Kitobni o'qish: «Дом с гаражом и садом»

Дом Муж

Этот дом мы с мужем купили¸ потому что он нам понравился , и он недорого стоил. Дом был кирпичный , одноэтажный, с чердаком. В нём было шесть комнат; пять отапливаемых и одна летняя, скорее напоминающая закрытую веранду. Возле дома были небольшие  постройки, гараж  и сад , он же огород. Мы были очень рады, что смогли купить его. Но вскоре после покупки мы узнали от соседей, почему он нам так дёшево достался. Примерно за полгода до продажи там произошло жестокое убийство. Брат хозяина этого дома зарезал своего приятеля. Состоялся суд, и преступник был осуждён.

  Удивительно, но мы с мужем не почувствовали тёмной тени, лежащей на этом доме. Мы были очень счастливы и  ничего не боялись. И даже эта неприятная новость не заставила нас сожалеть о покупке. Мы очень любили друг друга,   и весь мир переливался для нас радужными красками.

  Дом стоял на окраине маленького провинциального городка, в центре России, недалеко от Москвы.. Дали знать о себе крестьянские корни моего мужа, и он занялся хозяйством. Что-то сажал , что-то поливал , а мне нравилось всё , что он делал, потому что я любила его. Вернее корни его были не крестьянские, а казачьи, но его тянуло к земле. Мы поддерживали отношения с соседями, но держали дистанцию, потому что мы отличались от них. Мы не были лучше или хуже, просто, были другие, как два стрижа  в стае скворцов.

 Так мы безмятежно прожили в доме около трёх лет. Это было безоблачное, счастливое время. Но в один из тёплых осенних дней мой муж исчез. Мобильник его лежал на тумбочке, все его вещи висели в шкафу, документы лежали в сейфике. Всё осталось на своих местах, но его не стало. Я до сих пор не знаю где он. Не знаю, жив он или умер, он просто исчез. И я осталась в этом доме одна.

 Сначала я пыталась жить так же, как жила до исчезновения мужа, но потом поняла , что это невозможно. Какая-то часть моей жизни исчезла вместе с мужем. Мне было неинтересно поливать и полоть растения в саду, неинтересно готовить обеды и ужины. Я ела на скорую руку, много читала и много спала. Денег у меня было достаточно. Почти все наши общие деньги лежали на моей банковской карте, и мне, при моём скромном образе жизни, их должно было хватить надолго. Горе от потери мужа было велико, я даже не могла плакать. Я просто впала в какое-то состояние, напоминающее анабиоз. Я знала абсолютно точно, что муж никогда бы не бросил меня, значит, его уже не было в живых. Но эта мысль меня ужасала, и я старалась вообще ничего не думать, для того, чтобы остаться в здравом уме.

  Так, в каком-то мутном, сером тумане прошёл первый год моей одинокой жизни, а потом ещё один и ещё один. Боль ушла глубоко, глубоко, так глубоко, что казалось её и нет больше, и мне захотелось вернуться  к нормальной жизни. Но что такое нормальная жизнь, я точно не знала, да и до сих пор не знаю.

Я влюбилась

В один осенний дождливый вечер, это было в октябре, я поняла, что хочу жить и хочу быть счастливой. За последние три года у меня не было ни одного контакта с мужчиной. Я никого не хотела видеть . В октябре я влюбилась. Это произошло молниеносно, за пять минут. Я увидела его и сразу поняла, что я  люблю его уже тысячу лет.  Почему так произошло , я не могу объяснить. Вскоре он переехал ко мне.

Я не могу сказать, чтобы секс с ним мне доставлял бы немыслимое удовольствие, но мне хотелось секса только с ним и ни с кем другим . Я могла смотреть на него часами, слушать его часами, вдыхать его часами. Я полюбила его. Не знаю, любил ли он меня. Скорее всего, нет, но что-то мешало ему сказать, что он меня не любит и уйти от меня. Он остался рядом со мной . У него было, экзотическое для России, имя, его звали Сана. В нём текла кровь французская и арабская, эта смесь бурлила в венах, но внешне он всегда оставался спокоен потому, что считал проявление каких-либо чувств слабостью.

