Kitobni o'qish: «Хроника кровавого века: Замятня»
Предисловие
Термин «Великая замятня», встречается в русских летописях, повествующих о Золотой Орде. В XIV веке хан Бердибек, чтобы избавиться от конкурентов, перебил всех царевичей – чингизидов, тех, в ком текла кровь великого Чингисхана. В 1359 году умирает сам Бердибек, и в Золотой Орде начинаются двадцатилетние междоусобные войны.
Поход хана Батыя в 1237 – 1240 годах на Русь, совпал с захватом крестоносцами Константинополя1 – столицы Византийской империи, а она на Руси считалась «царством». Императора Византии русские именовали царём, а столицу Византийской империи звали Царьград.
На Руси титул царя имел сакральное значение, в летописях того времени прослеживается перенос этого титула на правителей Золотой Орды. После падения Константинополя, Золотая Орда заполнила вакуум в мировоззрении руссов. До второй половины XIV века верховенство Золотой Орды руссами не оспаривалось, и титул царя был сакрален.
В Золотой Орде всё изменилось в годы Замятни, когда цари стали марионетками хана Мамая. При этом он сам не принадлежал к царскому роду чингизидов. Нарушилось мировоззрение в Золотой Орде и на Руси, верховная власть потеряла сакральный смысл и авторитет. По этой причине, могучая Золотая Орда быстро развалилась.
Что касается XX века, то после событий «Кровавого воскресенья» 9 января 19052 года в Петербурге, фигура царя Николая II для русского человека, также перестала быть сакральной. Верховная власть утратила свою «божественную сущность», а император потерял авторитет у своих подданных. В головах жителей Российской империи наступила Замятня.
Сейчас принято обвинять большевиков в крушении Российской империи. Но могла ли кучка людей, пусть даже очень организованных, развалить сильную империю?!
Проблемы России копились веками, и так сложилось, что к переломному моменту, страна подошла под управлением Николая II. Человек он может быть и неплохой, но как лидер государства Николай II был ничтожен, а это в критические для страны моменты, гибельно. Трагедия Николая II и его семьи в том, что в суровое для России время, он оказался не на своём месте. Когда скверный сапожник тачает сапоги, ноги в кровь истирает его клиент, если в лихую годину плох правитель страны, то кровью умываются все граждане этого государства.
Глава 1
« В 1902 – 1903 году для подавления крестьянских волнений и выступления рабочих, только в Полтавской и Харьковских губерниях, было использовано 200 тысяч регулярных войск, то есть 1/5 всей русской армии».
Из Всеподданнейшего доклада императору Николаю II, военным министром генерал – адъютантом Куропаткиным А.И.
Январь – февраль 1903 года.
Весь январь и первую неделю февраля светский Петербург обсуждал предстоящий костюмированный бал в Зимнем дворце. Княгиня Наталья Фёдоровна Кармова дни напролёт советовалась с подругами, какой кокошник3 она наденет на этот бал.
Бал давался в честь 290-летия дома Романовых. Все гости должны быть одеты в костюмы XVII века, так называемых «допетровских» времён. Они шились по дизайну художника Сергея Солошко. Из сундуков доставались фамильные драгоценности, тратились сотни тысяч рублей на меха куниц и соболей.
Сам бал состоял из двух частей: вечером 11 февраля гости собирались в Романовской галерее Эрмитажа. Шествуя попарно, они приветствовали царскую семью. Затем все направлялись в Эрмитажный театр, где пели Фёдор Шаляпин4 и Мария Фигнер5, танцевал балет с участием Анны Павловой6. Затем праздничный ужин: в Итальянском, Испанском или Фламандском залах Эрмитажа, а после, танцы до трёх часов утра. Вторая часть бала должна состояться 13 февраля, там все участники облачаются в костюмы эпохи царя Алексея Михайловича7.
Бал должен начаться в семь часов вечера, а пока одиннадцать дня, и Николай II принимал в своём старом кабинете доклад министра финансов Сергея Юльевича Витте. Уже полгода прошло, как в Зимнем дворце государю был оборудован Большой парадный кабинет для аудиенций, но царь не любил его. Гораздо милее ему был старый кабинет, с окнами, выходящими в садик Зимнего дворца. В глубине кабинета стоит огромная оттоманка, на которой император любил отдыхать в послеобеденные часы.
