Kitobni o'qish: «Слава. Гладиатор поневоле»

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Пролог

Удар! Еще удар!

«Где у этого чертова маркума мозг? Вспоминай, Слава! Один, маленький, в голове, другой возле позвоночника, на спине! Оп! Кувырок, отбил удар – и чуть не снес голову, скотина двухметровая. Хорошо хоть скорость у него не такая, как у меня… Подкат! Ага! Без одной ноги-то не побегаешь, да?! Славно я ему колено разрубил! Теперь зайти со спины…»

Прыжок! Кривой клинок, похожий на серп, вонзился в позвоночник фиолетового чудовища, уродливое создание замерло на секунду, а потом начало падать на бок, мелко подергиваясь и суча ножищами в сапогах со стальными шипами – именно ими оно собиралось выпустить кишки человеку.

Слава устало облокотился на барьер и посмотрел вокруг – трибуны молчали. Не понравился бой? Он опустил глаза и глянул на лежащих на арене монстров – один против трех, это было довольно сложно, не курице голову отрубить… чего эти твари молчат?!

И тут как будто в ответ на его мысли амфитеатр взорвался криками, ревом и трубными голосами тех, кто наблюдал за боем и делал ставки. Существа встали с мест и начали размахивать руками, щупальцами, хоботами и всеми частями тел, которыми можно махать. Одни радовались тому, что он выиграл, и подсчитывали барыши (на него ставили один к двадцати), другие негодовали и вопили, что их надули – выставили на арену не обычного гуманоида, а модифицированного. Впрочем, все было как всегда. Всегда имелись недовольные проигрышем. Наконец дверь в стене арены раскрылась и появились охранники с нацеленными на гладиатора лучеметами. Старший, сняв черный непрозрачный шлем с острым клиновидным забралом, сказал:

– Давай в казарму. Сегодня ты честно заработал свой ужин. Сейчас тебе прилепят медицинского слизняка, потом в душ, и можешь быть свободен… ну… почти свободен. В пределах казармы. – Охранник усмехнулся и громко хлопнул по плечу хмурого человека, потом пошел вперед, не оглядываясь и не проверяя, идет за ним гладиатор или нет.

Слава пошел за ним, придерживая разрубленную левую руку. Кровь уже не текла ручейком, как раньше, только капала на пол частыми красными каплями, отмечая его путь маленькими метками, как на экране навигатора.

Глава 1

Вячеслав угрюмо тащился домой после родительского собрания. Оно было нудным, глупым, бесполезным и оставило в душе тяжелый след. Все шло как всегда – он распинался по поводу учебы детей, родители делали вид, что им интересно, но явно ждали, когда эта тягомотина закончится и можно будет пойти домой, всыпать своим неслухам-детям, а потом, осуществив родительские контроль и воспитание, со спокойной душой открыть бутылку пива или включить любимый телевизор с сериалом о страстях в шахском гареме.

Слава уже давно не смотрел телевизор – ничего умного из телеящика прийти в голову не могло. Только шум и реклама, реклама, реклама… в те времена, когда он еще заглядывал в этот магический ящик, ему иногда хотелось врезать по экрану чем-то увесистым. Ну а поскольку телевизор все-таки стоил денег, смотреть его он просто перестал. Чем Слава занимался в свободное от проверки тетрадей время? Сидел дома, мечтал, читал книги. Читать книги было его страстью, особенно – научную фантастику. Он иногда вспоминал, как в детстве сидел на скамейке возле дома августовскими вечерами и мечтал, что его заберут инопланетяне. Он, конечно, научится всяким там премудростям, вернется лет этак через триста важным галактическим послом – и весь мир, рукоплеща, будет его встречать. Так же как встречали Гагарина после полета – вся улица в бумаге, все орут. Он иногда думал – а что там за бумага была на улицах? Кто ее кидал? Но из-за возраста знать он этого не мог – ему было всего двадцать девять лет.

