Kitobni o'qish: «Побег»

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА I

Черный «джип-чероки» с тонированными стеклами мчался от Финского залива к Васильевскому острову. Сегодня Шрам вел «джип» сам. Левая рука небрежно лежала на руле, а стрелка спидометра моталась у отметки 160. Вообще-то Шрам не любил глупого лихачества и, когда изредка садился за руль, отпуская личного шофера, предпочитал езду спокойную и уверенную. Но сейчас он устроил эту лихую гонку, потому что очень спешил.

Его правая рука была занята – в ней он сжимал трубку мобильного телефона «Эрикссон», по которому минуту назад ему позвонил Моня и сообщил, что все готово для штурма. Бригада Мони в эту самую секунду готовилась ломануть обменный пункт на проспекте Металлистов.

Этот обменный пункт давно уже приглянулся Шраму. Пункт располагался в полуподвале жилой девятиэтажки и формально был Петербургским филиалом Нижневартовского коммерческого банка «Беркут». Заправляли делами там почему-то афганцы. Не российские ветераны войны в Афганистане, а самые что ни на есть черноглазые и смуглые усачи-афганцы, которые неведомо как встряли в нижневартовский бизнес и крутили в Питере поступавшие оттуда бабки. Филиал на Металлистов появился с полгода назад, и Шрам, ясное дело, тут же послал к афганцам своих гонцов со стандартным деловым предложением. Афганцы повели себя нагло – от «крыши» отказались, сославшись на уже имеющуюся защиту. Шрам удивился. Он приказал последить за строптивыми «духами». Через неделю разведка донесла, что к афганцам каждый вечер приезжает инкассаторский броневичок банка «Сокол», принадлежащего питерскому УВД. Тут Шрам смекнул, что означает вся эта «птичья» терминология. Он послал запрос в Москву нужному человеку, и тот быстро отсигналил ему, что в «Беркут» лучше не соваться, потому что там идут сложные многоходовые аферы с нефтяными деньгами и деньгами от афганской наркоты, и что курируют эту шайку-лейку «многозвездные погоны» из Москвы. Теперь стало понятно, отчего это афганцы не только не наложили в штаны, но даже и внаглую отказались от его, Шрама, «охранных услуг». Но Шрам не внял совету: Москва Москвой, погоны погонами, но кто в Питере хозяин? Черномазые банкиры ударили по его, Шрама, самолюбию. И он решил действовать напролом. Вот тогда-то и родилась идея грабануть этот обменный пункт.

Шрам дал отмашку, и бригада Мони обычным порядком начала готовить операцию по «выемке денег». Для начала у пункта выставили наружное наблюдение. В соседнем подъезде сняли однокомнатную квартиру, поселили туда Чушпана, поручив ему заняться во дворе починкой своего «Жигуля». И вот каждый день, часиков с семи утра, Чушпан с Моней в замасленной одежонке лениво выходили во двор и неспешно ковырялись в прогнившем движке, изображая капитальный ремонт.

Через три дня ребята представили Шраму полный график движения людей и техсредств вокруг бронированной двери филиала банка «Беркут». Обменный пункт посещали в среднем человек сто в день – по местным меркам немного, но и немало. Значит, средний дневной оборот в «обменке» был порядка пятидесяти – ста тысяч баксов. Но не случайные прохожие делали в «обменке» погоду. Ближе к концу дня, часов в пять, банк закрывался на «технический перерыв», и вот тут-то начиналось самое любопытное. С пяти до восьми к запертой двери подкатывали иномарки, из которых выходили плотные ребята с кейсами, и после недолгих переговоров через домофон их впускали внутрь. Из «Беркута» ребята выходили уже без кейсов. Ясно, что никакого обмена они не производили, а, скорее всего, свозили сюда наличность. Ровно в восемь к банку подваливал инкассаторский «фордик» с опознавательными знаками банка «Сокол», загружался мешками и уезжал.

Моня и Чушпан получили команду, сменив дислокацию, понаблюдать еще недельку, проконтролировать график приезда ребят с кейсами и броневичка, а потом готовить операцию.

