Kitobni o'qish: «Бабочки-зомби»

30 октября 2019 года, Аптон, штат Нью-йорк

В вечер накануне Хэллоуина сотрудник секретной биолаборатории Самуэль Бингль как всегда выходя из здания, включил сигнализацию и направился на пропускной пункт расписаться в журнале посещений сотрудников. Звуки его шагов гулко отзывались в пронзительной тишине. Ни шепота ветра, ни трескотни птиц, ни урчания моторов. Ничего. Все вокруг как будто замерло в ожидании чего-то невероятного и ужасного одновременно.

Он поднял голову. Стремительно темнеющее осеннее небо было обманчиво низким, создавая впечатление, что можно просто протянуть руку и коснуться первых зажигающихся звезд. Поежившись от прохлады (утром было гораздо теплее, почти 68ºF), он поднял воротник пиджака, пытаясь сохранить остатки тепла от помещения, поправил тяжелые очки в роговой старомодной оправе и быстро пошел к стеклянной будке с вооруженным охранником внутри.

– Добрый вечер, Билл, – поприветствовал он молодого, крепко сложенного блондина, лениво смотрящего в монитор, – холодно нынче, хотя ветра нет совсем.

– Привет, мистер Би, что-то вы сегодня рано закончили. Всего семь вечера, обычно раньше десяти вас не видать.

– Сегодня решил провести вечер дома, – зачем-то начал оправдываться Сэм и поспешил сменить тему. – Давай этот чертов журнал. Не понимаю, почему в век супертехнологий мы по-прежнему должны отмечаться вручную.

– Начальству виднее, – безразлично отозвался на его ворчание Билл, – наше дело проследить, чтобы все ставили подпись дважды в день, а зачем – это уже не наше дело.

– Ну да, ну да, – поспешил согласиться Самуэль, – это так, к слову пришлось. До завтра.

– До завтра, мистер Би.

Нелепо семеня, он поспешил к одиноко стоящей старенькой БМВ на стоянке лаборатории, пока охранник не сообразил, что он ляпнул лишнего. “Сколько раз говорил тебе, Сэм, не болтай с охраной. Боком выйдет”, – пожурил он себя. Согнувшись в три погибели, он залез на водительское место холодной машины и повернул ключ зажигания. Пока машина прогревалась, он в который раз пытался удобно устроиться за рулем, что было непросто при его почти двухметровом росте.

Мистер Бингль обладал странной внешностью. Он был чрезвычайно худ, имел непропорционально длинные руки, вытянутое лошадиное лицо. Жидкие рыжеватые патлы прикрывали оттопыренные уши. Со стороны он был похож на человекообразного богомола. Самуэль был несколько скуповат и не придавал большого значения своему внешнему виду. Поэтому основная часть его одежды была приобретена в секонд-хендах, и, как следствие, брюки и пиджаки были ему коротки.

Сэм не любил возвращаться вечерами в постылую холостяцкую квартиру в Квинсе, поэтому старался задержаться на работе. Там среди любимых вирусов он чувствовал себя не таким одиноким. Бингль и сегодня остался бы подольше, но должна была прийти посылка из Перу от его, пожалуй, единственного друга – энтомолога Питера Джонса, который утверждал в своем письме месячной давности, что открыл новый вид бабочки.

Самуэль и Питер дружили с детства. Оба были аутсайдерами как в средней, так и в старшей школе. Их сблизила любовь к биологии. Однако после колледжа их пути разошлись. Питер решил посвятить себя изучению насекомых и пятьдесят недель в году пропадал в различных экспедициях. Его мечтой было открыть какой-нибудь древнейший вид насекомого, написать об этом диссертацию или книгу и, чем черт не шутит, получить мировое признание. А Сэма больше привлекали вирусология и разработка лекарств, способных победить неизлечимые болезни. Но это не мешало ему живейшим образом участвовать в исследованиях друга и всячески его поддерживать.

И сейчас Питер, стоящий на пороге самого важного в своей жизни открытия, попросил его, своего лучшего друга, провести независимое исследование образцов – самца и самки бабочки – под протокол. Сам он не имел возможности сделать это в чужой стране. К тому же пока он сумел обнаружить только мертвых особей, но не оставлял надежды найти живую колонию.

Самуэль не мог отказать другу в такой судьбоносный для его карьеры момент и понимал желание Пита держать все в тайне до получения доказательств своего открытия. И сейчас, рассеянно проезжая на редкость пустынные улочки, украшенные тыквами, скелетами и разнообразными изображениями “нечисти”, размышлял о том, как ему пронести насекомых в лабораторию.

30 сентября 2019 года, джунгли Амазонки на границе с Перу.

Питер Джонс – знаменитый, как он любил говорить, в узких кругах настоящих ученых-биологов энтомолог пробирался по любимым джунглям Амазонки, ежесекундно вытирая пот со лба бывшим когда-то белоснежным платком. Он был полной противоположностью своего лучшего друга: невысокий жизнерадостный толстяк с бритой головой и черной с проседью бородой. Энтомолог был крайне самолюбив, искренне считал себя душой любой компании и обожал громко ораторствовать, рассказывая о своих исследованиях, везде, где его еще слушали. Несмотря на производимое впечатление человека мягкого и доброго, мог наброситься с кулаками на собеседника, если тот выражал сомнение в достоверности этих историй или в том, что он сможет найти новый вид.

Сейчас Питер снимал научно-популярный фильм для одного известного телеканала о бабочках Morpho hecuba (Морфо Гекуба) – одних из красивейших и крупных представителей семейства Нимфалид в перуанских джунглях. Размах крыльев этих удивительных созданий может достигать двадцати сантиметров, а особое строение чешуек позволяет им переливаться на солнце. Каждый день они вместе с оператором Луисом, жилистым суеверным мексиканцем, отправлялись в место крупного поселения бабочек Гекуба и снимали их жизнедеятельность в естественной среде. Работа шла медленно, ведь ежедневная активность насекомых не превышала двух часов в день. В остальное время они просто спокойно сидели на ветвях деревьях, абсолютно наплевав на неудобства, причиняемые людям.

Съемка в джунглях – это вам не прогулка по Центральному парку, нельзя терять бдительность ни на минуту. Иначе вы рискуете заблудиться и, быть может, навсегда. Вот и Питер, увлеченный своим монологом о тяжкой доле энтомологов, вынужденных заниматься поденщиной, не заметил, как отклонился от еле заметной тропинки к лагерю и забрел в незнакомое, похожее на декорации к фильму ужасов, место.

Деревья, причудливо переплетенные не только корнями, под которыми белело множество костей животных, но и верхушками, создавали зловещий полумрак. Лишь в нескольких местах, где они не смогли до конца сомкнуть свои ряды, с трудом пробивались лучи солнца. Здесь, в глубине джунглей, стояла непривычная тишина, от которой у Питера забегали мурашки по спине и прошиб холодный пот. Его глаза метались от дерева к дереву в тщетной попытке понять, где он находится. Он пытался закричать, но ужас, сковавший горло, позволял издавать только хрип смертельно раненого животного. Голос Луиса, неожиданно раздавшийся откуда сбоку, вывел его из ступора, и он заорал: