Kitobni o'qish: «Полное собрание стихотворений»

«В мечтанья погруженный...»

 
В мечтанья погруженный,
Пo улице я шел.
Я был король влюбленный,
Пред мной стоял посол.
 
 
От милой королевы
Кольцо принес он в дар.
Привет любимой девы
Зажег во мне пожар.
 
 
И вот в мою столицу
Спешит уже она,
В парчу и в багряницу
Светло облечена.
 
 
От счастья мои щеки
Пылают горячо,
И вдруг удар жестокий
Я получил в плечо.
 
 
И голос грубый, строгий
Над ухом прогремел:
«Мальчишка босоногий!
Толкаться как ты смел!»
 
 
Как из лазури ясной
Я на землю упал,
И франт, от злости красный,
Мне yши натрепал.
 
 
С поникшей головою
Плетуся я вперед,
Мальчишки надо мною
Смеются из ворот.
 

30 мая 1879

Гайдамаки

 
По лугам зеленым
В гору от реки
На конях поспешно
Едут казаки.
 
 
К дому подъезжают
И в окно стучат,
Отворить скорее
И впустить велят.
 
 
Молодая панна
Вышла дверь открыть
И, коня узнавши,
Стала их корить:
 
 
«Воры вы! От пана
Отняли коня
И убили зверски
Мужа у меня».
 
 
«Нет, не воры, панна,
Здесь перед тобой, —
Идут гайдамаки
На великий бой.
 
 
Мы за хлопов ваших,
Наших братий, мстим,
Кровью польской Польшу
Всю мы обагрим.
 
 
Мы коня купили,
Мужа твоего
Спать мы уложили
За коня его.
 
 
Не поет он песен,
Как когда-то пел,
Да и панне долго
Петь он не велел».
 
 
И к осине в поле
Панну повели,
Привязали крепко,
Ствол же подожгли.
 
 
Мечется Анеля,
Плачет и кричит,
Тлеет ее платье,
Вспыхнуло – горит.
 
 
И горит Анеля,
И клубится смрад.
А казаки далыше
К западу спешат.
 

l5 февраля 1880

Рифма

 
Сладкозвучная богиня,
Рифма золотая,
Слух чарует, стих созвучьем
Звонким замыкая.
И капризна, и лукава,
Вечно убегает.
Гений сам порой не сразу
Резвую поймает.
 
 
Чтоб всегда иметь шалунью
Рифму под рукою,
Изучай прилежно слово
Трезвой головою.
Сам трудись ты, но на рифму
Не надень оковы:
Муза любит стих свободный,
И живой, и новый.
 

29 июня 1880

«Спишь ты, матушка, в могиле...»

 
Спишь ты, матушка, в могиле,
Из нее не встанешь
И на дочь твою любовно
Никогда не взглянешь.
 
 
Без привета жить на свете
Тяжело, моя родная,
Тяжко мыкать злую долю,
Отдыха не зная.
 
 
Нет тебя, и друга нету.
Стал мне свет тюрьмою.
Сердце бьется, словно птичка,
Нет ему покою.
 
 
У чужих людей батрачку
Кто приветит, приголубит,
И какой же парень добрый
Сироту полюбит?
 
 
Научи ж, моя родная,
Дочку-сиротину,
Как избыть мне горе злое,
Лютую кручину.
 
 
Иль уж мне с ней до могилы,
До могилы не расстаться,
И с приветливою долей
Никогда не знаться?
 

27 июня 1881

Ариадна

 
Где ты, моя Ариадна?
Где твой волшебный клубок?
Я в Лабиринте блуждаю,
Я без тебя изнемог.
 
 
Светоч мой гаснет, слабея,
Полон тревоги стою,
И призываю на помощь
Мудрость и силу твою.
 
 
Много дорог здесь, но света
Нет и не видно пути.
Страшно и трудно в пустыне
Мраку навстречу идти.
 
 
Жертв преждевременных тени
Передо мною стоят.
Страшно зияют их раны,
Мрачно их очи горят.
 
 
Голос чудовища слышен
И заглушает их стон.
Мрака, безумного мрака
Требует радостно он.
 
