Kitobni o'qish: «Белая паутина», sahifa 6

– А вы не думали, что организм из амулета Бурьянова просто использует вас? Вы живы только потому, что стали главным хозяином. А все остальные – лишь личинки этой, скажем, пчелиной матки. Как считаете? Подумайте, Семьдесят Первый, откройте наконец-то глаза.

Семьдесят Первый ощупал своё лицо. Оно было пусть и холодным, но сухим – ни слезинки. Клон огляделся, надеясь найти в кабинете хоть что-то, что могло ему объяснить обеспокоенность доктора.

– Не понимаю, к чему это всё? Так вы мне поможете, док? Поможете?

Доктор неожиданно улыбнулся, а его кожа вдруг посерела. Некогда пухлые и розовые щёки провалились, отчего скулы стали острее ножа. Чёрные волосы посыпались на стол, нос отвалился и упал на колени. Зрачки доктора побели, а из ушей потекла гниль. И он всё продолжал улыбаться – своими тонюсенькими, иссохшими губами.

В груди Семьдесят Первого вспыхнула тревога, охватившая сердце ледяным пламенем. Руки вновь затряслись, а горло наполнилось жгучей горечью.

– Крепкий сосуд, – доктор заговорил металлическим голосом. Язык был не знаком Семьдесят Первому, но почему-то он понимал его, – какой крепкий сосуд. Замечательно.

От страха Семьдесят Первый зажмурился. В темноте вспыхнули картинки с незнакомыми воспоминаниями. Клон пережил этот момент не единожды, но раньше всё было по-другому. Никакого амулета Маруси. Киселёвская и Бурьянов втайне от начальства уговорили группу других исследователей не проходить очистку и пронести лунный липкий организм на станцию – тогда и началось заражение. Снова вспышка – перед глазами клона пронеслись новые события. И в карусели сюжетов повреждённого мозга он пытался выхватить правду, как всё было на самом деле.

Клон открыл глаза и захотел закричать. Но не смог – во рту торчала толстая белая трубка с пульсирующими красными венами. Клон осмотрелся и обнаружил, что он висит высоко над столом в кабинете доктора. Его ноги и руки стягивали трубки поменьше, которые росли из него самого. Концы трубок присосались к стенам, и клон – подобно Витрувианскому человеку – висел над полом с раскинутыми руками и ногами. Как муха, попавшаяся в паутину.

– Повторяю ещё раз, – в приёмнике на столе прозвучал шипящий голос. Клон посмотрел на прибор и увидел у стола на полу иссохший труп доктора, – производим состыковку. Будьте внимательны.

Семьдесят Первый судорожно принялся вырываться из крепких узлов, но всё безуспешно. Он кричал, но крик заглатывала висящая из глотки трубка. Клон взглянул вниз и увидел, что дверь в кабинет уже была вырвана. В дверном проёме образовалась кучка из человеческих прогнивших останков и обглоданных костей. А у стола бездвижно стояли мёртвые тела, вместо голов которых извивались белые трубки. В этой толпе Семьдесят Первый узнал белую форму с бейджиком «Доктор Киселёвская».

Клон визжал, дёргался и беспомощно слушал, как спасительный корабль состыкуется со станцией. Его глаза чуть не повылезали из орбит, когда в коридоре послышались топот тяжелых сапог, автоматные очереди и истошные вопли. С каждым движением клона трубки на руках и ногах стягивались всё крепче, оставляя мухе всё меньше шансов на побег. А когда трубка во рту вдруг начала извиваться, по телу разлилось упоительное тепло. Глаза Семьдесят Первого в один миг закрылись, и приглушённые крики обратились страшным, но смутным кошмаром.

*

В ушах зазвенело. Семьдесят Первый поморщился от ослепляющего света кабинета. Он ощутил неприятный зуд на руках. Точнее, на единственной руке, которая у него осталась после бесчеловечных экспериментов доктора Киселёвской. Клон терпел, не хотел раньше времени обращать внимание дока на красные круглые пятна.

– Что ж, присаживайтесь, – голос доктора казался мягким, успокаивающим. – Много проблем от вас было, Семьдесят Первый. Не так ли?

– Есть такое.