Kitobni o'qish: «Мой парень – снеговик»

Не понимаю, что такого романтичного в старших классах. Ничего. По крайней мере в отдельно взятом выпускном классе нашей средней общеобразовательной школы. Вернее, не такой уж и средней – вообще – то она гордо называется гимназией (что означает резкий гуманитарный уклон), но это, впрочем, никак не сказывается на уровне романтики в повседневной жизни её учащихся. А ведь должно бы, если подумать. Мы же все такие утончённые: два иностранных языка, зарубежная литература, история искусств и, наконец, хореография. Да-да, именно что хореография, а не ритмика или танцы. В начальной школе я представляла себя этакой благородной девицей, получающей образование и воспитание для того, чтобы в дальнейшем блистать в светских салонах. Благодаря усиленным занятиям к шестнадцати годам блеск появился, но запросов на него от высшего общества не поступало. Более того, я и с самим-то высшим обществом ещё не сталкивалась, и в глубине души росло смутное предчувствие того, что придется мне пересмотреть планы на светлое будущее и оставить мечты о многогранной и возвышенной профессии светской львицы ради прозаичного, но более востребованного ремесла экономиста. Но будущее будущим, а школа – школой. И вот я уже третий месяц пытаюсь найти хоть что-нибудь привлекательное в положении ученицы выпускного класса. И, увы, не нахожу. А ведь согласно американской подростковой литературе (и сериалам тоже) High school – это место (и время!), словно нарочно созданные для самых пикантных приключений. Кстати, отечественный кинематограф в последние годы активно разделяет эту точку зрения. Но, знаете, есть один момент, который лично у меня вызывает искреннее недоумение: и это не внезапное обретение сверхспособностей или рождение тройни от инопланетянина, нет, во всех этих «школьных» романах и фильмах НИКТО НЕ УЧИТСЯ! Нет, правда, там никто не учится! Герои заняты всем, чем угодно: успевают создать (и пересоздать) пары и даже семьи, попутно сделать карьеру фотомодели или поп-звезды, провести детективное расследование, объездить половину земного шара и даже спасти мир, но НИКТО НЕ УЧИТСЯ! Словно нет ни домашних заданий, ни профилей, ни факультативов, ни контрольных работ или тестов и не маячит перед бедными выпускниками страшилка под названием ЕГЭ (звучит-то как!)

Самое романтичное, что случилось со мной за последнее время – это то, как странно ёкнуло мое сердце, когда сегодня утром на автобусной остановке я выловила взглядом из толпившихся людей беловолосую макушку незнакомого парня. В общем-то, все потенциальные пассажиры общественного транспорта не были мне представлены, но за три месяца учебного года большинство лиц стало узнаваемым, потому что изо дня в день в одно и то же время мы все сосредоточенно собирались под пластиковым куполом остановки, чтобы к определенному часу почтить своим присутствием рабочие или учебные места. Конечно, иногда появлялись и новые «разовые» пассажиры, на одну поездку примыкающие к нашему «основному» составу, и среди них, бывало, попадались и молодые люди, но никто до сих пор не привлекал моего внимания. Дело было, скорее всего, в этой самой беловолосой макушке, размышляла я, прокручивая в памяти утреннюю встречу. Такой цвет сам по себе бросается в глаза, а потом с некоторым недоумением осознается и тот факт, что на улице минус десять, а обладатель шевелюры без шапки. Выпендрежник, фыркнула я, продолжая, однако, с интересом рассматривать всё, что было доступно моему взгляду, а это, кроме уже упомянутой выше белоснежной копны волос, были часть спины и рука, прикрытые довольно лёгкой спортивной курточкой. Что-то он одет не по сезону, неодобрительно подумала я, машинально потянувшись поплотнее запахнуть пуховичок и подтянуть повыше шарф. Или закаляется? А может, (у меня внутри всё перевернулось от жалости), его ограбили?! Я осторожно выглянула из-за стоявшей рядом женщины в возрасте, но ничего не рассмотрела и решила оставить эти попытки. Более того, надо отвернуться, посоветовала себе, чтобы не увидеть его лицо и не разочароваться: волосы слишком светлые, да что там, откровенно белые, наверное, он альбинос, а они такие страшненькие, бледные, без бровей, без ресниц, с красноватыми глазами. Я улыбнулась, вдруг осознав, что набросанный мною портрет скорее смахивает на вампира. И откуда эти красные глаза у альбиносов? Что за стереотипы! Хмыкнула иронично, но разочаровываться в парне всё равно не хотелось: уж лучше я унесу с собой это непонятное неожиданное волнение (если не сказать, томление!) и придумаю какую-нибудь красивую историю, чтобы помечтать на особо утомительном уроке (в конце концов, я же всё-таки гуманитарий), чем убедиться, что в нем нет ничего особенного, и моя жизнь так же сера, как и была до сих пор. Автобус развернулся и замигал правыми фарами, толпа на остановке всколыхнулась и вся подалась вперед. Я подобралась, покрепче перехватывая рюкзачок, бросила прощальный взгляд на заинтересовавшего меня парня и… пораженно замерла, пригвожденная к месту, а именно, к моим двадцати пяти квадратным сантиметрам расчищенного асфальта.

