Kitobni o'qish: «Балтийская гроза», sahifa 3

Глава 5
15 июля 1944 года. Подходящая кандидатура

Первое, что сделал командующий 51-й армией генерал-лейтенант Крейзер, прибыв в штаб армии (всего-то типовое двухэтажное деревянное здание, стоявшее на окраине поселка), так это вызвал к себе подполковника Сергея Стародубцева⁴¹, командира Молодечненской мехбригады, представлявшей собой фронтовой авангард, действовавший в составе гвардейского механизированного корпуса. Его мехбригада первой ворвалась в город Молодечно, за что получила звание гвардейской. Прорвавшись через линию обороны немцев, танки, накручивая на свои гусеницы колючую проволоку и вражескую пехоту, катком прошлись по неприступным дотам и, не ослабевая натиска, принялись молотить прямой наводкой по артиллерийским батареям. Одного удальства и мастерства в боевых делах не всегда достаточно, важна еще матушка-удача, а она их никогда не оставляла. Чем ожесточеннее и дерзновеннее были танковые атаки, тем меньше потерь было в бригаде.

Родился Сергей Васильевич Стародубцев в Екатеринославе⁴², успел повоевать в Гражданскую, а позже окончил Харьковскую школу червоных старшин. Дальше была Военная академия механизации и моторизации РККА имени И.В. Сталина, затем был Польский поход, а еще через два года началась Великая Отечественная война, которую он встречал в августе на Ленинградском фронте в должности командира 5-го тяжелого танкового полка 34-й армии. Прибыв на Старую Руссу, где резко ухудшилась обстановка, его полк тотчас вступил в бой с немцами и контратаковал в течение трех последующих дней. После тяжелых боев в августе сорок первого Старую Руссу пришлось оставить. Позже на своей броне Стародубцев насчитал более ста попаданий от снарядов, но его командирский тяжелый танк КВ-1 сумел выдержать все удары, а самому Стародубцеву в первом же бою удалось подбить шесть немецких средних танков.

Но этот эпизод войны он считал не самым удачным в своей военной биографии, потому что из девяносто четырех танков, прибывших в Старую Руссу, уцелело лишь девять.

Генерал-лейтенант Крейзер занимал в двухэтажном здании небольшую комнату. Его не смущал на противоположной стене наспех заделанный проем, окно, заколоченное картоном, вырванный с корнем паркет. Для работы и ночлега в комнате было все необходимое – стол с тремя стульями и кровать с панцирной сеткой, заправленная байковым одеялом.

– Разрешите, товарищ генерал-лейтенант, – произнес вошедший подполковник Стародубцев.

– Проходите, Сергей Васильевич, – благожелательно откликнулся командарм. – Садитесь!

Разместившись за столом, генерал-лейтенант аккуратно разложил карту и заговорил:

– Сейчас немцы против нас применяют новую тактику – это хорошо укрепленные города с эшелонированной обороной. Гитлер называет их города-крепости, у которых есть четкий приказ «Ни шагу назад!». Они должны умереть в своих крепостях, но не пропустить на запад советские войска. Так что впереди нас ожидают серьезные сражения. Битва будет за каждую улицу, за каждый дом, за каждый двор, к такому нужно быть готовым. Но задача командиров не только вымести из Европы всю эту фашистскую нечисть, но и сохранить жизнь нашим бойцам и командирам. В связи с этим на тебя возложена большая задача… – Генерал-лейтенант сделал короткую паузу, посмотрел в зачерствевшее лицо Стародубцева и прежним неторопливым голосом продолжил: – Задача разведки вашей мехбригады состоит в том, чтобы отыскать в немецком тылу наиболее безопасный путь, по которому в дальнейшем двинется наша армия.

– Как далеко должна зайти разведгруппа?

– Мы думаем, если разведчики пройдут сорок километров вглубь вражеской территории, это будет хорошим результатом. Если продвинутся дальше… каждый получит орден! Мы предполагаем, что разведгруппа должна передвигаться на бронетехнике, в том числе на трофейной. Задача не из легких, но других на войне, как вы не хуже меня знаете, не бывает. Кто, по-вашему, может справиться с такой задачей?

– Гвардии капитан Григорий Галуза⁴³, – без колебаний ответил подполковник.

