Kitobni o'qish: «Клён и братья Гнева»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1. Пламя и пепел

Поезд разгонялся по крутому склону перед тем, как ворваться в радугу.

Когда я наконец-то взяла себя в руки и немного успокоилась, картина за окном уже сменилась. Остались позади окраины столицы: исчезли полустанки с короткими платформами, и все эти пристанционные маленькие домишки, и заводские трубы, коптящие клочковатым черным дымом в небо.

Это была хорошая идея: добираться до последней станции перед Стрепом поездом, который, как оказалось, развивал очень приличную скорость. Экипаж, даже управляемым Гневом, шел бы не так быстро.

– Сейчас будет самый длинный туннель Ронга, – сказал кто-то совсем рядом. В мужественном голосе прозвучал детский восторг, но слова пронеслись мимо меня. Не задев, уплыли в неведомую даль вслед за дымом, который стелился над крышей нашего паровоза.

Так что я не ответила. Даже не шелохнулась. Несмотря на то, что прошло уже много времени с тех пор, как поезд покинул столицу Ронга, отчаянная решимость все еще переполняла мое разгоряченное сознание. В таких растрепанных чувствах я не ручалась за то, что могу вытворить в следующее мгновение. Мне еще хватало остатков здравого смысла просто ничего не делать, пока в голове хоть немного не прояснится.

Сколько просидела вот так? Не знаю. Вздрогнула и пришла в себя только, когда вагон дернулся на стыке, и баул больно ударился в мое бедро. От боли вышла из своих мыслей и огляделась.

Я взяла билет в купе второго класса: не слишком роскошно, но довольно комфортно. Симпатичная отделка под темное дерево, сидения оббиты мягким серым бархатом. Достаточно светлым, чтобы смягчить торжественную тень от стен, и в то же время настолько туманным, чтобы не бросалась в глаза затертость.

Мы и в самом деле въехали в туннель. На секунду купе поглотила непроглядная мгла, но тут же замерцали бледным и сумеречным светом молочные шары-светильники на потолке и в боковых нишах. Свет был рассеянный и слабый, но хорошо проявлял мое отражение в темном окне. Лицо бледной луной в ореоле протуберанцев рыжепрядей медленно плыло во внешней тьме, не отставая ни на дюйм от стремительно несущегося поезда. Образ загадочной незнакомки, преследующей меня в болезненных видениях и вот теперь – наяву. Раньше я старалась убежать, оторваться от нее, но сейчас – наоборот. Сама рванула навстречу, и так или иначе мы должны наконец-то столкнуться лицом к лицу. Амен!

Глаза ослепила яркая вспышка: ничтожный промежуток между коротким туннелем и длинным. Солнце ворвалось в купе, чтобы совсем скоро пропасть и уже надолго. Эта вспышка окончательно вывела меня из транса. Раздумья закончились. Пришла пора действовать.

Я схватилась за ручки тяжеленого баула, чтобы поднять его к верхнему багажному отсеку и плотнее закрепить там. Ничего особенного в нем не было – в основном, всякие тряпки и женские безделушки. Бутылочки и флакончики с косметическими средствами, к которым я всегда, даже в самые тяжелые и безнадежные времена, питала слабость. Исключение составлял только тяжелый старинный меч, завернутый в мое самое праздничное платье. Никакого особенного умысла или сакрального значения: просто в этом длинном широком платье оказалось так много материи, что ее хватило, чтобы завернуть меч полностью. И сейчас я боялась, что от сильного толчка, с которым поезд врывался в радугу, меч распорет и нежное тело платья, и мягкую кожу баула.

Симпатичный парень, сидевший напротив, вскочил, протягивая руки к моему багажу:

– Давайте я вам помогу.

У него оказались невероятно синие, огромные глаза под черными ресницами. Красота банальная, но действующая безотказно. По крайней мере, на меня – точно. Но я быстро отодвинулась от обладателя прекрасных глаз:

– Пожалуйста, не подходите… Не приближайтесь ко мне…

– Что случилось? – он искренне недоумевал и все еще протягивал руки.

– Ничего, но…

Мне стало по-настоящему страшно. И не зря. В эту секунду поезд сильно тряхнуло на одном из порогов, и парень налетел на меня. В тот же момент, как только его ладони нечаянно прикоснулись к моим плечам, за окном потемнело. Стремительно проносившийся мимо пасторальный солнечный ландшафт опять сменился неподвижной черной мутью. Еще через секунду грязная пелена, которая заволокла вид за окном, расчертилась огненными всполохами. Словно из большой, спрятанной в темноте мортиры кто-то принялся палить короткими залпами.