Во время приёма Николай II стоял за Г-образным столом, на котором были раскиданы фотографии, (он и его дочери увлекались фотографированием). Государь принимал министра Витте, стоя, и тем самым, оказывал ему знак уважения, ибо подданный, не мог сидеть в присутствии императора. Сергей Юльевич Витте, перед царём стоял по стойке «смирно».
Николай II принимал министра финансов в присутствии великого князя Сергея Александровича, своего дяди и московского генерал – губернатора. Он приехал в Петербург по случаю костюмированного бала. Сергей Александрович стоял у окна, а Витте докладывал:
– По данным инспекции труда, особенно плохи суконные фабрики, где «мокрые» отделения, в основном промозглые подвалы. Полураздетые рабочие, ходят из них в сушильню, где температура под сорок градусов. От этого, они страдают ревматизмом суставов, – при этих словах император поморщился. Витте откашлялся и продолжил: – Желудочные, скоропреходящие боли, кои у врачей именуются гастритом, наблюдаются у всех табачных рабочих. Также все они больны отдышкой.
– Министр финансов, как завзятый лекарь, толкует о врачебных проблемах, – с усмешкой заметил великий князь Сергей Александрович.
Витте проигнорировал эту фразу и продолжил:
– На перчаточной фабрике Петрова в Москве, пахнет не лучше чем в общественных, и при том никогда не дезинфицируемых писсуарах. Это от того, что кожи вымачивают в открытых чанах, наполненных полусгнившей мочой, которую доставляют сами рабочие, для чего в помещении стоят специальные чаны. В этих же зловонных мастерских люди спят и едят.
– Сергей Юльевич, – недовольно поморщился император, – неужели, необходимо рассказывать мне о таких вещах перед обедом, и портить аппетит?!
– Ваше величество, я лишь хочу довести до вашего сведения причины, по которым среди рабочих зреет неудовольствие. Также неспокойно крестьянство, – Витте убрал листы с докладом в папку.
– Бунты легко подавляются казачьими нагайками, – заметил Сергей Александрович. – Вильненский губернатор фон Вааль, в прошлом году одними розгами усмирил волнения.
– Ваше высочество, таким образом можно усмирить бунт в одном месте, но он тотчас же вспыхнет в другом, – Витте посмотрел на великого князя, – экономические проблемы государства невозможно лишить одними розгами. У нас очень низкий спрос на товары, у большинства населения нет денег, вследствие их низкого дохода. Однако мы и производим у себя мало. Заграничные банки перестали давать нам кредиты из-за своих внутренних неурядиц. Основной доход нашей империи, продажа зерна, – Витте опять открыл свою папку. Он нашёл нужный лист, и продолжил: – В прошлом году, выручка от продажи хлеба за границу составила сто тридцать миллионов рублей. Из них только пятьдесят восемь миллионов рублей, ушло на закупку необходимых для заводов и фабрик станков и машин. Нам не хватает денег на реконструкции фабрик и заводов, однако сто восемьдесят миллионов рублей из тех средств, было потрачено на увеселения и нынешний бал в частности.
– Сергей Юльевич, вы говорите о нехватке денег в государстве, а между тем в Маньчжурии лежат огромные богатства. Надо брать их, – Николай II взял в руки личную печать, отлитую из серебра в виде шапки Мономаха. Он повертел её в руках, и продолжил: – Безобразов представил меморандум на рассмотрение. Он обещает большие выгоды в Маньчжурии.
– Ваше величество, экономическая экспансия в Маньчжурию вызовет неудовольствие со стороны Японии. А это война!
– Нам ли, Великой империи, бояться войны с какими-то азиатами?! – воскликнул Сергей Александрович.
– Война приведёт к тяжёлым последствиям в стране, – вздохнул Витте, – к тому же и военный министр Куропаткин, против войны с Японией. Он считает, что на Дальнем Востоке, мы пока к ней не готовы.
– Военный министр против войны! – покачал головой великий князь.
– Благодарю вас Сергей Юльевич, за содержательный доклад. Мы примем всё к сведению, вы свободны.
Витте, поклонившись, вышел. Николай II как всякий недалёкий человек, недолюбливал тех, чей ум превосходил его собственный. Тут ещё матушка императрица Мария Фёдоровна, постоянно увещевала его слушаться Витте. Это обстоятельство так же не прибавляло любви императора к министру финансов. Сам Витте, несмотря на споры с государем, оставался его ярым сторонником. Только в Самодержавии видел он опору России, а носителем духа Самодержавия являлся Николай II.