Крейзер одобрительно кивнул:

– Личность он в армии известная, я бы даже сказал, геройская. Ничего не имею против, именно о нем я и подумал. Вижу, что мы думаем одинаково. Расскажите мне немного о нем. Как давно в армии, где учился?

– В армии с тридцать восьмого года, с самого начала призыва. Участвовал в освободительном походе советских войск в Западную Украину и Западную Белоруссию. Был участником советско-финской войны тридцать девятого и сорокового годов. Перед войной окончил офицерские курсы «Выстрел», где кроме тактики стрелкового дела, методики тактической и огневой подготовки изучал еще и военную разведку. На фронте с первого дня войны. Сначала командовал взводом разведки, сейчас уже ротой.

– Послужной список подходящий.

– Более лучшей кандидатуры, чем капитан Галуза, нам не найти, товарищ командующий армией. За время войны мне довелось поработать со многими разведчиками, но все они отличаются от Галузы. Хотя те тоже были хороши… Это сложно объяснить, но я бы сказал, что у Григория Галузы выработался какой-то свой стиль – смесь невероятной дерзости и наглости с каким-то щегольством! Даже по внешнему виду он настоящий аристократ, всегда ухожен, гладко выбрит, и стрижка у него какая-то неуставная, обязательно с чубом! Можно было бы, конечно, и внушение ему сделать по этому поводу, но как-то язык не поворачивается, когда понимаешь, из какого ада он вчера пришел и в какое чистилище завтра отправится. Я ведь давно знаю этого парня… Не было ни одного задания, которое бы он провалил. Григорий из тех разведчиков, кому удается выполнить буквально все! Даже то, что считается совершенно невозможным!

– А он, случаем, не из бывших, не из дворян? – улыбнулся командарм, вспомнив чубатого хлопца с каштановыми волосами. Даже честь он отдавал как-то по-особенному. Вроде бы совершал все по уставу, вытягивался, распрямлял спину, локоть держал высоко, изящно прикладывал ладонь к виску. Но вместе с тем во всех его жестах присутствовала какая-то подчеркнутая небрежность, в которой трудно было его упрекнуть, тем более уличить. Интересный, однако, парень.

– Можно быть спокойным, не из дворян, – улыбнулся подполковник Стародубцев, – с происхождением у него все в порядке. Из черниговских крестьян он. Украинец. Парень неглупый, грамотный, до армии окончил техникум пищевой промышленности. Потом еще год работал на мясокомбинате по специальности.

– Что он сейчас делает?

– Отдыхает. Вчера из разведки вернулся, километрах в пятнадцати от наших передовых позиций был. Немцы какую-то возню затеяли на линии соприкосновения, нужно было выяснить, что они там устраивают.

– И как он, справился с заданием? – спросил генерал-лейтенант.

– С заданием справился, как всегда, на отлично! По-другому у него и быть не может. Как выяснилось, фрицы там для видимости копались. Охрану выставили, окопы да блиндажи рыли. В действительности ничего там нет. Пустышка! Окопы неглубокие, в блиндаж не спрячешься. Зато в десяти километрах севернее от этой точки немцы минометные позиции организовали. Подразумевалось, что мы во время наступления эти окопы займем, а там ведь не спрячешься, и они нас минометным огнем накроют.

– Хитро! Пусть отдыхает, а вы потом растолкуйте задачу, которую ему предстоит взвалить на свои плечи. Пусть прочувствует.

– По-другому он и не может, товарищ генерал-лейтенант.

Глава 6
16 июля 1944 года. Витебск. Операция «Гренадер»

Двое суток Кристиана Хофера никто не допрашивал. В какой-то момент ему даже показалось, что о нем просто позабыли. Но уже ближе к обеду его вывели из камеры и повели знакомой дорогой по разбитому городу в сторону штаба.

В маленьком помещении на первом этаже двухэтажного здания находились уже знакомый генерал-майор со строгим лицом и круглолицый переводчик с полными щеками, явно тяготившийся и военной формой, и военными обязанностями. С первого взгляда в нем угадывался сугубо штатский человек – преподавал где-то в университете в окружении милейших дам, и мужское грубоватое общество его явно обременяло. У противоположной стены за небольшим столом затаилась стенографистка лет двадцати в звании старшего сержанта. С ручкой в руках она готовилась записывать допрос.

