Kitobni o'qish: «Окно в Энцелад», sahifa 2
Часть первая. «Рука Нергала»
Глава первая
Тихий всхлип, едва слышный среди надсадного сопения, знаменовал миг наивысшего блаженства. Несколько минут спустя они лежали в обнимку – она на спине, он на боку, спрятав лицо у нее в шее. Мужские пальцы поигрывали с длинным локоном мягких рыжих волос.
– Макс? – прошептала она, поглаживая шрамы от ожогов на его спине.
– Здесь, – откликнулся мужчина, будто школьник на перекличке.
Молчание продлилось почти минуту, прежде чем женщина заговорила вновь:
– Что будем делать?
– С чем?
Она напряглась, голос похолодел:
– Сам знаешь.
Макс перевернулся на спину, уставился в серый потолок. Желание его побелить накатывало всякий раз, когда обстоятельства заставляли брать на себя ответственность и принимать важные решения: ведь скучная, монотонная работа хорошо умеет создавать иллюзию отсутствия проблем. За последнее время такое случалось нечасто, но каждый раз ему приходилось откладывать побелку потолков до лучших времен. Обстоятельства умеют убеждать. Сейчас был как раз такой момент. Банка краски в кладовке, там же и кисти; достать все необходимое – и за работу. Но… наверное, опять в другой раз.
Он повернул голову, вгляделся в профиль женщины, мягкий и горбоносый. Она ждала ответа, смотрела в потолок. Может, тоже считала, что его пора побелить. А может, просто боялась смотреть в глаза.
– Снежана, – обратился он к ней с улыбкой, – никак не пойму, с какого перепугу родители тебя так назвали? Ты же рыжая, как лиса.
– Макс, – строго проговорила она, повернув к нему лицо, – я сто раз рассказывала почему. Не уводи разговор в сторону, отвечай.
Он невольно вздохнул, вздох получился печальный и обреченный. Снежана нахмурилась еще больше, но не отвела бледно-серых глаз, терпеливо ждала.
– Давай в другой раз решим? – предложил Макс. – Окончательно.
– Нет, – она покачала головой, – нельзя. Сроки поджимают, надо сегодня.
Спас телефонный звонок. В тишине вибрация прозвучала как рев мотора. Макс невольно вздрогнул, потянулся к прикроватной тумбочке и взял смартфон. Недовольно скривился, увидев на экране имя своей невестки Тамары. С женой старшего брата отношения не заладились с давних пор. Он считал Тамару самовлюбленной снобкой, а она Макса – бестолковым неудачником. Открытых конфликтов между ними не возникало, но холодность в отношениях сквозила явная, откровенная.
– Блин, чего ей надо, – проворчал он, раздумывая, принимать ли звонок. Тратить драгоценное время со Снежаной на разговор с невесткой совсем не хотелось. Но с другой стороны, было понятно, что Тамара и сама вряд ли горела желанием набиваться ему в собеседники, а потому без серьезного повода звонить не стала бы.
– Да ответь ты уже, – не выдержала Снежана, кивая на дребезжащий телефон.
Макс вздохнул и нажал на зеленую кнопку, приложил телефон к уху.
– Да, Тома, привет.
– Макс! – закричали на том конце. – Макс, прошу тебя, приезжай…
Он резко приподнялся на локте. Сердце понеслось вскачь, в груди все сжалось. Снежана, до которой долетели обрывки громких фраз, нахмурилась и побледнела.
– Тома, что случилось?..
– Макс, срочно приезжай, у нас несчастье, – голос невестки задрожал, раздались глухие рыдания.
Он отбросил одеяло, вскочил, прижав телефон к уху так сильно, что затрещал пластик.
– Объясни…
– Саши… Саши больше нет.
Теперь Тамара рыдала в голос.
– Что?!
– Сегодня ночью… на работе… сердце…
– Как?! – Максу не верилось, что он правда это слышит. В голове все перемешалось, он выдавил первое, что пришло на ум: – Какое сердце, он же здоров как бык…
Женщина с трудом уняла плач, проговорила дрожащим голосом:
– Приезжай, прошу тебя!
