнувшись бабушке Яо, он выскользнул за дверь и побежал в сторону сиротской спальни.

– Я передам настоятелю, чтобы он попросил господина не задерживать работников, – Су Ифэн ещё раз строго осмотрел кухню. Там, где ужинал дедушка Мао, повсюду валялись остатки еды. – Помощь нужна?

– Что ты, что ты, – старушка тяжело поднялась из-за стола. – Эта старая мотыга ещё может выполнять свою работу.

Подхватив миску Люи, бабушка Яо понесла её к остальной грязной посуде. Брат Су кивнул, пожелал ей доброй ночи и вышел. Как дежурному ему ещё нужно было обойти территорию храма и удостовериться, что все сироты крепко спят. А то не доглядишь за ними, потом хлопот не оберёшься.

Прижимая добытую книжку к груди, Люи неслышно проскользнул в спальню. В нос ему ударил запах пота и сладостей. Кто-то из ребят, спящих возле входа, точно припрятал что-то вкусненькое. Скорее всего, это Чжань Пи, что подрабатывал в пекарне.

Люи на цыпочках прокрался к своей кровати, стараясь никого не потревожить звуками шагов. Но едва он собрался опуститься на жёсткий матрас, как понял, что место занято двумя младшими детьми. Юноша присел на корточки. Это были малыш Тянь Юй и его названный брат Му Юнь, которые каждый вечер перед сном приходили послушать историй.

– Простите, сегодня я не смог вам ничего рассказать, – прошептал Люи, накрывая мальчиков стареньким одеялом. Один из них заворочался во сне, и юноша мягко положил руку ему на голову, чтобы успокоить. Затем он вытащил из-под кровати потрёпанную циновку, расстелил её там, где сидел, и улёгся поверх без всякого одеяла. Конечно, от такой ночёвки назавтра у него будет ломить всё тело, но нельзя же, в самом деле, прогнать детей.

Люи немного переживал из-за того, каким он рос слабым. Несмотря на среднее телосложение, здоровье его не ладилось. Стоило перетрудиться или переволноваться – и начинало нестерпимо колоть в груди. А иногда он вовсе мог целый день пролежать без сил: чаще всего это случалось в сезоны дождей. Ночёвки на полу тоже не проходили бесследно: на следующий день юноша чувствовал себя вялым, а в некоторых местах у него появлялись синяки.

Поправив циновку так, чтоб на неё падал лунный свет из окна, Люи чутко прислушался к темноте, прежде чем вынуть из-за пазухи книжку, которую вынесла из библиотеки бабушка Яо. Как и большинство людей вокруг, старушка не умела читать, и потому брала наугад самые пыльные книги – те, к которым давно никто не прикасался и вряд ли стал бы скоро о них спрашивать.

Для Люи обучение чтению осталось самым ярким воспоминанием о матери. Даже будучи прикованной к постели в свои последние дни, Мэн Лин настаивала на том, чтобы он сидел над книгами по несколько часов в день. Как теперь, так и тогда, поставщиком рукописей для матери и сына была бабушка Яо, которая присматривала за ними с тех пор, как они появились в деревне Лэй.

Люи раскрыл книгу и перелистнул несколько страниц. «Откуда в библиотеку храма попала небылица?» – не поверив своим глазам, он по-быстрому просмотрел всю рукопись. Обычно бабушка Яо приносила ему травники или сборники наставлений настоятелей храма разных лет – но историю о том, как человеческая женщина стала супругой бога, Люи держал в руках впервые.

«Кому понадобилось тратить на это столько бумаги?» – дивился юноша, вертя книжку в руках. Сама бумага тоже показалась Люи необычной – с лёгким налётом мерцания и гораздо более гладкая, чем вся знакомая прежде. Пожав плечами, он погрузился в чтение.

История рассказывала о девушке, брак с которой люди Восьми Провинций назвали уплатой дани. Автор же предпочитал выражение, связанное со смирением или покорностью судьбе. Но поскольку рукопись пестрела старинными символами, многие из которых Люи не знал, понять её оказалось непросто, несмотря на идеальный почерк писца.