И окно, стекла в котором только что казались сверхпрочными, жалобно взвизгнув, покрылось стремительно разбегающимися трещинами. Казалось, что удар ворвался с внешней стороны стекла, что-то страшное и неминуемое ворвалось в вагон из самого длинного туннеля.

Но это было не так. Ужас ворвался в купе из коридора вагона, стукнулся и окно и отрекошетил прямо в моего попутчика.

Я упала на дутую спинку бархатного дивана и вжалась в нее, прикрывая живот дорожным баулом.

Синеглазый симпатичный парень тонко заверещал, как раненый детеныш дикого зверя, выставив вперед руки, объятые голубым пламенем. Он, все еще не понимая, что происходит, пытался оттолкнуться пылающими ладонями от уже случившегося.

Гнев. Я сразу поняла это, и даже знала, кто его Хозяин.

Парень, в последний раз коротко вскрикнув, упал, прижимая к груди искалеченные ладони. Он потерял сознание. От страха или от боли. Или от неожиданности. «Это к лучшему», – тупо подумала я, – «Долго не мучался. Пусть отдохнет». Синеокий, красивый и, кажется, добрый человек, наверное, выживет, но навсегда останется калекой.

Из дыма, копоти и запаха опаленного мяса вышел Тео. Из-за его спины на меня мрачно уставились еще две пары знакомых синих глаз. Юса и Ранко. Малышей они не взяли, и это единственное, что меня сейчас радовало.

Вагоны с лязгом остановились.

– Ле, – сказал Тео, чуть наклонив голову. – А ведь я тебя предупреждал…

Две пары глаз моргнули одновременно, подтверждая его слова.

Я все еще сжимала двумя руками ручки баула. Конечно, помнила. Он и в самом деле предупреждал. И не один раз.

Нужно быть полной идиоткой, чтобы не прислушаться к намекам Хозяина Гнева. А тем более – моего брата. Тео.

Но я была той самой полной идиоткой.

2.Позорное возвращение

Побег был спешным и мало организованным. Ничего удивительного в том, что возвращение получилось жалкое.

Всю обратную дорогу я молчала. И Тео молчал, и Юса, и Ранко. Все мы.

Я не помнила, как пересели на встречный. За окном пролетали в обратном порядке пригороды и полустанки, леса и поля, над которыми низко клубился черный рваный дым. Я сжимала двумя руками все тот самый проклятый баул, намертво вцепившись в него. Затянувшаяся судорога: руки ныли от ладоней до самых плеч, но не могла заставить себя ослабить хватку. Словно прикрывалась этим чертовым баулом и от братьев, и от случившегося, и от пропахшего остатками Гнева купе. Запах шел не от стен или сидений. Сгущенный озон пополам с гарью пропитал нашу кожу. Можно пересесть на встречный поезд, но от себя избавиться не так-то легко.

Я оставалась такой злой на Тео, что ни разу не посмотрела убедиться: с ним все хорошо? Наверное, он не был в порядке. Просто не мог после такого мощного приступа Гнева. Но мне сейчас все равно.

И ни слова не сказала, пока Тео и близнецы давали показания начальнику поезда, и даже надеялась, что за случившееся брата сурово накажут. Тщетные надежды: Гнев Тео настолько силен, что Магистрат, несомненно, спустит этот случай на тормозах. «Усушка и утруска» – так, кажется, они называют инциденты, когда Гнев случайно вырывается из-под контроля. Запланированные жертвы внезапно освобожденной энергии.

Так что я просто молчала.

И на вокзале, куда прибыл обратный экспресс, я продолжала пялиться в землю, упорно прижимая к груди баул окаменевшими пальцами. Не смотрела на братьев. Подчеркнуто не смотрела. Даже когда оступилась на ступеньках, выходя из вагона, и чуть не полетела прямо под платформу на вымазанные гудроном рельсы, и Юса схватил мой локоть справа, а Тео притянул сзади к себе за плечи, я все равно не удостоила их ни единым взглядом. Просто брезгливым движением плеч стряхнула их руки, как будто на меня нападало осенней жухлой листвы. Оба не возмущались, убрали ладони сразу.

– Клен, – только тихо позвал Юса.

