Kitobni o'qish: «История несостоявшегося диссидента», sahifa 8

них, с утра мы поехали по делам. Мне невероятно повезло – в тот же день, получать права в ГАИ, одновременно прибыли и мои сокурсники из СВТКУ. Если бы не эта удача, вряд ли я так просто получил свои права. Со скрипом сердца, инспектор выдал мне моё удостоверение водителя, выразив удивление, что я, в отличии от других, в гражданской одежде. В тот же день я побывал в Училище и мне дали недостающие документы, а также новую характеристику, где не стали указывать причину моего отчисления. Теперь у меня появились большие шансы на поступление. В конце лета мы с отцом поехали в Фергану в политехнический институт. Попасть к ректору оказалось крайне сложно. Толпа просителей заполняла приёмную и коридор. Просители заходили к ректору не с пустыми руками, а затаскивали с собой мешки, ящики, свёртки. Шёл обычный процесс зачисления студентов. Мы долго томились перед дверями, пока отец в конце концов нагло зашёл в кабинет и передал ректорше рекомендательное письмо от её подруги – ректора нашего пединститута. Однако это не возымело последствий и, поскольку отец не принёс подношений, ректорша его выставила. Мы с отцом поняли бесперспективность нашей акции и ещё немного потолкавшись в толпе, вознамерились уезжать. И тут, судьба вновь преподнесла мне сюрприз. Ректорша, закончив приём, собралась уезжать и вышла на порог, но по непонятной причине, её автомобиля с личным шофером, не оказалось на месте. Мы тут же взялись её подвезти и уже в машине, она, как оказалась, уже прочитав письмо, попросила меня дать ей мои документы и пообещала зачислить меня на 3-й курс заочного отделения факультета «Технология машиностроения». Жизнь продолжалась. 20 августа 1973 года я собрался, под вечер, ехать в соцгород к Тюрину, на его день рождения. Выйдя к остановке автобуса, я встретил там одну, едва знакомую девушку, которую знал, как подругу некоего, соцгородского парня, по кличке «Дьявол». Как-то раз, ещё в школе, мы с Тюриным заходили к нему по какому-то делу и встретили её там. Я не знал даже, как её зовут, но тем не менее кивнул ей, в знак того, что узнал её. Она тоже ехала в соцгород и ни с чего, призналась мне, что ей скучно и она бы не прочь, где-то погулять. Я, тут же и предложил ей ехать со мной. Девушка эта была достаточно симпатичная и, с хорошей фигурой. Мы приехали в соцгород и сначала зашли за моим другом, Пономарёвым. Я представил его ей и, одновременно с ним, узнал её имя –Марина. Мы вместе пошли к Тюрину. Отметили день рождения, выпили конечно и разошлись. Я пошёл провожать Марину. Она жила недалеко от Тюрина в барачном доме. Мы зашли в её комнату и некоторое время целовались. Потом она, пожаловавшись на усталость, легла в кровать. Я продолжал её целовать и обнимать, постепенно перебираясь к ней на кровать. Не отвечая на её, скорее риторические, вопросы, о моих намерениях, я завладел инициативой и начал её раздевать. Она вяло сопротивлялась. И я наконец овладел ей. Это был мой первый в жизни секс. Этот первый опыт был неудачен и закончился в первые секунды. Она с недоумением спросила: «почему так быстро?». Я был шокирован и в смущении. Мы продолжали ласки и через некоторое время, я повторил попытку. Она невероятно возбуждающе стонала и была на удивление, мягкой и восхитительно приятной, на ощупь. Я не имел ни малейшего представления о способах получения наслаждений и действовал дилетантски. Кое как закончив с ней на третьей попытке, совершенно не удовлетворённый сам, и не доставив ей удовольствия, я вынужден был попрощаться и уйти, так как утром, мне необходимо было попасть на работу. Кое как отработав, я поехал к Тюрину и похвастался своими успехами. Тюрин прямо-таки загорелся желанием подкатиться к Марине и я, почему то, великодушно передал ему, свои права на неё. Марина, как оказалось, работала в столовой, разреза и я позже, частенько с ней встречался во время обеда, но ни разу не пытался предложить ей встретиться. Она же, в свою очередь, сознавая, что в данный момент именно я, являюсь её парнем, жаловалась на домогательства Тюрина, но я на это, не реагировал. В конце концов Тюрин, после долгой осады, сумел с ней переспать, но быстро оставил её, потому что выяснилось, что у неё уже имеются два ребёнка от «Дьявола», который, тем не менее, не спешит на ней жениться. Потом Марина затерялась, и я уже, только в 2011 году, нашёл её в интернете, живущей в Германии и бывшей замужем за настоящим немцем, вполне счастливую и довольную жизнью. Осенью, того же 1973 года, меня послали от нашего участка, на похороны умершего, бывшего машиниста экскаватора. Я и ещё один, моего возраста парень, также помощник машиниста, должны были выкопать могилу на кладбище. Мы познакомились. Это был Володя Митрофанов, тоже из соцгорода. Он был высокий, около 192 см, худой и весёлый. Мы с ним хорошо поладили. После похорон, пошли на поминки и там хорошенько выпили. Надо сказать, что все гости выпили прилично и похороны уже, начали было превращаться в веселье, когда нас попросили расходиться. С Митрофановым мы и начали похождения в городе. Я нарядился в форму, и мы забрели в один из дальних кварталов, где встретили группу девчат, десятиклассниц. Я представился иногородним и, что мы, якобы, ищем некий адрес по соседству. Две девчонки вызвались нас проводить. Одну звали Люба, а другую Люда. Мы, на завтра, договорились встретиться и ушли. Поделили Любу мне, а Люду ему. Как оказалось, девчонки поделили нас диаметрально противоположно, но смирились с нашим выбором. Зимой мне пришёл вызов, явиться на сессию в Фергану. Я взял ученический отпуск и поехал в институт. Кое как сумел найти место в гостинице, и начал посещaть занятия. Познакомился с однокурсниками. Я оказался самым молодым в нашей группе. Заочная учёба заключалась в выполнении контрольных работ по разным предметам на дому. Приезжая на очередную сессию, студенты сдавали экзамены и зачёты, посещали обзорные лекции, выполняли лабораторные работы. На сессию приглашались официально, только те, кто вовремя выполнил и сдал контрольные работы. Я же не сдал ни одной работы и во время сессии, со всей возможной поспешностью, пытался догнать упущенное. С большим трудом, мне удалось кое-что сдать, но остались и так называемые «хвосты». Я, однако, нашёл одного студента, который имел тот же, что и у меня, вариант заданий и мы с ним договорились в дальнейшем, помогать друг другу. Закончив сессию, я вернулся в Ангрен и продолжил работу. Себе я дал обещание, непременно выполнить все контрольные работы, но тщетно. Работа и гулянки, поглощали всё время. Я встречался с Любой Марковой, но на почве постоянного пьянства, у нас возникли противоречия. Мы, то ругались, то мирились. В промежутках, я познакомился с ещё одной девчонкой, а потом знакомства прямо-таки полились потоком. Тут ещё один мой друг вернулся из Армии –Соколов, и я подключил его к поиску подруг. Сейчас я не могу даже вспомнить, всех своих знакомых. Бывало, что их у меня одновременно, насчитывалось до дюжины и я прямо разрывался на части, чтобы успеть ко всем. Не уступал мне и Соколов. Что интересно, мы с ним весьма высоко котировались, в качестве кавалеров, так как никогда не позволяли себе ругаться в обществе девушек, прилично одевались и вели себя культурно, в отличии от большинства прочих ухажёров. Многие девушки сами искали возможности познакомиться с нами и буквально, передавали нас с рук на руки. Были попытки принудить нас к женитьбе, но все они проваливались, так как мы не спешили ограничивать себя брачными узами. Учёба в институте, давалась тяжело. Контрольные работы я не делал, предметы не учил. Приехав на сессию, почти всё время шатались по ресторанам, пьянствовали с такими же, как и я, гуляками. Кто-то бросал учёбу и пропадал, и я находил новых друзей. К 5-му курсу, сложилась совершенно угрожающая ситуация. У меня накопилось больше пятидесяти хвостов! Это и