Kitobni o'qish: «Феи на твоей стороне»

Shrift:

Художник: Елена Другова

Глава 1
Моя мама…ведьма?

Софья Андреевна, мама Даши Румянцевой, пропала без вести.

Об этом знали все. Соседи, учителя в школе, полицейские участка, где на стенде «Ушли и не вернулись» висела ужасная фотография, на которой мама была похожа не на себя, а на злую старую горбоносую ведьму.

Подруга Серафима выражала сожаление, и все девочки, с которыми Даша училась в физмате, тоже смотрели на неё со странной смесью жалости и любопытства. И, наверное, юный гений и гордость школы Митя Клейман, в которого она была влюблена в прошлом году (без взаимности), слышал о трагедии в семье Румянцевых. Кажется, даже кудлатая дворовая собака Муха понимала, что у Даши пропала мама, и каждый раз при встрече смотрела на неё с неизбывным сочувствием, виновато щурясь жёлтым, всегда заплывшим глазом.

Даша кинула Мухе кусок колбасы из прокисшего с утра бутерброда и поднялась с качелей. Тяжелая ржавая цепь противно задребезжала за спиной, словно кто-то скрипучим голосом декламировал:

«Отстань…

Иди…

Отстань…»

Даша даже оглянулась, но ничего нового не увидела: шуршала по детской площадке блестящая пачка из-под чипсов, дожёвывала промокшую в майонезе колбасу Муха, да лениво колыхались качели.

Домой идти не хотелось.

Разве можно теперь жить как ни в чём не бывало? Возвращаясь из школы, зависать в Интернете, сплетничать с девочками о разных пустяках, переживать, что нос слишком длинный, мечтать привлечь в блог тысячи подписчиков? Когда дом пустой и холодный, а по ночам мама снится бредущей за стеной серого густого тумана, из которого не может выбраться? Слепо водит перед собой беспомощными руками, а все твои слова тонут в ватной пелене, не долетая до неё.

Как притворяться, что ничего не произошло, если за спиной сгущаются странные слухи: Соню незадолго до исчезновения видели летящей вдоль многоэтажек на метле? Если окружающие говорят с тобой, аккуратно подбирая фразы, словно ты больна какой-то неизлечимой болезнью? А самое главное: как избавиться от чувства вины, которое не пропадает ни во сне, ни наяву?

За несколько месяцев до исчезновения мама очень изменилась. Даша злилась: Соня не имела права становиться красивой, загадочной и чужой, не имеющей к ней никакого отношения. Таинственный блеск в её глазах пугал, равнодушие приводило в ужас. Маме не следовало так поступать, но…

Сейчас Даша отдала бы всё на свете, чтобы никогда не было той последней ссоры. Отец ломал в щепки чёртову метлу, которая бережно хранилась за шторой у окна, и кричал какие-то ужасные и несправедливые слова, а мама на них ответила только раз и очень тихо:

– Думаешь, ведьмами становятся от счастливой жизни?

А затем дверь хлопнула с такой силой, словно изгоняла нечисть из дома.

Отец выскочил за этим зловещим стуком, а Даша наклонилась над несчастной разломанной метлой и подняла одну из щепок. Этот кусочек деревяшки, тут же уютно устроившись в ладони, оказался приятно теплым, живым. Он будто дышал, тихо пульсируя. Тогда Даша ещё зачем-то подобрала и спрятала открытку с живописным домиком, которую в пылу ссоры мама совала в лицо отцу. Картинка лежала прямо на куче щепок, и девочка подумала, что неправильно оставить её здесь.

Ночевала Даша одна, а вернувшийся утром отец собрал мамины духи и кремы, выгреб платья и джинсы из шкафа и всё это отнес на помойку. Даша видела из окна, как по пути к мусорному баку по белому снегу стелется дорожка падающих из охапки вещей – флакончик духов, нежная голубая блузка из гладкого шёлка, смешной вязаный беретик…

Вопреки прогнозам полицейских, Софья Андреевна не вернулась домой ни через три дня, ни через неделю. Она пропала зимой, когда валил снег, заметая следы беглецов и преступников, а сейчас уже начинался сентябрь. Без мамы закончилась зима, наступила весна, прошло лето. В полицейском участке при виде Даши прятали глаза, потому что всем, кроме неё, было ясно: если человека не могут найти больше полугода, то, скорее всего…

У Даши осталась только тонкая щепка с полпальца размером и картинка с чужим домиком, который почему-то так нравился маме.

