Kitobni o'qish: «Диверос. Книга первая»

Редактору, соавтору и помощнице.

Ты сделала этот мир живым.

ГЛАВА 1

Мама говорит, что почти все мужчины – шпайнце. Это как маленький ребенок или слабый на голову взрослый – ничего плохого вроде бы не хочет, а получается все вкривь и вкось. Мама не зря постоянно повторяет это. Конечно, когда отец ее не слышит. Потому что ему, наверное, было бы обидно об этом узнать – ведь он же ни в чем не виноват. Просто уж так повелось: родился мужчиной – смирись. Будешь пытаться доказать обратное – только бед натворишь. И придется тогда женщине, вздохнув, все исправлять.

Сколько уже можно ходить? Потихоньку Тельга подвигала бровями, потому что кусок мешковины, которым ей завязали глаза горе-провожатые, смотреть не мешал, но кожу раздражал порядком. Почесать бы, но руки заняты – идущие рядом держат под локти, чтобы не упала. Сами бы не споткнулись в темноте.

– Диверт давно остался позади. Сейчас ты идешь по темной дороге среди лесных зарослей. Вокруг в кустах светятся глаза диких тварей, и только присутствие воинов Братства не дает им растерзать тебя!

Чей это там гнусавый голос? А, это жирный Вольц, сын пекаря. Научился бы нос вытирать, воин. Идет позади, сопит и шумно втягивает содержимое носа обратно в ноздри. Фу, сколько же можно – уже четверть часа слушать эти мерзкие звуки, прерываемые какой-нибудь очередной возвышенной ерундой, пока водят кругами по сенному двору. А, вот, кажется, остановились. Ну, наконец-то!

Впереди скрипнули петли.

– Кого вы привели сюда, в наше тайное убежище, храбрые войны?

Это Гонцель. Его мать доит коров и отправляет молоко в Аверд. А еще она печет бесподобные булочки, мягкие и… ну вот, живот заурчал. Вспомнилось же некстати. Лучше слушать, что там у них происходит. Вон, Вольц снова швыркнул носом и вышел вперед.

– Хранитель врат, мы привели Тельгу, она желает присоединиться к нам!

– А доказала ли она свою преданность, принеся Братству дары?

– Да, Хранитель!

Еще бы не доказала – две горсти леденцов отсыпала, что отец купил в Хейране. Самой, между прочим, не досталось ни одного – все сожрали, стервятники.

– А доказала ли она свою готовность помогать непосвященным, исполнив перед ними Благословляющую Песнь?

– Да, Хранитель!

«Тельга, почему ты плачешь?» – спросил отец, когда она затянула перед ним весьма заунывный мотив со словами, которые нельзя произносить разборчиво, чтобы непосвященным ушам не открылись высшие тайны. – «Дочка, у тебя живот болит? Или зуб ноет?» И целый день потом косился еще.

– А доказала ли она свою смелость, не убоявшись Чодов, приходящих в ночи?

Стоп, а это что еще такое?! Договорились же – две горсти леденцов вместо одной – и никаких чодов! Хотя, Вольц, кажется, и сам в недоумении.

– Гонцель, ты чего? – в голосе жирдяя пропала всякая торжественность. – Она же маленькая еще! Как она на Болотах–то останется на ночь? Решили же: пусть конфет больше принесет – и хватит.

– Да я-то что? – через мешковину на глазах было видно, как стоящий перед воротами сарая Гонцель разводит руками. – Мне Пфаль сейчас сказал – ритуал соблюдать полностью.

Ах вот оно, в чем дело… Пфаль, значит, сказал.

Пфальем звали сынка тарна, главы Диверта. Девятилетний малявка, придумал это самое Братство и сам себя выбрал его главой. Во-первых, за благородство происхождения, а во-вторых – за то, что кухарка тарна всегда готова была угостить «братьев», торчащих вблизи кухни.

Вчера вечером он прислал Шномца, своего старшего брата, носившего вполне заслуженное прозвище: «Носолом» и исполняющего при нем роль телохранителя. Шномц, смущенно помявшись и с трудом подбирая слова, изложил личное требование братца: в благодарность за прием в Братство, Тельга по собственному желанию должна будет прилюдно омыть ему ноги. Можно прямо в сапогах.