Русский генерал расположился около окна за широким столом (видно, доставшимся ему от какого-то немецкого начальства) и занимался вполне банальным делом – узким перочинным ножиком подправлял затупившийся карандаш. Увидев вошедших, генерал-майор указал на стул, стоявший по другую сторону от стола, и, когда Кристиан присел, заговорил:

– Наш разговор не закончен. У меня есть ощущение, что вы нам не все рассказали.

– Я вам все сказал, что знал, – возразил фельдфебель.

– Дело в том, что в сорок восьмом пехотном полку лейтенанта Брауберга не существует. Вы мне можете объяснить, почему вы солгали?

Глубокая складка прорезала середину лба Кристиана: «Немудрено, так должно было произойти. Это еще раз доказывает, что русские не принимают слова на веру, а тщательно все проверяют. Всегда приятно иметь дело с профессионалами».

– Вы правы, я действительно не фельдфебель Хофер, – на хорошем русском языке произнес пленный. Меня действительно зовут Кристиан, но настоящая моя фамилия – Шварценберг, я – майор военной разведки.

– Примерно так я и предполагал, – слегка кивнул начальник управления контрразведки фронта генерал-майор Ханников.

– Мне бы хотелось встретиться с вашим руководством. У меня есть для них нечто серьезное, что их может заинтересовать.

– А моя персона, стало быть, недостаточно компетентна для содержательного разговора? – сдержанно хмыкнул генерал-майор.

– Я должен быть уверен, что мои слова будут расценены правильно и попадут к высшему командованию.

– Что же это у вас за тайна такая, что о ней не должен знать начальник управления контрразведки фронта?

– Это не моя тайна. Я получил инструкции и следую им.

– Я не могу вам предложить кого-то более ответственного, пока не удостоверюсь в том, что тема действительно заслуживает высочайшего рассмотрения… Если сейчас наш разговор не состоится, я отправлю вас в фильтрационный лагерь, где вами займутся более обстоятельно.

– Хорошо, я вам расскажу, – после минутной паузы произнес перебежчик. – Операцию, в которой я принимаю участие, разрабатывал и проводил полковник Георг Хансен⁴⁴, он же после ликвидации абвера и смещения адмирала Канариса был назначен начальником Военного управления РСХА. На этом участке мы оказались не случайно… По его замыслу, мы должны были сдаться в плен пехотинцам 855-го стрелкового полка. Нам было известно, что именно это подразделение относится к военнопленным с наибольшей гуманностью, так что у нас был хороший шанс уцелеть. Хотя, конечно же, присутствовал риск. На войне случается всякое, никогда не знаешь, где можешь погибнуть…

– Как называется ваша операция?

– Операция «Гренадер».

– Почему вас не сбросили на парашютах?

– Я задавал этот вопрос… Мне ответили, что такие попытки предпринимались. Были две группы с таким заданием, переброшенные через линию фронта… Но после того как их забросили, о них ничего не известно. Руководство абвера посчитало, что русские им не поверили и расстреляли. А к солдатам, попавшим в плен на поле боя, русские относятся благосклонно.

– Так что вы хотели сообщить?

– Двадцатого июля будет покушение на фюрера. Для его ликвидации уже все подготовлено. Во главе заговора, кроме руководителей разведки и контрразведки (прежде они входили в абвер), стоят и немецкие генералы.

Новость ошарашила Ханникова, но лицо его оставалось безмятежным, не дрогнул ни один мускул! Контролировать эмоции – одна из сильных черт характера генерал-майора. Он был готов услышать о планах наступления группы армий «Центр»; не исключал и того, что Шварценберг может раскрыть немецкую агентурную сеть в Советском Союзе в обмен на гарантии свободы. Но о таком…

В том, что сказанное являлось правдой, генерал-майор Ханников не сомневался. Как разведчику ему было известно, что самые невероятные вещи, в которые трудно порой поверить, являются зачастую подлинными. А тут на признание перебежчика накладывался его персональный типаж, сотканный из черт характера: улыбка, жесты, взгляд, тембр голоса и еще многое другое свидетельствовали о том, что Шварценберг не простой человек, а имеет глубинное дно, до которого не докопаться. И все же определяющая черта его личности заключалась в том, что он действительно ненавидел Гитлера и желал пойти на контакт с противником. А если это действительно так, то ему не с руки лукавить. Ложь будет раскрыта, дальше ему веры никакой не будет.