 
Где ж ты, моя Ариадна?
Где путеводная нить?
Только она мне поможет
Дверь Лабиринта открыть.
 

7 ноября 1883

Проселок

 
Вьется предо мною
Узенький проселок.
Я бреду с клюкою,
Тяжек путь и долог.
 
 
Весь в пыли дорожной,
Я бреду сторонкой,
Слушая тревожно
Колокольчик звонкий.
 
 
Не глушимый далью,
Гул его несется,
Жгучею печалью
В сердце отдается.
 
 
Воздух полон гула,
И дрожит дорога, —
Ах, хоть бы уснула
Ты, моя тревога!
 

9 декабря 1883

«Пошел мне год уже двадцать второй...»

 
Пошел мне год уже двадцать второй,
И в Крестцах я учителем год третий,
А нa уроках я еще босой
Сижу в училище, одет как дети.
 
 
Просила мать, директор разрешил,
И каждый год вновь пишет разрешенье,
По бедности, и чтобы я служил
Примером скромности и береженья.
 
 
Простым я подпоясан ремешком,
В рубашке ситцевой, зимой суконной.
По улицам я в школу босиком
Хожу, храня порядок заведенный.
 

18 сентября 1884

«Я из училища пришел...»

 
Я из училища пришел,
И всю домашнюю работу
Я сделал: сам я вымыл пол,
Как делаю всегда в субботу.
 
 
Я мыл, раздевшись догола,
А мать внимательно следила,
Чтоб пол был вымыт добела.
Порой ворчала и бранила.
 
 
В одной рубашке стол наш я
Накрыл. «Живей! Не будь же копой!
Ну, а салфетка где твоя?
Да ты ногами-то не шлепай!
 
 
Варила я, а ты носи!
Неси-ка щи, да осторожно, —
А то ведь, боже упаси!
И обвариться щами можно».
 
 
Сходил ко всенощной; потом
Возился в кухне с самоваром.
Весь раскрасневшись, босиком,
Я внес его, кипящий паром.
 
 
Чай выпит. «Ну, пора и спать».
И все благополучно было:
Сегодня не сердилась мать
И ласково благословила.
 
 
Сказала: «Раньше поднимись
Тетрадки править пред обедней,
Теперь же поскорей ложись,
И не читай ты светских бредней».
 

Между 1882 и 1885

«Пятью восемь сорок...»

 
Пятью восемь сорок!
Лес пиши чрез ять!
Филин ночью зорок!
Припять, не Припять!
 
 
Повторяю это
Вот уж третий год.
Вот уж третье лето
Скоро подойдет.
 
 
Хоть и надоело,
Да не спросят нас.
Уж такое дело, —
Живо шлепай в класс!
 

13 марта 1885

«Что моя судьбина...»

 
Что моя судьбина,
Счастье иль беда?
Движется машина
Общего труда.
 
 
Винтик очень малый —
Я в машине той.
К вечеру усталый,
Я сижу босой.
 
 
Скучные тетрадки
Надо поправлять,
На судьбу оглядки
Надо забывать.
 

15 октября 1885

«Настала светлая минута...»

 
Настала светлая минута, —
Совсем не император я.
Вообразил я почему-то,
Что вся Америка – моя.
 
 
Я был встревожен и взволнован,
Я Новый Свет завоевал
И, дивной силой очарован,
Мою столицу основал.
 
 
Передо мной лежала карта,
Я из Аляски шел в Чили.
Воскреснул гений Бонапарта
В походах средь иной земли.
 
 
А если б я открыл для света
Мои надменные мечты,
То мне б ответили на это:
Вот дурень! Сумасшедший ты!
 
 
Но это noпpище поэта.
Не так ли поступал Шекспир,
Когда, сознав в себе Гамлета,
Его пустил в широкий мир?
 
 
Он был Ромео и Отелло,
И Лир он был, и был Шейлок.
Все это – творческое дело,
А не в безумие прыжок.
 
 
Того безумцем не зовите,
Кто в мир мечтательный влеком,
Его веревкой не вяжите,
Не прячьте в сумасшедший дом.
 
 
Но знаю, люди не поверят
В красу мечтательных долин,
И все мечтания измерят
Они на малый свой аршин.
 
 
Молчу... Очнулся от мечтаний.
Я за столом сижу босой.
И груз безграмотных писаний
Лежит в тетрадках предо мной.
 
 
Уж поздно. Лампа начинает
Коптить. «Ну, прозевал опять, —
Мне мама говорит. – Мечтает.
Уж лучше бы ложился спать».
 
 
И высмеян опять мечтатель,
И затаилася мечта,
Но в ней я все ж завоеватель,
Хоть жизнь моя совсем не та.
 

3 декабря 1885

«Трепещет робкая осина...»

 
Трепещет робкая осина,
Хотя и легок ветерок.
Какая страшная причина
Тревожит каждый здесь листок?
 
 
Предание простого люда
Так объясняет страх ветвей:
На ней повесился Иуда,
Христопродавец и злодей.
 
 
А вот служители науки
Иной подносят нам урок:
Здесь ни при чем Христовы муки,
А просто длинный черешок.
 
 
Ученые, конечно, правы,
Я верю умным их словам,
Но и преданья не лукавы,
Напоминанья нужны нам.
 

15 августа 1886

«Различными стремленьями...»

 
Различными стремленьями
Растерзана душа,
И жизнь с ее томленьями
Темна и хороша.
 
 
Измученный порывами,
Я словно вижу сон,
Надеждами пугливыми
Взволнован и смущен.
 
 
Отравленный тревогою,
Я все кого-то жду.
Какою же дорогою,
Куда же я пойду?
 

19 сентября 1886

«Где ты делась, несказанная...»

 
Где ты делась, несказанная
Тайна жизни, красота?
Где твоя благоуханная,
Чистым светом осиянная,
Радость взоров, нагота?
 
 
Хоть бы в дымке сновидения
Ты порой явилась мне,
Хоть бы поступью видения
В краткий час уединения
Проскользнула в тишине!
 

5 января 1887

«Больные дни мои унылы...»

 
Больные дни мои унылы.
Меня смущает вещий сон,
А звуки внешние постылы,
Как чей-то неумолчный стон.
 
 
Бегу от тяжких впечатлений,
От неотвязного труда,
Ищу порочных наслаждений,
И упоения стыда,
 
 
И низшей степени паденья...
Уже богиня прежних дум
Не пробуждает зовом мщенья
Мой тяжко угнетенный ум.
 
 
Простите ж, светлые надежды!
Сомкнитесь, плачущие вежды!
И, смертью страсти заглуша,
Усни, усталая душа!
 

24 февраля l887

«Приникни, пыль дорожная...»

 
Приникни, пыль дорожная,
К моим босым ногам.
Душа моя тревожная,
Послушай птичий гам.
 
 
Под лепеты струящейся
В лесном ручье воды
Забудь роптанья злящейся
Томительной Нужды.
 
 
Замыканный тетрадками
И тупостью детей
И глупыми загадками
Неумолимых дней,
 
 
Хоть на минуты малые
Пойми, что есть цветы,
Просторы, зори алые
И радость красоты.
 

2 июня 1887

«В весенний день мальчишка злой...»

 
В весенний день мальчишка злой
Пронзил ножом кору березы, —
И капли сока, точно слезы,
Текли прозрачною струей.
 
 
Но созидающая сила
Еще изникнуть не спешила
Из зеленеющих ветвей, —
Они, как прежде, колыхались
И так же нежно улыбались
Привету солнечных лучей.
 

21 июня 1887

«Верь, – упадет кровожадный кумир...»

 
Верь, – упадет кровожадный кумир,
Станет свободен и счастлив наш мир.
Крепкие тюрьмы рассыплются в прах,
Скроется в них притаившийся страх,
Кончится долгий и дикий позор,
И племена прекратят свой раздор.
Мы уже будем в могиле давно,
Но не тужи, милый друг, – все равно,
Чем разъедающий стыд нам терпеть,
Лучше за нашу мечту умереть!
 

25 июля 1887

«Я люблю весной фиалки...»

 
Я люблю весной фиалки
Под смеющейся росой,
В глубине зеленой балки
Я люблю идти босой,
 
 
Забывая пыль дороги
И лукавые слова,
Высоко открывши ноги,
Чтоб ласкала их трава.
 