Вообще-то Шномц славный малый, перешагнувший недавно порог первого своего двенадцатилетия и очень уважаемый всеми, кто его знает не только за свои широкие плечи и тяжелые кулаки, но и за здравость суждений. Но есть у него слабость – он считает, что его долг, как старшего сына в семье, всегда и во всем заступаться за младшего брата. Даже тогда, когда считает, что он не прав.

– Понимаешь, Тельга, – говорил он, смущенно вертя в руках сорванную травинку, и избегая смотреть на опешившую от такого предложения кандидатку, – он же все равно не уймется. Лучше раз сделать, как он просит – проще будет. А то он ведь может что и похуже придумать, я-то его знаю. Ты же понимаешь – это просто игра…

Пользуясь тем, что на вечерней улице не было никого из взрослых, простыми словами, которые дети очень часто употребляют в разговорах между собой, и не решаются произносить при родителях, Тельга объяснила Шномцу все, что имеет в мыслях по поводу его младшего брата и его самого, если он не может указать сопляку его место, а затем, развернувшись, оставила его осмысливать сказанное. Честно говоря, она не надеялась, что после такого ей стоит думать о приеме, но сегодня к ней заявились представители Братства во главе с сопливым Вольцем, завязали глаза и повели на «посвящение». А Пфаль, выходит, вот что задумал.

– Если она слишком мала, для того, чтобы вступить в наши ряды – что мешает ей отказаться? – донеслось из закрытого сарая.

Створа ворот открылась, явив окружающим довольного Пфаля с горящим факелом в руке. Он нацепил на себя длиннющий для него старый застиранный плащ – вероятно, вытащил отцовский из каких-нибудь сундуков. За спиной у него, как и положено верному телохранителю, маячил Шномц

Увидев огонь среди тюков с сеном, Тельга, забыв о церемонии (которая, судя по всему, и так пошла совсем не по намеченному ранее пути), сдернула с лица повязку.

– Эй, Пфаль! – Вольц, родителям которого и принадлежал сарай, увидев огонь, выпучил глаза. – Ты зачем факел-то зажег, шпайнце?! Сено кругом!

Малолетка посмотрел на него, изобразив на лице гордость и презрение. Затем он ткнул факелом вниз. Как всем показалось – в ближайшую связку. Но не успел никто перепугаться – раздалось шипение, и огонь угас.

Оставив факел скрытом за копной ведре с водой, Пфаль не спеша вышел на улицу. Вольц, свирепо запыхтев, шагнул было к нему, но Шномц так на него посмотрел, что толстяк остался пыхтеть, стоя на месте.

Не удостоив его взглядом, Пфаль подошел к Тельге.

– Ты проявила смелость и сдержанность, которых не хватает многим из наших братьев, – сказал он, глядя на нее снизу вверх. – Ты также достойно прошла то испытание, которому я тебя вчера подверг.

– Испытание?

Тельга, которая уже вдохнула побольше воздуха, чтобы после короткой обличающей речи вцепиться в жидкие волосы на голове тарнова сынка, придержала руку.

– Такие, как ты, всегда нужны нам в Братстве защитников Диверта от зла.

Он повернулся к Вольцу и укоризненно покачал головой:

– А вот ты, брат, повел себя малодушно.

Вольц шумно швыркнул носом.

– Значит, вы принимаете меня? – недоверчиво спросила Тельга.

– Хранитель врат, считаешь ли ты, что Тельга может стать одной из нас? – обратился Пфаль к Гонцелю.

– Хранитель врат не возражает, – кивнул тот.

– А вы, братья, приведшие ее сюда, – этот вопрос предназначался провожатым – братьям-близнецам, недавно вместе с родителями перебравшимся в город, – считаете ли ее достойной быть с нами?

– Считаем! – одновременно, как умеют только близнецы, ответили братья.

Пфаль повернулся к Вольцу и окинул его презрительным взглядом

– Я бы спросил и тебя, но не буду. Ты нарушил наши законы, возвысив голос на Главу Братства. Поэтому твое мнение меня не интересует. Хотя, если оно отлично от остальных, можешь высказать его.

– Нет, – угрюмо ответил Вольц, – не отлично.

– Ну что же, – Пфаль повернулся к Тельге, широко улыбнулся. – Тогда, наверное, я должен сказать: «Добро пожаловать, сестра»?