– Еду, – глухо буркнул он и отключился.
Опустился на краешек кровати, замер, уставившись в зеркальную дверцу гардероба напротив. Из мира зазеркалья на него пялился бритый налысо, остролицый молодой мужчина с высокими скулами, прямым носом и узким подбородком, рассеченным надвое короткой полоской шрама. Он смотрел широко распахнутыми карими глазами на своего двойника и пытался переварить, принять, разложить по полочкам новую реальность, в которой сводного брата больше нет в живых.
Макс вздрогнул, ощутив нежные теплые ладони на своих плечах, увидел в отражении бледное лицо Снежаны, которая обняла его сзади, прижалась, будто пыталась укрыть от навалившегося горя.
– Божечки, ужас какой! – хрипло проговорила она, а через минуту добавила: – Соболезную. Поезжай, ты ей очень нужен. Созвонимся позже, мне тоже пора, перерыв скоро закончится.
Не отвечая, словно на автопилоте, Макс поднялся с кровати и принялся одеваться. Некоторое время спустя, стоя в дверях, обернулся к подруге, почти одетой и разглаживающей складки на юбке, и сказал:
– Мы оставим ребенка.
Снежана вскинула на Макса округлившиеся глаза. Она явно ожидала другого ответа.
– Ну а как же… – начала она, но он прервал ее:
– Как-нибудь разрулится. Запри, пожалуйста, дверь, а ключ в ящик, как всегда. Мне пора.
***
Стоял пасмурный, но на удивление теплый летний день. Бордовая мазда неслась по питерским улицам, благо в середине дня город не был перегружен транспортом. Макс сбрасывал скорость лишь перед видеокамерами и постами ГАИ. Он считал себя умелым и опытным водителем, с быстрой реакцией и хорошим глазомером, а потому риск нарваться на штрафы был, как ему казалось, единственной опасностью, которая подстерегала его за рулем. Даже сильный стресс не помешал вести грамотно, скрупулезно следуя правилам, – всем, кроме ограничения скорости. Всю дорогу он нервно сглатывал и кусал губы, ощущая тяжелую ледяную глыбу в животе.
Путь до проспекта Науки занял не более двадцати минут. Оставив машину на парковке для гостей, Макс торопливо направился к двери в подъезд и набрал код. Дул легкий ветерок, наполненный ароматом свежескошенной травы: газоны у дома недавно подстригли, и они казались ковролином, которым застелили голую землю; с детской площадки доносились визги и смех малышни. Но он не замечал ничего из этого, мысль сфокусировалась на предстоящей встрече с Тамарой, на том, что сейчас услышит, на рыданиях и женских слезах, – на том, что бьет больнее всего.
Взлетев на третий этаж, остановился перед черной дверью с номером 44, выгравированным прямо над глазком. Элегантная табличка извещала, что в квартире проживают Смоловы А. и Т.
Он поднял руку, приложил палец к кнопке звонка, но замер. Вдруг стало страшно. Ладони вспотели, колени противно задрожали. Он прекрасно знал, что ждало его за этой дверью. Именно это знание и не давало надавить на кнопку. Понятное дело, он просто трусит. Может, вызвать Никиту? Тот справился бы с ситуацией лучше, тому любой стресс похер. Макс занес ладонь над правой щекой, но в последний миг одернул себя. Нет, решил он, лучше или не лучше, а с ситуацией придется справляться самому. А то некрасиво выйдет. Не только Никита засмеет, но и вообще некрасиво.
Макс закрыл глаза и надавил на кнопку звонка. За дверью пропела «птичка», прошаркали шаги, щелкнул замок.
– Макс… – жалобно произнес знакомый голос.
Преодолевая внутренне сопротивление, он прямо на пороге обнял родственницу. Она прижала мокрое от слез лицо к его груди и глухо всхлипнула. Похоже, уже отрыдалась, сил ни на что другое не осталось. Через минуту они разомкнули объятия.
– Проходи, – тихо проговорила она и посторонилась.