…Но сейчас, когда все было готово к началу выемки денег, Шрам рвал на Васильевский, потому что у него была намечена там важная встреча. Очень важная. И хотя он сгорал от желания держать на контроле события в обменном пункте на Металлистов, ему пришлось воспользоваться преимуществом сотового телефона и соврать Моне, притаившемуся на пятом этаже дома по проспекту Металлистов, что он находится в районе Летнего сада и, если надо, прибудет на место вмиг. И пусть Моня не ссыт, а начинает действовать, как задумывалось, без него.

Моня отключил свою «Нокию» и сунул черный прямоугольничек телефона в нагрудный карман. Он стоял в подъезде у окна пятого этажа и наблюдал за двором. Двор был проездным и соединял два переулка, выходивших на проспект. Перед подъездом стоял синий «джип-тойота» с водителем. Пассажир «джипа» – здоровенный амбал в сером костюме – минут десять назад вошел в дверь и пока что-то не торопился оттуда выходить.

Вдруг Моня заметил, как со стороны футбольной площадки во двор въехал белый «Москвич». За неделю он успел приметить всех автовладельцев этого дома. Такого «Москвича» ни у кого из местных не было. Значит, машина приехала в гости. Или случайно забрела. Моня глянул на часы. Семь сорок. В их распоряжении двадцать минут. Не спуская глаз с белого «Москвича», Моня вытащил из заднего кармана миниатюрный радиопереговорник и вызвал сидящего во дворе у «Жигуля» Чушпана.

– Чушка, что за гости? – коротко поинтересовался Моня.

– Не знаю.

– Сколько там?

– Четверо. Отсюда не вижу, но вроде как черные.

– Негры? – усмехнулся Моня.

– Кавказцы.

– Где наши ребята?

– Кузя и Филин в подъезде под лестницей. Ром и Петря кучкуются у подъезда под козырьком – тебе оттуда не видать.

– Гонца с кейсом не видно?

– Там сидит, в обменке.

– Ну что, будем ждать?

– Да как бы не опоздать – до восьми пятнадцать минут осталось, скоро инкассаторы пригонят!

– Ну тогда через две минуты двинулись?

– Поехали!

Моня убрал переговорник в карман и, выудив из-за пазухи «беретту», стал сбегать по лестнице вниз. Кузя и Филин уже стояли перед запертой металлической дверью обменного пункта. Моня кивнул, и Кузя позвонил.

Домофон зашипел, и голос с сильным азиатским акцентом произнес:

– Я вас слюшаю?

– Пятдесят одын! – бодро отозвался Кузя тоже с акцентом. Как они давно уже выяснили, отзывы «своих» посетителей – от пятидесяти одного до пятидесяти пяти – служили паролем для охраны пункта. Лязгнул замок – и Кузя нетерпеливо толкнул тяжелую дверь. Все трое ввалились в тесный предбанник. За крохотным столиком с телефоном сидел охранник – щуплый афганец. Увидев грозного вида посетителей, он вскочил, но тут же повалился под столик, оглушенный ударом «беретты». Моня поднял телефонный аппарат и грохнул его о цементный пол, потом молча кивнул на занавешенное окошко кассы. Кузя тут же накинул на окошко заготовленный черный плащ. Филин ткнул кулаком в дверь с надписью: «Посторонним вход воспрещен». Дверь распахнулась, налетчики ворвались в помещение банка и с ходу выбили дверь, ведущую в кабинет управляющего.

Их взору предстала заманчивая картина. На столе для переговоров лежали аккуратные пачки долларов, видно только что вынутые из черного «дипломата». Хозяин «дипломата» – бугай в сером костюме – с недоумением смотрел на ворвавшихся налетчиков. Все трое были в черных горнолыжных масках и держали наготове три ствола: Моня – свою «беретту», Чушпан – автомат «узи», а Филин – китайский ПМ. Два низких черноволосых мужика – по виду афганцы – как сидели за столом, так и замерли с перепуганными рожами.

– Одно движение – и всех к е…ной матери перестреляю! – гаркнул Моня. – Первый – проверь остальные комнаты, я держу их на мушке, второй – собирай «зелень»!

Моня грозно повел стволом «узи», Чушпан рванул в коридор, а Филин бросился сгребать «зелень» в раскрытый рюкзак.