Стараясь не выдать своего волнения, Ханников раскрыл блокнот, перевернул исписанные страницы и записал: «Серьезно. Проверить». Неторопливо захлопнул блокнот и положил его в полевую сумку.

– И кто с вами поделился сроком покушения на Гитлера?

– Первый раз инструктаж со мной провел адмирал Канарис. Затем он передал меня полковнику Хансену.

– Кто из высшего командования рейха состоит в заговоре?

– Генерал-фельдмаршал Вернер фон Бломберг⁴⁵. С тридцать третьего по тридцать восьмой год он был министром имперской обороны. На совещании, незадолго до войны с Советским Союзом, фон Бломберг и командующий сухопутными вооруженными силами генерал-полковник Вернер фон Фрич⁴⁶ открыто выступили против планов Гитлера, задумавшего нанести сокрушительные удары по соседним странам: Франции, Польше, России. Уверен, что его преждевременный уход в отставку далеко не случаен… Оба высших чина понимали, что реализация плана Гитлера приведет Германию к грандиозному поражению, куда более страшному, чем то, что произошло со страной в 1918 году. Практически после этого совещания их военная карьера закончилась. Обоих генералов грубо скомпрометировали и отправили в отставку. Есть еще ряд офицеров, входящих в заговор против Гитлера, о которых я могу поведать только вашему министру.

– Вам известно, кто должен устранить Гитлера и где именно это произойдет?

Слегка приподняв голову, перебежчик произнес:

– Да. Мне известен даже час, когда именно это произойдет.

– Вот даже как… И все-таки, как вы можете доказать, что связаны с заговорщиками? Меня интересуют факты. Вы можете их назвать?

– О том, что я сейчас вам расскажу, знает лишь ограниченный круг людей…

– Я внимательно слушаю.

– Мы уже не однажды предпринимали попытку уничтожить фюрера. Мне известно лишь о некоторых покушениях на Гитлера, а их было немало. В последних из них принимала участие наша команда… Могу рассказать, что произошло тринадцатого марта сорок третьего года… В это время Гитлер посещал Смоленск. Генерал-майор фон Тресков⁴⁷ и юрист фон Шлабрендорф⁴⁸ подложили в его персональный самолет ящик с коньяком, в двух бутылках находилась взрывчатка. Но взрыва не произошло. Мы предположили, что взрыватель не сработал из-за слишком низкой температуры в багажном отделении, так как самолет поднялся на большую высоту. Гитлеру очень повезло… Тогда было принято решение, что генерал-майор барон фон Герсдорф⁴⁹ взорвет себя вместе с Гитлером в Берлине на выставке трофейного советского вооружения. Но фюрер по каким-то причинам покинул экспозицию раньше запланированного времени, как будто бы предчувствовал предстоящее покушение. Я еще тогда подумал, что у Гитлера обостренное чутье на опасность… Позже фон Герсдорф рассказывал нам, что он едва успел деактивировать детонатор, ведь могли быть большие жертвы среди военных. Но мы намеренно пошли на такой шаг, только чтобы уничтожить Гитлера… Был еще один случай, когда покушение должно было состояться. Адольф Гитлер захотел осмотреть новое обмундирование для офицеров и унтер-офицеров вермахта и распорядился, чтобы на осмотре присутствовал в качестве главного эксперта опытный фронтовой командир из младшего офицерского состава. Было решено воспользоваться этим обстоятельством, и мы организовали дело таким образом, чтобы этим человеком стал гауптман⁵⁰ Буше⁵¹, убежденный противник Гитлера. Намечалось, что он взорвет себя вместе с Гитлером во время примерки, используя две замаскированные мины, спрятанные в карманах шинели. Все было спланировано наилучшим образом, у фюрера не оставалось ни единого шанса, чтобы уцелеть. Мины должны были разнести в клочья Гитлера и бедного Буше! Эшелон, в составе которого находился вагон с одеждой, уже подъезжал к Восточной Пруссии, но был внезапно атакован британской авиацией и полностью разгромлен! Случилась одна из тех непредвиденных ситуаций, что не единожды спасали Гитлеру жизнь. Демонстрация нового обмундирования не состоялась. – Губы Шварценберга плотно сжались, образовав упрямую белую линию. В твердости характера майору не откажешь. – Порой мне действительно начинает казаться, что у Гитлера есть какое-то высшее предназначение, как он сам о себе говорит. Его нередко спасают некие высшие силы, вот только я никак не могу понять, для чего они это делают?! Я вам привел достаточно доказательств, чтобы вы мне поверили, или мне продолжить?

