Kitobni o'qish: «Сломанные крылья»

Shrift:

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Глава 1

…Лене казалось, что из-за ее стонов и слез все давно ушли. Что девятимесячное ожидание – сон или бред. И вдруг кто-то промокнул полотенцем ее взмокший лоб, и она услышала:

– Кончай реветь, мамочка. Смотри, какого красавца родила…

Лена помнит эту минуту все двадцать лет. Как посмотрела на красное, сморщенное существо и поняла: красивее никого быть не может. Так и теперь. В любой толпе, на самой людной улице – всегда на ее Никиту кто-нибудь уставится и остолбенеет. Наверное, есть и другие красивые люди, только она никогда не встречала таких, кого можно было бы поставить рядом. Даже в глянцевых журналах с изображениями звезд, обработанными с помощью «фотошопа».

Лена посмотрела на часы, закончила мыть пол и быстро прошла на кухню. Он скоро придет. С деньгами перед зарплатой всегда бывает туго, но Лена знает массу способов скрасить бедность. Вот и сейчас она достала пакет биокефира, молоко, сливочное масло, муку. Через десять минут перед ней вырастет горка золотистых оладий, таких вкусных и пахучих, что Никита съест их в один присест, запив любимым ананасным соком. Он и не догадывается, что Лена никогда не пьет его сок. Ей и чаю достаточно.

Почему она именно сегодня вспомнила, как родился Ники? Просто по ассоциации. Она сегодня очень устала. Очередь на почте, где она работала оператором, выстроилась до улицы. Все ругались, торопили. Конечно, почта должна быть делом быстрым. Кто виноват в том, что платят там гораздо меньше, чем нищим на паперти? То есть кто-то, конечно, виноват, но Лене об этом думать, искать лучшую работу некогда. Она привыкла дорожить тем, что есть. Вот и сейчас: измучилась, а ведь вылизала всю квартиру и невольно вспомнила ту, самую счастливую усталость в своей жизни. Она тогда была девчонкой, только что закончившей школу. Приехала в Москву из Орла, чтобы как-то устроиться в жизни. Вместо этого влюбилась, очень быстро забеременела и услышала от человека, которого считала фактическим мужем, банальную фразу о том, что у него есть другая, постоянная женщина. Он предложил ей деньги на аборт, она спокойно отказалась. Почему-то сразу почувствовала себя курицей, обязанной снести золотое яйцо. Лена улыбнулась: вот почувствовала – и все тут! Хорошо, что хоть квартира была – маленькая, однокомнатная, здесь когда-то жила сестра ее бабушки. Была очень больна, нуждалась только в уходе, а проблемы Лены ее уже не волновали. Сына Лены старушка успела увидеть, а потом тихо, деликатно умерла, как будто уступила место новой жизни. Лене тогда знакомая сказала, мол, так чаще всего и бывает: если в семье появляется новый человечек – жди потери. Лена жалела, горевала, но ни на секунду не забывала о том, что нельзя расслабляться, лишать радости ребенка. Она к Никитке всегда подходила с улыбкой, и он очень быстро научился улыбаться в ответ. Он и сейчас такой.

Оладьи готовы. Скоро откроется дверь…

Он вошел в квартиру буквально через несколько минут. У него было бледное, испуганное, что ли, лицо.

– Оля не звонила? – спросил он с порога.

– Нет. Но она же знает, что ты в институте.

– Мама! – почти прокричал Никита в ответ. – Она пропала! Мобильный не отвечает. Ее мама сказала, что она вчера вечером не пришла ночевать! Помнишь, как вы с ней меня уговорили не провожать ее до дома? Так она туда не пришла!

* * *

Оля училась вместе с Никитой в Плехановском институте. Только на другом курсе, на два года младше. А познакомились они на соседней улице, где она жила. Он проходил солнечным днем мимо ее дома, а Оля вышла и смешно зажмурилась от света. Никиту как будто током ударило.

– Ты чего так сияешь? – Он подошел к ней очень близко.

– Что-что? – не поняла она.

А он разглядывал ее, не в силах оторваться. Невысокая, тоненькая, беленькая, с огромными прозрачными глазами, то ли голубыми, то ли зелеными, с пухлым, почти детским ртом.