– Сейф! Где ключи от сейфа? – Моня резко развернулся в сторону смуглолицего управляющего. Тот, не раздумывая, вынул из стола небольшую связку ключей и нервно стал открывать стоящий за его столом сейф. В сейфе оказалась внушительная стопка рублей и долларов.

Филин быстро перегрузил содержимое сейфа в уже наполовину заполненный рюкзак и восторженно поднял вверх большой палец.

Моня достал переговорник и вызвал оставшегося на улице Петрю.

– Третий, что там гости? Стоят?

– Стоят.

– Все на месте?

– Все.

– Что происходит?

– Ничего. Пусто. Дети в футбол гоняют.

Моня отключил переговорник.

Чушпан, запыхавшись, вернулся в комнату:

– Все в порядке. Девицу в расчетном я закрыл на ключ, а мужика в соседней оглушил, до ночи не очухается.

Филин уже собрал оставшиеся пачки долларов со стола и завязывал рюкзак. Все это заняло минуты три-четыре.

Держа на прицеле перепуганных насмерть афганцев, Моня, не повышая голоса, сурово выдохнул:

– Так, черномазые, всем замереть! На улице мои бойцы стоят, прикрывают дверь в сраный банк. Телефоны я все вырубил. Так что если жить хотите – без глупостей.

В эту секунду с улицы раздались одиночные пистолетные выстрелы. Моня выматерился и машинально взглянул на часы – без пяти восемь. Для инкассаторов еще рановато. Что там, блин, происходит?

– Первый – если что, мочи их на хер, этих усачей! – приказал Моня Чушпану и бросил Филину: – Второй, иди за мной. Рюкзак береги.

Моня раскрыл бронированную дверь в «обменку» и столкнулся нос к носу со здоровенным черноглазым парнем в тренировочном костюме. В руке у парня был ствол – но Моня его опередил: приставил «беретту» почти вплотную ко лбу и всадил три пули. На лицо Моне брызнула кровь и какие-то слизистые плюхи – наверное, мозги, успел подумать налетчик и, поднявшись по лестнице, выскочил на улицу.

Его встретил шквал огня. Стреляли с двух сторон – справа и слева. Краем глаза он заметил белый «Москвич» – все двери у него были распахнуты. Значит, пальбу вели пассажиры «Москвича». Мимо совсем рядом просвистели пули. Они впивались в кирпичную стену, металлическую дверь, входили в дверной косяк подъезда, откалывая от стены планок веер осколков и щепок. Моня успел только скользнуть взглядом по асфальту и увидел лежащих без признаков жизни Петрю и Рома. Под Ромом разлилась громадная лужа крови.

Моня вбежал в подъезд и бросился по лестнице вниз к двери обменного пункта. Впереди с рюкзаком бежал Филин. За спиной уже гулко топали бегущие ноги. Моня вслед за Филином юркнул в «обменку» и закрыл дверь. Выпущенные ему вслед пули звонко зацокали по стальной обшивке. Он лязгнул задвижкой.

– Что там? – услышал Моня тревожный крик Чушпана.

– Хер его знает. Какие-то орлы налетели. Наших замочили.

Моня вбежал в помещение, где Чушка держал под прицелом афганцев и гонца, находившихся все в тех же позах. Моня оглядел помещение. В дальнем углу под самым потолком виднелось занавешенное окно.

– Вон то окно куда выходит? – спросил он у пожилого афганца.

– Тот окно на проспект выходыт! – с готовностью ответил азиат.

– Первый, второй – уходим через окно! – И с этими словами Моня побежал было вперед, но вдруг, снова вспомнив про афганцев, обернулся и свирепо гаркнул: – Всем на пол! И руки за голову! Кто поднимется – будет покойником.

На улице у входа затарахтел автомат. Там уже шел настоящий бой. Моня посмотрел на часы: ровно восемь. Это, должно быть, подъехал инкассаторский броневик. Значит, кавказцы на белом «Москвиче» не охрана, а наезд на банковских – кто же они? Неужели тоже налетчики? Ну, блин, вы даете! Моня ударил рукояткой «беретты» по стеклу, порезался о разбитый край, но, не обращая внимания на порезы и кровь, остервенело стал выламывать осколки из рамы. Окно было вполовину обычного, но пролезть в него можно было даже здоровяку Филину.