– Вы не ответили на мой вопрос, где именно планируется покушение на Гитлера?

– Оно должно состояться в его восточной ставке «Волчье логово» в интервале с пятнадцатого по двадцать пятое июля. Но, скорее всего, устранение Гитлера произойдет именно двадцатого июля.

– Какова цель этого покушения?

Майор знал больше, чем говорил. Фразы из него приходилось вытаскивать буквально клещами.

– После устранения Гитлера мы рассчитываем заключить с Россией перемирие, – твердо произнес Шварценберг.

– Нам бы хотелось знать имя человека, который устранит Гитлера.

– Имя ликвидатора я могу назвать человеку, от которого зависит принятие политических решений, или хотя бы тому, кто может повлиять на них.

– В таком случае мы подождем. И как только состоится покушение, можно будет поговорить.

– Вы совершаете ошибку. Ваше политическое руководство должно узнать о покушении раньше, чтобы иметь маневр для принятия решений, – возразил Шварценберг.

– Хорошо, предположим, я вам поверил, но где доказательство того, что немецкие генералы активно выступают против политики Гитлера? Во всяком случае, такого мы не наблюдаем.

– План по устранению фюрера организован тремя офицерами: полковником фон Квирнхаймом⁵², генерал-майором фон Тресково и полковником фон Штауффенбергом⁵³. Идея заключается в том, чтобы после убийства Гитлера обвинить его в устранении группы его ближайших приближенных. Это даст весомый повод для ареста политической верхушки НСДАП, СС, гестапо и службы безопасности. В первые же минуты мы, военные, намереваемся взять в свои руки всю исполнительную власть.

– Предположим. С кем же из политиков вы советовались по осуществлению своего плана? У него имеются сторонники?

– Они у нас есть…. В первую очередь, это Карл Герделер⁵⁴, который всегда выступал против агрессивных планов Германии, справедливо считая, что Гитлер толкает страну в пропасть, и всегда выступал за решение внешнеполитических задач исключительно мирными средствами. Потом группа Сопротивления в лице политических деятелей Юлиуса Лебера⁵⁵ и Вильгельма Лейшнера⁵⁶. Имеется еще ряд людей, но вряд ли вам что-нибудь скажут их фамилии. Большего я вам сказать не могу.

– А что по поводу троих пехотинцев, перешедших на нашу сторону вместе с вами? Они тоже из военной разведки?

– К операции «Гренадер» солдаты не имеют никакого отношения. Эти парни – обычные вояки, которые воюют уже не первый год и очень устали от войны. Им хочется вернуться к своим семьям и зажить так, как было раньше. Вот только они не могут понять, что как прежде уже не будет. Рубеж был пройден в тот день, когда Германия начала воевать с Россией. Военная контрразведка давно за ними наблюдала. Им было известно, какие разговоры ведут солдаты между собой, содержание их писем, отправленных на родину, в которых они высказывали недовольство политикой Гитлера. Военная контрразведка решила использовать их в своих интересах. Во всяком случае, это лучше, чем если бы они находились в концентрационном лагере Дахау… Когда я предложил солдатам сдаться и убедил, что это единственная возможность выжить перед наступлением русских, они не особенно долго размышляли.

– Вы разговаривали с солдатами как фельдфебель связи?

– Конечно.

– И они ни разу не усомнились в вашем истинном лице?

– Даже не заподозрили. Все мы устали от войны.

Сказанное очень походило на правду. Дивизионные военные контрразведчики допрашивали немецких солдат несколько дней подряд, даже продержали их двое суток без сна, рассчитывая, что они сломаются или дадут какую-то слабину, после чего примутся давать правдивые показания. Но все предпринятые усилия оказались тщетными, при каждом допросе пленные немцы без конца твердили одно и то же: «Хотели жить и вернуться домой в Германию, поэтому перебежали на вашу сторону и сдались!»

– Уведите его! – приказал генерал-майор конвоиру, стоявшему в дверях.

– Мне нужно поговорить с вашим командованием, – повторил Кристиан. – Вы мне не ответили, состоится ли такая встреча?