 Я очень любила проснуться рано утром и лежать, разглядывая его. Он был красив. Белая кожа, пластичное тело, волосы , иногда вдруг отливающие густо-коричнево-красным, французская утончённость и что-то древнее, финикийское, он был из страны, на территории которой, прежде располагалась Финикия, всё это  вместе переплелось, и получился мужчина, который с лёгкостью мог соблазнить почти любую женщину. На его родине шла жестокая война. Таких , как он, убивали  без пощады, потому что он не был мусульманином. Он принадлежал к какому-то странному ответвлению, которое почитало и Христа и Пророка Мухаммеда одновременно(некоторые историки считают, что последователи этого течения являются потомками крестоносцев), таких убивали, как предателей Ислама. А он просто хотел жить. Да он и не был набожен, но он был осторожен в высказываниях по поводу веры и своей, и чужой. К  моей вере в Бога он относился с уважением.

 Родители его в своё время были богаты, но война разорила их. Он, привыкший к комфорту и даже роскоши, безропотно переносил  неудобства нашего скромного дома. Единственное, в чём он не мог себе отказать, это хороший кофе, хорошие сигареты и хороший виски. Деньги не были для него проблемой. Иногда он ездил в Москву к своим друзьям, выполнял легальную, честную работу ( он знал несколько языков: арабский, русский, английский и даже немного шведский и финский, был очень коммуникабелен), и те платили ему, неплохие по российским меркам, деньги. Когда он уезжал, а это случалось примерно раз в один или два месяца, я очень скучала по нему. Он был солнечным лучом в моей серой жизни. Он источал счастье. Так фонтан в жарком, южном городе источает прохладу и собирает вокруг себя людей.

 Когда он возвращался, я бывала на седьмом небе от счастья. Мне даже секса не было нужно, достаточно было сидеть в гостиной, на ковре, у его ног, когда он смотрел телевизор. Я обнимала его колени, и мир превращался для меня в счастливую сказку. Он тоже, по-своему любил меня…, но, увы, по-своему.

Погреб

Это случилось в один из его отъездов. В доме был погреб. Я хранила в нём небольшие запасы: немного картофеля, банки с вишнёвым и красно-смородиновым  компотом, различные маринады. Погреб был аккуратный. Внутри было всегда чисто и прохладно. В тот вечер, готовясь к приезду Саны, я спустилась в погреб, чтобы достать баночку малинового варенья, которое он любил. В углу стояли пустые деревянные ящики для картофеля , поставленные друг на друга. Я решила переставить их, потому что они мешали мне. Когда я их убрала, то с удивлением обнаружила за ними маленькую дверцу, которую я прежде не замечала. Она легко открылась и я, взяв с полки электрический фонарик, решила посмотреть, что там, за дверцей. Первые два метра я  шла,  сильно согнувшись, но потом смогла встать почти  в полный рост. Я оказалась в небольшом помещении. В углу стоял маленький шкафчик и скамеечка. Всё было покрыто толстым слоем пыли. Земля кое-где осыпалась. Я смахнула пыль со скамейки и села. Фонарик вдруг стал светить очень слабо  и быстро погас. Мне стало не по себе, я вскочила и ударилась головой о земляной потолок, последнее, что я услышала, это был звук, осыпающегося грунта. Сколько я так пролежала,  я не знаю. Когда я очнулась, я с трудом восстановила всё в памяти. Я ощупала пространство вокруг себя и поняла, что вход засыпан землей. И мне стало по-настоящему страшно. Я не знала, приехал ли  Сана из Москвы или нет, я не знала, смогу ли я выбраться отсюда самостоятельно или нет. Я не помню, сколько времени я просидела в раздумьях. Мобильника , чтобы позвонить, с собой не было, да и вряд ли он поймал бы сеть здесь, под землёй.

Потом, то ли от недостатка кислорода, то ли от страха, я уснула , а может это был не сон. Мне приснилось, что я еду в электричке из Сергиева Посада в Москву. В вагоне мало народу, входит женщина в чёрном, просящая подаяние. Я подаю ей монету , через некоторое время всё повторяется, она опять входит в вагон, и я опять подаю ей монету , и так три раза. Когда она подошла в четвёртый раз, мужчина сидевший на соседнем сидении, с другой стороны вагона, поднимается и бьёт меня по лицу и повторяет при этом моё имя : « Флора ! Флора!». Я проснулась, вижу перед собой лицо Саны. Он бьет меня по лицу, для того чтобы я очнулась. У него испуганные глаза. Потом он берёт меня за руку и выводит в погреб , вернее мы выползаем в погреб, потому что лаз , который прорыл Сана, узкий.  Когда мы поднялись в дом, я рассказала, что со мной произошло. Сана рассказал, как он вернулся из Москвы, как долго искал меня в доме, в саду, на чердаке, пока не нашёл в погребе дверцу, засыпанную землёй. Он догадался, что я нахожусь под  этим завалом, принёс маленькую лопату и отрыл меня. Он был очень рад, что я жива и здорова. Я пошла в ванную, чтобы принять душ. Когда я начала раздеваться , я обнаружила , что  сжимаю в левой руке странную монету с изображением извивающейся змеи и непонятными  знаками по краю , напоминающими греческие буквы , на обратной стороне был мужской профиль. Я не помнила, как эта монета оказалась у меня в руке. Я положила монету в шкафчик с моющими средствами и встала под душ. Я мылась очень долго и тщательно, потом пришёл Сана, потом мы занимались любовью прямо под тёплыми струями  воды. Тот, кто когда-нибудь занимался любовью под душем, поймёт меня. Это очень приятно. Потом мы снова мылись. Потом я пошла, готовить ужин из продуктов, которые привёз Сана.