Качели продолжали настойчиво скрипеть за спиной:

«Отстань…

Иди…

Не жди…

Дожди…

Даже…

Даша…»

– Даша! – Скрип сменился на крик, совсем не похожий на скрежет качелей.

А потом и вовсе выбился из ритма:

– Дашутка!

На другом конце детской площадки стояла женщина с огромным, сразу бросающимся в глаза животом. Девочке понадобилось время, чтобы узнать в этой неуклюжей, гороподобной фигуре мамину подругу Риту.

– Ноги отекают, – пожаловалась она, тяжело опускаясь на скамейку.

Даша присела рядом, стараясь не смотреть на огромный живот под натянутым чёрным плащом. Две пуговицы на нём расстегнулись, и в просвете виднелась алая трикотажная кофта.

– Девятый месяц, – сообщила она. – Скоро рожать. Со дня на день.

Даша только сейчас поняла, что Рита ждёт ребёнка.

– Вы хотите мальчика или девочку? – вежливо спросила она.

Где-то слышала, что так всегда интересуются у беременных. Наверное, им это приятно. Что интересуются.

– Всё равно, – махнула рукой Рита. – Лишь бы побыстрее.

Она попыталась улыбнуться, но вышло не весело, а жалко. Ещё недавно чистое и светлое лицо обезобразилось коричневыми пигментными пятнами. Они наплывали один на другой под глазами и на лбу, и от этого Рита казалась угрюмой и уставшей.

– Даш, – тихо спросила она, – ничего нового не слышно?

Когда мама пропала, отец стал всё реже приходить домой, и Даша целый месяц тогда ночевала у Риты. Это время тянулось как в густом тумане боли, из которой её вытягивала только забота маминой подруги. Но сейчас Даша вдруг разозлилась. И на свою боль, и на безобразный Ритин живот. Словно та своей беременностью тоже предала её.

– Значит, у неё появилось что-то более важное, чем я. И чем вы. Она очень изменилась перед тем, как исчезнуть. И вы прекрасно об этом знаете.

– Ох! – сказала Рита, ухватившись за резко съехавший набок живот. – Взрослые, в том числе мамы, имеют право на личные мечты, фантазии и роковые ошибки. Но это вовсе не значит, что она не любила тебя и что ты не должна ей дать шанс всё исправить.

– Что исправить? – Даша и в самом деле не понимала. – Как?

– Наверное, я не должна говорить об этом, но ты имеешь право знать. Твои родители очень обидели друг друга. Сначала – отец, затем Соня ответила тем же.

– Он изменил? – догадалась Даша. – У него новая семья? И… у мамы?

Что-то подобное она подозревала. Из-за недомолвок, случайно услышанных фраз. Если живёшь с кем-то в одной квартире, волей-неволей замечаешь то, чего бы тебе никогда не хотелось знать.

– Ну что ты! Какая вторая семья у твоей мамы? – Про отца Рита так ничего и не сказала. – Просто она от обиды ушла в свои мечты и фантазии. Видимо, слишком глубоко ушла… Соня рассказывала о каком-то странном, но милом городке с прекрасными жителями. О доме со сливовым садом, в дебрях которого живёт слепая собака. Я спрашивала, где это, но она загадочно улыбалась: «Не здесь».

Даша вспомнила картинку. Жаль, она не с собой, чтобы показать. Хотя… Что бы изображение дало? Ведь Рита никогда не бывала в том доме.

– Может, можно найти это место? – с воодушевлением вскочила Даша, но тут же села.

Если мама не хочет возвращаться, какой смысл искать?

