Kitobni o'qish: «Инженер. Часть 1. Набросок»

1

Лучший способ погрузить город во тьму – это обильно полить его дождем. Когда дождь закончится и до того момента, пока почерневшие дороги не подсохнут, асфальт глотает свет как настоящая черная дыра, и ни фонари города, ни фары машин ничего не могут с этим поделать. Хотя дождь, кажется, утих, дворники машины суетились за стеклом, смахивая липкую водяную пыль, висящую над дорогой. Термометр, светящий маленьким белым глазом под панелью приборов, напоминал, что за бортом начинался московский ноябрь – лучшее время, чтобы насладиться теплом и уютом, царящим в салоне. Выходить из машины из расцвеченного созвездием светодиодов полумрака не было никакого желания, даже для того чтобы добежать до подъезда.

Впрочем, до дома еще надо было доехать. Знакомый изгиб промокшего бульвара упирался в светофор, за которым прятался незаметный поворот на безымянный переулок, носящий среди местных жителей вполне ожидаемое имя – Бродвей. Светофор светил красным, и я не сразу заметил стоящую на дороге машину, мигающую аварийным сигналом. Из темноты улицы, мерцающей желтыми и красными огнями, отделилась такая же темная фигура, плоть от плоти черной дыры, угадываемая лишь по движению гаснущих фонарей, – полицейский. Я остановился.

Пробормотав привычную скороговорку, из которой я уловил только «…тальон… тенант… ов», ДПСник неожиданно смущенно спросил:

– Не сильно торопитесь?

– Не сильно. А что случилось? – полюбопытствовал я.

– Да вот, мужик какую-то бабку сбил, выскочила из кустов прямо под машину, а она удрала. У него вроде и повреждений никаких, а уехать боится. Знаете, как эти бабки? Домой прибежит, успокоится, спать ляжет, а утром голова заболит, она заявление и накатает.

– А я зачем?

– Понятым будете. Осмотрите, так сказать, место и телефон оставите. Вы же не против?

Мне стало даже жаль и мужика, и мента этого мокрого.

– Нет, не против.

Запарковавшись рядом с полицейской машиной, я выбрался в промозглую темноту. Водитель, потенциальный убийца, мялся рядом с темным кроссовером «БМВ». Мент подошел к бамперу машины и показал на невнятную полосу чистой краски на бампере.

– Права ваши, пожалуйста, и номер телефона.

Я отдал права и, пока он переписывал что-то с них в протокол, осмотрелся. В свете фар БМВшки валялась прямо на асфальте пара картофелин и чуть в стороне белел какой-то камешек треугольной формы. Я наклонился и поднял его, водитель и гаишник тут же нависли надо мной, но, увидев, что именно я нашел, отвернулись. Камень как камень. Непонятно только, откуда здесь хороший окатыш белесого полупрозрачного кварца? Найди я его на галечном пляже, повертел бы в руках да и выбросил.

– Ваши права. Спасибо, – вернул мне документы полицейский. Я машинально сунул камешек в карман и поспешил в машину. Пяти минут не простоял, а успел замерзнуть, хотя морозом еще и не пахло.

Десять минут спустя я запарковался на удачно подвернувшееся свободное место прямо напротив подъезда. Толком еще не отогревшись я выключил двигатель и на какое-то время завис в подобии транса, наслаждаясь темнотой и тишиной. Надо было идти, и я сунул руку в карман куртки за связкой ключей. Пальцы нащупали гладкий прохладный камешек. Надо было выкинуть его прямо там, где я его нашел, но теперь он стал моим имуществом, собственностью, и просто так выбросить его уже было нельзя. Надо было принести его домой, дать вылежаться года три-четыре и только потом выбросить в ведро во время очередной уборки. Я вертел его в руке, удивляясь почти идеальной форме равностороннего треугольника, когда неожиданно заметил крохотную голубоватую искорку, мелькнувшую на его поверхности. Повертев головой, я не нашел ни одного фонаря или лампы в округе, свет которых мог бы отразиться на нем. Да и камень был не настолько гладким, чтобы отражать предметы. Я попытался опять поймать этот отблеск, медленно водя камушком там, где я заметил искру первый раз. Ну, вот же она! Наверное, я вытаращил глаза! Искорка вовсе не отражалась от его поверхности. Больше всего это было похоже на то, как если бы камень пересекал луч лазерной указки. Самого луча не было видно, но на поверхности камня плясало пятнышко света, неподвижное относительно земли. Оно было слабое, тусклое, и только темнота за окном и в салоне машины позволяла отчетливо его видеть. Я попытался прикрыть «луч» ладонью, но это ничего не изменило. Такое ощущение, что если смотреть через этот камень куда-то в сторону педали газа, то ты видишь сквозь него, как на экране, крохотную далекую голубовато-зеленую звездочку.