Как Слава попал в этот глухой городишко? Да сам напросился – после окончания педагогического института приехал работать учителем русского языка и литературы. Ему, идеалисту чертову, после множества прочитанных книг казалось, что поехать в глушь, дабы нести слово просвещения забытым властью детям – это очень, очень правильно. И вот он, петербуржец в бог знает каком поколении – учитель сельской… хм… ну не сельской, конечно – райцентр все-таки! – школы.

Что сказать… Эйфория скоро, очень скоро прошла. Остались серые, заполненные работой будни, редко прерываемые праздниками, во время которых коллектив школы собирался на сабантуи и нормально глушил водку. Потом наступал «вечер любви», как он его называл, и учительницы, коих в школе было практически девяносто девять процентов (не считая его да трудовика, хромого дедка, не котирующегося в женской среде), договаривались между собой, кто и когда уединится с молодым энергичным учителем литературы.

Обычно это происходило в классе химии – видимо из-за того, что там стояли крепкие столы, которые выдерживали дебелых, охающих и ахающих учительниц. И без разницы – замужем они были или нет – в эти вечера все оказывались незамужними. А потом наступало отрезвление, а вместе с ним – новые трудовые будни.

Слава чувствовал, как эта пучина затягивает его, но плыл и плыл по течению, боясь признаться себе в том, что Прометея из него не вышло. Он с тоской вспоминал Петербург, давно бы туда свалил, если бы не упрямство и досада – мать предупреждала его, что он не выдержит и сбежит из этой тмутаракани через полгода – он жалкий интеллигент, книжный червь, который без ее помощи и защиты не способен ступить ни шага. Мать была человеком жестким, властолюбивым и своими эскападами добилась лишь одного – он фактически сбежал из дома на свободу. Вот только свобода ли это? Вообще непонятно было – как мать его зачала. Вернее, как зачала – технически все понятно, а вот с кем? Он не знал отца – мать отказывалась о нем говорить. Вырос Слава довольно красивым рослым парнем, чем-то похожим на мать, только в мужском варианте. Он подозревал, что в ее жизни не все было просто – работала она переводчицей при туристических группах и моталась с иностранцами (скорее всего так он и появился на свет – не от святого же духа?). Впрочем, все равно никогда не узнает… Да и не интересовался он отцом – жил себе и жил, и за это был благодарен судьбе. А мог бы и не жить. Жены у него не было, девушки тоже. Нечастые развлечения с учительницами кое-как удовлетворяли его тягу к противоположному полу, но он знал, что это ненормально – не иметь постоянной женщины. Впрочем, все равно спешил домой, чтобы взять в руки очередную книгу и уйти в иной мир, мир более яркий, более красочный, чем тот, в котором он вырос и жил.

Иногда Слава подумывал о том, что хорошо бы жениться, завести семью, его время от времени сватали к какой-нибудь женщине (в женском коллективе все считали своей обязанностью пристроить неженатика к какой-нибудь бабе). Почему-то всегда попадались или разведенки с детьми, или вдовы, тоже с детьми. Он с некоторых пор стал подозревать, что «сводницы» пристраивали к нему своих родственниц, сестер, подруг – чтобы сбросить ношу со своих плеч. Незамужняя сестра или подруга всегда представляет опасность – не дай бог, мужа уведет или просто соблазнит. Пусть уж лучше сидит дома с этим недотепой и не рыпается! А что, мужик завидный – рост сто восемьдесят восемь, блондин с нордическими чертами лица. Ну… немного худоват на местный вкус, так и что – зато выносливый, как все худые. Ручищи – вона какие! Как обнимет… аж косточки трещат! А то, что в очках – так читает слишком много. А повыкидывать книжонки – может, и зрение восстановится. Опять же, говорят, с этим сейчас просто: сделал операцию, вот тебе и зрение восстановилось! Бегает по утрам, не курит, по бабам не таскается… почти. В школе – это не в счет – тут все свои, типа по-родственному!