 
Опустившись по ложбинкам,
Через речку вброд брести,
Выбираться по тропинкам
На далекие пути,
 
 
Где негаданны и новы,
Как заветная земля,
И безмолвные дубровы
И дремотные поля.
 

26 мая 1888

«Каждый день люблю подняться...»

 
Каждый день люблю подняться
Я на вал и, стоя там,
Городским подивоваться
Улицам, церквам, садам.
Как за белою вуалью,
Очертанья смягчены,
И закутанные далью
Шум и крики не слышны.
Вольный ветер веет, реет,
Как внизу не веет он,
И, кусты качая, деет
Легкий хрупкий перезвон.
 

15 июля 1888

«Что напишу? Что изреку...»

 
Что напишу? Что изреку
Стихом растрепанным и вялым?
Какую правду облеку
Его звенящим покрывалом?
 
 
Писать о том, как серый день
Томительно и скучно длился,
Как наконец в ночную тень
Он незаметно провалился?
 
 
Писать о том, что у меня
В душе нет прежнего огня,
А преждевременная вялость
И равнодушная усталость?
 
 
О том, что свой мундирный фрак
Я наконец возненавидел
Или о том, что злой дурак
Меня сегодня вновь обидел?
 
 
– Но нет, мой друг, не городи
О пустяках таких ни строчки:
Ведь это только все цветочки,
Дождешься ягод впереди.
 
 
Так говорит мне знанье света.
Увы! его я приобрел
Еще в младые очень лета,
Вот оттого-то я и зол.
 

8 ноября 1888

«Тогда насмешливый мой гений...»

 
Тогда насмешливый мой гений
Подсказывал немало мне
Непоэтических сравнений.
Я в поле вышел при луне, —
 
 
На мякоть зрелого арбуза
Похожа красная луна,
А иногда и жабы пузо
Напоминала мне она.
 

26 марта 1889

«Под черемухой цветущей...»

 
Под черемухой цветущей
Я лежал в июньский зной
И вероники ползущей
Цвет увидел голубой.
 
 
Стало весело. На небе ль,
На земле ли я, не знал.
Я сорвал ползучий стебель
И листки поцеловал,
 
 
И, покрыты волосками,
Были нежны те листки,
Словно я прильнул губами
К локтю девичьей руки.
 

б апреля 1889

«Я рано вышел на дорогу...»

 
Я рано вышел на дорогу,
И уж к полудню утомлен,
Разочарован понемногу
И чадом жизни опьянен.
 
 
В душе мечта – свернуть с дороги,
Где камни острые лежат,
Так утомившие мне ноги, —
Но я и отдыху не рад.
 
 
Короткий отдых к лени манит
И утомленный ум туманит,
А неотвязная нужда
Идет со мной везде, всегда.
 
 
Нужда – наставник слишком строгий,
И страшен взор ее, как плеть,
И я тащусь своей дорогой,
Чтобы на камнях умереть.
 
 
Когда богач самолюбивый
Промчится на коне верхом,
Я молча, в зависти стыдливой
Посторонюсь перед конем.
 
 
И сзади в рубище смиренном
Тащусь я, бледный и босой,
И на лице его надменном
Насмешку вижу над собой.
 

12 мая 1889

«Порос травой мой узкий двор...»

 
Порос травой мой узкий двор.
В траве лежат каменья, бревна.
Зияет щелями забор,
Из досок слаженный неровно.
Из растворенного окна,
Когда сижу один, лениво,
Под тем забором мне видна
Полынь да жгучая крапива.
И ветер набежав порой,
Крапиву треплет и качает,
Играет ею, вот как мной
Судьба капризная играет.
И я, как та крапива, жгусь,
Когда меня случайно тронут.
И я, как та крапива, гнусь,
Когда порывы ветра стонут.
 

9-13 мая 1889

«С врагом сойдясь для боя злого...»

 
С врагом сойдясь для боя злого,
Свой меч я тяжко опустил.
Казалось мне, врага ночного
Я пополам перерубил.
 