Рита покачала головой:

– Я говорила полиции об этом. Они вежливо обещали взять на заметку, только видно было: не поверили. Потому что всё, рассказанное Соней дальше, больше походит на какую-то фантазию. Говорящее дерево, слепая собака, полёты на метле. Чудесная портниха – её новая подруга, к которой я Соню даже немного ревновала. Муж портнихи – хозяин прекрасной таверны. Его брат близнец – владелец антикварной лавки с волшебными вещами. Какая-то Зреть, позволяющая видеть невидимое, которую Соне этот антиквар подарил. Нет, Даша, не думаю, что туда можно приехать на рейсовом автобусе.

– Но где же она сейчас? Почему не возвращается?

– Взрослые тоже попадают в беду и могут нуждаться в помощи.

– Я хочу помочь, – прошептала Даша. – Мне бы какую-то ниточку. Хоть что-то…

– Нет, Даша, не стоит тебе лезть в это запутанное дело. Опасно. У меня есть один знакомый художник. С его женой случилась странная и страшная история, Соня как-то помогла ей…

Рита продолжала поддерживать «пинающийся» живот, замерла на секунду, думая о чем-то явно неприятном.

– Я подозреваю, – наконец произнесла она, – это из-за Клода и Алисы Соня попала в неприятности. Тебе точно не нужно лезть. Обещай, что не станешь этого делать!

Даша неопределённо кивнула, что можно было принять и за «да», и за «нет». И ещё скрестила пальцы жестом, отгоняющим расплату за враньё. Рита, погружённая в свой внутренний мир, где вовсю бушевала новая жизнь, не заметила неоднозначность ответа.

– Ну и славно, – вздохнула она, с трудом поднимаясь. – Тем более я наконец-то нашла сыщика, который не покрутил пальцем у виска, а согласился помочь.

* * *

Уходящий трамвай жалобно звякнул на рельсовом стыке, скрываясь за поворотом. Наступила странная тишина, и только неуместно ранняя сухая листва шуршала под ногами, пока Даша шла вдоль длинной бесцветной стены.

Художник Клод в городе фигурировал один. У студии был свой сайт, и на нём – телефон для связи. Ей показалось, что Клод неохотно согласился на встречу, но всё-таки рассказал, как добраться.

Строение под номером 16Б притаилось во внезапном провале бетонных, сплошняком идущих плит. Небольшое двухэтажное здание из белого силикатного кирпича с двумя входами – какие-то ремонтные или автомагазины.

«Вход со двора», – так сказал Клод. В бороде ободранного и высохшего плюща Даша разглядела железную дверь. Две вытертые ступеньки приподнимали её над землёй, в швах между белыми кирпичами чернела кнопка звонка. Девочка нажала, услышала приглушённую трель изнутри. Подождала пару минут и позвонила ещё раз. А потом заметила, что потемневший металлический лист двери закрыт неплотно.

Толкнув его, девочка сразу очутилась в большой и светлой, тщательно прибранной студии. Нигде не лежала пыль, которую ожидаешь увидеть в таких огромных старых мастерских, никакого творческого беспорядка. Только наваленные друг на друга остовы мольбертов у дальней стены выдавали жилище художника. Когда-то здесь творили, но сейчас забросили.

Девочка оглядывалась в большом и незнакомом пространстве, пока не почувствовала, что на неё тоже кто-то смотрит.

В кресле у окна, ненормально прямо вытянувшись вдоль мягкой спинки, сидела молодая женщина. Очень красивая. Только какой-то неестественной красотой. Пугающей. Казалось, что щёки и лоб её залиты тонким слоем воска, сковавшим и закрепившим черты безупречного лица. Руки безвольно покоились на подлокотниках, длинные светло-каштановые волосы очень странно лежали на голове. Казалось, что это парик, который немного съехал набок – совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы создать неловкое ощущение. Хотелось тут же поправить.

Сначала Даша подумала, что в кресле покоится манекен, но его цепкий взгляд выдавал живого человека. Неподвижная женщина следила за ней одними зрачками, не поворачивая головы, шёлк платья на груди чуть приподнимался от слабого дыхания. Шевельнулись губы, от напряжения на лице сквозь восковое оцепенение выступили мышцы.