несданные экзамены, зачёты, контрольные и лабораторные работы, курсовые проекты. Я получил угрожающее письмо, об исключении, если в ближайшее время, не сдам все задолженности. У меня даже, возникла мысль, бросить учёбу. И мне опять судьба подарила шанс. На очередной сессии, по окончании 4-го курса, я поселился в общежитии завода, в одной комнате со своими однокурсниками, но с другого факультета – электриками. Должен сказать, что этот факультет считался самым сложным в нашем институте. К 5-му курсу, в их группе осталось 5 или 6 человек из 30-ти, начавших учёбу, но самых целеустремлённых. Придя после занятий, они почти до утра занимались, учили, писали контрольные, помогали друг другу, а когда я им сообщил, что хочу бросить учёбу, то они уговорили меня выбросить эту мысль из головы и прямо-таки насильно, заставили заниматься вместе с ними. И я, видя их упорство, устыдился и взялся за ум. Мы засиживались до 5 часов утра, и поспав пару часов, шли в институт, сдавать наработанное. И дело сдвинулось. Я, взял дополнительно, две недели отпуска и сдал, практически все хвосты, оставив допустимые 5-6. А с 5-го курса, мы начали проходить спецпредметы по своей профессии, а именно -технологию, металлорежущие станки, инструменты, то есть то, что можно, так сказать, понять своим умом. Да и я уже вошёл в колею. Так что, на 6 курс, меня перевели вполне законно и в Ангрен, я возвращался победителем. С собой я волок, здоровенную сумку, набитую купленными в Фергане и Маргилане, учебниками

и художественной литературой. В те времена всеобщего дефицита, достать хорошую книгу, было большой проблемой, но наезжая, в соседний с Ферганой, Маргилан, я находил там часто, очень много хороших книг. Население местное, в основном представляли узбеки, которые и на своём языке, не очень-то читали, не то что на русском, поэтому книги покупать было некому. Я приведу интересный факт. Разговорился, как-то, в институте на перерыве, со старостой узбекской национальной группы, по поводу литературы. К моему удивлению, этот будущий инженер, прочитал за свою жизнь всего одну книгу, да и то узбекского писателя, считающегося классиком (не помню его фамилии), «Бай и батрак», являющейся обязательной, для изучения в узбекских школах. Прибыв на автовокзал, я не смог достать билет до Ташкента и решил ехать, с пересадкой, через Коканд. Я встал в очередь и купил билет. Следом за мной купила билет до Коканда, молоденькая, очень стройная и необычайно красивая девушка, которую провожала её мать. Я сел в автобус, а уже перед отправкой, зашла эта девушка, попрощавшись с матерью и заняла место рядом со мной. Она была до того красива, что я извертелся, чуть не поломав себе глаза, пытаясь разглядеть её всю, не привлекая её внимания. Всю дорогу до Коканда, а это почти 2 часа, я искал повод заговорить с ней, но не находил ничего. А она спокойно сидела на своём месте. Я чуть не рехнулся, понимая, что если я не заговорю с ней, то потом, никогда не прощу себе за свою трусость. И вот уже, замелькали пригороды Коканда, и я решился. «Это что ли уже Коканд?» -спросил я у неё, как будто вижу этот город впервые. «Да», ответила она мне очень просто. И тут мы заговорили с ней. Я спрашивал, про город, она отвечала. Десяти минут до прибытия хватило, чтобы мы познакомились. Её звали Ира Кольцова, и она училась в Коканде в медучилище, а жила в Фергане. Она оказалась совершенно простой, несмотря на свою невероятно восхитительную внешность. Я был уверен, что такая красавица, даже не взглянет на меня, но ошибся. Я упросил её погулять по Коканду, до прибытия в 2 часа ночи, поезда из той же Ферганы до Ташкента, отказавшись от следовавшего всего через час автобуса в Ангрен. Мы отвезли мою сумку в камеру хранения вокзала и отправились с ней

гулять. Как я был счастлив, идти рядом с такой девушкой и был готов защитить её от любой напасти. Я действительно в этот момент ничего не боялся и готов был за неё схватиться с любым количеством хулиганов и это видимо было по мне заметно, так что к нам никто не приставал. Мы посетили дворец, смотрели фото бывшего Кокандского хана. На некоторых снимках была запечатлена казнь каких-то людей, где палач загибал голову жертвы назад, взявшись пальцами за нос казнимого и перерезал ему горло кривым ножом. Причём, приговорённые были даже не связаны, и стояли на коленях, прижимая руки к груди. Потом мы посидели в кафе, а когда стемнело, я поцеловал её, и она не сопротивлялась. И мы целовались, где только можно, пока не подошло время расставаться. Я проводил её до училища и обещал ей писать. Окрылённый, я добрался до вокзала и сел на поезд. Утром прибыли в Ташкент, и я пересел на автобус до Ангрена. И опять на работу. Я написал Ире раз, и два, и три, но получил только один ответ и то, какого-то странного содержания. Она, как бы, смеялась надо мной. А месяца через два, я получил письмо от её подруги, тоже Иры, которая сообщила мне, что Кольцова вышла замуж и свадьба эта, была уже назначена, всего через неделю, после нашего с ней знакомства. В письме лежало фото бракосочетания. Это был страшный удар. Я сильно переживал. Эта, другая Ира, из Ферганы, успокаивала меня, и я стал переписываться с ней, пытаясь забыться и кое-как, пересилил себя. В это время я познакомился и дружил с новыми девушками. Одни приходили, другие исчезали. Я уже работал машинистом экскаватора на угольном разрезе и вокруг моих глаз, не проходили чёрные круги, от въевшейся угольной пыли. Создавалось впечатление, что я крашу веки. Потом меня перекинули на автовскрышу и я там, работал с машинистом Жёлтиковым, ужасным охотником до женщин. Он был старше меня на три или четыре года, женат и имел двух детей. Однако этого ему было мало и, по его рассказам, по ночам он выходил на охоту, подстерегая припозднившихся женщин, в кустах. Насиловал их и удирал. Не знаю было ли это правдой, но однажды, он в пьяном виде, пытался изнасиловать какую-то женщину в парке, но его поймали, судили и посадили. Через 4 года, ещё находясь на вольном поселении, он опять пытался кого-то изнасиловать, но не смог, и ему добавили ещё 8 лет. Так он и пропал где-то. Позже, в 2012 году, я встретил в интернете его дочь, и она сообщила, что он уже возможно на свободе, но никто не знает, где он живёт. Довелось мне поработать и на отвале разреза, и на сортировке, и ещё на нескольких участках. Запомнился один случай. Мы гнали экскаватор ЭКГ 4,6 на другой участок. Скорость 280-ти тонного экскаватора =0,5 км в час. Машинистом был Фунтиков, а я помощник. Экскаватор медленно ехал по спуску вверх, а я подтягивал кабель и навешивал его сзади на крюк. В какой-то момент, неожиданно, обе гусеницы отключились и экскаватор свободно покатился вниз, с ускорением. Как назло, из-за неисправности, невозможно было повернуть кабину и упереться, хотя бы ковшом в землю, и поэтому он продолжал набирать скорость. Машинист Фунтиков, в панике выскочил на боковую площадку, но боялся прыгать с высоты и метался между кабиной и лестницей. Я же, сначала пытался оттащить высоковольтный кабель, чтобы спасти его от наезда, но тщетно. Вид мчащегося на меня монстра был ужасен. Скорость достигла, возможно 10-12 км в час и увеличивалась. Не предназначенный для таких скоростей, экскаватор, скрежетал и грозил развалиться, но внезапно, шестерня гусеницы, попала в зацепление и экскаватор, с ужасающим грохотом, встал. Не случись этого, ещё 50 метров и он, развив скорость до 30-40 км в час, или бы развалился, или упал с уступа. Зрелище было грандиозным и незабываемым. Зрителями оказались я, электрик и мастер участка Целыковский. Кабель, конечно, был вырван из ячейки и переехан гусеницами, но, к счастью, оказался не передавлен и, вновь подключив его, мы смогли закончить перегон. В 1974 году, отсидев 5 лет, от звонка до звонка, вышла из тюрьмы моя мать. Она поселилась в Ташкенте у родных и не собиралась возвращаться в семью, обвиняя отца в измене, а нас