 
Но вдоль согнувшегося тела
Безвредно сталь моя прошла
И, раздробившись, зазвенела,
Как отлитая из стекла.
 
 
Тогда последнего удара
Я равнодушно ожидал,
Но мой противник, злая мара,
Вдруг побледнел и задрожал.
 
 
Холодным тягостным туманом
Обоих нас он окружил,
И, трепеща скользящим станом,
Он, как змея, меня обвил.
 
 
Глаза туманит, грудь мне давит,
По капле кровь мою сосет.
Мне душно! Кто меня избавит?
Кто этот призрак рассечет?
 

10 июня I889

«Словно лепится сурепица...»

 
Словно лепится сурепица
На обрушенный забор, —
Жизни сонная безлепица
Отуманила мой взор.
 
 
Словно мальчик, быстро пчелами
Becь облепленный, кричит, —
Стонет сердце под уколами
Злых и мелочных обид.
 

8-9 августа 1889

«Что в жизни мне всего милей...»

 
Что в жизни мне всего милей?
Не это ль светлое мечтанье
Под тихозвучное журчанье
Твое, пленительный ручей?
 
 
И как мне радостны пески,
Кусты, и мирная равнина,
И нежная от влаги глина,
И разноцветные жучки.
 

18 августа 1869

«Влачу бесцветное житье...»

 
Влачу бесцветное житье
Так равнодушно, так лениво.
Мировоззрение мое
Зато упростилось на диво:
Пока живется, надо жить,
Как надо спать, доколе спится,
А надоест тоску сносить —
Так можно удавиться.
 

7 сентября 1889

«Ты слышишь гром? Склонись, не смейся...»

 
Ты слышишь гром? Склонись, не смейся
Над неожиданной грозой,
И легковерно не надейся,
Что буря мчится стороной.
 
 
Уж демон вихрей реет грозно,
Свинцовой тучей облачен,
И облака, что плыли розно,
К себе зовет зарницей он.
 
 
Он налетит, гремя громами,
Он башни гордые снесет,
Молниеносными очами
Твою лачугу он сожжет.
 

28 июня 1885, 25 сентября 1889

«После жизни недужной и тщетной...»

 
После жизни недужной и тщетной,
После странных и лживых томлений,
Мы забудемся сном без видений,
Мы потонем во тьме безответной.
 
 
И пускай на земле, на печальном просторе
Льются слезы людские, бушует ненастье:
Не найдет нас ни бледное, цепкое горе,
Ни шумливо-несносное счастье.
 

9 декабря 1889

«Что жалеть о разбитом бокале...»

 
Что жалеть о разбитом бокале!
Пролитое вино пожалей.
Не об юности пылкой твоей,
О забытом тоскуй идеале.
 
 
Пусть трудами измучена грудь
И неправдами сердце разбито, —
Лишь была бы любовь не забыта,
В дикой мгле указавшая путь.
 
 
Та любовь, что предстала так рано
Пред тобой, оробелым от зла,
И завесу немого тумана
Над твоею душой подняла,
 
 
И, как солнечный луч, озарила
Бездну зла и неправды людской,
И не раз на решительный бой
За собою тебя выводила.
 
 
Но любовь позабыта; разлит
Драгоценный нектар идеала;
Если сердце порой и горит,
Так душа отзываться устала.
 

18 декабря 1889

«Родился сын у бедняка...»

 
Родился сын у бедняка.
В избу вошла старуха злая.
Tpяслась костлявая pука,
Седые космы разбирая.
 
 
За повитухиной спиной
Старуха к мальчику тянулась
И вдруг уродливой рукой
Слегка щеки его коснулась.
 
 
Шепча невнятные слова,
Она ушла, стуча клюкою.
Никто не понял колдовства.
Прошли года своей чредою, —
 
 
Сбылось веленье тайных слов:
На свете встретил он печали,
А счастье, радость и любовь
От знака темного бежали.
 

15 декабря 1889

Счастье

 
Счастье, словно тучка в небе голубом.
Пролилась на землю радостным дождем
Над страной далекой, пышной и красивой,
Не над нашей бедной, выжженною нивой.
 