И вдруг лежащий банковский гонец в сером костюме резко развернулся и, лежа, выхватил из-под мышки пистолет. Раздался выстрел, потом еще и еще. Филин покачнулся, схватился за грудь и стал медленно оседать вниз. Моня, почти не целясь, трижды выстрелил в гонца. Тот вскрикнул, дернулся и затих, неловко ткнувшись лицом в кафельный пол. Филин лежал на полу, все еще сжимая в руках рюкзак с «зеленью» и рублями.

– Чушка! – забыв о конспирации рявкнул Моня. – Бери рюкзак и дуй сюда! Этих мудаков положи – всех!

Чушпан, бледный как полотно, передернул затвор «узи» и открыл огонь. Низкое помещение наполнилось оглушительным грохотом и пороховой гарью. Оба оставшихся в живых афганца, как ошалелые марионетки, задергались, прошитые горячими стальными нитками. Чушпан подхватил туго набитый рюкзак и ринулся к выбитому окну. Но в этот момент со стороны бронированной двери, ведущей в «обменку», раздался чудовищный взрыв, так что, похоже, стены и потолок подвального помещения зашатались.

– Дверь взорвали! – крикнул Моня, уже успевший вылезти на улицу. – Давай, Чушка, бросай мне рюкзак и лезь быстрее!

Но его последние слова потонули в автоматных очередях. Он видел, как Чушпан уже схватился за оконную раму, подтянулся – и тут его настигли огненные плевки. Чушпан поморщился, пальцы его разжались. Рюкзак с «зеленью» покатился на пол.

Моня огляделся по сторонам и сразу поймал взглядом предусмотрительно оставленный ими на проспекте заляпанный грязью «форд-сиерра». Он бросился к машине, рванул дверцу водителя и, сев за руль, включил зажигание. Слава Богу, Петря оставил ключ в замке. «Форд», взвизгнув шинами, рванул с места. Моня тяжело дышал. Машину он вел точно на автопилоте. Руки дрожали. Он так и не понял, кто это испортил им «песню», кто сорвал тщательно и, можно сказать, идеально подготовленную «выемку денег».

Но одно он знал наверняка: Шрам обязательно выяснит – кто. И объявит сукам войну. Он вытащил из кармана телефон и, не попадая пальцами по кнопкам, стал было набирать мобильный номер Шрама. И только спустя минуту заметил, что его «Нокия» приказала долго жить – в суматохе бегства под шквальным огнем он раздавил хрупкую игрушку…

ГЛАВА 2

Снайпер с силой втянул в себя зябкий ночной воздух и задержал дыхание. Он припал правым тазом к прицелу ночного видения. Редкие огни сторожевых вышек вдали рассекали черноту нависшей над колонией ночи. Но там, куда он направил лазерное око своей винтовки, вдруг но прихоти чудной военной оптики образовалась розовая лужайка, на которой мельтешили темные силуэты взбунтовавшихся заключенных. А среди них снайпер угадал того, которому предназначалась его пуля. Только одна. Пятнышко лазерного луча заплясало на бритом затылке зека. Снайпер не нервничал. Теперь, когда до выстрела остался миг, он точно окаменел. Казалось, даже сердце перестало биться.

Парень в прицеле повернулся в профиль. Отлично! Хотя жаль, что зек не развернулся к нему лицом, он бы смог разглядеть его получше. Пятнышко лазерного луча нашло бледный висок. Живая мишень замерла – как будто нарочно подставившись под снайперский выстрел. Пора! Указательный палец привычно нажал на серповидный спусковой крючок. И в ту же секунду, не обращая внимания на сильный толчок в плечо, снайпер через оптический прицел увидел, как голова зека лопнула и взорвалась, точно разбитая булыжником пивная бутылка, и лишь его руки судорожно подбросило к тому месту, где мгновение назад было лицо. Покачнувшись, зек рухнул на груду ржавых труб и искромсанной арматуры.