детей, в пособничестве ему. Оно действительно, пока мать сидела, отец время от времени, находил других женщин. Особенно с одной из них, пока я ещё был в училище, а Люда в университете, он сожительствовал довольно долго. Она была юристом по профессии и имела двоих собственных детей. Она оказалась чрезвычайно ловкой мошенницей. Входя в доверие ко многим людям, занимала у них крупные суммы денег. Обобрав отца до нитки и прихватив все, одолженные у людей деньги, в один прекрасный день, она исчезла и даже, объявленная во всесоюзный розыск, так и не была поймана. Мать, в конце концов, вынудила отца развестись с ним, сама же поселилась в Ташкенте, в нашем, не достроенном, и уже почти полностью разрушенном доме, сумев кое-как, приспособить одну комнату и кухню. Она устроилась на работу, сначала на фармацевтический завод, а потом кладовщицей в автобазе. Всё свободное время она писала жалобы на правительство в Москву. Я навещал её изредка. Не знаю почему, но я довольно сильно выпивал и часто приходил на работу, в совершенно отключённом состоянии. Обычно, это случалось в ночные смены. Однажды, добираясь до работы в дежурном автобусе, я упал между сидений и заснул. Меня чуть не забыли, но вовремя вспомнили и приволокли до участка, а потом, тащили до экскаватора, и машинист ужасно ругался, потому что я был не в состоянии работать и сначала расположился спать на рельсах, и слава Богу, что он вовремя заметил моё отсутствие и успел стянуть меня с рельсов, чуть ли не из-под колёс, прибывшего на погрузку состава, а затем уложил в кабине, и был вынужден сам, бегать вниз и оттаскивать кабель и грузить состав. Понятное дело, что мне было не до смазки трущихся деталей и ходовая часть экскаватора быстро вышла из строя. Я не понимаю, почему Господь, хранил меня и не дал погибнуть под гусеницами экскаватора или от открытых, токоведущих контактов под напряжением 6 тысяч вольт, а возможностей было более чем достаточно. В то же время, на разрезе, ежегодно погибало 8-10 человек, порой более опытных, чем я. В те времена, пьянство на работе, если и не поощрялось, то к нему относились весьма снисходительно. Бригадир нашего экскаватора, Арбатский, также приходил в ночную смену, часто, вдребезги пьяный и порой, приходилось выходить ему навстречу, искать его на путях, подбирать и приносить на руках, но сев за рычаги, он уже мог работать вполне нормально. В дни аванса и получки, многие рабочие, порой и я, выходили из разреза до ближайшего магазина и, купив там горячительного, распивали там же, на месте, пока не вырубались. В эти дни, к этому магазину, частенько наведывались менты на грузовике и вывозили нашего брата до вытрезвителя. Однажды я чуть было не женился. В те времена, ко мне пристала некая девица, по имени Лариса, жившая в соседнем доме. Она была не в моём вкусе, и я относился к ней пренебрежительно, тем более, что у меня были и другие подруги. Но она продолжала цепляться за меня. Однажды она пригласила меня к себе в квартиру и я, нехотя, уступил её уговорам. Каким-то образом, мы оказались в кровати и произошло то, чего она добивалась. Как оказалось, у неё была договорённость с её матерью, которая должна была, с минуты на минуту, явиться и поймать нас в постели, но она опоздала и, сумев открыть дверь, я ретировался. На следующий день, Лариса пришла к нам домой и рассказала обо всём моему отцу. Её мать и старшая сестра, начали на меня давить, угрожая тюрьмой, если я не женюсь. Одновременно, Лариса угрожала мне покончить с собой, если я не женюсь на ней, то ли в действительности, то ли, просто пугая меня. Сложилась весьма неприятная ситуация. Мой отец, из жалости, тоже просил меня жениться, а мать Ларисы, вообще умоляла даже, хотя бы временно расписаться, а потом хоть и развестись, чтобы только защитить честь девушки. Я уже начал было сдаваться под этим напором и даже уже попросил Соколова, быть моим свидетелем на свадьбе. Но тут в дело вступила моя сестра Лена и категорически, запретила мне соглашаться на свадьбу. Я сходил на консультацию к юристу и рассказал ему суть дела. Оказывается, в данном случае, вся вина фактически, ложилась на Ларису, а я проходил как потерпевший. Получив такую поддержку, я решительно отказал Ларисе и её родственникам. Сознаюсь, что поступок этот был очень некрасивый, даже, я бы сказал, отвратительный. Но я был тогда молод и чужие беды, мне казались не существенными. Я не знаю, как сложилась судьба Ларисы в дальнейшем, но, если я ещё найду её в интернете, то непременно попрошу прощения, даже если вся эта история была ей же инсценирована. Шёл 1976 год. Эпоха развитого социализма. В стране свирепствовал тотальный дефицит. Из магазинов исчезло, в первую очередь мясо, потом мясные товары, потом тушёнка и сгущёнка. Все рыбные консервы и сама рыба, крупы, мука, молочные продукты. Даже кефир, нужно было доставать по блату. На полках красовались салаты из морской капусты. Всё отпускалось только по талонам. В декабре я поехал на последнюю сессию, перед практикой. В эту зиму я поселился в Маргелане, у однокурсника –Марата Ханкельдиева. Ему было трудновато учиться, и я ему помогал, оплачивая этим свои ночёвки. У него была дочка, примерно 2-х лет. Обычно, придя из института, мы до 4-х, 5-ти часов ночи, занимались, порой отрубаясь, прямо на месте, а уже в 7 часов утра, его дочка начинала ползать по нам, теребя за уши и нос, не давая спать. Приходилось вставать. Правда, в течении недели, нам удалось отрубить все «хвосты». И тут я решил навестить свою новую знакомую –Иру Венедиктову, подругу Кольцовой. Её адрес я знал и даже ещё из Ангрена, договорился в письме, о встрече, но напрасно прождал в условленном месте. Она всё-таки приходила, но не подошла ко мне, посмотрев со стороны. Я долго не решался, но собрав решимость, пошёл. На звонок, открыла её мать. Я зашёл и познакомился с Ирой. Она оказалась тоже, очень красивой девушкой, немного выше Кольцовой. Особенно красивы были её длинные волосы. Они вместе закончили в прошлом году медучилище в Коканде. Сейчас Ира работала медсестрой в больнице, а Кольцова вышла замуж и уехала куда-то. Я позвал Иру гулять, и мы пошли по посёлку. Валил снег, и мы шли, прижимаясь друг к другу. Потом долго сидели на остановке автобуса, и я наконец поцеловал её. Её роскошные волосы пахли, чем-то приятным, запомнившемся на многие годы. Я проводил её и на последнем автобусе уехал в Маргилан. На следующий день и до конца сессии, я каждый день, после института проводил у Иры. Мы гуляли и целовались, а потом я уезжал к Марату в Маргелан, на последнем автобусе. Ира мне нравилась всё больше. Сессия закончилась, и я получил направление на завод ТашСельМаш, в Ташкенте, на производственную практику. Я приехал к матери и поселился, на время практики, у неё. Практика проходила легко. Практиканты знакомились с производством и писали отчёты. Ходили по цехам, переписывали марки станков, высчитывали количество персонала и т.