Наигравшись с обретенным сокровищем, я очнулся и выскочил из машины – пора идти домой. В багажнике томились продукты, купленные под чутким руководством супруги еще в обед. В холодильнике все равно теплее, чем на улице, поэтому я нисколько не волновался об их сохранности, но вот последний пакетик кошачьего корма был открыт еще утром, и представляю, что творилось сейчас дома. Не удержавшись, опять проверил камень. По-прежнему где-то в направлении канализационного люка мерцала звездочка. Да что же это такое?! В моей вполне устоявшейся картине мироздания зияла огромная дыра! Я чувствовал сильнейшее возбуждение, как если бы мне довелось прикоснуться к чему-то фантастическому, как если бы я стоял на пороге открытия! Ну да ладно. Мироздание подождет, а любимая животина – нет.

Я открыл багажник и, не удержавшись, вновь посмотрел сквозь камень. Мне показалось, или звездочка стала шире, как бы расплющилась, превратившись в тусклое пятнышко? Приблизив камень к лицу, я напряженно рассматривал пятно. Нет, не показалось. У меня на глазах пятнышко стремительно расширялось, бледнея, пока не покрыло весь камень. Лишь память о виденном подсказывала, что камень слегка, еле заметно светился. Внезапно машина скрипнула, покачнувшись, по глазам ударил какой-то серый яркий свет, и я рухнул в воду. В лицо ткнулся пакет с продуктами, я заполошно оттолкнул его и рванулся наверх.

Мозг отказывался принимать то, что меня окружало. Я плавал довольно далеко от берега большого озера. Вода была теплая и темная – такая бывает на подмосковных торфяных озерах. Вблизи – буро-коричневая, издали она выглядит почти черной. Пресная. Над головой светло-серое небо со сплошной пеленой облаков. День. До ближайшего берега метров триста, не меньше. Берег слегка холмистый, поросший, кажется, лесом. Камень из рук, естественно, исчез, как и ключи от машины, которые я держал в другой руке. В куртке, свитере, кроссовках и джинсах я барахтался как потерпевший крушение турист посреди неизвестного тропического курорта. Телефон и документы остались в сумке, которую я бросил на пакет с продуктами, пока возился с камнем. Первая мысль, которую выдал мой мозг, провернув сломавшийся механизм, – нырять. Похоже, и сумка с документами, и продукты, и ключи от машины, и камень, будь он неладен, попали в озеро вместе со мной. Слава богу, и плаваю, и ныряю я очень даже прилично. Детство прошло у моря, и вода меня не пугает. Хорошенько провентилировав легкие, нырнул – бесполезно. Очень глубоко и совершенно ничего не видно, вода черная как гудрон. На пределе выносливости я даже не коснулся дна, не говоря уже о поисках вещей. На упрямом отчаянии нырнул еще пару раз. Ужасно мешала куртка, и я ее сбросил. Через какое-то время мозг выдал вторую мысль – надо выбираться на берег. Даже если вещи дожидаются меня на дне, неизвестно, куда и как далеко меня относит течением, а оно здесь очень даже может быть. Да и так ли нужен мне пакет с продуктами или сумка с документами и телефоном?