В общем, плыл Слава по течению, и скорее всего оно притащило бы его в мутное болото, если бы… Но обо всем по порядку.

Этот вечер, как уже было упомянуто, ничем не отличался от остальных – конечно, кроме родительского собрания по результатам первой четверти. Завтра должны были начаться каникулы, и в его сердце гнездилась радость – не придется тащиться в школу, не нужно будет снова и снова слушать шум и визг в коридорах. А также нытье своих коллег-женщин по поводу несчастной жизни и рассказы о том, что они купили за последнее время – включая шмотки и нижнее белье. Его раздражало, что бабы совсем перестали его стесняться и переодевались прямо при нем – вроде как по-семейному. Или словно он являлся неодушевленным предметом.

На улице было тихо, и хотя наступил конец октября, снег не выпал, лишь деревья раскачивались под ночным ветром, размахивая голыми ветками, сбросившими осеннюю листву.

Слава поежился, поднял воротник – до дома, в котором он жил, идти придется километра два. Этот одноэтажный домик администрация райцентра выделила новому учителю несколько лет назад. Там он и жил. Преимущества частного дома были очевидны – тихо, спокойно, никаких соседей через стену, значит, никто не кричал, не шумел, не мешал. Но очевидны были и неудобства – с частным домом больше хлопот и работы: требуется чистить дорожки от снега, платить за газ, да и отопление котловое. Но в общем-то ему тут нравилось – имелся огородик, в котором он высаживал разные сорта винограда и любовался осенью тяжелыми гроздьями; было куда поставить машину. Машины у него пока не имелось, но когда-нибудь он ее купит… наверное). В Питере с парковкой проблема! И пробки… А тут – мечта! Впрочем, наверное, он себя все же успокаивал, выискивая преимущества в своей растительной жизни. Человек часто обманывает сам себя, на то он и человек.

Когда Слава подходил к дому (идти осталось метров пятьдесят), ему показалось, что на улице вдруг потемнело. Он удивленно похлопал глазами в очках в недорогой оправе – нет, точно потемнело. Тонкий месяц в небе вдруг перестал светить, словно его заслонило что-то, не пропускающее лучи. Слава поднял голову, вытаращил глаза и замер на месте – над ним висела темная масса, почти не различимая на темном небе. Если бы не то обстоятельство, что эта глыба заслонила луну, учитель даже не смог бы увидеть, что над ним что-то такое есть – так эта штука сливалась с небом. Напоминало сие сооружение железнодорожную цистерну, висящую в воздухе без помощи техники: ни работающих двигателей, ни пламени из дюз, ни бегающих огоньков, как это принято у всякого порядочного НЛО, не было.

Учитель даже не поверил своим глазам и, закрыв их, тряхнул головой. Однако «цистерна» никуда не исчезла, а он вдруг почувствовал сонливость, ноги задрожали, и последней его мыслью было: «Вот гадость! Ну почему это случилось со мной…»

Пробудился он, как показалось, от тишины. В мире вообще не бывает полной тишины – в деревне лают собаки, мычат коровы, в городе сплошной фоновый шум, которого человек не замечает – машины, трамваи, люди – все шумит, все кричит. А тут – в ушах как будто заложило ватой, только слышался непонятно откуда взявшийся звон – дз-з-з-з-з-з-з… Мозг, отключенный от слуховых раздражителей, пытался таким способом восстановить привычные ощущения, рождал слуховые галлюцинации.

В глаза бил свет, идущий от потолка – белого, как будто это сплошная неоновая лампа. Вячеслав осмотрелся – узкая комнатка, длинная, как пенал, была похожа на купе поезда. Только без верхней полки. И без столика у окна. Собственно, и окон-то не было. «Полка» с упругим материалом, на которой он лежал, гладкий светлый пол, гладкие стены, за которые не цеплялся взгляд, – ничего такого, что помогло бы понять, где он находится. Покопался в памяти – НЛО! Тогда он уснул. А теперь – эта комната. Внутри похолодело – чего они хотят? Понятно, что его похитили, – но с какой целью? С детского возраста его понимание инопланетных контактов претерпело огромные изменения – теперь он опасался этих «зеленых человечков» и ничего хорошего от них не ждал.