 Я поставила готовиться  рис в мультиварку. Пожарила рыбу. Приготовила простой салат из помидор и огурцов с оливковым маслом . Готовлю я неважно, но в этот раз ужин удался.

 Накрыв стол в гостиной льняной скатертью, я достала тарелки и блюдо из своего любимого сервиза, украшенного яркими бабочками. Мы оба были рады, что мы снова вместе, и ничто нам не угрожает. Сана открыл бутылку своего любимого  виски . Я совсем не пью алкоголь, поэтому я пила апельсиновый  сок.

 Потом мы уснули , потом проснулись поздно утром и жизнь снова пошла своим чередом.

Я проснулась первая, около девяти часов утра. Мы спали на разных кроватях в крошечной спаленке, которая как раз и вмещала в себя только две кровати, оставляя узкий проход между ними. В этой спаленке было небольшое окно с широким подоконником и с розеткой прямо в подоконнике. Я любила эту спаленку. Сана очень любил свежее постельное бельё, поэтому я меняла постельное бельё как можно чаще. Сейчас на его постельном белье были изображены китайские драконы на синем фоне. А мой пододеяльник был в простенький оранжевый цветочек. Я люблю постельное бельё такое, какое было  в моём детстве: с цветочками, в горошек, или просто белое.

Я пошла на кухню, готовить завтрак. Поставила в духовку омлет. Приготовила салат из огурцов. Кофе Сана всегда варил себе сам.

 Когда он проснулся,  и мы сели завтракать, он сказал мне, что открыл небольшой магазинчик в Москве по продаже солнцезащитных очков. Он надеялся, что это улучшит наше материальное положение. Ещё он сказал , что через две недели  мы едем в Париж на девять дней. Я, конечно обрадовалась. Я давно хотела посмотреть импрессионистов и гениев Возрождения. В Париже я никогда не была, у Саны там были очень дальние родственники, с которыми он не поддерживал отношений, однако, собирался заглянуть к ним, чтобы отдать дань вежливости.

Париж Лувр

Теперь объясню , почему меня зовут Флорой, а не Таней или Светой. Когда моя мама была мной беременна, она читала «Сагу о Форсайтах» , и под впечатлением, назвала меня Флорой. Правда в Саге была Флёр, но мама трансформировала это имя .Многим моё имя кажется странным. Меня же оно вполне устраивает.

В своё время я серьёзно занималась живописью и даже окончила одно из весьма известных художественных учебных заведений с серебряной медалью. Но жизнь моя сложилась так, что я оставила занятия живописью, о чём очень жалею.

 Мысль о том, что я скоро посещу Лувр, Версаль  и Музей де Орсе, приводила меня в трепет. Две недели я, не спеша, собирала чемоданы и готовилась к поездке, и вот мы оказались в Париже.

Поселились мы в скромном отеле рядом со станцией метро Cadet. На первом этаже отеля было небольшое кафе, в котором мы завтракали по утрам. Но меню было однообразно. За неделю нам надоели круассаны и мюсли с фруктами. Обедали и ужинали мы где-нибудь в городе. Замечательным  в этом отеле был только лифт. Я никогда не видела таких крошечных лифтов. Если сильно прижаться друг к другу, выдохнув из себя воздух, то можно было поместиться и вдвоём, но вообще-то он и одного человека вмещал с трудом. Сам номер оказался довольно большим для такого маленького отеля. Окна выходили на маленькую улочку. Там по вечерам около маленького кафе собиралась молодёжь и мне это нравилось. На окнах отеля, как и на всех окнах в центре Парижа, были великолепные чугунные решётки в духе барона Османа. О Париже писать не буду. Париж прекрасен и никакие описания не сделают его лучше, чем он есть. Скажу только,  что после посещения своих родственников Сана слёг с температурой в постель и последние два дня пролежал в отеле. Я гуляла по Парижу одна. Потом мы вернулись в наш дом, где Сана проболел ещё несколько дней. Вот  почти  и всё о Париже.