Отловив плавающую неподалеку куртку, я направился к берегу. Мозг опять заскрипел и остановился. Хорошо был виден рыжеватый грунт обрыва, покрытый по кромке серо-голубым пухом, как если бы постаревший берег устал бриться и зарос трехдневной щетиной. Это было настолько не похоже на все, что я видел, что сознание просто не могло найти привычных ориентиров.

Наконец выбравшись на такой знакомый и такой привычный берег – глинистый обрыв и узенькая песчаная подошва под ним, – я готов был расцеловать его. Взгляд притягивала незнакомая растительность наверху, и я, не останавливаясь, начал забираться туда. Добравшись, присел на краю, пытаясь отдышаться и сообразить, что же я вижу. Пахло йодом, как если бы рядом было море. Озеро было довольно большое, наверное, километра полтора в ширину и неизвестной длины, так как с одной стороны вода изгибалась и пряталась за большим островом. Поверхность воды больше напоминала черное зеркало, расчерченное паутиной мелкой ряби, гоняющейся за очень слабым ветром. Было тепло, градусов 20. Я не только не замерз, но даже согрелся под слоем осенней одежды. Вода текла из куртки, которую я набросил на себя, но мне было не до того. За моей спиной тянулся довольно широкий луг, который, похоже, не прерывался и под сенью очень высоких деревьев, растущих далеко друг от друга, без малейшего следа подлеска между ними. На первый взгляд, на лугу росло только одно растение – чем-то напоминающие наш папоротник пушистые кустики серо-голубого цвета с почвой между ними, засыпанной черно-серым, похожим на засохшие иголки субстратом.

Совершенно потерянный, я делал то, что требовал организм. Как безмозглое животное, которому все равно, где оно и что его окружает, я оправился, снял с себя одежду, тщательно выжал ее и надел все, кроме куртки и свитера, обратно. Проверил карманы, но ничего полезного, кроме чека из магазина, не обнаружил. Скрутив куртку и свитер в подобие мешка, повесил свои вещи за плечи и направился в лес.

Мне нужна была информация, любая информация, анализируя которую, я мог бы разобраться, что происходит. Внезапно нахлынуло чувство сильнейшего стыда и отчаянья. Я подвел семью, они ждут меня, волнуются, кот орет. А я не понимаю, что я сделал, что делаю, что я должен сделать! Я вообще ничего не понимаю!

Вдруг захотелось есть, и все переживания как рукой сняло. Я ничего не ел уже полдня, и избалованный организм требовал регулярного питания, которого не было и не предвиделось. Все сложные эмоции и переживания стали неважными и спрятались где-то на дне сознания. Шагалось легко, и через несколько минут я стоял рядом с ближайшим деревом, если это вообще было дерево. Было видно, что оно гораздо ниже своих собратьев, растущих глубже в лесу, но во всем остальном выглядело оно совершенно так же. Высокий гладкий ствол кремового цвета, покрытый неглубоким сетчатым рисунком, был лишен каких-либо ветвей до самого верха, раскрываясь на макушке геометрически правильным зонтиком неровных очень длинных и извилистых отростков, на которых гнездились пучки длинных темных иголок или листьев. Было похоже, что растение перевернули с ног на голову и его корни оказались его вершиной.

Никакого движения – ни насекомых, ни птиц, ни мелкой живности. Я осмотрелся. Ландшафт по берегу озера выглядел совершенно одинаково во все стороны. Плотные облака не позволяли определить направление на местное светило. Да, да, именно светило, не солнце. Чтобы понять это, достаточно было просто попасть туда. Все окружающее казалось неправильным, неземным. Хотелось есть, и это чувство как якорь удерживало сознание от безумия. Подумалось, что надо бы найти текущую воду – реку или ручей. Идя вниз по течению, можно было бы рассчитывать найти более крупный водоем или более разнообразный ландшафт.

Оцепенение, которое в очередной раз охватило меня, мгновенно слетело, как только сквозь негромкий шорох ветра в стволах деревьев пробился далекий стук, ритмичный и размеренно медлительный. Стучало что-то большое, далекое и тяжелое. Это сразу же решило вопрос с выбором направления движения. Звук приходил с далеких холмов в стороне от озера, и я тут же направился туда.