Старший лейтенант Голубок только теперь позволил себе выдохнуть. И снова глубоко вздохнул. Он прицелился еще раз, решив, как обычно, сделать контрольный выстрел, чтобы с «чистой совестью» доложить начальнику колонии подполковнику Беспалому, к которому лейтенант был экстренно прикомандирован и доставлен вертолетом сегодня ночью, о выполнении задания. Но то, что он рассмотрел в окуляр, едва не заставило его сблевать. Нелепо скрючившись, раскинув по сторонам руки, на груде строительного мусора, как манекен, лежало неподвижное тело «бритоголового». Крупнокалиберная пуля снесла верхнюю часть черепа вместе с мозгами, и теперь у «бритоголового» вместо головы страшно чернело кровавое месиво с торчащими осколками черепных костей.

Снайпер оторвал глаз от окуляра и закашлялся. Он присел и стал быстро отвинчивать лазерный осветитель. Потом убрал прицел в специальный чехол на ремне. Теперь его винтовка выглядела вполне невинно, как невеста перед дверями загса. Самое главное, чтобы солдаты не заметили его выстрела. Беспалый ничего ему не объяснил, даже не сказал, кто является жертвой, лишь показал фотографию обреченного.

Но Голубок и сам был не лыком шит – понимал, что начальнику дело потом все равно надо будет представить так, будто заключенный, кто бы он ни был, погиб от шальной пули, а вовсе не от выстрела профессионального снайпера.

Упаковав прицел, Голубок высунулся из своего укрытия и осмотрелся. Над лагерем висела тяжелая ночная мгла. Лучи прожекторов на сторожевых вышках вспарывали плотную тьму, рыская по зоне. Выхваченные из темноты слепящими лезвиями люди в робах, боясь, что солдаты откроют по ним огонь, бросались врассыпную, прятались в баррикадах за грудами строительного мусора. Но там, где несколько мгновений назад маячила фигура застреленного, было подозрительно тихо. Точно никто и не услышал одиночного выстрела, не заметил потери своего предводителя. Голубок внимательно всматривался в темноту. Только через минуту он увидел, что первая цепь вызванных из райцентра омоновцев сумела подобраться почти к самой баррикаде и уже собралась с духом, чтобы в следующую секунду перемахнуть через нее, рассекая взбунтовавшуюся колонию протяжным победным криком. Но неожиданно со всех сторон в солдат полетели камни, обломки железа, прутья. И несколько десятков «быков» с устрашающим криками, как это делают камикадзе в последние мгновения жизни, бросились на солдат и потеснили их назад, за территорию зоны. Те, не выдержав такого яростного, отчаянного напора, отступали, прикрываясь щитами, защищаясь изо всех сил.

А сил было явно недостаточно, чтобы усмирить мятежников. Тем более что в руках зеков находилось с десяток единиц огнестрельного оружия. Баталия грозила затянуться надолго. Голубок вспомнил известный случай, когда заключенные держали в своей власти сибирскую колонию почти два месяца. В духе воровских традиций обитатели той колонии в течение считанных дней расправились со всеми ссученными и установили суровую диктатуру блатных. С заключенными удалось справиться, только когда снайперы одного за другим убрали четверых основных зачинщиков бунта и когда к лагерю военные подвезли несколько минометов и открыли по зекам предупредительный огонь.

Так и сейчас, видимо, придется начальнику вызывать подкрепление внутренних войск из краевого центра – бунт заключенных перешел в ту кульминационную неуправляемую стадию, когда ярость, животный азарт и жажда крови полностью завладели ожесточившимися душами замордованных, готовых на все людей и когда остановить их сможет только слепая, неумолимая сила железа и огня. Да, без смертоносной техники Беспалому теперь ни за что не обойтись. Ничего другого, кроме как вызвать БТРы, подполковнику теперь не остается – это точно. Теперь ему обратной дороги нет. Бунт он должен подавить любой ценой.

* * *

Начальник колонии подполковник Беспалый бросил взгляд на часы. Скоро полночь. Его приказ о ликвидации Варяга Голубок выполнил. Пора связаться и сообщить об этом в Москву… Едва он дотронулся до прохладной трубки, как телефон сам неожиданно зазвонил. Александр Тимофеевич нахмурился и сорвал трубку с рычага.

– Подполковник Беспалый у аппарата!