Собрался с силами, сел на краю кушетки – голова закружилась, сильно захотелось пить. Сколько он находился в беспамятстве – день, месяц? Где он вообще находится? Прижал руку к стене – никакой вибрации. Наверное, он сейчас где-то на их базе – говорили, что у инопланетян базы на Луне. Слава не верил, смеялся – чего им там делать? Если бы прилетели – объявили бы себя, и все. Впрочем, зачем им объявлять о себе? Кто им земляне? Еще раз пощупал стену и усмехнулся – с чего он решил, что должна быть какая-то вибрация? Вибрация – свидетельство низкого уровня технологического развития. Высокоразвитые механизмы при работе не издают никакой вибрации. Если пришельцы сумели построить такие летающие корабли… Какие корабли? Он ругнул себя – опять ушел в область мечтаний – в гадания на кофейной гуще, в рассуждения ни о чем! Может, инопланетяне собирают лучшие умы человечества для каких-то своих целей? Ага. Шашлыки из людей делать и пить кровь, а между делом бегать туда-сюда на своих треножниках-машинах!

От этих мыслей ему стало совсем тошно. Вячеслав рухнул на лежанку, закрыл глаза и провалился в тяжелый сон.

Следующее пробуждение было похоже на предыдущее, только сконцентрировался он немного побыстрее, и первая мысль мелькнула: «Уснул, как будто куда-то провалился! Или газ накачивают, или… гипноизлучатели? А что, вполне может быть. А может, это американцы? А что – воруют людей… нет, какие американцы – это что, до сих пор идет холодная война? Скорее можно было поверить в то, что воруют людей, чтобы разобрать на органы или для опытов. Только вот хрен редьки не слаще… Показались бы наконец-то, что ли? Ну что за уроды! Держат его в неведении!»

Слава встал с «полки», пошел к стене – поверхность вызывала ощущение чего-то монолитного. Постучал – звук шел глухой – стена, как оказалось, мягкая. Потолок – метрах в четырех над головой. Удивился – зачем такой высокий? Помещение действительно походило на узкий пенал – длина четыре-пять метров, высота такая же, а в ширину – метра два. Если это камера – как они справляют нужду? Кстати сказать – его здорово поджало…

Сел на полку, почесал голову – никак не мог избавиться от дурной привычки, принесенной с улицы. Мать всегда его ругала за это – вульгарный жест. Для люмпенов. Он злился по этому поводу – сама-то далеко ушла? Интеллигенция хренова… переводчица Интуриста. Уже потом он узнал, что частенько переводчицы подрабатывали проституцией, частенько стучали в КГБ, вернее, так: и подрабатывали, и стучали – поскольку было положено. Скорее всего, его отцом стал кто-то из прибалтов или шведов – мать была шатенкой, а он оказался блондином с соломенными волосами и рублеными чертами лица.

Вспомнил о лице, потер его ладонями, выдавил из глаз слезы, будто надеялся, что все это ему привиделось, как дурной сон, и исчезнет, когда Вячеслав проснется. Но нет – переполненный мочевой пузырь резко напомнил о том, что это не сон. Хотя – разве во сне подобное не снится? А, все равно, терпеть уже невозможно… Отошел в угол, потом опять лег на кушетку, закинул руки за голову и закрыл глаза. Что-то беспокоило, какая-то мысль… что-то было неправильно. Вот он сел… потер глаза, слезы выступили, потом – стоп! Как это он потер глаза?! А очки? Где очки? Очков нет! А как же он видит, рассматривает все вокруг? Он с детства полуслепой, в очках ходит! А теперь очков нет?