Но не успела Тельга вздохнуть с облегчением и улыбнуться в ответ, как улыбка с его лица исчезла.

– Но я этого не скажу.

Он указал на повязку, которую она держала в руке:

– Ты нарушила ритуал посвящения. Это неприемлемо.

Тельга почувствовала, что ее словно головой окунули в таз, где мама собирает требуху, когда чистит рыбу.

– Пфаль…– начал Гонцель, но, осекся, – То есть, я хотел сказать, уважаемый Глава, неужели из-за такой мелочи…

– Ритуал приема в Братство – не мелочь! – отрезал малолетка. – И Хранитель врат должен это понимать как никто другой!

– Но она исполнила все, что от нее требовалось!

– Да ты что? «Все»? И даже провела ночь на Болотах?

Тут подал голос Вольц

– Пфаль, – тихо сказал он – Ну какие болота, очнись. Ей же десять лет всего.

– А мне – девять! – голос Пфаля сорвался на визг – Ты слышал?! Мне – девять лет! И вместе с тобой я переночевал на этих болотах! Мы не испугались приходящих из них чодов!

– Пфаль…

– Или ты хочешь сказать, что это было не так?! – серые глаза выжидающе прищурились. – Так давай, говори смело…

На несколько секунд повисла пауза. Потом Вольц опустил голову.

– Нет, не хочу. – буркнул он.

– Тогда слушайте все мое решение! – объявил Пфаль. – Тельга, за то, что ты нарушила ритуал приема в Братство, ты должна будешь доказать нам, что достойна присоединиться к нам, пройдя испытание храбрости! Переночуй в Болотах – и я первый скажу тебе «Добро пожаловать!». Вольц, можешь отправляться вместе с ней и будешь защищать ее, как велит долг членов нашего Братства, и этим искупишь свое сегодняшнее недостойное поведение! Я все сказал! Шномц, идем.

Гордо задрав нос, глава Братства покинул сенной двор, оставив всех стоять у раскрытых дверей сарая. Шномц поспешил за ним, махнув оставшимся на прощание рукой.

– Слушай, как вы его терпите? – поинтересовалась Тельга, когда вместе с Вольцем, Гонцелем и братьями они закрывали тяжелые ворота.

– Да он, в общем-то, ничего так… не плохой, – ответил Гонцель. – Ну, и отец у него – тарн. Опять же, Братство придумал он. Шномц тоже, чуть что – смотрит косо.

– И кормят у них дома всегда вкусно! – добавил один из братьев.

Когда все разошлись, Вольц вызвался проводить ее до дома. Хотя, что там было провожать – они и отошли-то всего шагов на пятьдесят.

– Послушай, Тельга, – спросил он, помявшись. – А оно тебе действительно так нужно – это наше Братство? Вот что ты в нем не видела?

– Может, я хочу защищать Диверт от злых сил?

– А если без шуток?

– А если без шуток – то скучно тут. А у вас постоянно что-то происходит. Вон – ритуалы всякие. Я тоже хочу.

– Да уж, ритуалы… – пробормотал Вольц, так и не пояснив мысли до конца. – Ты действительно собралась ночевать на Болотах?

– А что? Боишься за меня?

– Я? Ну да, боюсь, конечно. Ты смотри – если решишь передумать… В общем, я могу всем сказать, что мы там были, а мы…

Тельга остановилась и пристально посмотрела на него.

– Это что, опять проверка, как с мытьем ног?

– Каких ног? – не понял Вольц. – Я говорю – если ты не хочешь…

– Так вот, слушай меня внимательно. Завтра после обеда я скажу маме, что иду ночевать к тетке на ферму, и пойду по дороге в сторону Болот. Ты догоняй. Дорога длинная – как раз к вечеру доберемся. Нечего мне тут устраивать проверки! – она топнула ногой. – И не нужно меня провожать! Сама дойду!

«Надо было его слушать! Слушать надо было, и не спорить!» – стуча зубами, думала Тельга, пытаясь покрепче обхватить перемазанные грязью мокрые ноги с посиневшими от холода коленками. Одежда, пропитанная вонючей перемешанной с глиной водой, противно липла к телу. В башмаках чавкала болотная жижа.