– Ш-ш-с-с… – с трудом выдохнула пугающая хозяйка.

– Здравствуйте, – сказала Даша.

И посмотрела ей в глаза. Близко-близко. Накрыло ощущением, что она смотрит в колодец. В глубине неподвижной глади сияли перевёрнутые звёзды. В манекене жила душа. Весёлая, эксцентричная и рисковая. Словно эта непоседливая душа заблудилась в мрачном, хоть и прекрасном здании, искала из него выход и никак не могла найти.

– Здравствуй! – раздалось за спиной, и от неожиданности Даша вздрогнула. – Ты – Даша? Сонина дочь?

Мужчина был высок и статен, совсем не стар, только виски седые. Пятнами, так, как седеют даже очень молодые люди, когда встречаются с чем-то ужасным. И под глазами провисли тёмные мешки.

Даша кивнула:

– Да, я…

– Я – Клод. Извини, я немного задержался. Обычно я Алису…

Он подошёл к женщине, нагнулся, поцеловал в лоб, поправил съехавший парик. Да, это точно был парик, Даше не показалось.

– Я не оставляю её надолго. – Клод машинально положил руку на плечо сидящей, словно оберегал непонятно от чего. – Просто сегодня мне подвернулась работа. Переговоры с заказчиком несколько затянулись. Подожди минутку.

Он скрылся за ширмой, на которой тонкой вязью распускались нежные цветы в японском стиле. Сразу зашумел чайник и захлопали дверцы навесных шкафов.

– Я помогу вам, – запоздало догадалась предложить Даша, но Клод уже появился из-за ширмы с подносом, на котором стояла вазочка с печеньем, три чашки и небольшой пузатый заварник.

Даже издалека чайничек казался обжигающе горячим.

– Не люблю в пакетиках, – улыбнулся Клод устало, расставляя всё это великолепие на столике.

Он так ловко управлялся с домашним хозяйством. Дашин отец, как правило, садился и ждал, когда подадут еду. Иногда ей казалось, что папа не знает, как открывается холодильник.

– У вас хорошо получается. – Даша залюбовалась движениями художника.

Он словно рисовал натюрморт, размещая чашки на столе точно и элегантно, наполняя их свежим бархатистым чаем.

– Что именно? – засмеялся Клод.

– Ну, вот это – чай, печенье… Всё это…

– Обстоятельства. Мне непривычно заниматься домашним хозяйством, но приходится… Поверь, я не был таким раньше.

– А каким? – полюбопытствовала Даша. – Каким вы были?

Она взяла чашку. Хотя чай не очень любила, но от этого шёл вкусный свежий запах.

– Лёгким. Беззаботным.

Клод немного подумал и жёстко добавил:

– Подонком. – Он поймал недоумённый взгляд Даши и улыбнулся: – Так и есть. Я использовал людей. Много. Противно было, грязно и мерзко. Но любовь – она такая. Разная, одним словом. Иногда заставляет совершать ужасные поступки… Но давай к делу. Я слышал, Соня исчезла?

Даша кивнула:

– В полиции думают, что…

– Они думают, что её уже нет в живых, – всё тем же жёстким тоном продолжил Клод. – Но это неправда.

– Вы знаете? Вы точно знаете? – Даша разволновалась.

Клод кивнул:

– Началось с метлы, да?

– Я не помню, как эта метла появилась у нас дома, – вздохнула Даша. – Но всё случилось, когда отец её разломал. Они сильно поссорились, и мама ушла.

– Нет, – покачал головой Клод, – ты просто не замечала. Всё началось именно с появления этой метлы. Алиса…

Что-то шевельнулось в глубине глаз женщины. Тоска. Сочувствие. Сожаление.

– Алиса тоже нашла… И метла выполняла все её желания…

Даша посмотрела на Клода с разочарованием. Он ей так понравился, и девочка уже начала надеяться на то, что художник хоть как-то поможет, но тот оказался неадекватом.

Клод понял:

– Нет, нет, я не собираюсь дурить тебе голову. Неужели ты не замечала, что перед исчезновением Сони в доме стали происходить странные вещи?