Вскочил. Сел на полке. Потом, не поверив, стал рассматривать все вокруг – да, видел он чисто. Посмотрел на себя – разглядел руки, ноги – все было по-прежнему. Итак – информации у него ноль, и вместе с тем информации столько, что голова пухнет. А значит… значит… надо… спа-а-а-ать… Он упал на лежак и отключился.

…Звуки. Удар в бок – больно! Вскочил. Сел на постель. Вытаращил глаза и ужаснулся – перед ним был четверорукий… хм… человек? В общем – существо, у которого четыре руки, лысая пулеобразная голова и очень неприятное лицо с расплющенным носом и маленькими, выпуклыми, как у рака, глазами. «Голем» что-то сказал, Вячеслав не понял, тогда уродец толкнул его вперед, схватил одной из рук за шкирку (кстати, удалось это представителю инопланетян очень даже легко, несмотря на то, что Слава был довольно высокого для землян роста и весил восемьдесят с лишним килограммов). Короче, учитель полетел как мяч – аккурат через то место, где раньше была стена. Теперь стены не имелось, его клетушка оказалась открытой, как будто ее взрезали огромным ножом. Автоматически поискал глазами, куда все делось, замешкался и тут же получил такой болезненный удар по ребрам, что перекосился и дальше шел, уже согнувшись. Четверорукий запыхтел, зафыркал – похоже, это обозначало у него смех.

Обвел глазами помещение – длиннющий коридор, теряющийся вдали – метров пятьсот, не меньше, и со всех сторон клетушки, клетушки, клетушки… Слава читал об огромных кораблях работорговцев, но неужели тут каждому рабу предоставлялось отдельное помещение? Отдельная клетушка? Впрочем, а почему бы и нет? Каждого надо поймать, каждого сохранить – рачительный хозяин, если хочет довезти пойманную рыбу живой, должен позаботиться, чтобы у нее была свежая вода, чтобы она дышала как следует. Вот только зачем им люди?

Потом Вячеслав увидел толпу землян, которую подгоняли несколько «четвероруков» – они держали в руках небольшие палки с хлыстами метра два длиной. Этими хлыстами подгоняли толпу. Учитель с ужасом увидел в ней женщин, стариков, мужчин – разных рас, разных национальностей. Они плакали, молились, что-то кричали. Четверорукие «пастыри», не обращая внимания на крики, подгоняли толпу, поднимали упавших пинками, били сапогами с окованными металлом мысами или теми же хлыстами. Одну женщину вырвало, когда кто-то из охранников хлестнул ее по животу, и пол тут же с шипением всосал рвотные массы.

Вячеслав брел в толпе, стараясь не отставать от основной массы и не вырываться вперед – быть в центре толпы гораздо безопаснее, чем идти с краю – он сразу вывел для себя эту формулу.

Пройдя с полкилометра, толпа, теперь состоявшая примерно из пятисот человек, завернула по коридору направо и оказалась в огромном зале, в котором спокойно разместилось бы и в десять раз больше существ. Перед толпой возвышалось что-то вроде столов или же выступов из пола, на которых было валом навалено непонятное оборудование – похожие на небольших жучков круглые плоские коробочки диаметром сантиметра полтора. Коробочки валялись кое-как и напоминали тараканов, которых хорошенько протравили ядохимикатами, отчего сейчас они и лежали вот так, кверху ножками.

В конце зала появилась группа людей, первым в которой шел человек земного (ну почти земного!) вида – его кожа была зеленоватой, а глаза имели вертикальные зрачки. Слава заметил это, когда человек подошел поближе. Впрочем, в окружении этого зеленокожего были существа разных рас, глаз учителя выхватил только двух особенно экзотических особей – один был покрыт мягкой шерстью, и Вячеслав отдал бы голову на отсечение, что это женщина, похожая на кошку, второй гуманоид походил на оборотня из сказок и ужастиков – волкообразная морда с торчащими наружу белыми зубами.