 
Счастье, словно зрелый, сочный виноград.
Вкус его приятен, сладок аромат.
Ягоды ногами дружно мы топтали,
Вин же ароматных мы и в рот не брали.
 
 
Счастье, словно поле вешнею порой,
С пестрыми цветами, с сочною травой,
Где смеются дети, где щебечут птицы...
Мы на них дивимся из окна темницы.
 

18 декабря 1889

«Как много снегу намело...»

 
Как много снегу намело!
Домов не видно за буграми.
Зато от снега здесь светло,
А осенью темно, как в яме.
 
 
Тоска и слякоть, хоть завыть, —
Недаром Вытегрой зовется, —
Иль в карты дуться, водку пить,
Коль грош в кармане заведется.
 
 
На набережной от всего
Треской несвежей душно пахнет.
Весной и летом – ничего,
Хоть вся природа словно чахнет.
 
 
Нo все ж земля, трава, река...
Я – питерец, люблю мой Север.
Дорога всякая легка,
Милы мне василек и клевер.
 

12 декабря 1889

«По жестоким путям бытия...»

 
По жестоким путям бытия
Я бреду, бесприютен и сир,
Но зато вся природа – моя,
Для меня наряжается мир.
 
 
Для меня в тайне вешних ночей,
Заливаясь, поют соловьи.
Как невольник, целует ручей
Запыленные ноги мои.
 
 
И светило надменное дня,
Золотые лучи до земли
Предо мною покорно склоня,
Рассыпает их в серой пыли.
 

17 мая !890

«Странный сон мне снился: я кремнистой кручей...»

 
Странный сон мне снился: я кремнистой кручей
Медленно влачился. Длился яркий зной.
Мне привет веселый тихий цвет пахучий
Кинул из пещеры темной и сырой.
 
 
И цветочный стебель начал колыхаться,
Тихо наливаться в жилки стала кровь, —
Из цветочной чаши стала подыматься
С грустными очами девушка – любовь.
 
 
На губах прекрасной стали ясны речи, —
Я услышал звуки, легкие, как сон,
Тихие, как шепот потаенной встречи,
Как далекой тройки серебристый звон.
 
 
«На плечах усталых вечное страданье, —
Говорила дева, – тяжело носить.
Зреет в темном сердце горькое желанье
Сбросить бремя жизни, душу погасить.
 
 
Страстною мечтою рвешься в жизнь иную,
Хочешь ты проникнуть в даль иных времен.
Я твои мечтанья сладко зачарую,
Ты уснешь, и долог будет чудный сон.
 
 
И, когда в народах правда воцарится
И с бессильным звоном рухнет злой кумир,
В этот миг прекрасный сон твой прекратится,
Ты увидишь ясный, обновленный мир».
 
 
Девушка замолкла, легкой тенью скрылась,
И внезапно тихо стало все вокруг.
Голова безвольно на землю склонилась,
И не мог я двинуть онемелых рук.
 
 
Омрачался ль дух мой сладостным забвеньем
И слетали грезы лишь по временам,
Неустанно ль сердце трепетным биеньем
Жизнь мою будило – я не знаю сам.
 
 
Бурно закипали прежние страданья,
Вновь меня томила жадная тоска.
Но, пока пылал я муками желанья,
Над землей промчались многие века.
 
 
«Донеси от жизни только звук случайный,
Ветер перелетный, гость везде родной!
Только раз весною, с радостью и тайной,
Донеси случайно запах луговой!»
 
 
Так молило сердце и в тревоге жадной
В грудь мою стучало, но холодных губ
Разомкнуть не мог я для мольбы отрадной
И лежал в пещере, как тяжелый труп.
 
 
Снилось мне: столетья мчатся над землею,
Правда все страдает, Зло еще царит,
Я один во мраке, мертвой тишиною
Скован, тишиною мертвою обвит.
 

28 мая-28 июня I890

Утро

 
Мутное утро грозит мне в окно,
В сердце – тревога и лень.
Знаю, – мне грустно провесть суждено
Этот неласковый день.
 
 
Знаю, – с груди захирелой моей
Коршун тоски не слетит.
Что ж от его беспощадных когтей
Сердце мое защитит?
 