Но я шла вперед, и все, кто встречался на платформе, сразу расступались, пропуская нас. Наверное, от меня исходили такие энергетические волны, что, пожелай я, вот прямо сейчас могла бы перебить даже приступ Гнева у Тео.

Конечно, я ничего не ответила. На что он надеялся?

– Оставь, она скоро отойдет, – это шептал Ранко, но так громко, что это все равно, как если бы он кричал.

– Ага, – Тео запыхался, и это неудивительно, учитывая, сколько Гнева он выдал на бедолагу-попутчика. – Шиори все такие. Вспыльчивые, но отходчивые.

А вот он точно говорил именно для меня. Для моей гордой, хоть и перехваченной на полпути к бегству спины. Намекал на то, что, возможно, раскаивается.

Наш экипаж эти бестолочи, конечно же, оставили на том полустанке, где догнали поезд. Надо было брать билет на скорый. Они бы, конечно, тоже догнали, но не так быстро. Помучились бы хоть подольше.

Я вышла из затемненного тоннеля, ведущего от путей прямо на большую привокзальную площадь, и сразу направилась к наемным экипажам. Знала, где они кучкуются, так как всего лишь несколько часов назад подъехала на одном из них сюда, надеясь благополучно покинуть столицу.

Честно говоря, я немного упивалась своей внезапно прорезавшейся самостоятельностью. Они думали, что так и просижу до конца своей жизни в Доме Шиори, не смея носа высунуть за пределы его владений? Пусть видят, как хорошо ориентируюсь в общественных местах. Особенно он. Пусть Тео увидит, что вполне могу постоять сама за себя и нисколько не нуждаюсь в его опеке, выходящей за пределы всего разумного.

Я нарочно свернула в ту сторону, где тосковали в ожидании пассажиров механические экипажи. Тео как-то сказал, что все коляски, управляемые Гневом, взял под свое покровительство Дом Кайли, и, кажется, получал теперь очень даже неплохую прибыль. Гепажи быстрее и чище, но сейчас я и слышать не могла о том, к чему прикасалась чистая энергия. Дом Кайли не получит сегодня от меня ни монеты в свою казну. Прости меня, Дом Кайли и все его обитатели.

Братья поплелись, конечно, за мной, и мы вчетвером сильно набились в двухместную коляску. Конечно, столько взрослых людей сразу экипаж бы не выдержал, а пару высоких, но очень тощих подростков, одну субтильную девушку и молодого парня, еще не достигшего своего двадцатилетия, вполне мог себе позволить. Поэтому возчик только крякнул что-то неодобрительное в пышные ржаные усы и потянул рычаг. Экипаж стронулся с места, и тут я поняла, что в этой тесноте и тряске, которая бросает нас друг к другу, делать вид, что моих братьев в природе не существует, будет очень затруднительно.

Но я держалась изо всех сил, и не бросила ни на одного из них пусть и короткого взгляда, даже когда впереди показалась крыша центрального особняка Дома Шиори.

Возчик резко затормозил у знакомых витых ворот, отливающих рыжиной на старых сколах, и внимательно смотрел, пока я доставала из-за пазухи деньги. Хорошо, что Тео был уже настолько вымотан, он даже не обратил внимания на этот страстный взгляд, иначе мы бы точно имели тут кучку пепла. И на этот раз точно бы пахло горелым мясом.

Тео держался до последнего и свалился с ног, как только мы перешагнули порог Дома Шиори. Упал сразу всем телом. Как подкошенный. Я услышала только глухой стук за спиной, и кинулась к неподвижному брату. Юса пытался удержать Тео, но сил у него не хватало. Ранко застыл истуканом, навалившись на толстую ногу одной из почерневших входных кариатид.

В холл выбежали младшие близнецы. Радость в их глазах тут же сменилась страхом.

– Все в порядке, мальчики, – сказала я им, опускаясь к изголовью Тео. – Принесите-ка мне из столовой ложку.

Близнецы с громким топотом ломанулись прочь. Ложку они будут искать долго, главное я сделала – убрала их из холла.

Тео попытался что-то сказать, но вместо звуков из его рта вырвалась, шипя, синеватая пена. Только сейчас я заметила, что все его лицо покрыто липкой голубой жидкостью. Видимо, всю обратную дорогу остатки Гнева шли носом.

– Дыши глубже, – сказала я ему. – Ни о чем не думай. Гнев Шиори отступает, если убрать раздражитель. А он… убран.