– Ваше императорское Величество, я не согласен с доводами Витте, – вывел государя из размышлений великий князь, – и считаю, что маленькая победоносная война с Японией скрепит наше общество. Со мной полностью согласен министр внутренних дел Плеве. Однако Ваше величество разрешите откланяться.
После ухода дяди, император развалился на оттоманке и закурил. Три года назад, при назначении министра МВД, Николай II, посоветовался с опытным царедворцем своего отца Победоносцевым8.
«Константин Петрович, кого вы посоветуете мне на должность министра внутренних дел: Плеве или Сипягина?» – спросил он.
«Что вам посоветовать Ваше величество, – пожал плечами Победоносцев, – Сяпягин – дурак, Плеве – подлец».
Другие кандидатуры Николай II рассматривать не стал, и назначил дурака на должность министра внутренних дел. После того как в апреле 1902 года Сипягина застрелил бомбист Балмашев, пришла очередь подлеца Плеве становиться министром МВД.
Лёжа на оттоманке, Николай II думал о том, что Витте может говорить что угодно, но он как император уверен в незыблемости завещанного ему порядка вещей, следовательно, Российской империи не страшны ни внутренние, ни внешние враги.
Пока Николай II размышлял о самодержавии, карета великого князя Сергея Александровича ехала по набережной Фонтанки, где в доме № 57 находилось министерство внутренних дел. Набережная Фонтанки от Семёновского до Цепного моста в качестве эксперимента была заасфальтирована9. Центральные улицы: Невский проспект, Фонтанка, Морская, Гоголя, Миллионная и Английская набережная, были вымощены торцевым покрытием.10 Оно очень удобное, пока новое. Потом, из-за дождей покрытие вздувалось, плитки вылетали, и мостовая, вымощенная торцевым покрытием, становилась не лучше булыжной мостовой. По этой причине, на центральных улицах города, постоянно шёл ремонт торцевого покрытия. Весь остальной город был вымощен булыжником.
Зимой дворники сгребали снег с тротуаров, разбрасывая его на проезжую часть, поэтому полозья карет и саней скользили легко и плавно. Днём на Фонтанке было полно народу. Сновали туда – сюда стайки гимназистов, в серых шинелях, с ранцами за плечами. Степенно шествовали чиновники в тёмно – зелёных шинелях, прогуливались военные, в основном гвардейские офицеры, служба у которых была необременительной. Женщин в это время на улицах было ещё мало, в основном служанки, спешащие в магазин за покупками для хозяев, либо бегущие по поручению хозяек. Сергей Александрович, наблюдая разношёрстную публику на набережной Фонтанки, думал о предстоящей беседе с министром Плеве.
Семь лет назад чиновник по особым поручениям в хозяйственной части Императорской охоты Александр Безобразов подал государю обширную аналитическую записку, в которой указал на неизбежность войны с Японией. Безобразов предлагал создать в Маньчжурии на границе с Кореей вдоль реки Ялу, особые заслоны, под видом коммерческих предприятий, и таким образом производить постепенное завоевание Кореи.
Этим проектом Безобразов увлёк многих сановников, включая, великого князя Сергея Александровича, мигом оценившим выгоду предприятия для своего кармана. Однако вкладывать в дело собственные средства, Сергей Александрович не захотел, решив поучаствовать в деле тем, что уговорит своего венценосного племянника вложить в проект Безобразова государственные деньги. Николай II идеей экономической экспансии в Корею загорелся, но министр финансов Витте, резко воспротивился, полагая, что участия казны в проекте Безобразова, предадут делу нежелательные политические последствия. Витте поддержали: военный министр Куропаткин, министр иностранных дел Ламсдорф и великая императрица Мария Фёдоровна. Карьерист Плеве, всегда державший нос по ветру, примкнул к сторонникам Безобразова, которых при дворе государя прозвали: «Безобразовская клика». Именно тогда Плеве выдвинул идею устранения Витте с поста министра финансов. Всё для того, что бы потрафить великим князьям: братьям и дядям Николая II, вошедшим в «Безобразовскую клику». Именно эти люди и подталкивали императора к войне с Японией.