Его брови и ресницы действительно были очень светлыми, практически не заметными, и лицо если не бледное, то уж точно не смуглое и не загорелое, но всё это не имело никакого значения, потому что парень был потрясающе красив. А если говорю: красив, то мне можно доверять, поскольку в этих вопросах я весьма придирчива. Но не только это заставило меня застыть истуканом: незнакомец смотрел прямо на меня, пристально, доброжелательно, и не просто смотрел! Он…улыбался. Улыбался мне! И не игриво или насмешливо, лучась самодовольством от вида сраженной наповал малолетки, а искренне, мягко и даже… я споткнулась на этом слове… интимно? Словно на этой остановке никого, кроме нас с ним, не было, а сами мы были закадычными друзьями ну, по меньшей мере, лет сто.

– Девушка, вы заходите? – меня нетерпеливо подтолкнули в спину, я моргнула и заскочила в автобус. Не удержалась и обежала салон глазами, стараясь это сделать как можно безразличнее: беловолосого не было. Заняла сиденье у окна и прижалась носом к стеклу, косясь на остановку: парня не было и там. Странно. Он ушел? Почему? Или его кто-то подвез? Рядом сел грузный мужчина, неловко и весьма ощутимо заехав мне локтём по плечу. Что ж, добро пожаловать в реальную жизнь! Я улыбнулась. Всё, сказка закончилась. И то верно, целых пять минут романтических переживаний – это уже как-то слишком для серьезной ответственной гимназистки, целиком и полностью сосредоточенной на ЕГЭ.

Я вздохнула, поправила рюкзачок на плече и, прервав внутренний монолог-воспоминание, влилась в поток учащихся, штурмующих крыльцо родной муниципальной образцовой гимназии. Поскольку поток не иссякал (до звонка оставалась четверть часа), то и дверь не закрывалась, и алчущие знаний дети просачивались внутрь alma mater, время от времени прибегая к помощи локтей, бедер и коленей. По коридору мы все плавно перетекли в гардеробную. Там, не смотря на высокий статус школьного заведения, всё было как у нормальных людей: шум, гвалт, прыжки и толканье. Ученики радостно орали, приветствуя и пихая друг друга, и все как один стремились сдать замученным дежурным одежду вне очереди, неуклонно подгоняемые движением стрелок на огромных круглых часах. И никаких тебе «Пардоньте – муа» или «Не будете ли вы так любезны». Ничего подобного. Крики, суета, а иногда и ругань. В раздевалке для девочек было не протолкнуться. Я было заметила свободный стул, но мне наперерез бросилась какая-то девочка из средней школы, заодно чувствительно наступив на ногу. Пискнула что – то виноватое, но стул оккупировала и отдавать не собиралась. Вот тебе и уважение к старшим! Я со вздохом пристроилась к стеночке: мне главное теплые леггинсы с себя стащить, а всё остальное смогу сделать и в общем холле. Правда, чтобы снять леггинсы, сперва предстояло избавиться от угги.