2

Идти было удивительно легко. Несмотря на то что по моему собственному времени уже был поздний вечер, несмотря на незапланированные и выматывающие водные процедуры, несмотря на дававшее о себе знать желание поужинать в привычное время, я чувствовал себя довольно бодро и быстро шагал по пружинящей черно-серой подстилке среди редко стоящих гигантов. Обстановка напоминала прогулку по ухоженному парку – ни тебе подлеска, ни поваленных стволов погибших деревьев, ни назойливых насекомых. Потянулся пологий склон, и я впервые увидел какие-то изменения в растительности. Кроны, до того казавшиеся парящими недостижимо высоко, придвинулись, стволы стали мельче, и затем неожиданно потянулась большая прогалина, заставленная как будто обгоревшими скукоженными останками не выросших гигантов, которые чем дальше, тем становились мельче. Стало заметно, что все деревья были соединены между собой подобием корня, местами выступающим из почвы и похожим на распущенный канат – этакое неплотное переплетение мелких жил. Ниже в распадке деревья, или дерево, закончились, и я услышал тихий плеск воды. Среди уже привычных кустиков, обрамлявших широкую полосу окатанной гальки, по проточенному в больших сланцевых блоках каналу бежал крохотный ручей. Я спустился и принюхался. По-прежнему пахло йодом, но уже гораздо слабее, чем около озера. Вода была прозрачной и привычной. Нисколько не сомневаясь, я напился. Вдали опять застучало – четыре удара, и тишина. Надо было двигаться дальше.

Взбираясь по пологому склону следующего холма, я скоро опять вошел в лес, миновав знакомую полосу поваленных недодеревьев. Подъем давался легко, голод еще не мучил, жажда отступила, и проснулось любопытство. В голове сама собой, как будто не было более насущных забот, появилась идея измерить ускорение свободного падения, соорудив простейший маятник. Проблема была за эталонами длины и времени. Если свой рост я, естественно, знал с точностью до сантиметра, то в своей способности точно отсчитывать секунды сильно сомневался. Обдумывая, как привязать к имевшемуся эталону длины время, я перевалил гребень холма и остановился. Стука больше не было слышно, и я был не уверен, что смогу сохранить направление без этого далекого ориентира. Постояв и ничего не дождавшись, двинулся дальше. Еще четыре холма, еще один ручей, похожий на первый, но совсем крохотный, и лес внезапно изменился. Деревья переменились так резко, что была видна граница между ними. Вот здесь – светло-бежевые стволы, увенчанные поросшей черным волосом обширной кроной, а тут уже тоже как бы стволы, но почти белые, даже голубоватые, гладкие, тонкие, без ветвей вообще, только жесткие темно-бурые ленты, обильно торчащие из верхней трети растения. Какая-то метелка для смахивания пыли метров тридцать высотой. Деревья в новом лесу стояли гораздо плотнее, но ощущение лесопарка никуда не делось. Почва между уже родных серых кустиков была посыпана рыжими закорючками, слегка шипящими, когда я наступал на них. Ветра почти не было, и мне показалось, что стало немного темнее. Вечереет? Делать нечего, и я решил двигаться дальше до ближайшей воды. Если стук не возобновится, придется останавливаться на ночлег, так как первое возбуждение давно схлынуло и все сильнее хотелось спать. Миновав еще пару подъемов и спусков, удалось найти родник, бьющий в осыпи у основания холма. Небольшой обрыв создавал иллюзорную защиту, я понял, что смертельно устал и буду ночевать прямо под ним. Стемнело еще сильней, но ночь все не наступала. Ждать темноты не было смысла, и я уснул, завернувшись в просохшую куртку и подложив свитер под голову.

Спалось удивительно сладко, вот только будильник почему-то не светился на привычном месте. Я потянулся посмотреть, сколько времени, уперся локтем в камень и рывком вскочил – это не дом.

