Kitobni o'qish: «Ибрагим»
Ибрагим открыл глаза. Его взору открылось утреннее безоблачное небо с алыми подпалинами в восточной его части. Битва ночи и дня подходила к завершению, утренняя молитва была на подходе. Он поторопился встать.
Это был не по возрасту статный мальчик, мускулистый, с большими карими глазами и огромным орлиным носом, нетипичным для арабов.
Он не спеша разложил саджжаду1 и по зову имама приступил к молитве. Однако, проникнувшись в таинство общения с богом, он повторял заученные слова, не вникая в их смысл, скорее из-за соблюдения традиций, нежели по зову сердца, что в принципе, для него было обычным делом.
После молитвы он свернул коврик и положил его в мешок, где хранился весь его нехитрый скарб. Потом оттуда же Ибрагим извлек свой завтрак, состоявший из черствого куска хлеба и нескольких очень сухих фиников. Хотя воровская жизнь и была не сахар, обычно его завтрак был обильнее.
Позавтракав, юноша спустился с крыши, на которой жил, к колодцу во дворе, чтобы умыться и попить воды.
– Ибрагим, Ибрагим, – раздался за его спиной голос старого Ахмеда, хозяина дома, на крыше которого и жил воришка. – Ты опять спал на крыше? – По-отечески побеспокоился старик.
– А где же мне еще спать? – в свою очередь спросил юноша.
– У тебя есть свое место в доме, – все ласковее продолжал Ахмед, – оно и не идеально, зато в доме, в тепле!
– Дорогой дедушка, я рад, что обо мне так заботятся, но если я лягу там еще хоть один раз, то твои сыновья побьют меня, – с горечью в голосе ответил Ибрагим. – Ты единственный, кто хорошо относится ко мне в этом доме. Умрете вы – выгонят и меня!
– Они не посмеют!
– Еще как посмеют, и даже Гуйла их не остановит, – сказав это, юноша отвернулся, чтобы старик не видел его слез.
– Ну, ну. Не плачь, мой мальчик, хоть ты и сирота и зарабатываешь себе на хлеб воровством, они не выгонят тебя. Не такие они уж и звери, – успокаивал его хозяин дома. – Ладно, иди, поешь, там Гуйла напекла лепешек.
– Спасибо!
– Беги, беги.
Ибрагим быстрым шагом направился на другой конец двора. Но не успел он дойти до печи, как возле нее появились Махмуд и Авар – старшие сыновья Ахмеда.
– А, ну пошел вон, «воришка», – прикрикнул на него Махмуд.
– Это наш дом и наша еда, – вторил ему Авар, – не смей ее воровать.
После чего оба брата направились в его сторону, Ибрагим на время замешкался, а когда понял, что его побьют, мигом перепрыгнул через забор и оказался на улице. Во дворе раздался хохот и улюлюканье кого-то из сыновей. А спустя несколько минут на улице оказался и его мешок с вещами.
Постояв несколько минут, Ибрагим отправился на базар, где торговцы вовсю раскладывали товары. Появившись на базаре, юноша сразу же стал приглядываться к товарам и кошелькам посетителей взглядом опытного вора. Так он прошел через весь базар, но украсть ничего и не смог, а все потому, что «витал» где-то в другом месте. Вроде бы, день начался как любой другой, из бесконечной мириады дней: попытки завтрака, взбучка, побег и снова базар и попытки заработать на еду. Какой у этой жизни финал, сколько он еще так протянет? Уличные воры долго не живут. А возможности создать семью и остепениться у него нет. Безысходность накрыла его черной пеленой и поглотила, словно зыбучий песок.
Оказавшись на другом конце базара, Ибрагим услышал за своей спиной голос Аслана, торговца финиками. Юноша часто беседовал с ним до начала торговли, а еще чаще воровал у него.