– Дашка, привет! – раздался бодрый возглас подруги Ленки, за которым последовал такой же тычок в бок, от которого я запрыгала на одной ноге в сапожке, изо всех сил стараясь не потерять равновесие и не уронить наполовину снятые штаны. Наконец, мне удалось сунуть вторую ногу (уже только в колготке) в туфлю и обрести необходимую точку опоры. Дальше переодевание пошло веселее.

– Привет, привет, – ответила. – Чего пихаешься? Не видишь – я в процессе.

Лена нахмурилась:

– А чего ты тут притулилась, как бедный родственник? Вон малышни полно, сейчас шуганём…

– Ты же знаешь, я против дедовщины, – наставительно произнесла, запихивая угги в пакет.

– Ой, дедовщина! Не смеши меня! – Лена закатила щедро накрашенные тушью глаза. – У начальной школы своя раздевалка, а раз до средней дожили, значит, не такие уж и маленькие. И вообще, пусть привыкают к трудностям жизни, закалённее будут. С нами, что ли, кто-то нянчился? – и подруга уверенно потопала вперед.

– Эй, девочка! – донёсся до меня её властный голос. – Ты вроде уже переоделась, чего сидишь? Уступи место другим.

В ответ раздался какой-то писк (в Ленкиной жертве я с легкой мстительностью узнала ту школьницу, что отдавила мне ногу), и вожделённый стул освободился. Девочка потащила ворох одежды к выходу.

– Спасибо, – вежливо сказала ей, но конечности на всякий случай держала поближе к себе.

Подруга тут же плюхнулась на сиденье и расстегнула сапоги. Я повесила рюкзак на крючок и размотала шарф.

– Слушай, ты домашку по алгебре сделала? – как бы между прочим пропыхтела Ленка, расправляясь с обувью.

– Да, – я засунула шапку и шарф в рукав пальто, а леггинсы – в пакет с угги.

– Правда? – удивилась Лена.

– А бывало иначе? – теперь удивилась я.

– Вообще-то нет, – промямлила подруга, энергично борясь с рукавами пуховика и одновременно с девушкой из параллельного класса, которая разместила свои пожитки так, что они всё время съезжали на наш стул. Вернее всё же, не с девушкой, а с её сумкой, нагло вторгшейся на нашу территорию. – Но ведь математичка совсем озверела – одних номеров задач на полстраницы! Я их и записывать-то до конца не стала.

Лена отпихнула вражескую сумку на соседнее сиденье, собрала варежки и теплые носки, положила в пакет.

– Дашь списать? – деловито поинтересовалась она и тут же добавила в голос немного заискиванья. – Ну, Дашуль, пожалуйста, не всем же быть такими умными!

– Списывай, что успеешь, – великодушно разрешила я, но тут же не удержалась от замечания, – хотя могла бы и сама поднапрячься разок!

– У нас гимназия вообще-то, а не лицей, – резонно заметила Елена, направляясь к двери, – я – ярко выраженный гуманитарий.

– Ага, и потому у тебя по всем языкам тройки, – съязвила, продвигаясь за ней, – и ладно бы по иностранным, так и по русскому тоже.

– Ну, подруга, уела так уела, – сокрушенно покачала головой Ленка, занимая очередь в гардероб после того, как попытки избежать этого были решительно пресечены дежурным учителем.

– Ладно, извини, – примирительно сказала. – Просто я вчера до полдевятого с этой алгеброй сидела, а так хотелось книжку почитать. Я новую купила, фэнтези, про любовь…

– Странное у тебя пристрастие – книги читать, – недовольно прокомментировала Лена, – глаза за день не устают, что ли?

– Мы же гуманитарии, – поддела её я.