 
Сердце, сбери свои силы, борись!
Сердце мне шепчет в ответ:
«Силы на мелочь давно разошлись,
Сил во мне больше и нет!»
 

10 сентября 1890

«Навек налажен в рамках тесных...»

 
Навек налажен в рамках тесных
Строй жизни пасмурной, немой.
Недостижимей звезд небесных
Свободной жизни блеск и зной.
 
 
Одной мечтою в час досуга
Я обтекаю вольный свет,
Где мне ни подвига, ни друга,
Ни наслаждений бодрых нет.
 
 
Томясь в завистливой печали,
Слежу задумчиво тогда,
Как выплывают из-за дали
Деревни, степи, города,
 
 
Мелькают лица, платья веют,
Смеются дети, солнце жжет,
Шумят стада, поля пестреют,
Несутся кони, пыль встает...
 
 
Ручья лесного нежный ропот
Сменяет рынка смутный гул.
Признания стыдливый шепот
В базарных криках потонул,
 

25 сентября 1890

Негодование

 
Душою чистой и незлобной
Тебя Создатель наделил,
Душой, мерцанью звезд подобной
Иль дыму жертвенных кадил,
 
 
Хотя дыханьем чуждой злобы
Не раз мрачился твой удел, —
Нет человека, на кого бы
Ты темной злобою кипел,
 
 
Но каждый день огнем страданья
Тебя венчали ложь и зло, —
В твоей душе негодованье,
Как семя в почве, проросло.
 

4 апреля 1891

«Тепло мне потому, что мой уютный дом...»

 
Тепло мне потому, что мой уютный дом
Устроил ты своим терпеньем и трудом.
Дрожа от стужи, вез ты мне из леса хворост,
Ты зерна для меня бросал вдоль тощих борозд,
А сам ты бедствовал, покорствуя судьбе.
Тепло мне потому, что холодно тебе.
 

25 мая 1891

«Безочарованность и скуку...»

 
Безочарованность и скуку
Давно взрастив в моей душе,
Мне жизнь приносит злую муку
В своем заржавленном ковше.
 

7 июня 1891

«Уйдешь порой из солнечной истомы...»

 
Уйдешь порой из солнечной истомы
В лесной приют,
Но налетают жалящие гномы
И крови ждут.
 
 
Лесной тиран, несносная докука,
Комар-палач!
Твой тонкий писк томителен, как скука,
Как детский плач.
 

3 июля 1891

«Стоит пора голодная...»

 
Стоит пора голодная,
Край в лапах нищеты.
Отчизна несвободная,
Бездомная, безродная,
Когда ж проснешься ты?
 
 
Когда своих мучителей
Ты далеко сметешь,
И с ними злых учителей,
Тебе твердящих ложь?
 

18 ноября 1891

«Небо желто-красное зимнего заката...»

 
Небо желто-красное зимнего заката,
Колокола гулкого заунывный звон...
Мысли, проходящие смутно, без возврата,
Сердца наболевшего неумолчный стон...
 
 
Снегом занесенные улицы пустые,
Плачу колокольному внемлющая тишь...
Из окошка вижу я кудри дымовые,
Вереницы тесные деревянных крыш.
 
 
Воздух жгучим холодом чародейно скован.
Что-то есть зловещее в этой тишине.
Грустью ожидания разум очарован.
Образы минувшего снова снятся мне.
 

20 марта 1892

Восьмидесятники

 
Среди шатания в умах и общей смуты,
Чтобы внимание подростков поотвлечь
И наложить на пагубные мысли путы,
Понадобилась нам классическая речь.
 
 
Грамматики народов мертвых изучая,
Недаром тратили вечерние часы
И детство резвое, и юность удалая
В прилежном изученьи стройной их красы.
 
 
Хирели груди их, согнутые над книгой,
Слабели зоркие, пытливые глаза,
Слабели мускулы, как будто под веригой,
И гнулся хрупкий стан, как тонкая лоза.
 
 
И вышли скромные, смиренные людишки.
Конечно, уж они не будут бунтовать:
Им только бы читать печатные коврижки
Да вкусный пирожок казенный смаковать.
 

8 августа 1892