Сам государь не слишком высоко оценивал военную мощь Японии, он уже примеривал на себя венок царя – победителя в войне. Николай II плохо слушал доводы военного министра Куропаткина, что русская армия не готова к войне на Дальнем Востоке. Тут ещё Плеве постоянно нашёптывал царю: «Маленькая победоносная война сейчас просто необходима для поднятия престижа власти в обществе».
Великий князь Сергей Александрович ехал к Плеве, чтобы обсудить вопрос, как добиться снятия Витте с поста министров финансов, и удаления его от Государя? Тогда будет легко повлиять на Куропаткина и Ламсдорфа.
Плеве, после ухода великого князя Сергея Александровича, принял заведующего Особым отделом Департамента полиции Зубатова. Министр недолюбливал его, называя «нигилистом». Однако в бытность свою начальником Московского охранного отделения полиции, Зубатов своими идеями заслужил доверие генерал – губернатора великого князя Сергея Александровича, и карьеристу Плеве приходилось с этим считаться.
Сергей Васильевич Зубатов в молодости придерживался революционных идей, дружил с народовольцами11, за что и попал в поле зрения полиции. Работал с ним жандармский ротмистр Бердяев, великолепный оперативник и агентурист. Именно он уговорил Зубатова стать секретным сотрудником полиции, то есть, информатором. По сообщениям Зубатова была разгромлена народовольческая организация Москвы, а её члены арестованы.
С 1889 года Сергей Васильевич становится штатным сотрудником полиции. Он начинает работу в Московском охранном отделении полиции в должности чиновника по особым поручениям. Кураторство Бердяева не прошло для Зубатова даром, он стал великолепным агентуристом, но в отличие от своего учителя, Сергей Васильевич ещё и изучал нелегальную литературу, мог вести споры с революционерами. Из всех способов вербовки, он предпочитал убеждение.
Людей Зубатов убеждал мастерски, потому и имел обширнейшую агентуру в среде московских революционеров. Его работа стала приносить плоды, а это привело к закономерному итогу – в 1896 году Зубатов возглавил Московское охранное отделение полиции. Вскоре оно стало лучшим в Российской империи. В октябре 1902 года Зубатов был переведён в Петербург в Департамент полиции, где возглавил Особый отдел, которому подчинялись все Охранные отделения Российской империи. Теперь Зубатов рассчитывал перенести свой московский опыт на работу всех Охранных отделений полиции Российской империи, однако ему активно препятствовал в этом министр внутренних дел Плеве.
Взглянув на папку в руках Зубатова, министр недовольно поморщился:
– Опять вы Сергей Васильевич со своими реформами. Полно вам сударь либерализмом заниматься, лучше работайте.
– Ваше высокопревосходительство речь идёт о воспитании рабочих в духе…
– Воспитанием покорности среди рабочих с успехом занимаются казаки своими нагайками, – прервал Плеве, – хороши в этом деле так же розги. Будьте добры голубчик, избавьте меня от чтения ваших прожектов. Я вас больше не задерживаю.
Зубатов поклонился и вышел из кабинета министра.
«С этим человеком совершенно невозможно работать! – думал он, выходя из приёмной Плеве. Сергей Васильевич шагал по коридорам министерства и размышлял: – От него вреда больше, чем от десятка бомбистов».
Ещё в 1896 году, работая в Московском охранном отделении полиции, Зубатов, занимаясь делом социал-демократической организацией «Московский рабочий союз», и допрашивая членов этой организации, разделил их на две группы. В первой были интеллигенты – революционеры, и они прекрасно осознавали, за что их арестовали. Вторая группа состояла из рабочих, которые никак не могли понять, в чём их вина, ведь они лишь читали книжки.
Зубатов стал изучать их литературу и выяснил, что часть русских революционеров взяла за основу учение германских социал-демократов. Смысл его был в тесном увязывании политической теории о революции с экономическими нуждами рабочих, Зубатов вмиг оценил всю опасность этого учения. Он понял, одними репрессиями здесь ничего не добиться. Репрессивные меры хороши для кучки народовольцев, которые никак не связанны с народом. Достаточно их пересажать и всё. Но если учение немцев Маркса и Энгельса попадёт в среду рабочих, и будет воспринято ими, то это крах для Российской империи.
Придя к таким выводам, Зубатов нашёл единственный выход, не допустить интеллигентов из среды социал-демократов в рабочую среду. Сделать это можно только одним путём – сама власть должна заниматься экономическими нуждами рабочих.