Скинув кроссовки в прихожей, Макс прошел в гостиную, опустился на софу. Комната большими размерами не отличалась, но обставлена была со вкусом и изяществом: кресла с широкими подлокотниками, низенький кофейный столик со стеклянной столешницей, телевизор, две книжные полки, подпиравшие потолок. Сашка никогда не придавал особого значения внешнему виду мебели, он оценивал лишь ее функциональную сторону. Тамара же создавала в интерьере некий стиль, стараясь следовать моде. Стили могли различаться в спальне и гостиной, в кабинете и кухне, но они не должны были нарушать гармонию и вступать друг с другом в эстетическое противоречие. В доме все должно выглядеть тип-топ, считала она. И не дай бог сдвинуть кресло или стол чуть в сторону, ведь нет ничего отвратительнее, ничего безвкуснее, чем интерьерный хаос, в который погружалось жилище, где мебель передвигалась беспорядочно, без учета требований гармонии.
Когда Макс захаживал к брату, оба закатывали глаза к потолку, то и дело слыша недовольное ворчание хозяйки из-за каждой просыпанной на кресло крошки или пролитой на стол капельки чая. Макс научился справляться с раздражением и искренне сочувствовал Сашке, но тот, влюбленный в жену, отмахивался и с усмешкой разводил руками, мол, что поделаешь, и на солнце есть пятна.
– Вот так, нету больше с нами нашего Саньки.
Тихий, печальный голос женщины вывел Макса из оглушения. Он поднял на нее взгляд и, как обычно, закусил губу.
Тамара стояла у входа в гостиную и мяла в руках носовой платок. Невысокая, одетая в домашние треники и футболку, с сизыми мешками под опухшими глазами, она выглядела сейчас женщиной под пятьдесят, хотя лишь недавно разменяла четвертый десяток. Темно-каштановое каре обрамляло широкое заплаканное лицо; бледные губы протянулись ровной линией под крупным мясистым носом, покрасневшим от частого сморкания.
Тамара прошла к креслу напротив софы, присела. Макс кашлянул, сжал пальцы в кулаки, чтобы унять дрожь, затем спросил:
– Как это случилось?
Она вздохнула, отвела взгляд, качая головой, словно не веря в то, что собиралась сказать, наконец выдавила:
– Сердечный приступ. Он со своей группой готовил доклад для конференции по нейробиологии… той, что на следующей неделе в Москве. Аврал, сроки поджимают, вот и остались на сверхурочную. Представляешь, он… – она не сдержалась, всхлипнула, но тут же взяла себя в руки, – …звонил мне за час до смерти. Господи, не верится прямо… Голос такой бодрый, радостный, возбужденный, хотя был уже первый час ночи.
– Что он сказал?
– Сказал, что сделал какое-то важное открытие, которое, по его словам, перевернет с ног на голову и медицину вообще, и физику, но прежде всего нейробиологию. Сказал еще, что ему осталось проанализировать последние данные каких-то опытов, или экспериментов, или что-то в этом роде… мол, он почти готов. – Тамара пожала плечами, шумно высморкалась и продолжила: – Подробностей не знаю, не объяснил, да я и не интересовалась, ты же знаешь, наука мне побоку. Добавил только, что скоро прославится и разбогатеет. Ну я особого значения его словам не придала, ответила, что лягу спать и чтоб не шумел, когда придет. А потом…
Женщина закрыла лицо ладонями, тихонечко завыла. Макс сцепил пальцы в замок, сжал зубы, глядя в пол. Прошла почти минута, прежде чем она взяла себя в руки, промокнула глаза и заговорила вновь:
– Через час-полтора звонок – Сашин ассистент Володарский, знаешь его? Вихрастый такой.
Макс молча кивнул.
– Ну так вот, звонит и говорит, что Александр Семенович скончался от сердечного приступа.
Макс приподнял брови: слова резали слух, как фальшивая нота бездарного скрипача. Тамара продолжала:
– Работал, говорит, работал за компьютером, да как схватился за сердце, захрипел, и все, затих. Они тут же вызвали скорую, ну и все дела.
– Здрасьте-счастье, бред какой-то, – проговорил Макс, недоверчиво качая головой. На гладко выбритом темени заиграли блики. Женщина вопросительно уставилась на родственника, тот пояснил: – Не мог он от сердечного приступа умереть. Ты же знаешь, Тома, он из качалки не вылезал, ЗОЖи там всякие, не пил и не курил…
– Ах, мне ли не знать.