д. Для справки, должен сообщить, что уже к 2000 году, завод ТашСельМаш, прекратил своё существование. В отсутствии заказов и средств, а также из-за выезда большинства работников в Россию, его пришлось закрыть. Позже, все цеха демонтировали, оборудование скорее всего продали за бесценок. По окончании практики, собрав все необходимые материалы и написав отчёт, я вновь выехал в Фергану. В течении двух недель мы сдавали отчёты, делали какие-то лабораторные работы, посещали занятия. Я продолжил встречи с Венедиктовой. Уже даже, у меня возникла мысль, а не сделать ли ей предложение и покончить с холостяцкой жизнью? Я оставил это мероприятие до окончания института. Мне удалось сдать наконец, все хвосты и меня уже ничто не тормозило. В конце сессии, всем нам выдали дипломные задания и назначили дипломных руководителей. Мне надлежало вновь выехать в Ташкент, теперь уже на Ташкентский тракторный завод (ТТЗ). Почему-то, мне поручили для диплома, разработку производства двух деталей, в отличие от других студентов, получивших только по одной детали. Как сейчас помню, это были зубчатая рейка и зубчатая полушестерня, выполнявшие в паре, какую-то функцию у колёсного трактора. Я вновь поселился у матери и начал собирать необходимые, для написания дипломной работы, материалы. На заводе нашёл своего дипломного руководителя и представился ему. Это оказался еврей, работавший инженером- технологом, к сожалению, фамилию его забыл. Он оказал мне, достаточную поддержку, и я считаю себя, обязанным ему, в немалой степени. Наверное, пару месяцев, я собирал данные и наконец начал писать дипломную работу. Замечу, что в начале, я сильно сомневался в своих возможностях и даже, уже был готов заказать свой диплом какому-нибудь специалисту, в частности предлагал это своему руководителю, но он категорически отмёл это предложение и уверил меня, что я сам в состоянии написать диплом. Я точно знаю, что по крайней мере, половина нашей группы заказала выполнение своих дипломных работ, у каких-то дельцов в проектных институтах Ферганы и Ташкента. Стоимость выполнения дипломной работы, в то время, варьировалась в рамках от 600 до 800 рублей, что было достаточно дорого. Для меня, эта сумма соответствовала 3-4-х месячной зарплате. И я взялся за работу сам. Диплом давался мне тяжело, притом не столько расчёты и описание, сколько его графическая часть. Я имел весьма слабую чертёжную подготовку и каждая линия, давалась мне с трудом, тем более, что рисовать приходилось, чуть ли не на полу. Но в конце концов, работа была завершена. Двести пятьдесят страниц расчётов и пояснений, и 12 чертёжных листов формата 24. Почти 4 месяца титанического труда, бессонных ночей и головной боли, стоило это мне. Но я справился и мог, без труда, ответить на любой вопрос по своей работе. Защита была назначена в июле, а перед защитой, мне ещё предстоял госэкзамен по научному коммунизму. Опять вся группа собралась в Фергане. Начались консультации к предстоящему госэкзамену. Я опять посетил Венедиктову. Её родители относились ко мне, уже, как к своему. Я нередко обедал у них. За один день до госэкзамена, я отправился в областную библиотеку и засел там с раннего утра. Набрав с десяток книг, из собраний сочинений Ленина, Маркса, Энгельса, я перелистывал их, бегло прочитывая их содержание, можно сказать, выхватывая самую суть произведения, запоминая годы написания произведения и название. Вряд ли кто поверит, я и сам поразился своим возможностям, но за весь день мне удалось перелистать и, в основном, запомнить все произведения вышеперечисленных авторов, а это более 150 томов сочинений, порой абсурдного и малопонятного содержания. Но я мог, без особого труда, кратко рассказать о чём говорится, в том или ином произведении классиков марксизма. На следующий день, я блестяще сдал госэкзамен, получив твёрдую пятёрку и похвалу экзаменаторов. Самое интересное, что сразу после экзамена, я почти начисто забыл всё, что я прочитал. Кстати, в тот день я познакомился с одним из своих однокурсников, которого я увидел впервые. Это был узбек, лет 30-ти, пришедший на экзамен в галошах на босу ногу. Он сам ко мне подошёл и поздоровался. По его рассказу вышло, что он оказывается, имел мой вариант заданий и попросту покупал у методиста института, мои контрольные, переписывал их и сдавал. На сессии он не являлся, а приезжая позже, за деньги собирал подписи преподавателей в свою зачётную книжку. Как я понял, он был спекулянтом и торговал каким-то дефицитом. Вот такие возможности в получении диплома о высшем образовании, предоставляла своим гражданам республика Узбекистан. Я, признаться, даже не представлял подобного цинизма в те времена и был просто шокирован. Наступил день защиты диплома. Я помню, зашёл к Венедиктовым, показался им в наглаженных брюках и с галстуком. Было очень жарко и я потел в пиджаке. Ира и её мать, пожелали мне успеха, и я отправился в институт. Защита проходила нормально, я ответил на все вопросы комиссии без запинки, чего не скажешь о некоторых моих однокурсниках, защищавших, сделанные чужими руками работы. Порой, они вели себя, как пленные партизаны и ответы из них, приходилось выдавливать силой. Однако комиссия не стала портить показатели и, в конечном итоге, вся наша группа защитилась. Я вновь посетил Венедиктовых, и мы устроили что-то вроде банкета, коронным блюдом на котором, выступала окрошка с кефиром. Кефир удалось достать по блату Ириной матери, так как все молочные изделия в это время, были дефицитными. На следующий день я сдал все учебники, дипломную работу и подписал у ответственных лиц все необходимые бумаги. С институтом было закончено, оставалось только получить диплом и значок об окончании ВУЗа, в просторечии, называемым «Поплавок». День получения всех этих атрибутов, должен был нам позже, назван по почте. И этот день наступил, я получил на руки диплом и значок, зашёл к Ире и попрощался с ней, недвусмысленно дав ей понять, что я жду её к себе в Ангрен, с определённой целью –больше не расставаться. Она уклончиво пообещала приехать в августе. Ну вот и сбылась мечта, я инженер! Я был очень горд собой и строил различные планы. Однако, вновь пришлось идти на работу на разрез. За время моего отсутствия, многое изменилось. Наш экскаватор передали в другую организацию –ШСМУ. Членам экипажа, предложили перейти, вместе с экскаватором, и некоторые согласились, я же решил остаться, тем более, что руководство разреза обещало мне инженерную должность. Однако, пока рекомендовало, ещё немного поработать на экскаваторе. Опять потянулись рабочие будни. В связи с отсутствием свободных вакансий машинистов, меня опять назначили помощником машиниста на вскрышном разрезе. Сейчас я работал на экскаваторе Ижорского завода ЭКГ-8У с модернизированным ковшом, ёмкостью 10 кубометров. Машинистом был парень, чуть старше меня, по имени Виктор, имеющий среднетехническое образование. Он был жутким болтуном и фантазёром, что не мешало мне, однако, нормально работать. Время от времени, я посещал контору, заходя то к парторгу завода Климовичу, то к директору Гринблату, вновь и вновь получая от них заверения в моём ближайшем трудоустройстве по специальности. Однако обещания оставались пустым звуком. В отношении сердечных дел, наступил застой. За те полгода, которые я затратил на защиту диплома, все мои старые подруги, куда-то исчезли. Надо было искать новую пассию. Не найдя никого и прозябая в течении месяца, в одиночестве, я был готов на что угодно. Кроме того, уже шёл август, а Ира Венедиктова не приезжала и вообще, не отвечала на письма. И вот, как -то раз, отец сообщил мне два номера телефонов, с подходящими, по его мнению, кандидатурами. По его словам, обе закончили консерваторию и весьма красивы. Некоторое время я собирался с духом и наконец, позвонил одной из них. На другом конце провода, моя собеседница, держалась с холодной гордостью и на моё предложение встретиться, ответила отказом. Повременив несколько дней, я позвонил второй. На этот раз, всё прошло удачно и мы, договорились о встрече у ней дома, в этот же день. Я, приведя себя в порядок, направился к ней, благо жила она рядом, в соседнем квартале. И надо было тому случиться, что в момент моего прибытия, в квартире оказались все её родные –отец, приехавший на обед, мать, только что прибывшая из отпуска и брат школьник. Я всегда старался встречаться с подругами приватно, не знакомясь с родителями, чтобы ни в коем случае не подавать им, несбыточных надежд. В этот же раз волей-неволей, я был вынужден представиться её родителям, что весьма обескуражило меня и наложило на мои плечи весьма тяжёлое бремя ответственности перед ними, что вероятно сыграло свою роль в дальнейшем и привело к свадьбе. Мы начали встречаться и наши отношения почти сразу же стали очень близкими. Моя будущая жена- Ольга, только что закончила педучилище в Абакане, получив специальность музработника и распределение в Шушенское, бывшее место ссылки В.