– Ты такая красивая, что на тебя можно смотреть только в темных очках. А я их дома забыл.

– Ты так шутишь? – серьезно спросила она и внимательно посмотрела на Никиту. Вот он красив, лучше не бывает: высокий, широкоплечий, кареглазый, с правильными чертами лица.

– Я не шучу, – сказал он и дотронулся до ее руки.

Это прикосновение значило для них обоих больше, чем для других людей годы близости. Они были людьми с тонкой кожей. Они умели выразить вздохом ощущение родства. Потом встречались полгода, готовились к свадьбе.

– Нет-нет, ты успокойся и скажи все по порядку, – Лена постаралась произнести простую фразу совершенно спокойно. – Что значит пропала? Может, ее подруга зачем-то позвала? Может… Ну, я не знаю. Вариантов масса.

Последние слова прозвучали неубедительно. Для Оли не было «массы вариантов». Она домашняя девочка. Если сказала, что идет домой, значит, домой и пошла. Если задержалась с кем-то, допустим поговорить, позвонила бы и маме, и Никите. И не сутки же она разговаривает.

– Мама, не говори глупости, – произнес Никита не грубо, а устало, удрученно. – Ты же сама понимаешь: что-то случилось.

– Раз случилось, раз ты думаешь, что случилось, нужно идти в милицию.

– Я пойду. Только Олина мама уже туда звонила, ей сказали, чтоб приходила дня через три, если дочь не найдется.

– Да, конечно, большие умники, – пробормотала Лена. – Но у них, наверно, инструкция такая. Только не впадай в отчаяние. В любую минуту все может решиться лучшим образом.

– Как?

– Ну, скажем, она обиделась на тебя за что-то и попросила маму сказать, что ее дома нет.

– И еще сказать, что она дома не ночевала? Телефон отключила? Мама, это же Оля. Она ничего подобного сделать не может!

– Хорошо. Понятно. Значит, будем искать. Узнаем телефоны всех подруг, однокурсников, поспрашиваем соседей. Дом-то рядом. Она ушла, когда еще не особенно темно было.

– И сколько времени, по-твоему, мы будем этой ерундой заниматься?

– Это не ерунда. У нас нет выхода. То есть он появится, если она вдруг придет и все объяснит сама. А пока…

– А пока с ней могут сделать все, что угодно. Ты ведь на самом деле согласна с тем, что с Олей что-то случилось? Ты ведь тоже так думаешь, мама?!

* * *

Оля сначала почувствовала сильную головную боль, а потом очнулась. От тяжелого сна? Или от обморока? Она приподнялась на локте и огляделась. В крошечное окно пробивался луч света. Это что, погреб? В одном углу дрова, в другом хлам, а она лежит на большой доске, установленной на кирпичах, как на ножках. Что за ужас такой? Она ничего не помнит.

Оля заставила себя встать, держась за стенки, обошла тесное пространство. Вот бочка с водой. Она пьет из ладоней, плещет себе в лицо, даже намочила кофточку на груди, чтоб не так трепыхалось сердце. Силы кончались. Нужно добраться до своей доски, опять лечь и попытаться вспомнить.

Она закрыла глаза и сразу увидела лицо Никиты. Да, вчера она, как обычно, была у него. Потом его мама напомнила, что ему сдавать курсовую, а он не доделал. Оля засобиралась домой, Никита тоже, все как всегда. Но Оля стала уговаривать его остаться дома, не тратить время: провожания до соседней улицы затягивались на часы, потому что они не могли расстаться. Тетя Лена поддержала ее. Они уговорили его, но лицо у него было такое огорченное! Оля подумала, что придет домой и сразу позвонит.

Что же потом? Почему она не дома? Оля вспомнила, что у самого дома ее кто-то позвал, попросив: «Девушка, помогите». Она оглянулась и увидела старый зеленый «Москвич». Рядом стоял мужчина, и рука у него была в крови. Оля испугалась, нащупала в сумке мобильник, подошла и спросила:

– Вызвать «Скорую»?

– Не нужно, – ответил мужчина. – Достань, пожалуйста, аптечку из машины, мне руку перебинтовать нужно.

Она забралась на переднее сиденье, открыла потрепанную аптечку… И вдруг боль, темнота, удушье. Провал в черноту.