Толпа затихла, а человек с зеленой кожей вышел вперед и что-то отрывисто приказал охранникам. Те мгновенно, с завидной для их массивных тел грацией, рванули в толпу и выхватили из нее несколько человек – выбраны люди были, как заметил учитель, по расовым признакам. Негр, китаец (или японец?), европеец – в общем, постарались схватить тех, кто мог представить какую-то расовую группу. Потом по команде охранники схватили со стола «жучков» и приставили к головам своих пленников. «Жучки», к ужасу землян, стали шевелить ножками и двигаться, а потом под крики пленников воткнули эти самые «ножки» в кожу несчастных и укрепились на головах, в районе мозжечка. Крики людей затихли, они застыли в объятиях четвероруких, а весь спектакль стал развиваться дальше по совершенно неожиданному сценарию.

Зеленокожий начал что-то говорить испуганным пленникам с жучками, и было видно, что они каким-то образом начали понимать то, что он говорит. Тогда предводитель ткнул в негра, и тот стал говорить что-то на одном из африканских языков, вращая глазами и шлепая толстыми губами. Потом пришел черед японца – тот тоже что-то сказал, подталкиваемый охранником. До русского языка черед дошел после пятого выступающего. Это была девушка. Вполне симпатичная. В короткой юбке и в колготках. С распустившейся стрелкой – Слава отметил это автоматически, скользнув взглядом по ее стройным ногам. И вот ведь не тот момент, не те мысли в голове, а взгляд все равно скользил по коленкам к юбке, обтягивающей круглую, крепкую попку… Впрочем, внимательно присмотревшись, Слава понял, что на девушке была не юбка, а юбка-шорты, так это вроде называется. И открыто по самое не хочу, и в то же время все закрыто. Изумительное изобретение, скорее всего, мужчина придумал – чтобы девушки не боялись демонстрировать свои ноги.

– Они хотят, чтобы вы все приложили к головам эти штуки, тогда вы станете понимать и их, и друг друга! Это почти не больно, не бойтесь!

Голос девушки дрожал, на милом личике с расплывшейся от слез тушью кривились губы. У Славы заныло сердце – кто-то сейчас ее ждет, ищет – возлюбленный, отец с матерью… а она вот тут, с жуком на голове! Хотя насчет возлюбленного… девчонке лет восемнадцать, не больше. «И что?! – усмехнулся он про себя. – Я сделался школьным учителем до мозга костей! Они с четырнадцати, а то и двенадцати лет уже все знают о сексе и вовсю используют знания! В соседней школе два случая беременности у восьмиклассниц, а я тут разглагольствую, утверждаю, что она слишком молода для того, чтобы иметь возлюбленного! Одичал совсем в медвежьем углу…»

Следующий пленник повторил то же самое по-английски, Слава неплохо знал английский – немудрено, при матери-то переводчице.

– Эй, эти уроды говорят, что надо сию пакость на голову посадить, тогда будем их понимать. А кто откажется – накажут. Рожи мне их не нравятся, так что не шутите – лучше нацепите. Я все сказал! – Мужчина лет сорока с красным лицом, типичный американец, как себе представлял их Слава, отошел в сторону, всем видом показывая, что он ни при чем – только передал слова, и все.

Вячеслав не стал дожидаться окончания речей, он взял со стола устройство и с гадливостью, осторожно, посадил его на свою голову. Стоящая рядом женщина со следами былой красоты на сорокалетнем располневшем лице с ужасом проследила за его манипуляциями и истерично взвизгнула по-английски:

– Не имеете права! Я гражданка США! У нас самый большой флот в мире и самая сильная армия! Если вы не доставите нас обратно туда, откуда взяли, вас уничтожат! Я требую американского консула!

Предводитель инопланетян что-то спросил у толпы людей с жуками, и краснолицый здоровяк перевел ему речь женщины. Слава не понял перевода – жук еще ползал по его затылку и не успел укорениться. Когда устройство ввело в него свои щупы, он вздрогнул от боли, на пару секунд потемнело в глазах, потому он и пропустил момент, когда к женщине, качающей права, бросился четверорукий охранник и вытащил ее на площадку перед предводителем.