– Слушай, Беспалый, чем ты, мать твою, там занимаешься?!

Голос генерала Калистратова зычно бил в мембрану, отчего она вибрировала на высокой ноте. В такие минуты служивому полагалось вытянуться в струнку и преданно, по-собачьи во всем поддакивать начальству. Однако Александр Тимофеевич Беспалый никогда не относился к слепым исполнителям чужой воли. «Да пошел ты на х…, пень старый! – подумал он про себя. – Да пошли они все, эти московские чинуши… генералы долбанные!…» Беспалый откинулся на спинку кресла, резко выдохнул воздух и положил ногу на ногу. Стараясь говорить как можно спокойнее, он тихо, с расстановкой ответил раздраженному генералу:

– Я занимаюсь тем, чем и положено, товарищ генерал. Бунтовщики взяты в кольцо. Завтра ко мне прибывает еще одна рота ОМОНа. С их помощью я наведу порядок.

Сейчас Александр Беспалый напоминал дремлющий вулкан. Внутри у него все клокотало, и достаточно было всего лишь одного небольшого толчка, чтобы огнедышащая лава возмущения и раздражения прорвалась наружу. Беспалый опасался этого своего состояния. В такие минуты он мог наделать глупостей. Оставалось единственное – невероятным усилием воли подавлять в себе закипающую ярость.

– Что у тебя там с Варягом?

– А что должно с ним быть?

– Ты не дури, Беспалый. Я тебе уже говорил, отвечаешь за него лично! Чтобы волос с его головы не упал. Понял? Смотри мне. Если выйдет что не так, будешь долгие годы любоваться своей собственной зоной из окна тюремной камеры!

Слушал Калистратова Беспалый сцепив зубы. У него вертелась на языке острая фраза по поводу того, что компромата вполне достаточно, чтобы им вместе полюбоваться свободой через решетку, и что лучше поберечь голосовые связки для разбирательства с вышестоящим начальством. Но понимая, что с Варягом уже все кончено, он переборол в себе дерзость и отозвался вполне примирительно:

– Я все понял, товарищ генерал.

– Вот и отлично! Что бы у тебя там ни происходило, Варяг должен оставаться в безопасности. Иначе нас там, «наверху», не поймут.

«Как же, как же, не поймут. Там-то „наверху“ все и заварили по-новому», – подумал Беспалый и подался вперед, крепко прижимая трубку к уху. Ситуация была не из простых. Калистратов, видимо, совершенно не был в курсе новых веяний. А что, если он вообще играет за другую команду?

Александр Тимофеевич лихорадочно обдумывал ответ. Пауза затягивалась. И он решил идти ва-банк, будь что будет.

– Товарищ генерал, я, конечно, все понял, кроме одного: именно вы прошлый раз в разговоре давали мне прямо противоположные инструкции. Разве не так?… И я очень опасаюсь, что с Варягом уже может быть поздно. Приказ отдан два часа назад.

На другом конце провода раздался страшный мат и проклятия:

– Придурок лагерный! Сволочь! Пойдешь под трибунал!… Сгною по тюрьмам!…

Возмущению генерала не было предела. Подполковнику Беспалому в конце концов надоело слушать истерические вопли генерала, и он молча положил трубку на рычаг, мрачно задумавшись над сложившимися обстоятельствами.

Подполковник Беспалый слукавил – по поводу Варяга у него не могло быть никаких сомнений или опасений: он совершенно точно знал, что единственный выстрел снайпера бесповоротно определил законного вора в покойники. Варяг для российских зеков был символом воровской идеи, а в данной ситуации на зоне – своего рода боевым знаменем бунта. А когда знамя исчезает, то воинскую часть расформировывают. Так будет и тут – это подполковник отлично понимал. Пройдет три, максимум шесть часов, и вместе с вновь прибывшими омоновцами и БТРами он вобьет смутьянов в тюремную грязь, подобно тому как поступали рекруты Александра Суворова с мятежными казачками Емельки Пугачева.

Снова раздался телефонный звонок. Это опять звонил Калистратов.

– Слушаю вас, товарищ генерал. Что-то связь прервалась, – солгал Александр Тимофеевич, сняв трубку.