Она пошевелилась, и в ней вновь поднялось удушье. Затошнило. Но нужно опять встать, поискать сумочку, телефон. Она уже все поняла, но продолжала надеяться, что оказалась здесь случайно. Ее хватило на несколько минут поисков сумки, телефона, а главное, выхода. Чудовищная головная боль просто ослепила. Оля с трудом добралась до доски. Перед тем как лечь, провела рукой по волосам. О господи! На затылке большая шишка, а волосы слиплись в комок. Это кровь. Новый приступ тошноты был таким сильным, что судорога пробежала по телу. Она бессильно откинулась, в это время скрипнула дверь, которую она не нашла. Оля с трудом открыла глаза и увидела мужчину среднего возраста и роста, с невыразительным лицом и тусклыми глазами. Это он! Тот, у которого была ранена рука! Только как же это – майка с короткими рукавами, и никаких ран.

– Ну чего? – подмигивает он ей. – Тяжело с похмела? Вот я тебе рассолу принес. От хлороформа здорово помогает.

– Кто вы? Почему я здесь? – еле слышно спрашивает Оля.

– Хозяин я теперь твой, вот кто. Украл я тебя. Тебя здесь никто не найдет, не надейся. Попей рассольчику, я тебе поесть принесу. Ты меня вчера просто умилила. Сразу «Скорую», аптечку. Смотри, – он взял какую-то банку из кучи хлама, сунул в нее палец, затем мазнул им по Олиной руке. Остался след красной краски. – Вот такая была у меня болезнь. А так я здоровый. Скоро сама поймешь.

Оля дрожала. Она пыталась придумать слова, которые были бы понятны этому чудовищу. Она не надеялась, что он ее выпустит. Но хотя бы телефон дал. Она бы позвонила маме, Никите, они бы ее нашли.

– Мне нужны моя сумка и телефон, – проговорила она. – Мама волнуется.

– А как же! – ответил ей мерзавец. – И она волнуется, и хахаль твой. Я все знаю. Я за тобой давно наблюдаю. Понравилась ты мне. Конец разговору. Будешь тут жить. Васей меня зови. Поняла?

* * *

Вера Михайловна всю жизнь проработала в одной школе. Ушла на пенсию, когда учебники стали другими, ребята заговорили на не совсем понятном языке, их родители стали меньше интересоваться детьми, чем своими машинами и домами. Да и здоровье уже не то. Стал болеть и Гром, тибетский терьер, единственная по-настоящему родная душа. Они понимали и любили друг друга почти восемнадцать лет. Когда он умер, Вера Михайловна ни с кем не делилась своей тоской. Но страдала по преданному псу, как по близкому человеку. В последнее время стала заставлять себя выходить из дома в те часы, когда гуляла с Громом. Ходила в ближайший скверик, сидела там с книжкой, но по большей части наблюдала за играми детей, поведением прохожих. Так меньше ощущалось одиночество, не так мучили мысли о прошлом и будущем.

В это утро она какое-то время удивленно наблюдала, как ходят взад-вперед, останавливают всех прохожих сотрудница их почты Лена и ее сын Никита. Обычно такие спокойные, приветливые, а тут пробежали мимо и даже не заметили. Вера Михайловна решительно поднялась и остановила Лену:

– Леночка, мне кажется, у вас что-то случилось. Вы кого-то ищете?

– Ох, не спрашивайте, – та еле сдерживала слезы. – Такая беда! Оля пропала. Позавчера ушла от нас домой и как будто испарилась. Милиция пока даже заявление не принимает, вот мы и бегаем, спрашиваем, может, кто-то что-то видел. Вы, кстати, ничего не видели?

– Я сижу здесь подолгу, наблюдаю, но если бы точно знать, что нужно вам! Оленьку я дня два точно не видела.

– Ну, тогда мы дальше побежим спрашивать. Никита уже просто заболел. Мама Олина лежит с сердечным приступом.

– Обязательно зайду к ней. Я тоже буду спрашивать у всех. Разрешите мне иногда вам звонить?

– Конечно, обязательно.