– Да, было немного непривычно, – ответила Даша. – Мама казалась счастливой, но… чужой. Равнодушной. Она переживала свои, внутренние, радости, которые никакого отношения не имели ни ко мне, ни к папе. Сначала нравилось, потому что она оставила меня в покое, а потом стало страшно.

– То-то и оно. – Клод глотнул горячего чая, поморщился от удовольствия. – С Алисой произошло то же самое. Сначала она была на седьмом небе от счастья, а потом случилось… Это.

Даша посмотрела на безучастную Алису. Кажется, та многое бы рассказала, если бы могла. Только чуть напряглись скулы, да пальцы едва заметно шевельнулись, словно она пыталась сжать их в кулак.

– Прогресс есть, да, – сказал Клод, заметив и взгляд Даши, и микроскопические движения Алисы. – Не так быстро, как я надеялся сначала, но понемногу функции восстанавливаются.

– А как… – Даша замялась. – Как произошло такое? Разве эта… болезнь… связана с… Ну, что случилось с мамой…

– Угу, – сказал Клод. – Ты чай пей. Пока горячий.

Даша послушно сделала глоток, но сразу поставила чашку на место.

– Мы с Алисой встретились в Италии. Случайное знакомство под дождем. Красивое и романтичное. На одной изгибистой улочке я практически налетел на тоненькую девушку в серебристом дождевике. Сначала мне даже показалось, что это призрак, настолько она была нереально прекрасной. В этом пасмурном мраке посмотрела на меня пронзительно веселыми глазами и сказала: «Люблю дождь. В нём всё размывается и становится неважным». Я до этого момента дождь ненавидел, но тогда вдруг сразу он показался мне милым. Хотелось любить то, что обожает она.

Он с печальной нежностью посмотрел на «манекен»:

– «Я – Алиса», – сказала она тогда. – «И я люблю гулять под дождем». Взяла меня за руку, потащила за собой, и мы больше не расставались. До обеда нежились в огромной гостиничной кровати, пили кофе на террасе за лёгким ажурным столиком. У нас была такая игра: каждое утро сочинять новое название для моста, который отражался в воде канала, и Алиса всегда придумывала самое смешное. Потом бродили по городу, у Алисы в нем было множество разных, в большинстве своём странных знакомых. Мы встречались с ними в многочисленных кафешках или часами катались на речных трамвайчиках по пахнущему болотом каналу, и солнце, оттолкнувшись от воды, отражалось в Алисиных весёлых глазах. Она часто и много смеялась. Так банально, но одновременно неповторимо: смех будил звонкими колокольчиками окружающий мир, делал его намного ярче. Это были самые чудесные дни в моей жизни, пока…

В глазах Алисы вместо весёлого солнца заметалась тревога. Клод погладил её, успокаивая, по руке и продолжил:

– Однажды утром я увидел, как она вылетает из моего гостиничного номера на метле. Жутко… Но, оказалось, это ещё цветочки по сравнению с тем, что произошло, когда я пришёл в себя. Направился к дому, где Алиса до нашей встречи снимала комнатку. В окнах горел свет, я поднялся наверх, постучал… Дверь оказалась открытой. Всё говорило: она только что была здесь. На экране ноутбука мелькали кадры какого-то триллера, Алиса любила смотреть подобное на ночь. На кресле – брошенный плед, он, казалось, ещё хранил очертания её тела. Только на полу ковер странно смялся, словно на нем боролись. А потом…

Клод вздрогнул, чай из чашки пролился ему на руки. Чертыхнулся, принялся дуть на пальцы:

– В общем, на стене плясала тень. Лысый уродец тянул ко мне руки. И это была Алиса. Я поклялся тогда приложить все силы, чтобы её спасти. Не спрашивай меня, сколько тайных орденов познал, к каким мистикам обращался, в каких ужасных мистериях только ни принимал участие. Всё бесполезно. Лысый уродец продолжал плясать тенью на стенах, сопровождая меня повсюду. Думал уже покончить с собой, когда вдруг позвонила твоя мама. Соня. Мы были знакомы очень поверхностно, когда-то тусили в одной студенческой компании, хотя почти не общались. А потом много лет не виделись. Я удивился, но приехал в дом, где Соня назначила встречу, и увидел Алису. Вот такую. Соня сказала, что случайно нашла её где-то вне нашей реальности. Там моя жена служила портновским манекеном. Расплачивалась за осуществление желаний, которые исполняла для неё метла. Тело Алисы отделили от души и отправили отрабатывать долг в то место, которое твоя мама называла «закраек». А дух в виде этой лысой тени остался в реальном мире. Соня как-то смогла переправить манекен из одного пространства в другое. Тень соединилась с физической оболочкой, но приживается, как видишь, с трудом. Я забрал Алису, а маму твою с тех пор больше не видел.

– Но вы можете как-то помочь?

– Извини, но я сейчас отвечаю не только за себя. Мне нужно поставить на ноги мою девочку. Если чуть позже…

Клод нежно посмотрел на Алису. Парик на её голове опять немного съехал и над ухом мертвенным воском мерцал кусок гладкой кожи.

«Они все заняты своими проблемами, – горько подумала Даша. – И папа, который неизвестно где ночует, и Клод, выхаживающий больную жену. Даже Риту сейчас заботит только будущий ребёнок. Кроме меня, некому вытащить маму из…»

Откуда?

Да разве она знала?!

– Я думаю, что Соня ушла в этот самый «закраек». Жаль, Алиса не может говорить, она бы могла лучше пояснить, что это вообще такое и где находится.

Даша одновременно с Клодом посмотрели на женщину-манекен. Колодезные звёзды на дне её глаз метались как заполошенные, вокруг губ кольцом сомкнулось напряжение.

– Мм-м… – с трудом выдохнула Алиса. – Мм-м…

– Метла? – сразу понял Клод.

Даша подумала, что он хорошо научился улавливать мысли Алисы по движению губ.

Так и было. Она больше ничего не сказала, но Клод понимающе кивнул.

– Алиса говорит, что всё дело в метле.

– Я разве не говорила, что папа сломал её? На мелкие кусочки.

– Тогда не знаю. – У художника печально опустились плечи. – Наверное, метла – единственная связь и подсказка. Извини, мне нужно кормить Алису. Это… очень неприятный с виду процесс.

– Подождите, – Даша, внезапно вспомнив, полезла в сумочку, – у меня есть… Есть…

Она вытащила конвертик от старого письма. Изначально это было какое-то послание управляющей компании, но сейчас в нём лежали щепка от метлы и смятая картинка из серванта.

– Вот же, вот! – Она достала картинку и щепку из конверта и протянула Клоду: – Это кусочек от той самой… От метлы. А фото мама папе показывала…

Клод повертел в руках изображение (до щепки даже дотрагиваться не стал, даже не посмотрел), вздохнул и вернул Даше:

– Просто фото из рекламного проспекта. Я не знаю это место. Алиса тоже ничего не может сказать. Прости…

В глубине глаз Алисы мелькнуло узнавание, потянулось жадно к щепке и картинке. Но Клод подчёркнуто поднялся, и Даша поняла: ей пора уходить. Вышла, пошуршала по всё тому же ковру из ранней опавшей листвы к остановке. Что-то мешалось в руке, та самая картинка: с домиком и дивным садом вокруг него. Только…

Даша прекрасно помнила, что ещё недавно на изображении высились мощные деревья. Но теперь они пропали. Домик словно парил в густом сероватом тумане, который сжимал его со всех сторон. Завис в безвременье с резной деревянной верандой, уютно брошенным пледом на кресле-качалке, с привкусом сладких, чуть забродивших слив, въевшимся в стены. Казалось, что картинку осторожно погрузили в миску бурой краски и тут же вытащили, оставив середину нетронутой. А на крыльце домика проявилась тонкая женская фигурка.

Девочка вцепилась взглядом в женщину, простирающую руки к улетающим обрывкам тумана. Тревожное тепло прошло от ступней к затылку, вызывая колющие мурашки по всему телу.

– Мамочка, – прошептала Даша, прижимая к груди испорченную фотографию, – где ты? Я так по тебе скучаю…