– И потом, – продолжал Макс, – он мне сам рассказывал, что проходил в прошлом месяце медобследование, от института направили, помнишь?
– Ну да… – неуверенно пролепетала женщина.
– Так он еще, помню, хвастался: ему сказали, что сердце у него как у космонавта.
– И в самом деле… Что за ерунда получается? Я что, все напутала?
Тамара нахмурилась, потом шлепнула себя по лбу, воскликнула:
– Да нет, от сердца он умер, точно говорю! Я же утром в морге была, там врачи подтвердили. Сказали, заключение пока предварительное, но все признаки указывают на внезапную аритмическую смерть.
– Не может быть! Я не врач, конечно, но…
– За что купила, за то и продаю. Но ты прав, звучит очень странно, Сашенька никогда на сердце не жаловался. Да он вообще ни на что не жаловался! Господи, что за несчастье…
Она опять высморкалась, по мокрой щеке побежала слеза. Иногда кажется, что запас слез в человеке бесконечен.
День десятого июля стал просто отвратительным. Макс чувствовал, что у него голова идет кругом. Радость от чудесного свидания со Снежаной стремительно испарялась на фоне страшной новости, сдобренной сюром в виде невероятного заключения патологоанатомов.
В комнате повисло молчание. Оба смотрели в пол, размышляя каждый о своем. Через несколько минут Макс спросил:
– Когда похороны?
Тамара дернула плечами, посмотрела в окно, будто ожидала увидеть там ответ на вопрос.
– Не думаю, что скоро, – проговорила она наконец, – пока вскрытие, окончательное заключение, да и нам подготовиться надо, чтоб все как у людей… не знаю.
– Позвоню в похоронное бюро, надо организовать…
– Мой папа обещал, что займется этим и все устроит. Тебе-то тоже сейчас нелегко.
– Да уж… – Макс вздохнул и благодарно покивал, через несколько мгновений сказал: – Я сообщу нашим родителям.
– Спасибо, Макс, а то я не в силах, мне еще Люсеньку от мамы забирать, ей рассказывать про ее папу… Господи, кошмар какой.
– Что слышно от коллег?
– Ничего, больше не объявлялись. А что?
– Хочу поговорить с Володарским, – Макс глубоко вздохнул, – интересно узнать подробности.
– Да уж, Макс, будь добр, зайди к нему на работу, наверняка Сашкины личные вещи забрать надо, я правда просто не могу…
– Сделаю, – пообещал Макс и поднялся с кресла.
– Да погоди ты, – остановила его Тамара, – чайку поставлю.
– Нет, спасибо, – он помотал головой и направился в прихожую.
Пока влезал в кроссовки, Тамара, прислонившись плечом к косяку, осведомилась:
– У тебя-то как дела? Давно не виделись.
Это была правда, Макс гостил у брата последний раз пару недель назад, если не больше, но с невесткой не пересекся: она со своей дочкой в это время навещала бабушку.
Непривычно слышать, как Тамара интересуется его делами, но всем известно – общее горе сближает. Однако он просто пожал плечами, говорить не хотелось. Ни о чем.
– Все как всегда, – буркнул он и положил ладонь на хромированную ручку двери.
***
Остаток дня Макс бесцельно прослонялся по парку, пообедал шаурмой и прогулялся по набережной, пытаясь таким образом успокоить нервы. Наконец он решил, что пора домой, – после долгого пребывания среди незнакомых людей захотелось уединиться, отгородиться от всего мира запертой дверью, сомкнутыми жалюзи и, может быть, даже отключенным телефоном. И Макс зашагал к парковке.
На город уже опустился вечер, солнце устало повисло где-то над самым горизонтом, скрытое от глаз высотками и деревьями, и стрельнуло в небо красками, всей палитрой разом, замазав облака розовым, а западный небосклон багровым, плавно переходящим в оранжевый, а потом в бирюзовый.