Женщина пыталась что-то говорить, чего-то требовать, когда зеленокожий со скучающим видом достал из чехла на поясе что-то, похожее на рукоять складного ножа, взял ее в руку, и тут же над рукояткой завибрировал, заструился воздух, словно бы переливаясь в мираже. Вячеслав замер, он примерно знал, что сейчас произойдет, но такого все же не ожидал: инопланетянин сделал легкое секущее движение наискосок, женщина заткнулась, выпучила глаза, наклонила голову вниз, глядя, как опадает подол платья, напоминающий абажур настольной лампы. Потом половинка ее тела скользнула вниз и с хлюпаньем ударилась в лужу крови, хлынувшей из разрубленного наискосок туловища, как из ушата. Предводитель сделал что-то со своим страшным мечом, мерцание исчезло, оружие успокоилось в своем чехле.

Кровь с шипением впиталась в пол, а тело осталось лежать как памятник глупости и имперским амбициям.

– Ну, кто-то еще хочет что-то сказать? – скучающе спросил предводитель, и Слава с удивлением отметил, что он его прекрасно понимает. – Тогда быстро все надели мкаров!

В толпу побежали четверорукие, они щедро раздавали удары нейронными кнутами. Откуда-то Слава знал, что это за кнуты, знал, что они называются болевиками! Удары сыпались направо и налево, пока один отчаянный парень не возмутился и с яростным криком не набросился на четверорукого, пытаясь отнять кнут. Его тут же сбили с ног, выволокли на площадку перед толпой и начали хлестать болевиками, пока парень не забился в судорогах, пуская пену.

Остановил расправу предводитель, сказав:

– Достаточно. Прыткий парень. Ему еще представится возможность показать себя. Скот нельзя переводить напрасно, скот – денег стоит.

Экзекуция имела успех – все пленники под ухмылки предводителя и его спутников, наблюдавших за процессом, наперебой хватали мкаров и сажали их себе на головы. Через минут десять толпа стояла и ожидала, что скажут захватчики. Вячеслав с интересом наблюдал за действиями своих товарищей по несчастью и думал: «Сколько раз видел в кинохронике колонны советских военнопленных, идущих бесконечным маршем по дорогам в фашистские концентрационные лагеря. И все время бросалось в глаза – немцев с автоматами и собаками в сотни раз меньше, чем этих солдат, – почему, ну почему они не бросаются на фашистов и не пытаются их убить? Ну да, погибнет много народа, но ведь остальные вырвутся! Но каждый думал: «Почему я должен гибнуть первым? А может, я еще и выживу?» – и все сгинули в лагерях смерти… Вот так и тут – ну что там эти четверорукие – их с десяток! Ну хорошо, плюс предводитель со свитой… еще десять – а нас ведь пять сотен как минимум! Почему все боятся? И я боюсь… потому что я лох. Я трусливый лох, трясущийся за свою жизнь, как и все они!»

От этих мыслей стало тошно, и Слава демонстративно сплюнул на пол, как бы утверждая свою независимость и желая хоть как-то нагадить своим поработителям. Естественно, на его «попытку бунта» никто не обратил внимания.

Предводитель терпеливо дождался минуты, когда все успокоились, и начал говорить. Его голос, усиленный каким-то невидимым устройством, летел далеко, доставал до самых задних рядов. Вячеслав, вслушиваясь в его слова, с ужасом понимал, что теперь он точно попал, да еще как попал! И обратной дороги у него, похоже, нет.