– Повтори, Беспалый, что ты сказал насчет моего приказа об уничтожении Варяга! – В голосе московского генерала слышался не просто ужас. Такое придыхание могло вырываться разве что у пассажиров крохотной лодчонки, неумолимо несущейся к обрыву Ниагарского водопада. – О чем ты говорил? Какой приказ? Ты что, спятил?

– Вы мне сами намекнули, товарищ генерал, чтобы я «все уладил» с Варягом – вот я и отдал приказ снайперу… Боюсь, приказ уже приведен в исполнение и «все улажено», как вы и приказали.

– Идиот!… И-ди-от!…

В трубке замолчали. Повисла гнетущая тишина. Пауза была долгой. Потом, видимо собравшись с мыслями, Калистратов сказал:

– Вот что, подполковник, срочно давай ищи своего снайпера, если он еще не выстрелил, останови его во что бы то ни стало. Варяг не должен погибнуть. Что хочешь делай. Но даже если снайпер его застрелил, найди тело. Вдруг он живой? Не такой Варяг человек, чтобы загнуться от одной паршивой пули. Я не верю, что он погиб. К тому же твой снайпер сраный мог и промахнуться.

Беспалый хотел было возразить, что его снайпер не мог промахнуться, но неожиданно промелькнувшее сомнение, смутная догадка, за которой стояли огромный опыт и знание воровских и генеральских повадок, вдруг подсказали ему не делать поспешных выводов. В его практике случалось и не такое – в холщовых мешках хоронили померших зеков, а потом эти «жмурики» каким-то чудом оказывались на свободе.

– Завтра же утром мы все проверим, товарищ генерал.

– Какое утро? До утра нельзя ждать. Немедленно отправь кого-нибудь на территорию и все выясни! – раздраженно прокричал в трубку Калистратов.

– Это невозможно. Зеки контролируют всю зону. Пока не подтянутся омоновцы, я ничего не смогу сделать, – твердо сказал Беспалый.

На другом конце провода вновь повисла тяжелая тишина. Беспалый напряженно вслушивался в тишину, понимая, что сейчас, в эти секунды, решается и его дальнейшая судьба. Ему показалось, что там, за тысячи километров отсюда, в Москве, генерал Калистратов с кем-то тихо переговаривается. Голоса звучали глухо, как сквозь вату, но он различал отдельные звуки. Похоже, Калистратов зажал микрофон ладонью и передавал невидимому собеседнику свой разговор с Беспалым.

– Слушай меня, Александр Тимофеич, – раздался через две минуты в трубке голос генерала. – Слушай внимательно! У меня есть большие возможности, чтобы кардинально изменить твою судьбу. Хочешь, обеспечу тебе резкий рост по службе: завтра же присвоим тебе очередное звание, а потом возьмем тебя на повышение в Москву. Но сейчас, Александр Тимофеич, ты должен немедленно выяснить, что с Варягом: жив он или нет… Сделай вот что… – Генерал, глубоко вздохнув, снова надолго замолчал.

– Что я должен сделать? – не выдержал Беспалый.

– Ты пойдешь сейчас к своим зекам и лично – понимаешь, ли-и-чно! – удостоверишься, что с ним. Ты понял?!

– Но заключенные разорвут меня на части! Товари…

– Не посмеют, – резко прервал его Калистратов, – все-таки ты кум, хозяин. У них тоже есть кое-какие понятия. А потом, тронуть тебя – дело очень серьезное, оно запросто потянет на «вышку».

– Хорошо, но даже если они и не решатся на самосуд, в любом случае они могут взять меня в заложники. И что тогда? Кто будет командовать операцией?

– Не переживай, этот вариант мы тоже отработаем. И в случае чего, вытащим тебя. Твоя задача заключается в том, чтобы ты срочно разыскал мне Варяга! Сейчас, немедленно. Мертвого – или живого! Кроме тебя, зеки ни с кем другим разговаривать не станут.

– Это верно, товарищ генерал. Но не слишком ли это будет жирно – менять начальника колонии на труп пусть даже и законного вора?

– Послушай, подполковник! Не утомляй меня. – Голос генерала мгновенно набрал былую мощь. – Если, не дай Бог, под шумок Варяг окажется на свободе, то здесь тебе и мне устроят такой фейерверк, что мама дорогая! В общем, это приказ, и давай не жевать сопли. Выполняй!