Несмотря на прогулку, домой Макс вернулся в отвратительном настроении. Грохотнул дверью, ключи бросил на полочку под зеркалом и рухнул на кровать, аккуратно застеленную Снежаной. Заложив сцепленные пальцы под голову, уставился в серый потолок. Внутри по-прежнему стыла глыба льда, в глазах щипало. Пока ехал домой, позвонил отцу с матерью, рассказал, и снова крики, плач, стоны. Наблюдать реакцию других людей на горе, особенно родных, приносит больше боли, чем собственные переживания. Почему так?
Только теперь вспомнил, что забыл позвонить в лабораторию Саши. Глянул на часы – поздно, сейчас в институте точно никого нет. Лабораторию, скорее всего, закрыли после инцидента, а завтра воскресенье. Черт, попасть туда можно будет только в понедельник. Хотя к чему спешка, брату это уже не поможет. Понедельник так понедельник.
Макс с усилием поднялся с кровати и заставил себя сходить в ванную, принять душ. Стоя под тугими горячими струями, не удержал рыданий; поднял лицо к самой лейке душа, будто желал спрятать слезы под потоками воды, и простоял так с четверть часа. Стало легче. Подумал, что узнай об этом Никита – подтрунивал бы над ним, назвал бы плаксивой бабой, но сейчас Максу было все равно. Полегчало, а это главное.
Выйдя из душа, он решил, что ему необходимо расслабиться. Направился в кухню, достал из холодильника банку крепкого пива, но замер. Никита терпеть не мог алкоголь. Пробурчав матерки, Макс вернул банку на полку и взял оттуда же другую – нефильтрованную голубую «Балтику» с большим нулем под названием. Вернулся в спальню (она же гостиная, она же кабинет) и улегся в постель, включил телик в ожидании вечернего выпуска новостей.
Настроение немного подняла Снежана. Улучив момент, отправила ему веселое сообщение в ватсапе, потом еще несколько успокоительно-любовных, а под конец пару страстных, почти грязных. Макс отвечал в тон, но инициативу не проявлял. Приятно, что она пытается помочь, поддержать – ничего больше Снежана сейчас сделать не могла. Запутавшаяся в паутине сложных жизненных обстоятельств, она старалась не оставлять его наедине с горем, но получалось с трудом: паутина держала крепко.
Будет здорово, когда у них родится ребенок!
Он уплыл мыслями к своему решению, которое сегодня днем так неожиданно озвучил перед выходом из дома. Однако раздумья пришлось прервать: внимание привлек голос ведущей программы новостей. Статная молодая женщина с черными как смоль волосами рассказывала о только что полученном сообщении информагентства. Интонация выдавала точно отмеренную порцию волнения и восторга – ровно столько, сколько необходимо, чтобы заставить телезрителей дослушать новость до конца.
– Российские астрономы сообщают о трех вспышках на поверхности спутника Сатурна Энцелада, сопровождавшихся сильным электромагнитным излучением. Сигналы наблюдались примерно в полдень по московскому времени в крупнейшей российской обсерватории на Северном Кавказе. Буквально час назад получены подтверждения из Гринвичской и Парижской обсерваторий, которые тоже зарегистрировали вспышки. Ученым пока неизвестна природа сигналов и их происхождение, предполагается метеоритная бомбардировка поверхности Энцелада. Однако требуется тщательный анализ данных, после которого…
– И что? – буркнул Макс себе под нос. – В космосе этих вспышек как собак нерезаных…
Видеоряд, изображавший спутник Сатурна в разных ракурсах, состоял из нескольких фотографий, сделанных исследовательским зондом «Кассини» прежде, чем он сгорел в атмосфере газового гиганта еще в 2017 году. Снимков вспышек, о которых шла речь в репортаже, Макс так и не дождался. Решил позже при случае пошарить по интернету. Вдруг стало любопытно – вспомнилась ранняя юность, когда он занимался любительской астрономией и, конечно же, зачитывался космической фантастикой.