  Теперь о монете, блуждая в лабиринтах Лувра, мы оказались в небольшом зале с древними  скульптурами и монетами. К своему великому удивлению, я там обнаружила точную копию той монеты, которая осталась в шкафчике в моей ванной комнате. Монета датировалась 238-244 годами до нашей эры. На монете был изображён профиль  финикийского божества Агафодаемона. Змею же финикийцы называли Добрым божеством. Всё это было понятно, непонятным было только то, что у меня в ванной комнате лежала точно такая же монета.

 Я долго придумывала различные вариации логической цепи, но так и не справившись с задачей, перестала искать причину того, отчего я  невольно стала обладательницей древней монеты. Возможно она стоила дорого, но я решила носить её как подвеску для браслета . Я рассказала о монете Сане. Он заказал оправу из серебра, чтобы не портить монету дыркой, и прикрепил к ней ювелирный карабин. Можно было носить её и  на цепочке, на шее. Но я не решилась. Там уже висел мой нательный крест.

 А.П. Чехов написал:

"Если в первом акте на стене висит ружье, то в последнем оно обязательно выстрелит".

Но в реальной жизни происходит множество событий, которые не имеют ни причины , ни следствий. Они просто случаются безо всякого смысла и всё. Поэтому, если мы видим в реальной жизни ружьё, то это не значит , что в конце нашей жизни оно обязательно выстрелит. Оно может висеть так ещё сто лет после нашей смерти.

Я и Сана

Сана после поездки в Париж погрустнел. Он сильно тосковал по своей семье , которая осталась в его родном городе на берегу Средиземного моря. Он всей душой любил мать, отца, брата, племянников, но был надолго разлучён с ними войной. Иногда он общался с ними по скайпу и после этого становился  грустным и замыкался в себе.

 Я очень любила Сану, но моя любовь была похожа на безответную. Он относился ко мне хорошо, даже нежно и бережно, но он не любил меня, и это было причиной моих душевных терзаний. Я знала, что он с лёгкостью сходится с женщинами, но я старалась не ревновать его. Не знаю, ревнива ли я ,но я стараюсь не показывать свои темные чувства и  не люблю, когда меня ревнуют. С мужем мы искренне любили друг друга, и поэтому для взаимной ревности повода не было. Но Сана был другой. Он часто повторял : «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Quod licet Iovi, non licet bovi.»

 Опишу вам нашу внешность, чтобы вы могли представить,  как мы выглядим.

Я когда-то была худенькой, высокой и даже хорошенькой девушкой. С возрастом я располнела, у меня выросла грудь. Как восточному мужчине, это нравилось Сане. Я  редко употребляю косметику, не хожу в салоны красоты, даже стригусь сама перед зеркалом. У меня волнистые , пышные волосы, которые сами ложатся в причёску, с которой я хожу уже со школы. Я не люблю наряжаться и чаще всего бываю одета в джинсы и какую-нибудь романтическую кофточку . Обувь люблю удобную. Если бы вы меня увидели на улице то, скорее всего, не обратили бы внимания на меня.

 Сана молод и сразу привлекает внимание . Он красив и хорошо сложён. Любит хорошо одеваться. Короче, плейбойская внешность. Но внутри он другой. Он скромен, хорошо воспитан и очень педантичен во всём.

Второй Чадаев, мой Евгений,

Боясь ревнивых осуждений,

В своей одежде был педант

И то, что мы назвали франт.

Короче,  мы не были парой. Но что-то держало нас рядом. Внутри нас было что-то похожее. Я очень любила его и до сих пор люблю. Не так , как мужа, по-другому.

Сана любил только свою семью, мать, отца и брата. Ещё он любил виски , сигареты и  свою белую Тойоту.

Мой день рождения

Через две недели после возвращения из Парижа, Сана спустился в погреб и укрепил потолок, недавно обнаруженной  комнатки,  досками и крепкими подпорками. Теперь в неё можно было входить без опаски. Казалось бы, после того, как меня там засыпало землёй, мне следовало бы воздержаться от посещений этого подземного убежища, но меня напротив очень тянуло туда. Иногда я просиживала там по часу.