Зубатов подал разъяснительную записку на имя обер-полицмейстера Москвы генерала Трепова, тот обратился за поддержкой к генерал-губернатору великому князю Сергею Александровичу, который идеи Зубатова одобрил. После чего, Сергей Васильевич организовал в Москве несколько рабочих кружков. Когда Зубатов был переведён в Петербург, министр Плеве к его идеям отнёсся отрицательно.
Из министерства Зубатов шёл пешком. Здание, где располагался Департамент полиции, так же было на набережной Фонтанки. Едва он вошёл к себе в кабинет, как секретарь доложил, что к нему на приём просится старший помощник делопроизводителя Менщиков.
Как только Зубатов вступил в должность управляющего Особым отделом, он, пользуясь поддержкой директора Департамента полиции Лопухина, преобразовал свой отдел, учредив два подотдела, именуемые «стол». «Первый стол», предназначался для руководства всеми территориальными Охранными отделениями полиции. В нём осуществлялись сбор и систематизация информации, полученной с мест. Руководил этим «столом» коллежский асессор12 Менщиков. Здесь собиралась и анализировалась информация на всех членов революционных организаций. Чиновники этого «стола» вели особую картотеку по революционным организациям Российской империи, осуществляли координацию между Охранными отделениями полиции и Губернскими жандармскими управлениями. Вели дела на тайных информаторов полиции.
«Стол номер два» – служба наружного наблюдения. Состоял он из отряда филеров13, а так же особого «Летучего отряда филеров», куда входили лучшие агенты. Они наблюдали за интересующими Департамент полиции людьми по всей Российской империи, и за границей. Руководителем этого «стола» был коллежский асессор Евстратий Медников.
Менщиков и Медников работали с Зубатовым ещё в Москве.
– Слушаю вас Леонид Петрович.
– Тут Сергей Васильевич казус произошёл, – как всегда неторопливо начал свою речь Менщиков, – зная вашу любовь к приобретательству агентуры, нашёл я интересного человечка. Это некий Малиновский Роман14, который ныне служит в лейб-гвардии Измайловском полку.
– Чем же вас заинтересовал этот Малиновский?
– Любопытная бумага пришла из Варшавского Охранного отделения полиции, – Менщиков порылся в своей папке и нашёл нужный лист, – этот Малиновский осуждался за кражу и один раз даже бежал из тюрьмы.
– Чем нам может быть интересен обычный уголовник?! – удивился Зубатов.
– Я было, так же подумал, да взгляд мой зацепился за донесение тайного агента Варшавского Охранного отделения полиции Валуйко. Тот доносит, что в частной беседе Малиновский как-то сказал: « Рождён я для больших дел, а вынужден воровать хлеб для своего пропитания».
– Этот самый Малиновский замечен в связях с революционерами?
– В Варшавском Охранном отделении полиции на него ничего нет, – Менщиков захлопнул свою папку, – он чист, как белый лист бумаги. Пиши на нём какую угодно поэму. Под вашим руководством в среде революционеров, он и взрасти сможет.
– С нижними чинами сложно работать, – развёл руками Зубатов, – их практически не выпускают из казарм.
– Эх, Сергей Васильевич, вот она узость наша! – усмехнулся Меньщиков. Он поправил листы в своей папке: – Ведь социалисты сейчас и среди господ офицеров попадаются, чего уж о нижних чинах говорить. А мы всё никак не сподобимся в армейских кругах агентуру завести. Профукаем так армию.
– Правы вы Леонид Петрович, – задумчиво заметил Зубатов, – нужно начать работать с этим Малиновским.
– Вас-то Сергей Васильевич я быстро убедил, – засмеялся Менщиков, – а вот с начальником Московского Охранного отделения полиции ротмистром Ротко обрезался. Едва заикнулся о вербовке Малиновского, как тот сразу заявил, что полицейский надзор в армии не допустим. Оно и понятно, Ротко как-никак бывший армейский офицер, а там господа офицеры презирают жандармов. Даже руки им при встрече не подают, вот и не хочет Василий Васильевич лишний раз с офицерами связываться.
Ротко был учеником Зубатова, и Московское Охранное отделение он возглавил по протекции Сергея Васильевича. Хоть Ротко и жандарм, но всё же бывший офицер, и коробит его от того, что полиция в армии хочет иметь свою агентуру.
– Не будем Василия Васильевича по этому поводу тревожить, – решил Зубатов, – сами управимся.