– Известный российский астроном Григорий Коломин, – продолжала телеведущая, – указал на странность, связанную с наблюдаемыми вспышками: все три произошли в одном и том же месте на поверхности Энцелада в области экватора, причем с равными интервалами в десять секунд. Получить пояснения, к сожалению, пока не удалось: в НИИ РАН нам сообщили, что два часа назад Коломин погиб в результате автомобильной аварии. Однако российское ученое сообщество…
– Что за день такой… – проворчал Макс и, взяв телефон, стал искать на новостных сайтах дополнительную информацию о вспышках. Ведущую слушал краем уха.
Вскоре последовал рекламный блок, а затем телекрасавица в синем платье заговорила вновь:
– Информационное агентство Хакасии сообщает о трагическом инциденте, происшедшем сегодня около шестнадцати часов по местному времени. В недрах Кашкулакской пещеры, главной хакасской достопримечательности, во время экскурсии пропали трое туристов, два из которых являются иностранными гражданами. МЧС начало экстренные поиски, о других жертвах не сообщается. Посольства соответствующих стран проинформированы о происшествии.
– Блин… – покачал головой Макс и вдавил красную кнопку на пульте, раздраженно отшвырнул его в сторону. Пресытился негативом по самое не могу. Пора этому проклятому дню закончиться.
Макс погасил свет и мгновенно провалился в забытье.
Глава вторая
Страшно. Больно. Скоро станет гораздо больнее. Так, как уже было не раз. Его держат трое, локти выворачивают за спину, заставляют нагнуться. Чья-то рука хватает его за волосы, дергает голову из стороны в сторону, а затем наклоняет вниз. Взгляд упирается в грязный каменный пол подвала. Вокруг сыро и темно, пахнет пылью и крысиным дерьмом. Удар в живот – перехватывает дыхание; удар между ног – адская боль, подкашиваются ноги; удар по лицу – клацают зубы, из разбитых губ капает кровь. Но это фигня, он почти не обращает на удары внимания: готовится к главному. В ушах мат и глумливый хохот, в ноздрях вонь расплавленной канифоли. Вот сейчас станет по-настоящему больно, еще мгновение и…
***
Макс вздрогнул и проснулся. Сердце колотилось в груди, как отбойный молоток, по лицу струился пот. Взгляд широко распахнутых глаз уперся в потолок, по которому плясали вычурные тени; с улицы доносился рокот мотора паркующейся машины. Миг спустя шум стих, хлопнула дверца, взвизгнула сигнализация. В комнате, погруженной в полумрак, стало тихо. Макс откинул одеяло, приподнялся на локте и потянулся к выключателю настольной лампы на тумбочке, но замер, услышав шорох за спиной. Медленно повернул голову назад и застыл, чувствуя, как ледяные щупальца сковывают сердце. За спиной возле гардероба обнаружился силуэт человека: высокий, сухопарый мужчина, но лица не разглядеть. Он стоял неподвижно, словно истукан, и, кажется, смотрел прямо на Макса.
– Здрасьте-счастье … – пролепетал тот, отодвигаясь к краю постели.
Но пустолицый силуэт шевельнулся, вытянул руки вперед и шагнул к задыхающемуся от ужаса человеку.
– Твою ж…
Макс заорал во все горло и дернулся назад, рухнул с кровати на пол, больно ударился затылком о батарею под окном и…
***
Он подскочил в постели, тяжело дыша и лепеча ругательства. Резко обернулся к гардеробу, всматриваясь в полумрак, затем огляделся по сторонам, включил свет – комната была пуста.
С тяжелым вздохом Макс рухнул на подушку, мокрую от пота, бросил взгляд в окно. Давно рассвело, но на улице было по-прежнему тихо. Жители квартала в это воскресное утро просыпаться не спешили.
Макс отбросил одеяло и поднялся, потянулся, пытаясь изгнать из памяти неприятные воспоминания. Жуткие образы отлипать не хотели, цеплялись за сознание, отказываясь погружаться в глубины разума. Некоторые события из детства лишь прикидывались забытыми, но на самом деле сияли в недрах памяти ярким пламенем, отблески которого порой пробивались в сновидения.
Он сжал зубы и, завернув руку за спину, почесал один из шрамов под лопаткой.
– Пошло на хер из меня! – прорычал чему-то в себе и тряхнул головой, словно ставя точку в размышлениях.