И. Ленина. В Ангрен она приехала в гости к родителям, на время отпуска. Уже гораздо позже, я пришёл к выводу, что наша женитьба, была в немалой степени обусловлена желанием Оли остаться в Ангрене, в благословенном и тёплом Узбекистане, рядом с родителями, а желание это, могло быть удовлетворено, только в случае выхода замуж за местного. Моё предположение, кстати, подтвердилось, когда за день до свадьбы, об этом недвусмысленно заявила мне бабушка моей невесты. Но я не стал возмущаться, посчитав, что данное мной обещание жениться, уже не подлежит изменению. И вот, Оля так энергично взялась за дело, что уже через два месяца мы подали заявление в ЗАГС. Свадьба состоялась 3 декабря 1977 года в помещении столовой ПМК 95. Здесь я должен, кое-что добавить. Ещё до защиты диплома, у меня, как бы, определились две, в какой-то степени, чуть ли не официальные невесты. Первая – Света Болгарина, приёмная дочь моей крёстной, тёти Нюры, ближайшей подруги моей матери и соседки по дому в Ташкенте. Ещё в школьном возрасте, наши родители прочили её в мои жёны, в чём уверилась, и она сама. После школы, она закончила текстильный институт и ко всему, сама умела очень хорошо шить на дому. Между нами была большая дружба, но я не рассматривал Свету в качестве своей будущей жены, хотя она мне нравилась. Вторая – Галя Акиншина, опять же дочь другой близкой подруги матери, достаточно приятная девушка и очень хорошая хозяйка, как, между прочим, и первая. Я уже не говорю о Ире Венедиктовой из Ферганы, которая мне нравилась гораздо больше, перечисленных выше и которую я, в то время, взял бы в жёны без оговорок. Народу на свадьбу прибыло около 150 человек. Всё было организовано и проведено в жизнь, моей тёщей Екатериной Петровной, в то время, заведующей столовой в школе. С помощью своих, достаточно высокопоставленных в Ангрене, подруг, свадьба была организована по первому классу. Должен сказать, что я, практически ничего не запомнил в этот день, находясь, как бы в тумане. Свидетелем с моей стороны выступал Володя Соколов. Присутствовали Тюрин с женой и Пономарёв, почти все родственники по отцовской и материнской линии. Сначала тёща предложила жить у неё в квартире, но моя мать категорически отвергла эту идею и нам отвели комнату в нашей квартире, где уже жили моя сестра, с мужем Анатолием и отец. И к нашему невероятному счастью, уже через месяц или два, моя сестра получила собственную квартиру в новом квартале. Отец, в основном, редко бывал дома, так что мы безраздельно пользовались всеми 3-мя комнатами. Оля, через посредничество своей матери, устроилась на работу в детский сад музыкальным работником. Работа не пыльная и всего лишь до обеда, зарплата, соответственно мизерная – 85 рублей. Но это нас не смутило. Я получал весьма неплохие деньги – от 220 до 270 рублей в месяц, по тем временам довольно приличная сумма. Средняя зарплата по СССР, тогда составляла около 180 рублей. Когда моя сестра, через пару месяцев, переехала с мужем на новую квартиру, они прихватили с собой практически всю мебель и мы, некоторое время, вынуждены были принимать пищу на полу, сидя на овчинном тулупе, что было даже романтично. Вынужден снова заметить, что времена были сложные, в стране не хватало буквально всего. Мебель, бытовая техника, одежда и обувь, некоторые виды продуктов, находились в разряде дефицита и приобретались, либо в порядке общей очерёдности, что принуждало к длительному ожиданию, либо по блату, иначе говоря, по знакомству с нужными людьми или, при наличии денег, за большую переплату. К счастью, Олина мать, входила в круг знакомств с весьма нужными людьми и довольно скоро, мы обзавелись приличной мебелью и бытовой техникой – телевизором, стерео-проигрывателем, холодильником. Магнитофон у меня уже был – «Днипро», здоровенный ящик, позволяющий прослушивать магнитофонные бобины, с длиной ленты до 350 м на двух скоростях, с временем звучания до 3 часов. Был у меня и неплохой фотоаппарат «Зенит Е», с фотовспышкой, которым я довольно часто пользовался, поэтому и фотографий у меня было дома более чем достаточно. Вот так мы и жили до следующего лета. Мой отец сошёлся с сестрой моей тёщи и переселился жить к ней, а мы остались в квартире вдвоём. Прошла зима и как-то весной, я встретил своего одноклассника Валерку Простякова. Как он мне рассказал, он, в настоящее время, работает в Проектно-конструкторской Лаборатории (ПКЛ), Средазуголь, начальником горного отдела. Он хвастался своими успехами, чрезвычайно интересной работой, спаянным коллективом и предложил мне, перейти на работу к ним, обещая похлопотать за меня перед начальством. Выбрав время, я зашёл в эту лабораторию, где Простяков представил меня руководителю ПКЛ. В те времена им являлся Карелин Вадим Анатольевич, который согласился принять меня на работу инженером. Дело было за мной – уволиться с прежнего места. Я конечно, направился прямиком к директору разреза Гринблату и заявил о своём решении перейти на работу в ПКЛ. Однако, Гринблат, вновь начал обещать мне хорошую должность в будущем, прося меня ещё некоторое время поработать на экскаваторе. Должен сказать, что Гринблат и парторг разреза Климович, довольно долгое время морочили мне голову, обещая найти мне подходящую должность, особенно усердствовал в этом деле Климович – давя на мою партийную совесть. Дело в том, что после некоторых размышлений и подталкивания меня со стороны начальства участка, я подал заявление на вступление в Компартию и был принят в феврале 1978 года, кандидатом в члены КПУзССР и состоял на учёте в коммунистической организации разреза Ангренский, что давало Климовичу субъективное право на распоряжение мной в рамках разреза, но коммунисты ПКЛ, входили, организационно, туда же, и это развязало мне руки. Я подал заявление в ПКЛ на устройство, и Карелин подписал его, обещая должность старшего инженера и разрешение на перевод с разреза, благо, что обе организации подчинялись общему руководству Средазугля. С подписанным заявлением я поехал в выходной день в Ташкент, контору Средазугля. Попав на приём к директору по кадрам, я объяснил ему ситуацию, в которой мне, в течении, более 8 месяцев, не предоставляют работу по специальности. Все козыри были у меня на руках и тому, ничего не оставалось делать, как согласиться на мой перевод в ПКЛ. Подписанное заявление я передал в отдел кадров разреза и некоторое время, в соответствии с законом, дорабатывал до момента увольнения. Были разговоры с директором и парторгом разреза. Они упрекали меня в предательстве и просили остаться, но я настоял на своём, и наконец наступил день, когда я переступил порог ПКЛ, сразу же, в должности старшего инженера. Карелин назначил меня в горный отдел, с окладом в 150 рублей, что составляло, чуть больше 130 рублей чистыми. Однако, фактически, я начал работать в технологическом отделе, под начальством Альберта Ефима Яковлевича. Как раз с ним, мы и расположились в одном, довольно-таки тесном, кабинете. Мне предоставили кульман и канцелярский стол. Прежде всего, я постарался познакомиться с коллегами. Коллектив состоял из чуть более 20-ти человек. Было два отдела – горный и технологический, позже добавился ещё один – рекультивации. В технологическом, существовали подотделы – строительный, электрический, сантехнический. Была также группа сметчиков из двух человек. У Карелина была ещё секретарша, крымская татарка по имени Феридэ Джамиловна, но, по её просьбе, все её называли Полина Дмитриевна. Только пятеро сотрудников, из всего ПКЛ, были старше 40 лет, все остальные, ещё не перешагнули комсомольского возраста. Кстати, моим первым партийным поручением, стало назначение меня секретарём комсомольской организации ПКЛ. В связи с отсутствием партийной ячейки, я вошёл в тройку руководства, состоящую из начальника ПКЛ, профорга и комсорга. Первым моим заданием, стало проектирование нового участка сортировки угля на угольном разрезе. Мне, ранее приходилось работать на сортировке машинистом экскаватора и я, вполне был знаком с самим участком, организацией работы на нём, с руководством и многими работниками. Пришлось конечно несколько раз посетить участок, рассмотреть его во всех подробностях, выслушать мнение начальника участка. Потом я чертил новый план сортировки, с расположением оборудования и т.