В нос ударил сладковато-приторный запах горелого мяса. Конечно, показалось.

– Ранко, помоги мне.

Приподняла голову Тео, и Ранко схватил его за плечи. Я прикинула, сможем ли мы вдвоем дотащить старшего брата до дивана. Кажется, сможем.

– Юса, дуй за малышами в столовую. Во-первых, задержи их там, а главное… В среднем шкафе на правой стене, голубая бутыль…

– Да знаю я, – цыкнул мальчишка и бросился из комнаты. Конечно, он знал. Но, растерявшись, вполне мог забыть.

Мы с Ранко поволокли Тео к дивану. С трудом приподняли его и перекинули на мягкую потертость когда-то роскошной обивки. После стремительного жара тело Тео окутало ледяным дыханием. Он был такой звонкий от холода, что, казалось, упади сейчас – разлетится на тысячу хрустальных осколков.

У меня в арсенале не так много средств, чтобы помочь ему. Только отец мог научить его изначально пользоваться приступами Гнева с наименьшими потерями, а мама – сгладить последствия. Но наших родителей уже нет на этом свете, и всему, что необходимо для выживания, мы учились сами. Удивительно, как все остались целы и невредимы после этих безумных экспериментов!

Я пыталась согреть дыханием руки Тео. Ранко притащил большое пуховое одеяло и уже кутал брату ноги, а в локоть мне уперлось что-то гладкое и стеклянное. Юса пытался привлечь мое внимание, толкая бутыль с лидонией под руку.

– Два глотка, – сказала я, не выпуская ладоней Тео. – Ложку нашли? Разожми ему зубы и вливай.

– Я буду, я! – раздалось рядом, и я чертыхнулась:

– Какого такого, Юса, ты не задержал малышей в столовой?

– Но это мы нашли ложку, – заверещал Юль, и Рос, взяв на полтона выше, подтвердил:

– Нашли! Мы! Ложку!

– Молодцы, – произнесла я, с одной стороны, внимательно наблюдая, как по подбородку Тео стекают капли драгоценного отвара, не попавшие по назначению. А с другой, тянула его руки, не отпуская в совершенное беспамятство. Зубы Тео, стуча о ложку, которую Ранко пихал ему рот, издавали жуткий скрежещущий звук. – Без вас мы бы все тут пропали. А теперь поищите подушку. В дальней спальне!

Это я крикнула уже вслед убегающему топоту.

– Ле, – испуганно прошептал Юса. Его нежные длинные ресницы трепетали, отбрасывая тень на щеки. – Ты же сама… Зачем ты взяла билет с попутчиком?

Значит, почему я ушла, их пока не волновало. Они забыли об этом в суматохе. Но только пока.

– На соло-купе у меня не хватило денег, – бросила я через плечо. Это было правдой.

Ледяная ладонь в моих руках стремительно теплела. Пальцы шевельнулись, и нездоровая прозрачная бледность сходила с лица Тео. Он дышал уже гораздо спокойнее, голубое свечение плазмы из носа тускнело на глазах, сворачивало сияние. Поток, прерванный гневом Шиори, восстанавливался, все органы возвращались к своей привычной работе.

– Ты сама… – повторил Юса, раздираемый двумя истинами. Он хотел бы остаться и на моей стороне, и на стороне Тео. Больше всех в наших ужасных ссорах, становящихся все безнадежнее и глубже, страдал он. Самый ранимый. Между нами разверзалась бездна, которая с каждым днем становилась все шире и глубже, а Юса уже еле держался, зависнув прямо на середине этой пропасти.

– Да, – ответила я, потрепав его яркую мягкую челку. Потом осторожно спустила голову Тео со своих колен на диванную подушку. Он глубоко, со всхлипом вздохнул, словно расставался сейчас в своем забытьи с чем-то очень дорогим, но глаза не открыл.

– Сама, – подтвердила я, поднимаясь. – Я это сделала сама… Пока не трогайте его. Он спит. Пусть отдохнет.

О, да. Этот монстр, несомненно, нуждался в отдыхе после того, как искалечил невинного попутчика.

***

Я со злостью швырнула баул в угол комнаты. Он вдруг раскрылся, явив забитое суетой чрево, на пол вылетала ярко-розовая тряпка, жахнула о поверхность золотой отделкой. А потом из него вылетел и старинный меч Шиори. С грохотом не меньшим, чем драгоценные брюлики, свисающие с горловины платья почти до пояса. Меч я стащила из оружейной (просто из соображений, что там, куда я отправлялась, мне пригодилось бы оружие), а с этого платья и началась наша последняя ссора.