Макс раздвинул шторы и распахнул окно настежь, позволив порыву свежего утреннего ветерка ворваться в комнату и напомнить ее хмурому обитателю, что сейчас лето, и погода на улице отличная, и светит солнце, и вообще жизнь прекрасна! Несмотря ни на что.
Он взял с тумбочки мобильник – часы показывали начало одиннадцатого. В верхнем левом углу горело уведомление о пропущенном звонке. Провел пальцем по экрану – незнакомый номер. Может, невезучий клиент, которому срочно понадобилась помощь с компьютером именно сегодня, в этот чудесный воскресный день? Макс решил не торопиться с выяснением. Принял душ, сбрил чуть отросшую щетину, вернув коже на голове безупречную гладкость, съел на завтрак свою обычную порцию мюсли с обезжиренным йогуртом. Затем заварил крепкого кофе и, наконец, достал телефон. Пора за работу. Набрав номер, приложил трубку к уху.
– Доброе утро, – начал он, как только услышал на том конце басовитое «слушаю», – вы позвонили в фирму «Цифровая скорая», приношу извинения, что не смог вовремя принять звонок, но…
– Максим Смолов, это вы? – оборвал поток вежливых речей голос.
– Да, а вы?..
– Не узнали? – то ли спросил, то ли констатировал мужчина. Судя по едва слышному причмокиванию, он что-то ел. – Это я, Антон Володарский.
О, на ловца и зверь, промелькнуло у Макса.
– Антон, здравствуйте, – обрадовался он, – как хорошо, что позвонили, я собирался разыскивать вас.
– По какому поводу?
– Ну… насчет вещей Саши.
– Именно, – Володарский вздохнул, что-то проглотил и сказал: – И я по тому же поводу. Но для начала примите мои искренние соболезнования и передавайте их Тамаре: сам я никак не дозвонюсь до нее.
– Она себя неважно чувствует из-за всего, – объяснил Макс, – просила меня заехать за вещами. Много вещей-то?
– Да нет, небольшая коробка… В основном его личное: чашка, фотографии, мягкие туфли и еще всякая мелочовка. Ну и его флешка. Там Александр сохранил свою работу, которую только что завершил… – Володарский помолчал, пожевал, сглотнул, потом вдруг заговорил с придыханием, даже неким благоговением: – Нет, не просто работу. То, что он открыл в результате долгой серии экспериментов, можно без всякого преувеличения назвать настоящим прорывом в нейробиологии, да и во многих других науках. Физик Штейн, наш консультант, считает так же. Его открытие просто невероятно…
– А… над чем он работал? – полюбопытствовал Макс, немного сбитый с толку неожиданной сменой темы.
– О, название вам, наверное, мало что скажет. Официально звучит так: «Сейд-излучение височной медиальной извилины правого полушария при деполяризации нейронов».
Макс хмыкнул и покачал головой, будто собеседник мог это видеть, потом сказал:
– И правда, говорит мало что.
– Но, господи, к каким выводам он пришел! – воскликнул ученый. – Нечто из ряда вон. Поразительно, смело! Обыватели встанут на уши, а пресса изойдет на говно и воду, когда узнают. Да и научное сообщество вряд ли сразу это примет, зато потом…
– Ну да, да, – промямлил Макс, не зная, как прокомментировать то, о чем не имел ни малейшего представления, – мой брат был настоящим гением.
– Бесспорно! Он собирался представить свое открытие на конференции. Это был бы скандал, настоящий скандал.
– Теперь о его открытии не узнают на конференции? – расстроился Макс.
– Трудно сказать, нам многое предстоит изменить в графике и содержании встреч в связи со скоропостижной кончиной вашего брата, да и определиться с авторскими правами, регистрациями и прочим. Боюсь, мы не успеем, ведь конференция начинается уже в среду. Поэтому Сергей Анатольевич, наш научрук, склоняется к тому, чтобы пока придержать работу Александра – утрясти все формальности, а осенью представить ее в Берлине на съезде нейробиологов. От имени покойного Смолова, разумеется.