п. Очень много времени, на первых порах, ушло на консультации с начальником отдела и самим Карелиным. Я, также перелопатил кучу справочной литературы. Помог своими советами и Простяков. В те, благодатные советские времена, мы могли наслаждаться достаточно либеральным планом, позволяющим неспешно выполнять свои обязанности. Никто нас не гнал, и мы имели весьма много свободного времени. Уж не помню точно, сколько времени я потратил на этот проект, но наверняка больше, чем он требовал. Далее, меня подключили к проектированию закрытого городского бассейна, которым в те времена, занималась ПКЛ. Проект был очень большим и значительным, а контроль, вёлся непосредственно, Горкомом партии. Проектирование заняло не менее года, и я, в начале проектировал отдельные детали и узлы, по мере накопления опыта переходя на более сложные и ответственные разделы. А опыт приходил очень быстро, я, можно сказать схватывал всё на лету. В итоге, меня назначили главным инженером проекта (ГИП), ответственным за весь объём проекта. Самые первые мои разработки строительных конструкций, а в строительстве я был полным профаном, вызывали у меня позже смех и стыд. Однако, начальник ПКЛ и проектировщики строительного сектора, с пониманием отнеслись к моим ошибкам и не заостряли на них внимания. К счастью, я очень быстро учился и совершенствовал своё мастерство, прямо на глазах. Строительство бассейна, велось несколько лет и началось параллельно с его проектированием. К сожалению, в связи с трудностями по обеспечению строительства всеми, заложенными в проект материалами и оборудованием, а также стремлением, побыстрее закончить объект, приходилось по ходу строительства отказываться от некоторых прогрессивных новшеств, заменяя их на более простые. Во многом, проект был изменён и без нашего согласия, по воле Горкома партии, курировавшего строительство и, в конечном итоге, построенное сооружение, во многом не соответствовало первоначальному замыслу. Но тем не менее, объект был принят под фанфары. Все участники награждены подарками, премиями и т.п. Мне, к примеру, выдали талон на приобретение ковра, которые составляли в те времена один из многочисленных предметов дефицита. Так дело и пошло. Я всё более набирал опыт и быстро совершенствовался. Работа мне очень нравилась. Коллектив был дружный, начальник демократичный, а сама работа, не обременительной. В те времена, ПКЛ располагалась в соцгороде, как раз напротив клуба Горняк, в бывшем здании управления вскрышного разреза. С нами, здание разделяли сберкасса и контора по нормированию и контролю рабочего времени на угольных предприятиях. Обедали мы либо в ресторане, на соседней улице, либо в лежащей напротив, пловной. Плов был отличный и славился на весь город. Цены были смешными. Порция плова обходилась в 50- 75 копеек, а обед в ресторане, не дороже 1 рубля 30 копеек. Вспоминая те времена, невольно, сравниваю цены на обед в немецком ресторане, в далёком будущем 2015 году, в размере от 12 до 16 евро и при зарплатах чистыми – 130 рублей и 1200 евро в месяц, вполне можно приравнять тогдашний рубль по покупательной способности, к 7-8 евро. Пришлось познакомиться и с частыми командировками. Наша головная организация – «Средазуголь», объединяла все угольные предприятия советской средней Азии, куда входили, Узбекистан, Киргизия и Таджикистан. Самым значительным угольным предприятием региона, значился угольный разрез «Ангренский», с размерами добычи угла в 5 млн. тонн в год, расположенный в Ангрене. Здесь же действовали ещё несколько предприятий Объединения: Шахта № 9, Погрузочно-транспортное управление, Трест Узбекшахтострой, Шахто- строймонтажное управление, автобаза и т.д. Множество подведомственных предприятий функционировали на территории других республик, в городах: Кызыл Кия, Ош, Шаргунь, Сулюкта, Ташкумыр и др. Все эти предприятия обслуживались единственным проектным учреждением – ПКЛ, в составе, примерно 40 человек, из которых в Ангренском филиале, работали 25 человек, а остальные в городе Ош. В те времена работники министерства угольной промышленности, носили специальную форму, и я заказал для себя комплект. Форма была чёрного цвета, с двубортным пиджаком. Знаки различия располагались на петлицах и мне, как старшему инженеру, полагались петлицы с одним просветом и тремя звёздочками, что очень было похоже на военную форму образца 30-х годов, а также чрезвычайно напоминало современную форму прокурорских работников. Надо сказать, что наш, форменный наряд, соответствовал ещё дореволюционным нарядам чиновников и практически не изменился. Знаки различия, фактически показывали классы чиновничьего ранга. Я по дореволюционному табелю о рангах, принятому, ещё при Петре 1, значился бы чиновником 10 класса, иначе говоря, коллежским секретарём, коему соответствовал офицерский чин поручика. Сходство с формой прокурора, нередко спасала меня в будущем, во время остановок меня работниками ГАИ. Малограмотные узбекские милиционеры, принимали меня за своего коллегу. Итак, по служебной необходимости, я объездил за несколько лет практически все предприятия Средазугля, и не только их. Приходилось посещать и другие города, с предприятиями которых, наше объединение сотрудничало. В этом же году командировка спасла фактически мою жизнь. После получения диплома о высшем образовании, мне было присвоено звание лейтенанта запаса, и я был приписан к воинской части, находящейся в Азадбаше (рядом с Чирчиком). На случай войны, я был бы назначен комсоргом танкового батальона и, таким образом относился к политработникам. В городе, из политработников сформировалась группа, порядка 20-25 человек, которых компактно вывозили на редкие переподготовки в нашу часть, где мы слушали лекции и стреляли в тире из автоматов и пистолетов. Так вот, в середине декабря 1978 года, я получил повестку из военкомата и прибыл туда, наряду с многими другими офицерами запаса. Причина вызова нам не сообщалась. Нас продержали почти весь рабочий день в актовом зале военкомата и к концу дня, отпустили домой, наказав никуда завтра не отлучаться из города. Я не сильно прислушался к этому сообщению и выехал на другой день в командировку, уж не помню в какой город. Приехав через пару дней, я получил от жены врученную ей повестку для меня, с требованием прибыть в военкомат в позавчерашний день. Я пошёл в военкомат, чтобы рассказать о моей командировке. Начальник отдела сильно меня отругал за невыполнение приказа о запрете выезда и сообщил, что группа политработников, в которую я входил, полностью отбыла в Афганистан, для поддержки начавшейся там революции. Оказывается, в Афганистане произошёл переворот, в результате которого был убит Хафизулла Амин, тогдашний руководитель государства. Его сторонники были разгромлены, а власть перешла к народной партии, под руководством Бабрака Кармаля. По просьбе правительства Афганистана, в страну был введён, так называемый, «ограниченный контингент» советской армии. В основном это были части Туркестанского военного округа, а также, срочно мобилизованные солдаты и офицеры запаса республик Таджикистана и Узбекистана. По дошедшим до нас слухам, все эти запасники и молодые необученные солдаты регулярной армии, понесли огромные потери на первых порах, в боях с афганскими сторонниками свергнутого режима. Уже через год после этого события, я как-то встретил на базаре одного знакомого, из нашей группы политработников. Он рассказал, что их привезли в Кабул через день после начала революции и задействовали в боях со сторонниками Амина. Вся группа, за исключением двух человек, сложила там свои головы. Более чем вероятно, и я нашёл бы там свою смерть, но Бог, распорядился по-своему. Наступил новый 1979 год. Работа шла по накатанной колее, я влился в коллектив, и работа мне нравилась. Зарплата, однако оставляла желать лучшего. Мои 130 рублей в месяц, да 80 рублей жены, были весьма недостаточны для достойной жизни. В то время, к нам в ПКЛ, к тому времени переименованной в ПКБ – проектно-конструкторское бюро, поступил на работу Рукавишников Валера. Он был моложе меня, но весьма практичный парень.