– Ничего не обещаю. У нас еще будет с вами время для беседы.

– Не забывайте, покушение намечено на двадцатое июля. Времени осталось мало.

– Не сомневайтесь, не забуду, – произнес Николай Георгиевич. – Ты все записала, ничего не пропустила? – спросил он стенографистку, когда караульный вывел из кабинета пленного.

– Так точно, товарищ генерал-майор, – ответила старший сержант. – Не пропустила ни одного слова.

– Давай мне сюда стенограмму, я ее пролистаю.

Стенографистка поднялась со своего места, положила на стол генерала несколько страниц, исписанных аккуратным женским почерком, и в ожидании смотрела на Ханникова.

– Ты вот что… Как тебе здесь при штабе?

– Служу, товарищ генерал-майор. Меня все устраивает.

– Может, тебя обратно отправить, все-таки на фронте не мед.

– Товарищ генерал-майор, – обиженно надула губы девушка. – Я что, провинилась в чем-то? Вы так и скажите.

– Да ни в чем ты не провинилась, – отмахнулся Ханников. – Молодая ты, тебе бы детишек рожать, а ты здесь… Жалко мне вас, баб! В любую минуту снаряд может прилететь, и что тогда?

– Товарищ генерал-майор, я же все правильно делаю, у меня почерк хороший, в школе у меня одни пятерки были. Я и связисткой могу служить, курсы окончила…

– Ладно, иди к себе! Работай! Не хватало еще, чтобы у меня здесь разревелась.

Стенографистка вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Перевернув страницу, Ханников принялся вчитываться в содержание (возможно, во время допроса упустил какие-то существенные детали). «Такую информацию нельзя держать в столе, она должна попасть на самый верх, и чем раньше это произойдет, тем лучше будет для дела, – размышлял генерал-майор. – Вряд ли сообщения немецкого майора хоть как-то повлияют на окончательный результат войны, но способны значительно изменить ее течение. Слишком тяжела ноша, будет лучше, если кто-то другой взвалит ее на свои плечи. В Москву нужно отправить, а уж там пусть решают, что дальше с ней делать».

Некоторое время он соображал, как следует поступить наилучшим образом. «Стенограмму можно передать в Москву с курьером; другой вариант – можно привезти ее самому. Но самое разумное, если сначала переадресовать сказанное по ВЧ первым лицам. Пожалуй что, так…. А теперь следует подумать, кто сумеет грамотно воспользоваться полученными данными и, быть может, передаст их самому товарищу Сталину».

Наиболее влиятельной фигурой в правительстве после Сталина был народный комиссар внутренних дел СССР Лаврентий Павлович Берия⁵⁷, прекрасно разбиравшийся во внутренней обстановке в стране и в ее политических течениях. Он был наделен и другими полномочиями, с которыми справлялся блестяще. Например, два месяца назад он был назначен заместителем председателя ГКО СССР⁵⁸ и председателем Оперативного бюро. Если перечислять все обязанности, которые ему вменялись, они уместились бы в толстую тетрадь убористого текста, но в приоритете находилось наблюдение за работой всех наркоматов оборонной промышленности. Кроме того, товарищ Берия являлся постоянным советником Ставки Главного Командования Вооруженных сил СССР и в качестве уполномоченного ГКО нередко выезжал на фронт с поручениями.

Как начальник управления контрразведки фронта генерал-майор Ханников нередко общался с генеральным комиссаром государственной безопасности Лаврентием Берией по высокочастотной связи. Последний раз такой разговор произошел десять дней назад, когда офицеры отдела контрразведки «Смерш» Наркомата внутренних дел хотели арестовать подполковника Пинского, заподозренного в работе на немецкую разведку. Но, как позже выяснилось, этот подполковник также находился под пристальным вниманием Главного управления военной контрразведки «Смерш» под командованием комиссара государственной безопасности 2-го ранга Абакумова. Разлад между двумя контрразведками зашел настолько далеко, что пришлось вмешиваться высшему командованию. Дело подполковника Пинского было решено передать в управление контрразведки 1-го Прибалтийского фронта. И вот сейчас Николай Георгиевич решил вновь позвонить генеральному комиссару государственной безопасности.

Подняв трубку, он позвонил в приемную Лаврентия Павловича, привычно представился и затвердевшим голосом распорядился:

– Соедините меня с товарищем Берией.