Вера Михайловна вернулась на свою скамейку и сжала руки. Как можно не принимать заявление в таких случаях! Пойти, что ли, в районное отделение, потребовать? Нет, можно нарваться на таких типов, которые со зла и через неделю не примут. Да если и примут… Нужно ведь сейчас, пока следы не совсем затоптаны, пока собака может пойти по Олиному запаху. Пройти-то ей нужно всего метров двадцать. Что же придумать?

Глава 2

– Виктор Николаевич! – окликнула охранника супермаркета одна из кассирш. – Опять забыли зарплату получить? О чем только думаете? Или деньги не нужны?

– Думаю, Людочка, как раз о том думаю, что они нужны. А получить забыл, действительно. Спасибо за заботу.

Охранник, широко улыбаясь кассирше, отправился в бухгалтерию, оттуда в торговый зал. Купил кусок свинины, докторскую колбасу, хлеб, молоко и кефир. В очереди в кассу взял с витрины маленький шоколадный батончик. Зашел в раздевалку, положил продукты в холодильник, присел на стул перед небольшой полкой, где всегда стояли электрочайник и чай в пакетиках. Аккуратно, в некоторой задумчивости, выпил чашку чая, передохнул – целый день на ногах – и вернулся на свое место. В это время в магазин вошел старик в черных очках, нащупывая себе путь с помощью палки. Виктор Николаевич взял посетителя за локоть и довел до входа в зал.

– Там найдете, что нужно? – любезно спросил он.

– Да, я четко ориентируюсь: знаю, где хлеб и молоко. Спасибо вам большое.

– Не за что.

Виктор Николаевич неторопливо зашагал по своему маршруту. Осталось несколько часов, а там – и домой наконец поедет. Он подумал о доме, и вдруг в нем поднялась волна адреналина: волнение, удовольствие, предвкушение. Он даже на минуту стал лицом к стене, чтоб никто не увидел страшноватую улыбку, исказившую его лицо. Время стало тянуться медленнее, но рабочий день все же закончился.

Виктор Николаевич переоделся, взял из холодильника пакет с едой и пошел на автостоянку. Он открыл старый зеленый «Москвич», положил пакет на заднее сиденье и медленно, осторожно тронулся с места – очень уж боялся дорожных происшествий. Через пятнадцать минут он уже открывал дверь квартиры в старой девятиэтажке.

– Мама, я пришел! – крикнул с порога.

Ему навстречу вышла старая женщина, молча взяла из рук пакет и вернулась на кухню. Он проговорил ей в спину:

– Я в гараж. Машину поставлю, помою. Подожди! – Он догнал ее и вынул из пакета шоколадный батончик. – Ты это… Мясо там приготовь, картошку поджарь. Есть хочется. – Он помедлил, а потом взял из рук матери еще и пакет молока.

Оля услышала знакомый скрип и подняла глаза к невысокому потолку своего заточения. Вот он, спускается по короткой лестнице. Улыбается, наверное, что-то несет в руке. Какие же слова ему сказать, чтоб он понял, что так больше нельзя? Как вразумить? Как ей себя повести?

Виктор подошел к своей добыче. Поставил на доску пакет молока. Затем с видом фокусника достал из кармана шоколадный батончик.

– А это за хорошее поведение.

– Послушайте меня, – сдерживая слезы, заговорила Оля. – Вы не понимаете, что так никто ничего не добивается. Что я очень страдаю. Что у моей мамы больное сердце. Мы можем как-то по-человечески договориться. Я не обижаюсь на вас. Если отпустите меня домой, я никому ничего не скажу.

– Ты о чем? А что бы сказала, если бы обиделась? И кому?

– Никому. Я же объясняю.

– Нет, это я тебе объясняю. Тебе некому больше ничего говорить. Кричать тут бесполезно, я такую заглушку установил. Ты меня не зли. Пей молоко, кукла, ешь шоколад. Потом еще что-то принесу. Если перестанешь меня доставать. Как, я сказал, меня называть?

– Не помню.

– Все ты помнишь. Гордая очень. Вспоминай.

– Я не помню.

Он сильно ударил ее по губам. Оля приложила к ним ладонь и с ужасом посмотрела на кровь. Ее ударили первый раз в жизни.

– Как меня зовут?

– Вася, – прошептала она.