Вернее, последняя ссора началась с раута, который Дома Гнева объявили впервые после Вторжения. Все-таки прошло уже пять лет, и за это время многое из того, что было разрушено, восстановили.

Жизнь входила в прежнее русло, и свободную любовь, набравшую силу за время беспорядков, требовалось опять взять под контроль. Дома Гнева возобновляли ежегодные рауты – ярмарки женихов и невест. Продолжение избранных Гневом родов под пристальным взглядом старших. Это было сейчас главным: восстановить чистоту крови. Ну и рождаемость, конечно. После таких-то потерь.

Как правило, до Вторжения на рауты ежегодно собирались девушки, накануне вступившие в брачный возраст. Я, по всем меркам, уже давно перешагнула его, и известие о возобновление раутов, которое так воодушевило все Дома Нижнего Ронга, не очень-то меня тронуло. Это хорошо, что жизнь входит в свою колею, но та ее часть, которая связана с браками, меня не касается. Я пропустила свою весну, так же, как и большинство моих ровесниц, попавших в романтическом возрасте в период Вторжения. И ни капли не жалела. Вернее, вообще об этом не думала.

Тем неожиданней оказалось розовое вечернее платье в руках у Тео, с которым он появился на пороге гостиной.

Мы, как всегда, собрались там вечером. Уютно, тепло и беззаботно. Я – на небольшом диванчике, Ранко и Юса прижались с двух сторон, грели теплыми боками. Малыши устроились у меня в ногах перед креслом на большой мохнатой шкуре, так и не очищенной мной до конца от въевшихся пятен, что остались со времен Вторжения. Мы так и называли гостиную – «шкурная».

Белоснежная шкура изрядно истрепалась и потемнела, но в этом был даже какой-то обжитый уют. Рос и Юль любили валяться на ней, зарываясь в высокую шерсть, пахнущую немного дезинфектором, немного духами. Странно, что этот роскошный запах жизни до Вторжения за много лет так и не выветрился из шкуры неизвестного зверя. Тео говорил, что это запах маминых духов, а зверя убил на охоте папа. Где-то на краю света, в одной из своих экспедиций. Из очередной отец так и не вернулся. Наверное, Вторжение застигло его прямо во время работы.

– И пролился огненный дождь, и шел он три дня и три ночи, выжигая все, что попадало под его смертоносные струи. Братья, скрывшиеся в пещере, могли только наблюдать, как уничтожает он все, что было им дорого. Стонали и кровоточили их сердца, наполовину стерлись зубы, которые они сжимали в бессильной ярости, разбились кулаки, которыми они били в припадке отчаянья о холодные и равнодушные стены грота. Но огонь был неумолим. И на четвертый день сказал один из старших: «Если мир уничтожен, то не стоит и нам жить. Не будем прятаться, как последние трусы, достойно уйдем вместе с тем, что было смыслом нашего существования». И молча кивнули остальные пять братьев, соглашаясь с ним. И взялись они все за руки, крепко сцепившись ладонями, и шагнули разом под золотой дождь…

Я читала вслух книгу Гнева, как раз нашу любимую легенду о шести огненных братьев Дома Керро, когда на пороге нашей любимой «шкурной» появился Тео – невероятно довольный и торжественный. С розовой тканью в руках. По насыщенному пурпуру блестела золотая вязь пластин, тяжело натягивая нежный шелк, слепя глаза. Богатое платье. Очень красивое. Я это сразу поняла. Врожденной особенностью, которая позволяет девушкам даже при мимолетном взгляде определить роскошь и дороговизну наряда.

– Клен, – не снижая торжественности, произнес Тео. – Ты идешь на раут.

Все еще не отрывая взгляда от яркой ткани у него в руках, я равнодушно произнесла:

– И с чего это?

– Магистрат объявил, что на этот раут, первый после Вторжения, приглашаются все девушки, что пропустили свою брачную весну. За все пять лет.

Тео совсем недавно вошел в возраст Хозяина и очень гордился, что теперь обязан посещать собрания Домов Гнева, как главный представитель Дома Шиори. Хотя служил Магистрату всего несколько месяцев, и вчера представлял наш Дом только на третьем собрании, вид у Тео был умудренный и знающий. Ах, да, теперь он в числе тех, кто принимает решения. Тогда меня это очень умиляло. И совсем не насторожило.