Темно. На фоне тускло светящегося неба видны темные силуэты деревьев. Болят ноги, спина. Я дернулся – черт! – ноги совершенно босые. Чуть в стороне нашарил кроссовки, рядом на камне – носки. Когда я их снял? Я ничего не помнил. Вроде все на месте. Поправив свитер, опять улегся на куртку. Сна не было ни в одном глазу – похоже, я хорошо выспался. На ощупь нашел родник, напился, умылся и вернулся к своему лежбищу. Несмотря на тусклый свет, исходящий от неба, осмысленно двигаться в темноте было невозможно. В животе скрутился сосущий клубок. Подумалось: «Удачно! Похудею немного, а то в старые джинсы, когда-то любимые, не смог влезть накануне».

Было тихо, пахло мокрым камнем и еще чем-то приятно кислым, вроде лимона. Несмотря на ночь, воздух оставался достаточно теплым, чтобы я не мерз даже без майки. Так или иначе, надо дожидаться рассвета. Таращась в тускло-серое небо, я незаметно заснул.

Проснулся уже без сюрпризов, хорошо понимая, что я не дома. Судя по ощущениям, я, мягко говоря, переспал. Даванул эдак часиков двенадцать. Стало светлее, но, похоже, до полноценного утра еще часа два. Повторив санитарные процедуры, обулся и немного порастягивал измученные непривычно долгой ходьбой мышцы. Решил не тратить время и пройти по лесу еще немного дальше, ориентируясь по белесому небу, которое светилось явно неравномерно, светлея как раз в направлении, в котором я двигался до этого.

Нарастало беспокойство, так как перспективы моих действий оставались крайне сомнительными. Было ощущение, что я просто двигаюсь навстречу голодной смерти. Я уже пробовал жевать местные кустики, но эффект был такой же, как и от жевания сена. Может, коровы и могут этим питаться, но я явно к ним не относился. Ничего примечательного в субстрате, который укрывал почву, я не нашел. Поэтому казалось логичным двигаться в поисках изменений – вдруг они к чему-то приведут? Сидеть на месте – это точно самоубийство.

Справа от небольшого овражка вдруг метнулась мне под ноги шелестящая темная молния, секундой позже ноги обвила веревка, и два тяжелых шара на ее концах больно стукнули меня. Я не удержался и упал на колени, подставив руки. Посмотрев в сторону оврага, я ничего не увидел и перевернулся, чтобы освободиться. Надо мной стоял, занеся над плечом копье, человек с выражением очевидного удивления на лице. Похоже, меня только что пытались убить, но мой вид поверг охотника в кратковременный ступор, и я, чувствуя облегчение и даже неуместную радость от этой встречи, поспешил этим воспользоваться. Выставив вперед и вверх ладони, я улыбнулся как можно шире и сказал первое, что пришло на ум:

– Здравствуйте!

На фоне черных макушек деревьев, подсвеченный зарождающимся утром, стоял и смотрел на меня молодой мужчина лет двадцати в темной рубахе и свободных штанах. Почему-то было очевидно, что он только что собирался проткнуть меня нетолстым копьем, которое держал в поднятой правой руке, но что-то остановило его. Я отчетливо понимал, что моя жизнь висит на волоске, поэтому замер, не двигаясь. Какой-то камень больно давил меня в ягодицу, начинала затекать спина от неудобного положения, и я старался не двигаться, но мозг уже создавал планы спасения – если он дернется, рванусь вправо перекатом, а там посмотрим. Лицо незнакомца имело странные непривычные черты – было ощущение, что мне повстречался американский индеец в исполнении европейского актера. Этакий Гойко Митич из моего детства. В целом европеоидные черты лица одновременно были незнакомыми, несомненно, чужими. Он нахмурился, отступил на полшага и, не убирая копья, показал мне рукой, чтобы я встал.

– Лиансафа!

Так, кажется, мое убийство откладывается. Я не понял, что он сказал, но жест был вполне очевиден, и я медленно поднялся.