– То-то же. А то «не помню». Ты эти штучки брось. Давай, питайся. Ведро в том углу – это твой туалет. Жди меня.

Он быстро повернулся и вылез из самодельного погреба, на сооружение и звукоизоляцию которого потратил не меньше полугода. В гараже запер потайную дверь. Что-то не то. Почему он сказал ей не свое имя? Боится, что ее найдут? Не найдут. Они никогда никого не находят.

* * *

Никита больше не ходил в институт, не ел, не пил, не бегал по улицам, опрашивая соседей. Заявление об исчезновении Оли в милиции приняли, но ничего конкретного сообщить пока не смогли.

– Да не ищут они никого, – сказал Никите друг по двору Серега. – «Конкретное» – это у них так называется труп нечаянно найти.

Вот после этих слов сердце Никиты сжало отчаяние. Оля – настолько правильная девочка, что с ней могло произойти только что-то очень страшное. А без нее ему, Никите, просто невозможно жить. Пошел четвертый день с того момента, когда девушка пропала. Никакой зацепки, никакой помощи, никакой надежды. Слова Сереги сверлили мозг. Это, наверное, так. Что же ему, Никите, ждать, когда ее найдут… мертвой? Боль стала нестерпимой. Казалось, сердце находится везде. Никита с трудом встал, прошел в ванную, открыл аптечку. Вот мамины снотворные, болеутоляющие, еще какие-то таблетки. Полно. Она всегда говорила, что давно нужно все пересмотреть, потому что у этого добра срок годности быстро истекает. Он налил большую кружку воды и медленно проглотил всю просроченную гадость. Немного посидел на бортике ванной, пока голова не стала тяжелой и туманной. Потом наполнил ванну горячей водой, лег в нее, взял приготовленное лезвие и глубоко, старательно перерезал вены на обеих руках. Вода в ванной стала розоветь, затем покраснела, а он отдавал себе отчет лишь в том, что боль понемногу тает.

* * *

– Лена, – серьезно говорила второй оператор Нина, – возьми себя в руки. Я вчера Никиту твоего встретила и не сразу узнала. Он просто черный от горя. Ты как-то не так себя с ним ведешь. Нужно найти силы успокоить, обнадежить. Сколько девочек исчезают на четыре дня, на четыре года, а потом возвращаются, иногда даже с мужем-олигархом. Ладно-ладно, Оля не такая, не сякая, но тоже могла на что-то повестись. Твой Никита хоть и красавец, но, извини, голь перекатная, она – тоже. А вдруг соблазнилась другой судьбой? И вообще, даже если что-то случилось с ней, ваша жизнь от этого не должна остановиться. Говорила я тебе, что у моей подружки дочка подходящая, жалко, не успели вовремя познакомить. Ну, ты помнишь, одноклассница моя, которая на Рублевке живет и не тужит с денежным мешком вместо мужа. Дочка у них, конечно, не такая хорошенькая, как Оля, но девка неплохая, в МГИМО учится. Конечно, они ей мужа из своих подыскивают, но если бы она хоть раз на Никитку взглянула, запала бы сразу. А она с характером.

– Нина, что ты говоришь! Ты хоть себя слышишь? Какая дочка? Какой денежный мешок? Беда у нас, а ты, как заезженная пластинка, извини, конечно. Я просто нервничаю. Никита дома, в институт не пошел, а телефон уже второй час не отвечает. И мобильник у него отключен. Я у заведующей пробовала отпроситься на полчаса, так она просто взвилась. Не знаю, что делать. Ох, кажется, Вера Михайловна к нам идет. Может, она поможет.

Вера Михайловна вошла на почту и, деликатно обойдя очередь, сказала:

– Здравствуй, Леночка, я на секунду. Только спросить: ничего не слышно?

– Вера Михайловна, дорогая, ничего не слышно. Но вы могли бы меня выручить. Никита дома, а телефон не отвечает. Меня с работы не отпускают, а мне бы посмотреть, как он там. Возьмите, пожалуйста, ключ, сходите к нам, если можете. Неудобно просить, но так тревожно!

– Господи, конечно! Схожу, посмотрю, может, он уснул крепко, заодно поговорю с ним. Плохо ему, наверное, одному. А потом сразу к тебе. Ключ верну и доложусь.

