Kitobni o'qish: «В сердцах»

Shrift:

Жизнь есть придание смысла материализму.

Первые две строчки из привычного нам мира

– Я тебя люблю.

–Я тоже тебя люблю, – ответил я. Мы лежали в кровати и вели неспешный диалог. Её глаза то плавно и непринуждённо, то резко и целеустремлённо осматривали моё лицо. – А что это значит? – начал я. – Как стоит понимать это столь часто употребляемое выражение?

– Ну, – принялась она за ответ, – это значит, что ты мне дорог.

– Нет, – с мягкой настойчивостью после небольшой паузы не унимался я, – если бы люди были просто друг другу дороги, то они бы так и говорили. А между тем эти слова чаще звучат в сторону вещей, принадлежащих людям…

Повисло молчание. Мы оба задумались, возможно, об одном и том же, но явно по-разному.

– Я вот ощущаю, – начал я, – что любовь, это когда что-то сломанное внутри тебя снова начинает работать, а ты безумно этому радуешься. Как будто старые напольные часы, стоявшие в квартире бог знает сколько лет, кто-то отреставрировал, и теперь они блестят и издают размеренный и приятный в своей монументальности звук. – Я посмотрел в её светлые, до безумия нежные глаза. В них зарождался раскаляющийся интерес, она с нетерпением ждала того, что я скажу дальше. Я продолжил. – Но самое главное, что восстановлены они были не просто так, их привели в порядок для другого человека. Раньше тебе одному не нужно было постоянно поддерживать их работу, потому что хватало и наручных часов, а гулкий звук приносил раздражение, подчеркивая царившие вокруг тишину и одиночество. Так что они просто стояли и пылились и в неком роде были безмолвным напоминанием и констатацией неполноценности. Теперь же это становится неотъемлемым символом желаемой жизни.

Она подняла голову и подперла её рукой – её стройной женственной ручкой, глаза её распахнулись, набрались задумчивости, и она начала нежным шёпотом:

– Я, – было произнесла она, и тут же сменила тон, он стал действительно задумчивым. – Я всё чаще думаю о том, что люди, и женщины, и мужчины, хотят любить, понимаешь? Это как врождённое чувство, тебе говорит инстинкт: «Ты должен хоть кого-нибудь любить, иначе – будешь страдать». И мы все начинаем искать себе пару, лишь бы не остаться одному, – она сделала паузу, на этот раз я ждал, что скажет дальше она. – Даже не «хочется любить», а скорее «приходится», к сожалению, даже тех, кто этого не заслуживает, – тут она слегка закусила губу и остановилась – скорее всего, подумала про свою близкую подругу, Надю. После робко посмотрела на меня, пытаясь понять, интересно ли мне её рассуждение.

Я поднялся с постели и, сказав, что сейчас вернусь, пошёл в кухню, чтобы налить себе стакан воды. Был поздний вечер, соседи начали понемногу успокаиваться. Налив полстакана прохладной воды, я с удовольствием выпил его. В окне мелькали фары автомобилей, пробивавшихся сквозь накрапывающий дождь. «Они всегда без устали куда-то едут, наверное, где-то их всех ждут», – такая мысль меня посетила в тот момент.

Когда я вошёл обратно в спальню, она лежала грудью на подушке, сцепив на ней руки и положив на них голову. Глаза её были открыты, отстранённый взгляд направлен прямо в спинку кровати. Но у меня возникло ощущение, что перед ней разворачивались невиданные миры на неизученных планетах, которые захватили всё её внимание. Она как-то вздрогнула телом, давая понять, что заметила моё появление, но я не смог уловить её движений. Может, она вовсе и не шевелилась. Застав её в такой позе, я подумал о том, что мы знаем друг друга недолго, но при этом не мог отделаться от ощущения, будто она одна из тех людей, которые были мне близки всю сознательную жизнь. Я очень быстро проникся ею.

Мне казалось, она ждёт, когда мы продолжим наш отложенный диалог. Я лёг рядом с ней на спину и накинул одеяло. Мы не смотрели друг на друга. Начал я:

– Ты ведь подумала про свою подругу Надю, когда говорила про любовь к тем, кто этого не заслуживает, верно?

Её ответом стала длинная пауза.