– Хорошо, вас понял, – глухо отозвался Беспалый. – Сделаю все, как нужно.

– О результатах докладывай мне в любое время. Выполняй!

Положив трубку телефона, подполковник Беспалый снова поймал себя на мысли, что где-то в глубине души разделяет опасения генерала, сюда примешивалось выработанное годами службы на зоне это чертово предчувствие, интуиция, которые практически никогда его не обманывали. Зеки – народ на редкость изобретательный, они способны устраивать такие фокусы, что даже известных иллюзионистов завидки берут.

– Ты уверен, что пристрелил его? – спросил подполковник старшего лейтенанта Голубка, едва тот переступил его кабинет.

– Товарищ подполковник, я же вам уже говорил, что сам видел: его голова разлетелась, как тыква от удара молотом.

– Я у тебя спрашиваю: ты уверен, что это был именно он?

– Это был он, я его сразу узнал. То есть сверил его с фотографией, которую вы мне дали. Но признаюсь, что видел в основном его затылок, – невесело отозвался старший лейтенант. – Да и расстояние было довольно большим. – Голубок явно сник, предчувствуя возможные неприятности. – Перед выстрелом я был уверен, что взял в прицел именно его. Когда он повернулся в профиль, я очень, очень хорошо его рассмотрел. Фигуpa, одежда та же. Да, товарищ подполковник, это был именно он. Точно он… Хотя…

– Хотя что?

– Хотел я дождаться, когда он мордой ко мне обернется, но не вытерпел.

– Понятно, – задумчиво протянул Беспалый. – В общем так, старлей, ты свое дело выполнил, к тебе у меня претензий нет, можешь идти и успокоиться. Но чует мое сердце, что мозги неспроста зеки крутили и не только таким, как ты. Интуиция, понимаешь, мне подсказывает, что зона была разморожена. Для чего? Слишком как-то все это с бунтом неожиданно произошло. Мои стукачи даже не успели сообщить о его подготовке. Знаешь, ты давай шагай, мне нужно самому увидеть труп. Говоришь, прямо в голову саданул? Ну-ну. Хочу, очень хочу посмотреть на твою работу.

Снайпер задумчиво и даже как-то сердобольно взглянул на Беспалого:

– Вы собираетесь идти к ним? Туда? Товарищ подполковник! Они же вас ни за что живым не отпустят! – Беспалый грустно посмотрел на старшего лейтенанта:

– Возможно, но у меня нет другого выхода. – И зачем-то, точно оправдываясь, кивнул на телефон: – Из Москвы, понимаешь, звонили. Там такой хипеш поднялся.

Голубок вскинул голову. В его глазах блеснуло удивление. Только теперь он начал кое-что соображать.

– Скажите, а что это за важная птица такая, что с ним такой «хоровод»?

Беспалый тяжело вздохнул, на секунду задумался.

– Это, да будет тебе известно, голубок ты мой сизый, известный вор в законе, держатель российского воровского общака, Игнатов Владислав Геннадьевич по кличке Варяг.

У Голубка округлились глаза.

– Так я ухлопал Варяга? – хриплым шепотом спросил он.

Беспалый горько усмехнулся, видя, какое впечатление это известие произвело на старлея.

– Варяга, Варяга ухлопал, голуба ты моя. Так что тебе, браток, лучше об этом помалкивать. Теперь в каком бы уголке нашей матушки-России ты ни оказался, воры с тебя скальп снимут как пить дать! Так что советую: держи язык за зубами! О том, что ты его ухлопал, знаю только я… И ты. Смекаешь? Хотя я с уверенностью о его смерти сказать не смогу до тех пор, пока не увижу его труп лично. Вот потому-то я к ним и пойду в пекло.

– Они вас убьют, товарищ подполковник! Ей-богу убьют.

– Это вряд ли. Не божись раньше времени. Блатные тоже понимают, что каждый из нас выполняет свою работу. Они воруют, а я их стерегу. Они бунтовать вздумали, а я усмирять их должен. Не бзди. Не решатся они меня тронуть.