Она вернулась часа через два. На лице красные пятна, дышит, как будто кросс пробежала.

– Леночка, теперь вам точно нужно отпроситься. Только без паники. Он в больнице, но ему уже помогают. Убить он себя хотел.

* * *

Стелла решительно, без стука, вошла в комнату дочери и не сразу обнаружила ее среди вороха разбросанной по огромной кровати одежды. Надя спала голая, от нее явно попахивало спиртным. Второй час дня. Впрочем, она вернулась домой около пяти утра. Стелла сначала прикрыла дочь одеялом, затем решительно встряхнула ее за плечо. На нее уставились красные, припухшие глаза.

– Чего тебе нужно? – нежно спросила дочь. – Зачем разбудила?

– Мне нужно знать, до каких пор это будет продолжаться? Ты что, решила стать алкоголичкой? Всю жизнь проваляться, воняя перегаром? Ты посмотри, посмотри на себя в зеркало. Вся опухшая, вместо глаз дырки какие-то. Мы такие деньги платим твоим косметологам, массажистам, я уже не говорю о золотой пластической операции, после которой за собой нужно следить, чтобы все не расползлось и не превратилось в кошмар.

– Слушай, – пробормотала Надя, – а ты не могла все это сказать, когда я проснусь?

– Я целыми днями жду, когда ты проснешься. Сегодня у нас час просидел Марк в ожидании этого чудного мгновения.

– Рада слышать, что он уже ушел.

– Он на тебе жениться хочет, идиотка! Он терпит твое поведение, верит, что ты иногда ходишь в институт, возит тебя путешествовать, дарит дорогие подарки. С какой стати ты решила, что об него можно ноги вытирать?

– С простой, мама, – Надя потянулась. – Он хочет жениться на папином бизнесе. Если бы мой пластический хирург пересадил мне нос на место уха, Марк все равно хотел бы на мне жениться.

– Это неправда. Я вижу, я замечаю, как он на тебя смотрит, делает комплименты.

– Ладно, мама, комплименты так комплименты. Неохота мне сейчас это обсуждать. Может, ты выйдешь, чтобы я могла нормально встать, ванну принять, одеться?

– Я выйду. Ты с перепою становишься очень стеснительной.

Стелла спустилась в гостиную и налила себе два глотка виски. Она становится невозможной. Есть масса причин, которыми можно оправдать такое поведение. Тот же алкоголь, нездоровый режим, отсутствие серьезных отношений с мужчиной. С Марком она, конечно, спит от скуки и потому, что он рядом. Но вообще-то все это называется распущенностью, и никуда от этого не денешься.

Когда позвонил телефон, Стелла не сразу поняла, кто это говорит.

– Нина? Какая Нина? О господи, Ниночка, прости, мы так давно не разговаривали. Какая просьба? Помочь твоей подруге? В смысле денег? А что случилось? Боже, какой кошмар! Но жизнь ему спасли? Ну, конечно. Сколько? Ладно, сама прикину. Я очень занята, но пришлю кого-нибудь. Куда? В больницу? Говори адрес, палату, фамилию. Эта Лена, подруга твоя, там, наверное, все время сидит? Нина, я сейчас все организую. Ну, что ты плачешь, ты ж сказала, жизнь спасли? Красивый парень? Если бы это кого-то спасало от несчастий. Давай я запишу все телефоны, твой тоже, чтоб по книжкам не рыться. Держитесь.

Стелла положила трубку, лицо ее стало грустным. Нинка и в школе вечно всем пыталась помочь. Сейчас на почте работает. Надо же, какая беда у этой ее подруги.

В комнату вошла Надя в джинсах и майке.

– Кто звонил?

– Одноклассница моя. Денег немного просила.

– Ну, это конечно, раз одноклассница.

– Да она не для себя. У ее подруги сын пытался покончить жизнь самоубийством. Сейчас в больнице, состояние тяжелое, а средств у них нет.

– Что, серьезно? А из-за чего это он?

– Девушка у него пропала.

– Ничего себе эмоции!

– Нина говорит, парень красив как бог.

– Ты повезешь им деньги?

– Да нет. Шофера пошлю.

– А хочешь, я отвезу? Никогда не видела самоубийц.