– Лучше бы «Закрытую школу» посмотрела, она в девять идет, – продолжала подруга, игнорируя мою реплику, – так и уроки бы сделала, и удовольствие получила.

– Это же повтор, фильм – то старый совсем, – пожала плечами. – Я ещё в прошлый раз всё смотрела.

Мы сдали в гардеробную одежду, получили номерки и быстрым шагом (или правильнее лёгкой трусцой) направились в класс. Первым уроком, как вы уже поняли, была алгебра, и это настроение никоим образом не улучшало, а жажду романтики и приключений только усиливало.

– Лена, Даша, доброе утро!

– Дашка, привет! Как дела?

Мы вошли в класс, и одноклассники приветствовали нас. Хи – хи, прямо стихи! Кстати, как вы уже, наверное, догадались, меня зовут Дарья. Если кто – то думает, что это редкое имя, то, значит, он родился не в этом веке, и даже, пардон, не в конце прошлого. На нашем потоке три Даши. К счастью, судьба была милостива к нам и ухитрилась разместить по одной Дарье в каждый из трех классов, так что среди «ашек» у меня не было конкуренток. Я в очередной раз вознесла за это хвалу ангелу – хранителю и покровителю, здороваясь с двумя Кристинами и тремя Елизаветами, которым повезло меньше. Вообще, судя по моим одноклассникам, на рубеже столетий фантазия детородного населения нашего города претерпела значительный творческий подъем, и оттого меня уже десять лет радуют своим обществом Савелий, Эрнест и даже Пафнутий. И если имена первых двух редко, но всё же попадались среди прочих учеников школы, то родители Пафнутия смогли отличиться даже в нелёгких условиях всеобщего выпендрежа.

Я бросила на стол тетрадь и учебник. Лена любила часть урока провести за медитативным наблюдением за жизнью вне школы, меня же часто вызывали к доске, поэтому мы разместились, исходя из этих реалий: подруга у окна, а я – у прохода между партами. И если вы думаете, что учителя спрашивают чаще двоечников, то вы жестоко ошибаетесь. В выпускном классе к доске вызывают того, кто хоть что-то на этой доске может написать.

– Хелло, гёрлы, – с задней парты галантно просипел Пафнутий, в простонародье Фунтик. Надо отметить, что это прозвище ему подходило чрезвычайно, особенно в начальной школе, когда и надёжно за ним закрепилось: образ мультяшного несуразного поросёнка с печальными глазами, казалось, был словно срисован с худосочного мальчика. К тому же имя Пафнутий не предполагает разнообразия сокращённых форм, поэтому учителя с первого класса уважительно называют Кривобокова полным именем, а одноклассники, испробовав Пафика и Нутика, единогласно остановились на Фунтике. Правда, оказалось, что родители иногда зовут его Феней, но он признался в этом слишком поздно, да и на мой взгляд разница между Феней (ласково это Фенечка, что ли?) и Фунтиком не так уж велика. – Как ваше ничего?

Я кивнула, а Ленка игриво ответила:

– Наше-то очень даже, а твоё как?

Но Фунтик уже погрузился в себя, потеряв интерес к разговору и придав взгляду самоуглублённое выражение. Не дождавшись от него реплики, подруга начала интенсивно рыться в моей тетради в поисках выполненных заданий.

– Всем привет! – Савелий бухнулся за стол рядом с Пафнутием.

– Привет, Савка, – сказала я и невольно покосилась на его объемный рюкзак, который он с грохотом бросил на пол: такое впечатление, что расписание Савке не ведомо, и он на всякий случай таскает все учебники, какие есть, и ещё дополнительную литературу. Или что у него там, гантели? Чтобы мускулатуру заодно подкачивать? Что ж, у каждого свои закидоны. Вот, например, судя по размерам и весу Фунтиковой барсетки, тот в школу берет только авторучку и свернутую в трубочку одну – единственную тетрадку на все случаи жизни.