– Представляю, какое там будет столпотворение, – протянула я, откладывая в сторону увесистый том с легендами. Этот разговор, подчеркивающий осведомленность Тео в великих делах, требовал полного внимания с моей стороны. И я совсем не против подыграть ему.

Он кивнул, а малыши захихикали, услышав новое слово. «Створение полтов», – прошептал Юль, и Рос, хрюкнув, зарылся носом в мягкую шкуру.

– После Вторжения осталось так же много вдовцов, – интонации в голосе Тео были чужими. Он явно повторял чьи-то слова. Кого-то гораздо старше и значительнее его самого. Того, кем он сам хотел быть.

– И таких как я – перецветов – можно будет неплохо пристроить.

Я улыбнулась. Не может быть, чтобы Тео и в самом деле собирался «пристроить» меня.

– Клен – перецвет, – глухо донеслось откуда-то из дебрей шкуры. Рос сдерживал новый приступ смеха.

– Перецвет, – средние близнецы выдохнули в один голос. Они тоже не смогли удержаться.

Я потрепала оттопыренные розовые уши братьев, облепивших меня с двух сторон.

– И что тут такого смешного? – но не выдержала и сама улыбнулась. – Хотя, конечно… Тео, а откуда это платье? Ну да, то, что держишь в руках?

– Тебе нравится? – он неловко распрямил в руках нежную ткань. Золото на ней неторопливо и благородно звякнуло. – Это… Мамино.

– Как оно может не нравиться, Тео?! – я поднялась с кресла, перешагнула через светлые макушки, чуть тронутые характерной рыжиной наследников Дома Шиори, и остановилась перед Тео, старательно изображавшим платьевую вешалку.

Почти не касаясь, легонько провела пальцем над ослепительной висюлькой: солнечно-рыжее переходило в чернь, плотно обволакивающую ярко-зеленые драгоценные капли.

– Ты заходил в комнату родителей?

Он кивнул. Я растрогалась еще больше. Мы старались обходить стороной заброшенные апартаменты мамы и папы, чтобы лишний раз не рвать сердца. Так что Тео совершил ради этого выезда большое усилие над собой.

– Я поеду на раут, – сказала я благодарно. – И непременно надену это платье. Только, наверное, придется подогнать под себя…

Он покачал головой.

– Ты сейчас выглядишь точь-в-точь как мама. Не думаю, что нужно что-то сильно менять.

Я благодарно улыбнулась брату. И средние, и младшие близнецы уставились на меня во все глаза. Они не помнили маму, и сейчас пытались представить, как она выглядела. Семейный архив погиб в волне Вторжения, и Тео оставался единственным из всех нас, кто представлял лица наших родителей.

– Тео, – сказал вдруг Юль тихо, но мы все услышали. – А ты… Твой Гнев… Он не может сделать так, чтобы у нас были портреты… Ну хоть один. Мама и папа.

Все молчали, но думали то же самое, что и малыш Юль. Я точно ощущала, что мы все с напряжением ждем ответа от Тео. А вдруг? Может быть…

Но Тео покачал головой:

– Даже пробовать не стану. Я совершенно уверен, что не смогу. Юль, Гнев действует только на физические объекты. Воссоздать или уничтожить можно то, что есть на самом деле. То, что можно… Скажем так – потрогать. Все картины без следа исчезли в волне Вторжения. Остались только воспоминания. И… Малыш, ты можешь сейчас потрогать пирог, который съел вчера?

У Юля и Роса широко раскрылись глаза. Они изо всех сил пытались понять, как вытащить из памяти съеденные вчера пироги.

– Не пытайтесь, – рассмеялся Ранко. – Не сможете.

Кажется, они с Юсой тоже были разочарованы. Такие здоровые, а все еще, как дети. Наверное, только что прикидывали возможность материализации исчезнувших пирогов.

– Хватит, – сказала я, осторожно принимая из рук Тео платье. – У нас есть одна особа, которая может воссоздавать любые булки. И сейчас она пойдет на кухню, а через пару часов вы сможете не только представить, но и осязать всякие разные пироги.

– Кто эта… особа?! – закричал Юль.

– Клен, дурашка, – потрепал его по голове Ранко. – Только Ле умеет проводить материализацию некоторых воспоминаний. И делает она это лучше всех на свете.