Он организовал работу по выполнению курсовых и дипломных работ, для студентов. Заказы посыпались, как из рога изобилия. Студенты из узбеков и таджиков, которые, как национальные кадры, имели льготы при поступлении в ВУЗы, но не имели ни малейших способностей к учёбе, несли к нам свои работы. У нас определилась своеобразная такса за выполнение соответствующих работ, привязанная к формату чертежа и дело наладилось. К нашей зарплате прибавился доход, достигающий в среднем около 60-80 рублей в месяц, что весьма облегчила нашу жизнь. Дополнительно, мы регулярно получали премии за выполнение плана, 13-ю зарплату, ещё какие-то надбавки и в результате, выходило для меня гораздо более 200 рублей в месяц. А после повышения моего оклада до 175 рублей, жить стало ещё веселей. В нашем коллективе повелось, ещё до меня, отмечать почти все праздники, а также получение премий, устройством выпивки прямо на работе. Карелин этому не противился, да и вообще такое положение дел, было характерно для всей страны. Гастроном располагался в 100 метрах от нас и, при необходимости, спиртные напитки доставлялись в кратчайшие сроки. А на крайний случай, у Карелина в сейфе всегда хранился запас спирта, литров на пять, предназначенный для протирания пластин копировальной машины «Эра». Обычно, в случае праздника или чьего-то дня рождения, сотрудники приносили с собой закуски из дома и к обеду подготавливался праздничный стол. Обед организовывали совместный и обычно он переходил в пьянку до самого конца рабочего дня. Как правило, я напивался до свинского состояния и домой добирался просто чудом. В этом году я завершил обучение в Университете Марксизма –Ленинизма, на факультете партхозактива, где учились руководители предприятий. Учёба была в вечернее время и стоило больших моральных трудов, посещать занятия после работы. Со мной, в группе учились, прокурор города и базарком – директор базара. Оба считались самыми почитаемыми гражданами города и на уроках сидели вместе и пили чай, слушая лекции. А у меня, в этом году, появилась возможность вернуться в армию офицером. По какой-то причине, мне предложили этот вариант, но я, взвесив все «за» и «против», решил отмазаться от этого, весьма настойчивого и безвариантного предложения. При медицинском осмотре, я прикинулся страдающим головными болями и знакомый врач, поняв меня правильно, написал отрицательную рекомендацию. Не знаю, правильно ли я поступил или нет, но дело было сделано. 24 августа, у меня родился сын. Ещё задолго до женитьбы, я уже решил для себя, что у меня будут двое детей – сын Миша и дочь Настя. Поэтому, имя не пришлось придумывать. Через два года, 10 июля, у меня опять родился сын, тут уж пришлось поломать голову. Назвали его Дмитрий. В больнице ребёнку занесли инфекцию, и он тяжело заболел. Уже в 4 месяца ему было настолько плохо, что его положили в реанимацию и шансов, что Дима выживет, было очень мало. Врач узбечка ничего не могла определить, но к нашему счастью, дежурный врач – русская женщина, обнаружила, что одно лёгкое не функционирует и после проверки на рентгене, выявился пневмоторакс лёгкого, характерного заболевания, вызываемого механическим проколом лёгкого, к примеру пулей или штыком. Как назло, этот факт определили в субботу, когда все врачи в основном отдыхали. Тесть – водитель скорой помощи и по этой причине знакомый со многими врачами, сам пришёл домой к ведущему хирургу и попросил того сделать всё возможное. Хирург, будучи выпивши обещал, что если ребёнок доживёт до понедельника, то он сможет его спасти. В самом деле, Дима дотянул до понедельника и ему сделали операцию, во время которой он впал в клиническую смерть, но его выходили. Операция прошла успешно, но для дальнейшего излечения требовалось крайне дефицитное лекарство, которое мы, с огромным трудом, купили за баснословную цену -25 рублей за ампулу. Дима пошёл на поправку и вскоре был выписан. В дальнейшем, почти всё его детство, он страдал болезнями и не один раз приходилось его отхаживать, привлекая знакомых тёщи и отца. Но болезни эти доставили нам много мучений и тревог. В 1979 году, отцу, наконец-то, выделили машину Волгу, из числа списанных такси. Машину приволокли на буксире, так как у неё не было даже мотора. Это был просто кузов на колёсах. Но отец был счастлив и этим. За машину заплатили 4500 рублей – всё приданное, полученное мной через жену. К тому же пришлось покупать гараж за 2000 рублей. Гараж был рядом с домом, его даже было видно с балкона. Теперь отец всё своё свободное время проводил в гараже, занимаясь восстановлением машины. Я чем мог, помогал ему. Отец натаскал из таксомоторного парка всякие старые запчасти для машины: двери, сиденья, рессоры, амортизаторы, части двигателя и т.п. Через какое-то время, машину всё-таки собрали, и она поехала! Внешний вид был конечно неказистый. Кроме того, на боках ещё виднелись шашечки такси, которые надо было бы закрасить, но пока ещё до этого не дошли. Отец рулил на машине целыми днями и также через день, целыми же днями, ремонтировал её. Наличие машины в те времена, являлось необычайно престижным фактом. Очень многие люди имели средства для покупки машины, но, как предмет величайшего дефицита, они распределялись строго по спискам, в первую очередь передовикам производства, во –вторую в общей очереди, которая была настолько длинна, что возможность приобретения машины подходила к пенсии. К отцу, в ту пору, обращались с просьбой продать машину за сумму вчетверо и впятеро большую её номинальной стоимости, но отец отвергал их безоговорочно. Машину кое-как довели до ума и сложилась некая традиция, что я, с утра забирал машину в гараже и ехал за отцом, потом отец оставлял меня на работе и уезжал по делам, а если таковых не было, то он использовал машину в качестве такси, зарабатывая на бензин и, в немалой степени, на улучшение жизненных условий. В 1980 году я, по рекомендации знакомых, приобрёл путёвки для себя, отца, сестры Люды с сыном на озеро Иссык Куль, в пансионат «Шахтёр», принадлежащий шахте г. Каджисай, входящей в систему нашего объединения «Средазуголь». Стоимость путёвок была чисто символической – по 9 рублей на 18 дней. Мы поехали на нашей Волге своим ходом. Расстояние до Каджисая от Ангрена, составляло примерно 1000 км. Выехав рано утром, добрались до места примерно в 16 часов следующего дня. Спали в дороге, прямо в машине. Пансионат располагался непосредственно на южном берегу Иссык Куля, как раз, напротив расположенного на другом берегу озера города Чолпон Ата – главного курортного центра области. Пансионат представлял из себя территорию примерно в 1 гектар, обнесённого оградой. Несколько маленьких домиков и один большой, предназначались для отдыхающих. Каждая группа прибывших, получала в своё распоряжение отдельный домик или комнату в большом здании. Имелись холодильник и газовая плита. Приготовление пищи отдавалось на волю приезжих. На территории пансионата имелся продуктовый магазин, в котором, на удивление с существующим дефицитом, постоянно имелись в продаже мясо, молочные изделия, яйца и некоторые другие продукты, которые мы в Ангрене могли купить только по блату. Вода в озере была чистейшая, слегка солёная и прохладная. В связи с нахождением озера на приличной высоте, почти 1000 м от уровня океана, температура воды не превышала 18 градусов