Но трястись ее заставлял не холод. И не утробные звуки, исходящие со дна болота, заставляли ее вздрагивать в ответ. И даже не непроницаемый туман, белым шевелящимся покрывалом висящий в воздухе был причиной слез, без остановки катящихся по ее щекам. Широко раскрытыми глазами она искала в темноте горящие желтым светом глаза и смутные скользящие в тумане над самой водой хищные очертания. Судорожно сглатывая, старалась задержать дыхание, чтобы убедиться, что не доносится до ее слуха глухое рычание или плеск воды, потревоженной лапами зверей.

До болот они с Вольцем добрались к самому закату. Алое солнце красило густую, стоящую между небольшими островками суши воду в черный цвет. Вокруг было спокойно – только болото иногда глухо ворчало где-то в своей глубине. Кое-где на островках виднелись иссохшие, серые, словно покрытые въевшейся пылью, мертвые деревья с торчащими ветвями.

– Если ты все еще не передумала, то давай проберемся вон на тот островок, – Вольц указал на достаточно большой пятачок сухой земли с наваленными сухими ветвями, который кое-где покрывала живая трава.– Из веток сложим костер.

– Давай, – согласилась Тельга. – И прекрати меня уже спрашивать, не передумала ли я! Не передумала и не передумаю, понял? Что я, хуже Пфаля, что ли?

Вольц вздохнул.

Осторожно перешагивая, а кое-где и перепрыгивая мутную тягучую воду, они добрались до места. Вольц раскрыл сумку, которую принес с собой и расстелил на земле свернутое вдвое теплое покрывало.

– Ночью укрыться, если станет холодно, – пояснил он.

Затем он собрал сухие ветки и развел небольшой костер. Солнце уже ушло и вокруг стремительно темнело. Устроившись по-удобнее у огня, Тельга приготовилась провести самую интересную ночь в своей жизни.

И, разумеется, мгновенно уснула.

Разбудил ее звук тихого ворчания.

– Вольц, это у тебя живот урчит? – пошутила она, потянулась, зевнула и открыла глаза.

Толстяк стоял рядом, и при взгляде на него у самой Тельги неприятно стиснуло в животе.

Лицо его было серым. Не бледным, даже не белым – оно было такого цвета, какого не бывает вообще у тех, кто еще жив. Губы тряслись, зубы громко стучали. Втянув голову в плечи, он выпученными глазами смотрел вперед, словно пытался что-то разглядеть в тумане. Зрачки глаз расширились настолько, что они казались черными. Волосы на голове стояли дыбом. Из-под них по лицу градом катились крупные капли. От мокрой на спине и подмышками рубашки несло потом.

– Вольц, что такое?

И тут из тумана снова послышался этот звук. Глухое, злобное ворчание раздалось совсем близко, буквально в паре шагов. Ужас подбросил Тельгу в воздух, сорвал с места. Изо всех сил она вцепилась в Вольца, не обращая внимания на запах от рубашки. Тот тоже обхватил ее мертвой хваткой. Обоих била дрожь.

– Вольц, это… Что это такое? Это чоды?

– Я… я не знаю…

Вдруг и без того круглые от страха глаза мальчишки стали еще больше. Трясущейся рукой он указал вперед.

– Смотри!

Там, откуда донеслось рычание, в тумане вспыхнули несколько пар желтых точек. В ночной тишине послышалось хриплое дыхание. Сквозь туман проступили неясные звериные силуэты.

– Чоды, приходящие в ночи… – сбивающимся голосом прошептал Вольц.

Плеснула вода, качнулись желтые огоньки. Звери из Болот двинулись вперед.

– Вольц, пожалуйста… Пожалуйста, сделай что-нибудь, чтобы они ушли! – зашептала Тельга. – Ты же знаешь, что делать, ты тут был ночью. Пфаль сказал, что…

Снова злобное рычание, раздавшееся из тумана. Язык от ужаса присох к небу, и фраза осталась незаконченной. Дети начали медленно отступать к краю островка.

– Тельга, – Вольц вдруг сжал ей руку. – Сейчас, когда я скажу – побежим. Мы рядом с дорогой, а Пфаль рассказывал, что из Болот Чоды не выходят.

– А они за нами не погонятся?

– Не знаю.