 Сегодня был день моего рождения. Я не люблю отмечать свой день рождения, и если бы не окружающие меня люди, я бы постаралась не вспоминать о нём вовсе. Но я знала, что Сана наверняка купил мне подарок, и я готовила праздничный обед.

 Стол я накрыла в гостиной , которая одновременно была и праздничной столовой. В будние дни мы обычно ели на кухне. Она была довольно большая и уютная. В гостиной же было три больших окна. Стоял диван , несколько кресел, стульев и большой, цельного дерева , овальный, с резными ножками стол. Цвета интерьера я в своё время подбирала сама. Тёплый зелёный, холодный зелёный, охристый, золотистый, белый; все вместе они создавали уютную и даже нарядную обстановку. Стол я накрыла старинной с шитьём скатертью. Достала праздничный сервиз. В середине стола поставила вазу с садовыми цветами. Я люблю антиквариат и при случае, если позволяют средства, пополняю запасы фарфоровой посуды и прочего. Вазу я выбрала винтажную, с изображениями пасторальных сценок.

 Блюда я обычно подаю по мере их съедания. Сегодня я приготовила курицу , фаршированную всякой всячиной, пару салатов и торт на сладкое.

 Сана всё утро был в саду  и, когда я позвала его к столу, вошёл в комнату с большим пакетом и маленькой бархатной коробочкой в руках. Он никогда не отличался оригинальностью. Но всё , что исходило от него, было для меня счастьем. Он подарил мне мягкого мишку цвета топлёного молока и тоненький золотой браслетик. Ничего особенного. Но я была безмерно счастлива. Мишка был одет в курточку жёлтого цвета с вышивкой в виде четырёхлистного клевера и надписью lucky на груди . Если надавить на его живот, он пел смешную, счастливую песенку на английском , слов которой невозможно было разобрать.

 Браслетик мне оказался абсолютно впору.

После обеда, уже ближе к вечеру,  мы вышли в сад позагорать, на жарком солнце моя кожа быстро обгорает. В старой деревянной беседке стояли два шезлонга. Мы болтали о чём-то. Было хорошо. Сейчас я понимаю, что это и было счастье. Но тогда это была обычная жизнь. Мы живём только в тот миг, который есть сейчас , и окружает нас только то, что мы видим в этот миг. Это и есть реальность. Всё остальное – это воспоминания или же мысли о будущем. Остального уже нет или ещё нет. Остальное существует только в наших мыслях. И это невозможно изменить. Невозможно вернуться в те счастливые минуты, которые остались в прошлом или перенестись в будущее. Мы обречены, жить только  в то мгновение, которое есть сейчас. В то мгновение косые лучи солнца падали на дощатый пол беседки, пахло какими-то цветами,  и было слышно жужжание пчелы. Сана задремал в шезлонге, я смотрела в небо. В небе серебряной каплей летел самолёт, оставляя за собой длинный, пушистый , белый хвост. Он шёл на снижение в один из аэропортов Москвы. Я очень люблю летать самолётом. Внизу горы, пустыни, и ты не знаешь их названий. А ночью вид становится сказочным. Огни сгущаются, и образуют города, которые имеют форму, либо круглой паутинки, либо тянутся вдоль побережья. Смотреть на это можно бесконечно. Когда я вижу в небе самолёт, я немного завидую людям, сидящим в нём. Они летят куда-то и даже не подозревают, что в это время я смотрю на их самолет с земли, и тоже хочу сидеть рядом с ними в кресле, выбирать на обед курицу с вермишелью или рыбу с рисом, потом в тесноте есть из маленьких, красивых  пластиковых судочков кукольный обед. Порции маленькие, но обед состоит из нескольких вкусных блюд, а потом чай или кофе в маленькой пластиковой чашке с крошечным пирожным. Здорово. А как приятно оказаться в незнакомом аэропорту, далеко, далеко от своего дома, получить багаж и ехать с услужливым шофёром в отель. Я очень люблю всё это. И мне всё равно куда лететь, лишь бы подальше. Мне очень нравится, когда портье в фирменной униформе отеля берёт мой чемодан и уносит его в мой номер, пока я стою возле ресепшена. Потом прохлада номера, простыни с вензелями, удивительный вид из окна с незнакомыми улицами, домами, людьми. Даже небо в каждой стране своё. Потом душ, большое полотенце с красивой меткой отеля. А первый выход в незнакомый город…, другая жизнь, другие люди, другая еда, другие правила. Это всё очень интересно. А в это время мой дом , там далеко , живет своей привычной жизнью и немного ревнует меня к этой другой, интересной жизни.