летом, тогда как температура воздуха порой приближалась к 40 градусам. Трудно было зайти в воду, но через минуту, организм привыкал к прохладе и купание приносило одно удовольствие. Накупавшись вдоволь, мы ездили на машине в город Каджисай, находившийся в паре км от пансионата, чуть выше в горах. Город был маленький, располагал несколькими магазинами, в которых мы покупали кое-какие промтовары. Был и книжный магазин, в котором часто продавались весьма дефицитные книги. Пару раз мы ездили в райцентр, город Боконбаево, где также в основном интересовались книгами. Здесь необходимо отметить, что южный берег Иссык Куля, во все времена, был населён значительно меньше северного. Да и туристов сюда приезжало совсем мало. Местное население представляли в основном киргизы, которые, как и узбеки, впрочем, литературой не интересовались. Должен сказать, что на мой взгляд, киргизы в большинстве своём, совершенно были лишены предприимчивости и не отличались предпринимательской смекалкой. Я бы даже назвал их ленивыми. Может я и не прав, но те киргизы, которых я имел возможность видеть, именно таковыми и казались. Во многих дворах киргизов, мы видели множество плодовых деревьев, слив, абрикосов, персиков, яблок и т.д. Плоды созревали и падали на землю, а хозяева даже не предпринимали попыток, собрать эти плоды и продать, хотя спрос на них был значительный. В отличии от узбеков, использующих для себя каждый клочок свободной земли и добывающих с этого клочка пропитание, не только для себя, но и для продажи, киргизы совершенно равнодушно относились к возможности, заработать лишнюю копейку. Предпринимательством в этом регионе, занимались немногочисленные Дунгане, китайцы, придерживающиеся мусульманской религии. Их число в самом Китае более 40 млн, живут они также и в Казахстане, в приграничных с Китаем территориях. Вот эти самые дунгане и занимались здесь частным предпринимательством. Они же, содержали мелкие лавочки, с традиционной дунганской пищей, которую мы также пробовали. За время отдыха, мы также посетили несколько населённых пунктов на южном побережье, включая городок Тамга, с небольшим зоопарком. Планировали доехать до Пржевальска, расположенного на самом востоке озера, примерно в 100 км от Каджисая, но так и не собрались. В Пржевальске, стоит памятник Пржевальскому, знаменитому этнографу и путешественнику, побывавшему в этих краях в 19-м веке. Среди населения региона бытует легенда, что Иосиф Сталин, является внебрачным сыном Пржевальского, наглядным подтверждением чему, является именно памятник Пржевальского, разительно похожий на самого Сталина. Через 18 дней мы вернулись в Ангрен. Мне чрезвычайно понравился отдых на Иссык Куле, само озеро и окружающая его природа. В дальнейшем, я каждый год проводил свой отпуск в Каджисае, а позже, побывал и на северном берегу в Чолпон Ате. Обычно мы ездили своей семьёй с отцом и его женой, иногда с сестрой и её сыном. На работе я достиг определённых успехов и начальство высоко ценило меня. Карелин увеличил мой оклад до 175 рублей. В том же году, уволился мой начальник отдела Альберт. Как этнический немец, он добился разрешения на выезд в Германию с семьёй. Как оказалось, у него в ФРГ проживали родственники, приславшие ему вызов. К этому времени, из ПКБ ушёл и Простяков, а его заменил Рукавишников Юра. Альберт устроил небольшую прощальную вечеринку на работе. Без всякого сомнения, все сотрудники завидовали Ефиму Яковлевичу, уезжавшему в цивилизованную Европу. Особенно сокрушался опьяневший начальник горного отдела. Он горько сетовал на советскую действительность и поздравлял Альберта с выпавшим тому счастьем. На освободившийся пост начальника технологического сектора, Карелин назначил меня. Как оказалось, на этот пост, претендовала работница строительного отдела Софа Исмагилова. Она высказала мне своё недовольство и пообещала, так сказать, засовывать мне палки в колёса, по возможности. Я не воспринял серьёзно её угрозы и в дальнейшем, вполне успешно обходил расставляемые ею западни. В конце концов, она уволилась и устроилась на другом предприятии. В мой сектор входили несколько. разнопрофильных групп: строительный отдел, электрический, сантехнический и собственно я сам, олицетворяя собой технологический отдел. В мои обязанности входила проверка чертежей, выполненных моими подчинёнными и разработка технологической части, в том числе генеральные планы и общий вид проектируемых объектов. Одновременно, я должен был все проекты утверждать в головных, ведущих проектных институтах республики, расположенных в Ташкенте, в соответствии с профилем. Утверждения и согласование проектов, являлось весьма трудоёмким и нудным занятием. Сложилась ситуация, что практически все утверждающие должности в НИИ, занимали евреи. Да и большинство сотрудников этих НИИ, также имели ту же национальность. Даже в случае соблюдения всех норм проектирования, проекты отклонялись по причине нахождения каких-то, придуманных причин. Рассмотрение и подписание проектов откладывалось на новые сроки, на неопределённое время. Было понятно, что для утверждения проекта, необходимо дать взятку. Специально для решения подобных вопросов, в производственном объединении, имелся «специалист». Им был в те времена, еврей по имени Ефим Исакович, а фамилию я забыл. В его обязанности входило проталкивать проекты в жизнь. Ефим Исакович, был весьма умным и широко эрудированным человеком, общительным и весёлым. Он был участником отечественной войны и имел немало наград. Обычно, мы с ним отправлялись в какой-либо институт, вдвоём. Я с чертежами, а он при параде – в костюме с галстуком и с наградами на груди пиджака. Сначала мы заходили в кабинет вдвоём, и я показывал и рассказывал суть проекта, а потом я выходил, а Ефим Исакович оставался в кабинете с руководителем того или иного головного НИИ. О чём они там говорили, я не знаю, но он всегда выносил проект согласованным, со всеми необходимыми печатями и подписями. Я в те времена, по причине своей молодости и неопытности, удивлялся подобному обстоятельству, но позже, привык к этому. В те времена повсеместно, любые проблемы решались в основном с помощью взяток или через значимых друзей и родственников. Все, кто имел возможность, брали взятки. Таковыми были реалии тогдашнего времени. Руководство республики смотрело на это, через пальцы, получая безусловно свою долю. Мало того, получение взяток планировалось вышестоящими руководителями и облагалось поборами и поэтому, решение проблемы без взятки, означало лишь потерю своих личных доходов, ведь наверх тогда приходилось отдавать свои деньги. Все доходные должности или места работы, имели свою цену. Я уже точно не помню, но, к примеру, стать работником ГАИ на один год, стоило несколько тысяч рублей, заведующим аптекой около 30 тысяч, перевод с грузовика на маршрутное такси – 600 рублей и т.д и т.п. Всё продавалось и покупалось. И заведовали всем этим безобразием партийные и государственные деятели. Оля продолжала работать музработником в детсаду, и я, постоянно уговаривал её поступить в пединститут, чтобы получив высшее образование, иметь более высокий оклад. Наконец она согласилась и подала документы на поступление. В то время, стоимость зачисления в институт, при любых результатах вступительных экзаменов, равнялась одной тысяче рублей. Тёща заплатила эти деньги, и Оля поступила на факультет младших классов. Надо сказать, что училась она очень хорошо, а также проявила себя, как активистка и даже чуть не вступила в партию, но, к сожалению, несколько ранее, она утеряла свои комсомольские документы, а это считалось чрезвычайным происшествием и расценивалось, как разгильдяйство и вредительство, а потому, с этим планом пришлось тихонько расстаться. Так жизнь и потекла, год за годом. Являясь руководителем, в числе своих подчинённых, работников строительного сектора, я был обязан проверять строительные чертежи и, поскольку