– Угуртесафа, кхе! – негромко сказал молодой парень. – Ганнер? – вопросительные интонации были очевидны, но язык незнаком.

– Я вас не понимаю, – на всякий случай ответил я, поднявшись, и добавил: – Сорри, ай донт андестэнд ю, нихт ферштейн.

Похоже, мои слова тоже не нашли понимания, и мы уставились друг на друга, разглядывая. Рубаха на парне была однотонная, кажется, зеленая, без ворота, чуть выше колен, прямого кроя и без пояса. Рукава короткие, чуть ниже локтя. Из-под широких штанин виднелось некое подобие мокасин такого же зеленоватого цвета, как и рубаха. Длинные прямые черные волосы собраны в хвост. Не хватало только пера в волосах. Никаких вещей, кроме копья, у него не было.

Сзади зашуршало, и стало понятно, чего мы ждем. Кто-то ведь метнул в меня этот аркан, и сейчас этот кто-то осторожно подходил ко мне сзади. Захотелось в туалет, и я напрягся, ожидая удара. Поворачиваться было страшно, так как готовность незнакомца применить свое оружие не вызывала сомнения.

Тихо, еле слышно шуршал лес. В сумраке занимающегося рассвета все выглядело бесцветным и бледным. Веревка, обмотавшая мои ноги, давно упала, и при желании я мог бы освободиться, просто шагнув в сторону, но под пристальным взглядом моего молодого визави делать этого не хотелось. Последний стал смещаться влево, все так же удерживая меня «под прицелом». И справа из-за моей спины появился его напарник. Я медленно, стараясь не делать лишних движений, повернул голову. Меня по широкой дуге обходил мужчина постарше, единственным отличием которого от молодого была, похоже, синяя рубаха, такая же однотонная и без каких-либо деталей. Затем он замер, сделал шаг вперед и, похоже, расслабился, опустив острие копья. Я напряженно всматривался в его лицо, он, в свою очередь, рассматривал меня.

– Ганнер, – произнес он с утвердительной интонацией вслед за первым.

Тот тоже расслабился и опустил руку с оружием. Они обменялись несколькими фразами на своем языке, уже не пытаясь обращаться ко мне. Видимо, я выглядел как неизвестный мне «ганнер» и подразумевалось, что разговаривать с такими не о чем.

– Мужики, я, конечно, дико извиняюсь, но нет ли у вас чего-нибудь пожрать? – закончив фразу, я, как мне казалось, убедительно потыкал пальцем в свой открытый рот.

Незнакомцы внимательно выслушали мою поэтическую речь, старший что-то сказал молодому, и тот, неожиданно переложив копье в левую руку, поднял правую ко рту и громко свистнул. Я невольно поморщился. Не дожидаясь ответа, молодой подтолкнул меня рукой, а другой, сжимающей копье, указал куда-то вглубь леса.

– Хосафа!

Быстрым шагом мы двинулись вверх по холму, в то время как старший отстал и затем исчез за деревьями. Молодой шел сзади и время от времени поправлял направление взмахом копья. Было ясно, что меня он совершенно не опасается, и я почему-то обиделся. Что я, блин, такой «неопасный», что ли? В Москве со мной даже здоровые мужики старались разговаривать уважительно. Не потому что я какой-то там страшный, просто я привык к тому, что незнакомые люди обычно стараются не хамить экземплярам более 100 кг веса при вполне себе среднем росте и сухощавом сложении. Правда, в данный момент это сложение требовало пожрать, и как можно быстрее.

Местность вокруг внезапно поменялась. Теперь мы вступили в то, что я мог бы назвать обычным лесом. Поваленные гигантские деревья нового незнакомого мне вида, заросли молодых растений и разнокалиберные гиганты, накрывавшие своими кронами предутреннюю тьму под ними. Серые кустики стали редкими, и между ними появились новые, мелкие, похожие на невысокий бамбук рыжего цвета образцы.