Сделав еще один шажок, Тельга ощутила, как пятка ушла в воду. Вольц, судя по всему, тоже промочил ноги, потому что остановился. И так уже едва дрожащее пламя костра погасло. Теперь вокруг не было видно совсем ничего, лишь торчал неясный в тумане силуэт дерева.

И хриплое дыхание подкрадывалось все ближе.

– Вооольц, – тихо захныкала Тельга.

– Приготовься, – прошептал Вольц. – Раз, два… Три!

Громко завизжав, Тельга сорвалась с места. Нога тут же ушла по щиколотку в грязь, но, даже не заметив этого, она оттолкнулась и перепрыгнула на соседний твердый участок земли. Вольц тяжело плюхнулся рядом, не отпуская руки. Но тут же вскочил.

– Бежим!!! Не останавливайся!!!

Вой, хриплый лай, рычание – все это, перемешавшись в жуткий клубок звуков, ударило беглецам в спину. Не оборачиваясь, они перепрыгнули на следующий островок, затем на еще один, и еще.

И тут Вольц, промахнувшись, угодил ногой в болото.

Он тут же растянулся на земле, выпустив руку Тельги.

– Тельга!

Но та, ничего не слыша, уже скрылась в тумане.

Не разбирая пути, проваливаясь, спотыкаясь, царапая ноги о сухие кусты, падая лицом в мокрую грязь, Тельга неслась вперед, перепрыгивая через черную воду. Она уже даже не думала о Вольце – в ее голове вообще не был никаких мыслей – лишь дикий ужас, который словно хлыст, подстегивал, заставлял бежать со всех ног.

А потом она запнулась обо что-то и вытянулась на мокрой земле. И вдруг заметила, что единственный звук, который она слышит – это грохот ее собственного сердца. Прижав ладони к груди, стараясь успокоить сбивающееся дыхание, Тельга крутила головой, прислушиваясь. Но вокруг было тихо. Звери сгинули.

И тут ее накрыла новая волна ужаса. Вольц! Где Вольц?! Оглядевшись по сторонам, она не увидела ничего, кроме тумана. Прислушалась – и снова ничего не услышала.

– Вольц! – позвала она тихонько, дрожащим голосом, затем еще раз, уже громче – Вольц, где ты?! Вольц!

В ответ только глухо ухнуло болото. Плача и дрожа от страха и холода, Тельга отошла от кромки воды, села на мокрую землю и, подтянув ноги, обхватила колени руками. Иногда она тихонько звала Вольца, но на то, что он ей ответит, уже не надеялась. «Надо было его слушать! Слушать надо было, и не спорить!».

– Надо было его слушать… – послышался тихий шепот.

Тельга замерла. Сначала она подумала, что сама прошептала это вслух, но вдруг, совсем рядом услышала:

– Слушать надо было, и не спорить.

Наверное, если бы змеи умели говорить, их голос бы напоминал этот тихий, нежный шепот.

Туман, стелящийся по земле, потемнел, потерял прозрачность. В мгновение он сгустился, обрел формы силуэтов, тихо скользящих над водой. Тени медленно приближались, окружая островок полукругом. Их голоса напоминали непрекращающийся шелест опадающих листьев.

– Надо было его слушать…

– Надо слушать было…

– Чоды, приходящие в ночи..

– Мама… Мамочка…

– Не хочу умирать. Я хочу домой.

Уже ничего не понимая, Тельга вскочила, поскользнулась на мокрой земле, упала и поползла к кромке воды, перебирая руками и ногами, не отрывая взгляда от приближающихся шепчущих фигур, которых становилось все больше и больше. Она успела отползти всего на несколько шагов, когда ее ладонь потеряла опору, уйдя под воду. Жадная грязь тут же всосала ее и Тельга, потеряв равновесие, опрокинулась в болотную жижу.

Фигуры остановились. Тихо шепча, они колыхались в воздухе, словно ожидая – что произойдет дальше.

Ил сразу охватил Тельгу со всех сторон, мягко потянул вниз. Больше от страха, чем что-либо соображая, она рывком освободила руку и смогла рвануться наверх. Ее голова показалась над водой, и она широко раскрыла рот, пытаясь вдохнуть. Но снова потянуло вниз – теперь в дно погружались ноги. И чем сильнее Тельга пыталась высвободить их – тем крепче они увязали.