Володарский опять принялся чавкать и шумно сглатывать. Макс молчал, ждал. Наконец ученый продолжил:
– Так что заберите и флешку тоже, я только скопирую файлы обратно на институтский компьютер.
– Обратно на компьютер? – удивился Макс.
– Да. У нас, знаете ли, неожиданная смерть Александра оказалась не единственным происшествием в лаборатории. В институтские сервера проник вирус, который вчера вечером парализовал работу всех внутренних сетей. Потому сегодня я здесь: айтишники сделали свое дело и очистили систему, так что я теперь восстанавливаю резервные файлы – перекидываю их с внешних устройств и накопителей в общую базу. Как откопирую работу Смолова, флешка ваша.
– Ясно. Когда могу приехать?
– Я в лаборатории до трех. Охрану предупрежу о вашем приходе. Адрес знаете?
– Да. Всего доброго!
Макс отключился и, бросив телефон на кровать, озадаченно покачал головой. От разговоров о покойном брате защипало в глазах и набежала тоска. К ней примешалась гордость за близкого человека, который добился столь выдающихся успехов, что коллеги говорят о нем с восхищением и глубоким уважением.
Молодец Сашка, всегда был способным, на шаг впереди остальных.
***
Четверть часа спустя Макс вел машину, петляя по питерским проспектам и приближаясь к улице Академика Павлова, где располагался Институт мозга человека. Пока ехал, поглядывал то и дело на экран бортового компьютера, подключенного по блютусу к телефону. Сегодня воскресенье, и ожидать весточки от Снежаны не имело смысла, но все же поделать с собой он ничего не мог. Не то чтобы услышать ее голос, нет, – хотя бы прочесть пару строк было бы лучиком света в темном царстве стрессов и дурных вестей. Но телефон безмолвствовал, следуя заведенным правилам их запретного романа длиною почти в год.
Макс хмурил брови и жевал губы, размышляя о том, что Никита не стал бы, по его собственному выражению, «париться» и спокойно «забил бы и на баб, и на весь сраный негатив». Вот кому легко – шагает по жизни танцующей походкой. А у меня, думал Макс, – как в известной песне, «покой нам только снится». Хотя покоя нет и во сне, черт бы его побрал.
Кирпичное здание института выросло из-за поворота почти сразу, как только бордовая мазда свернула с Кантемировского моста. Макс занял ближайший к зданию парковочный «карман», благо в воскресенье мест имелось предостаточно. Заперев автомобиль и захватив с собой рюкзак, направился к служебному входу.
В институте царили безмолвие и пустота, шаги отдавались гулким эхом в безлюдных коридорах, хоть хоррор снимай. Не считая охранника у входа, Максу не повстречалось ни единого человека. Оно и понятно: кому охота заседать на работе в такой прекрасный летний (да еще выходной!) день. Указатели привели его к дверям лаборатории, на которых висел список работников. Смолов А. С. по-прежнему значился в их числе. Макс постучал, прислушался – тишина. Постучал еще – никакого ответа. Тогда открыл дверь.
Стены, выложенные светло-голубым кафелем, отражали свет потолочных ламп. Помещение занимали столы с медицинским оборудованием и компьютерами, вдоль стен тянулись ряды шкафов, маркированных всеми буквами алфавита в сочетании с цифрами. У дальней стены Макс приметил белую дверь, разглядел на табличке надпись «Заведующий лабораторией». Он осмотрелся по сторонам и не увидел ни одной живой души. Петляя между столами, прошел к двери и постучал. Никакого ответа. Макс скрежетнул несмазанной ручкой, переступил порог кабинета и замер, с ужасом глядя прямо перед собой.
Он узнал Володарского по пышной вихрастой шевелюре. Тот сидел на стуле, положив голову на письменный стол, в углу которого стоял монитор и лежала клавиатура компьютера. Системник тихо гудел на подвеске у самого пола. Руки ассистента покоились на столешнице, будто человек устал и прилег поспать прямо на рабочем месте. На столе стояла широкая тарелка с гроздью винограда, пара ягод валялись рядом с нею, еще несколько Макс заметил на полу. Он обошел стол и заглянул Володарскому в лицо, невольно отпрянул.