Огромный ствол упавшего растения не смог перегородить нам дорогу, так как опирался на совершенно невообразимое бревно метра три в диаметре другого рухнувшего гиганта. Мы прошли под ним, не наклоняясь, и нос к носу столкнулись еще с одним незнакомцем. Наконечник очередного копья – я их за всю свою жизнь столько не видел – смотрел мне в грудь. Мой сопровождающий выдал длинную фразу, в которой я уловил знакомое «ганнер». Поджидавший нас человек опустил копье, подошел ко мне ближе и пристально всмотрелся в мое лицо. Видимо, полностью удовлетворенный увиденным, он развернулся и махнул мне рукой, призывая идти за ним. Мой молодой сопровождающий, что-то буркнув, отправился обратно.

Долго идти не пришлось. У основания поваленного ствола был разбит лагерь, ну, или его подобие. Среди расставленных там и тут огромных узлов, похоже, приспособленных для ношения на спине, как рюкзаки, стояли или что-то упаковывали трое мужчин, лица которых, сейчас были все обращены в нашу сторону. Встретивший меня, похоже, был здесь старшим. Это было заметно по мелким признакам, которые мы обычно даже не осознаем, вроде взглядов, которыми, не осознавая этого, люди стараются постоянно контролировать поведение лидера, его положение, его слова. Последний поставил свое копье к рядку других, прислоненных к упавшему стволу, и развернулся ко мне.

На первый взгляд все выглядели однотипно – темные прямые волосы, стянутые в хвост, такие же темные глаза, светлая загорелая кожа, та же одежда, состоящая из подобия рубахи, штанов и мокасин, только разных цветов, все среднего роста и довольно худые. В отличие от тех, кто ловил меня, эти были подпоясаны очень похожими на мой пояс ремнями, на которых висели разнокалиберные непонятные мне приспособления, среди которых, очевидно, узнаваемыми были только небольшие ножи в ножнах. У двоих через плечи были переброшены небольшие светлые сумки. Кроме упомянутых мною то ли рюкзаков, то ли коробов, на земле ничего не было, только копья, стоящие рядком у дерева.

Меня внимательно осмотрели, негромко переговариваясь, и стало окончательно ясно, что я «ганнер». Я наконец сообразил, что стало причиной их уверенности в этом. Рассматривая мое лицо, один не удержался и провел рукой по моей щеке. Я отпрянул, но тут же догадался, в чем дело. На лицах аборигенов не было и следа бороды или усов, и моя трехдневная щетина, очевидно, была однозначным свидетельством того, кто я есть. Видимо, растительность на лице у местных вообще отсутствовала как признак. Они явно знали людей с бородами, но считали их неопасными и, мне показалось, как бы неодушевленными. Никто даже не пытался заговорить со мной, представиться или узнать мое имя. Отношение было вроде «Смотрите, чего я нашел!».

– О! Класс! Клевая штукенция!

Я повторил выступление, сопровождаемое мимикой и жестами, которое должно было передать местным всю глубину мучений голода, которые я испытывал. Меня выслушали, и старший что-то сказал самому высокому из присутствующих. Последний, порывшись в сумке, висевшей через плечо, достал некий предмет, похожий на колечко сыра или очень толстую лепешку, с усилием разломил его пополам, подошел ко мне и протянул руку. Я попытал взять предполагаемую еду, но он быстро убрал руку обратно. Ухмыльнувшись, Длинный разломил половинку еще на две части, показал мне кусочек, а затем ткнул пальцем в сторону одного из рюкзаков. Мне показалось, что я его понял, и я кивнул. Мужчина нахмурился и, помедлив, протянул мне обломок.