Размахивая руками, она зацепилась за что-то твердое. Это был корень, торчащий из соседнего островка. Обеими руками девочка ухватилась за него. Подтянувшись, она почти смогла вытащить обе ноги из ловушки. Еще разок подтянуться – и болото отпустит! А потом, держась за корень, можно выбраться на землю и бежать. Бежать, не разбирая дороги.

И тут она снова услышала рычание. Тихо зашуршала мертвая трава. Тельга подняла голову и шарахнулась назад, едва не выпустив из рук корень – прямо перед ней, на том самом берегу, в котором она видела свое спасение, вспыхнули четыре пары желтых глаз.

Теперь звери болот были так близко, что она ясно видела голую кожу, висящую ошметками вокруг светящихся глаз. Оголенные пасти с болтающимися между желтых зубов обрывками языков, истекали слюной. Покрытые коростой передние лапы с изъеденными когтями царапали берег. Жуткий смрад распространился вокруг, и Тельга едва сдержала приступ тошноты.

Хрипло дыша, звери стояли на месте, не делая вперед ни шагу. Шепот за спиной стал громче. Мельком посмотрев назад, Тельга увидела, что темные фигуры двинулись вперед. Заметив ее движение, звери снова глухо зарычали.

Чувствуя, как все глубже погружается в тягучую жижу, и, понимая, что бежать некуда, Тельга изо всех сил закричала.

То, что произошло дальше, она осознавала смутно, словно в тяжелом сне. Сначала два зверя практически одновременно, взвизгнув, дернули головами и завалились на бок. Оставшиеся двое, забыв о кричащей в болоте жертве, резко развернулись, ощерив пасти. Но в этот момент откуда-то сверху, взметнув по земле вихрем белый туман, прямо между ними упала черная тень. Новый участник событий действовал стремительно – одним ударом он с хрустом вогнал в отвратительные головы болотных тварей блеснувшие черным, клинки, пригвоздив их к земле.

Тельга потрясенно замолчала. Как раз вовремя, чтобы услышать, как тихий шепот приближающихся сзади темных фигур вдруг превратился в пронзительное шипение. Ухватившись покрепче за корень, она повернула голову.

Темные силуэты беспорядочно метались по острову, словно очень хотели убраться подальше, но не могли этого сделать. По одному и целыми группами они рассыпались, превращаясь в грязно-черную пыль, растворяющуюся в заметно редеющем тумане.

Центром всего происходящего были двое, стоящие рядом в самом центре. Как и тот, кто был на берегу, они сливались с ночью чернотой своей одежды. И, как и он, похоже, хорошо знали, как следует поступать с ужасами Болота.

– Анэ! Энно лите!

Тельга обернулась. Тот, кто расправился со зверями, уцепившись за тот же торчащий корень, тянул ей руку в черной перчатке. Ничего уже не соображая от ужаса, она, не двигаясь с места, еще крепче вцепилась в склизкое дерево. Увидев это, неизвестный снова настойчиво повторил:

– Энно лите!

Даже будучи насмерть перепуганной, Тельга заметила необычные глаза незнакомца, блестевшие между наброшенным на голову коротким капюшоном и черной маской, закрывавшей всю нижнюю часть лица – большие, с абсолютно черными зрачками.

– Кто вы такие?! – пронзительно закричала девочка.

– Кин, фэй гельде! – мелодичный женский голос явно принадлежал одной из двух, закутанных в черное, фигур, занимавшихся болотными тенями.

– Ты гельд? – в голосе незнакомца проскользнуло удивление, и он заговорил на нормальном языке – Хватайся за руку! Не бойся, я хочу помочь!

Голос у него был молодым. Слова он произносил правильно, но с необычным мягким акцентом.

– Скорее! Тебя засасывает!

Чувствуя, что холодная вода действительно уже подобралась к самому подбородку, Тельга схватилась за протянутую руку. Незнакомец потянул ее из воды, но болото не спешило отпускать свою жертву.

– Хватайся второй рукой! Держись крепче, не бойся!

Медленно, очень медленно, ноги начали освобождаться из ила. Наконец рывок – и Тельга почувствовала, как ее выбросило на твердую землю. И это было последнее, что она успела ощутить перед тем, как потеряла сознание.