Как оказалось, они находились на борту межгалактического корабля-матки, служащего для поимки «скота», так именовали эти существа тех, кого ловили на провинциальных планетах, не входящих в Союз Планет. Корабль назывался «Мезгрин». Он являлся собственностью человека с зеленой кожей, звали человека Наалок. Слава не вполне понял, почему земляне не знали о том, что их время от времени навещают подобные корабли, почему похищения совершались тайно, но решил узнать об это в дальнейшем, если, конечно, выживет. А вот с этим имелась проблема. Жить ему оставалось до тех пор, пока корабль не пришвартуется к базе на планете Алусия. Суть была в чем – он являлся рабом. Как и остальные пятьсот землян. Их предназначали для того, чтобы они умерли на потеху инопланетной толпе, продержавшись на ринге как можно дольше. И самое главное: вначале устроят большую резню, женщин и мужчин разделят на команды и пустят друг на друга – мужчин – на мужчин, женщин – на женщин. Те, кто выживет, будут обучаться в школе гладиаторов, в конце концов они все равно умрут, но немного позже. То есть – вариантов никаких.

Вячеслав не хотел и не умел убивать, но он и не хотел быть убитым. Альтернативы не имелось: хочешь жить – убивай. Их, насколько можно, подлечили (вот куда делось его плохое зрение!), мкары дали им первоначальные знания – общегалактический язык, на котором говорили все цивилизованные существа, кое-какие сведения о том, как жить в этом мире… и все. Больше никакой информации. Зачем информация скоту, который через несколько дней, а то и часов, умрет, оставив после себя лишь лужу крови и испражнений. Скот, он и есть скот.

Наконец Наалок сообщил, что сейчас они станут дожидаться своей очереди выхода на арену, а пока могут подкрепить силы концентратом из автоматов с едой и питьем.

Слава сразу почувствовал, что ужасно хочет есть, но не рванулся к стене, из которой вылетали брикеты, стоило приложить к ней руку в определенном месте, а остался стоять, наблюдая, как народ давится, пробираясь за питательными брикетами. Опять у него возникла ассоциация: так фашисты кидали объедки толпе до безумия голодных красноармейцев, и те дрались за краюху хлеба. «Фашисты неискоренимы – что земные, что инопланетные! – подумалось ему. – Но будь он проклят, если доставит им больше удовольствия, чем это необходимо для выживания».

Через двадцать минут толпа рассосалась и засела чавкать, хрустя жесткими брикетами и шумно всасывая розовую жидкость из пластиковых прозрачных контейнеров – жидкость оказалась хорошим утоляющим жажду средством. А одновременно – легким наркотиком, снимающим усталость и поднимающим настроение. И сексуальное возбуждение. Это он тоже откуда-то знал. Видимо, в мкаре имелись какие-то зачаточные сведения на этот счет.

На вкус брикет напоминал ореховое масло или уплотненные грецкие орехи, а жидкость – залия – была похожа на обычный морс с кисловатым и вяжущим привкусом. Слава равнодушно съел брикет, лишь бы забить желудок и поддержать силы. Потом сел к стене, закрыл глаза и стал прислушиваться к своим ощущениям – стало полегче, и на душе посветлело. Землянин понимал, что это действует залия, но все равно было гораздо легче, даже несмотря на то, что он знал: это искусственная эйфория. Пленник расслабился, приготовился ждать – то ли смерти, то ли того, что ему грозило помимо смерти.

Рядом услышал пыхтение, крики, жалобный плач. Открыл глаза, посмотрел – здоровенный детина пытался содрать шорты-юбку с той девицы, которая понравилась Славе. Вернее, ноги ее понравились. Вернее… в общем, что-то ему в ней понравилось – может, ноги, может, попа, может, пухлые губки и наивный взгляд голубых глаз, неожиданных у брюнетки (наверное, крашеная).

Шорты уже практически сдались, и рука насильника – туповатого здоровенного парня лет двадцати с кепочкой-восьмиклинкой на голове – уже шарилась между ног. Все вокруг на всякий случай отодвинулись, не желая попасть под раздачу. Так всегда бывает: свидетелей много, а вот помощи дождаться не от кого. Да и свидетели-то сразу исчезают в какой-то тине, когда узнают, что надо ходить в суд, на допросы к следователю…