Это был самый обычный сыр. Нет, это был самый вкусный сыр из всех, что я пробовал. Он, конечно, сильно отличался от того, что я назвал бы сыром у себя дома, имел немного хлебный крошащийся вкус, но какая разница?! Я мгновенно проглотил, как мне показалось, крошечную порцию. Все это время присутствующие разглядывали меня с каким-то равнодушным выражением лиц. Стоило мне закончить глотать свой завтрак, они расселись вокруг своих рюкзаков и стали чего-то ждать. Повертев головой и убедившись, что на меня обращают мало внимания, я отошел в сторону за ствол дерева, чтобы оправиться. Никто и не подумал пойти за мной – так, проводили взглядами. Крохотный, с моей точки зрения, завтрак неожиданно утолил мой голод, и захотелось пить. Я выбрался к моей новой компании и замер, обдумывая, как донести до них мое новое желание. Старший опять что-то буркнул длинному, который выдал мне еду, и тот, неохотно встав, взял меня за плечо и вытянул руку вниз по склону вдоль едва заметной тропки. Помедлив, я двинулся в указанном направлении и сразу понял, куда меня послали. Оказывается, совсем рядом в небольшой щели бил родник, из которого я с наслаждением напился.

Внезапно рядом со мной появилась нога, обутая в мокасин, и я, дернувшись, отпрянул. Наслаждаясь произведенным эффектом, улыбаясь во весь рот, рядом со мной стоял тот самый молодой парень, которого я увидел сегодня первым. Больше не обращая на меня внимания, он напился и побежал в сторону лагеря. Я двинулся следом.

Заметно посветлело. Впервые здесь я почувствовал присутствие какого-то светила, было ощущение, что вот-вот выглянет солнце, или что тут у них вместо него. Я был сыт, по крайней мере, я поел, выспался, и не один. Все это плюс ожидание солнца подняло мне настроение. О том, что осталось в Москве, я старался не думать – к чему мучить себя мыслями о том, что не можешь изменить?

Длинный подозвал меня жестом и, по-прежнему ничего не говоря, стал крутить меня, как если бы я был осликом или мулом, примеряясь повесить мне на спину напоминающее рюкзак сооружение. Посмотрев на эту «торбу», я решил, что было бы неплохо иметь что-то между моей спиной и грузом. По крайней мере, никакой мягкой прокладки на спинке объемистой ноши не наблюдалось, а, напротив, имелось подобие большой дуги, согнутой из ветки или корня. Размотал скатку из того, что раньше было курткой и свитером. Последний совершенно не пострадал, чего нельзя было сказать о куртке, для которой, похоже, купание стало фатальным. Натянул на себя свитер и, сложив куртку, постарался подсунуть ее под изгиб дуги так, чтобы она прикрывала эту конструкцию и не двигалась во время ходьбы. Во время всех этих манипуляций Длинный молча наблюдал за мной со странным выражением на лице, как если бы у вас на глазах ваш ослик позвонил маме по сотовому. Он что, меня вообще за человека не считает?

Наконец после всех примерок груз был взгроможден на мою спину. Оказалось, что весил он не так страшно, как выглядел – килограммов 20, не более. Так же нагрузились все остальные, кроме молодого улыбчивого парня, который, перепоясавшись и закинув через плечо сумку, ушел, не дожидаясь нас. Через некоторое время пошли и мы.

Маленький отряд растянулся змейкой. Я шел в середине и ощущал себя вполне комфортно, хотя и несколько жалел о надетом свитере – было похоже, что сегодня мне предстоит попотеть. Окружающий лес давал возможность двигаться вполне комфортно, если не считать гигантских стволов рухнувших деревьев, которые приходилось обходить. Однако лежали они не так часто, и мы в целом двигались в одном направлении. Я озирался, рассматривая незнакомую растительность, но, кроме нее, не видел никаких признаков жизни. Ничто не бегало, не прыгало, не летало и не ползало – какое-то царство растений прям! Мои спутники казались такими же чужими здесь, как и я.

Монотонное движение продолжалось довольно долго, по моим ощущениям, часа три, не меньше, прежде чем мы остановились рядом с небольшим ручьем. Я устал, с наслаждением сбросил груз и снял пропотевший свитер, который к тому же начал нестерпимо чесаться. Через некоторое время все сели в небольшой кружок и стали о чем-то негромко переговариваться, все время настороженно оглядываясь. Я сидел чуть в стороне, оперевшись на груз, и наслаждался покоем.