Я уселась за парту, достала зеркальце, поправила волосы и огорченно вздохнула, обнаружив на подбородке прыщ, которого вчера ещё вроде не было. Ладно, сейчас всё равно его давить рано, да и заразу могу занести, до вечера придется продержаться. Так, через пару минут звонок. Я бросила последний придирчивый взгляд, спрятала зеркальце в рюкзачок и… ойкнула, вздрогнув от резкой боли в спине.

– Эй, Сереброва! – Савелий увлеченно тыкал карандашом мне под лопатку. – Дай алгебру списать!

– А вербальное общение тебе недоступно?! – возмутилась я и, морщась, потерла спину.

– Чего? – озадачился Савка. – Ты не умничай, не в Оксфорде.

– Просто спросить не мог? – перевела я. – Зачем синяки ставить?

– Так доходчивее, – пояснил Савелий. – Дай тетрадь, я только до двести срокового задания дошёл.

– До дести сорокового? – ехидно улыбнулась я. – Это в смысле решил два из двенадцати заданных?

– Я у неё уже списываю, отстань, – подала голос Ленка, ставя рекорды по скорописи. – Вон у Фунтика попроси, он тоже умный.

И мы все трое посмотрели на Пафнутия, который сидел с остекленевшим взглядом и доброжелательно нам улыбался. Враги сказали бы: обдолбанный пацан, но это была бы наглая ложь. Просто Фунтик жил в своем мире, который с нашим соприкасался редко и неактивно.

– Ну или умело прикидывается таковым, – моргнув, внесла коррективы Лена и вернулась к алгебре.

Оглушительно прозвенел звонок, и в ту же секунду в класс влетела учительница математики, словно поджидала сигнала под дверью. Все ученики сикося – накося поднялись и таким же нестройным хором прогундосили: «Здравствуйте, Валентина Сергеевна!» Вышеобозначенная дама бросила в ответ неразборчивое приветствие, краткостью и энергичностью больше всего смахивающее на «Физкультпривет!», и, не сбавляя скорости, устремилась к доске, на ходу выхватывая из папки план урока.

– Так, сегодня нам предстоит дорешать задания с номера 251 по номер 257, а дальше уже выборочно… – и она застрочила мелом. – Номер 259, номер 261 – 262, номер 265, номер 266 – о, это очень интересно! Так, номера с 269 по 272, ну и, конечно, номера 274 и 275. Если кто-то не успеет всё выполнить на уроке, не расстраивайтесь, добавите несделанное к заданию на дом.

Класс заметно поскучнел.

– Ненавижу, когда алгебра с утра, – констатировала Лена, да и моя рука дрогнула уже где-то на номере двести шестьдесят один.

– Но сперва проверим быстренько домашнюю работу, – Валентина Сергеевна обернулась и только тут заметила Илью, неторопливо шествовавшего к своему месту (в класс они с математичкой зашли одновременно). Молодой человек подошел к парте, обменялся рукопожатием с другом и открыл рюкзак.

– Илья? – недоумённо моргнула Валентина Сергеевна. – Вы почему до сих пор не готовы? Чего вы ждете?

– Третьего звонка, – нахально ответил парень, вызвав волну приглушенных смешков.

– Вы не в театре, – отрезала учительница, – хотя покрасоваться любите. С вас мы и начнем…

– Я ещё даже тетрадь не достал! – возмутился Илья, медленно выкладывая на стол учебник. Видимо, их с учителем жизненные ритмы существенно отличались друг от друга по скорости.

– Так, значит, вернёмся к вам через минуту.

– Лучше через пятнадцать, – фыркнула Ленка, впрочем, достаточно тихо, чтобы ни Валентина Сергеевна, ни Илья не расслышали. Математичка обратила ищущий взор на ученические ряды.

– Я, я готов! – Савелий высоко поднял руку. – Какое решить? Двести тридцать девятое или двести сороковое?

– Нет, это детские задачки, не интересные, – отмахнулась Валентина Сергеевна. – Давайте сразу двести сорок шесть!

Савка резко убрал руку и даже, кажется, попытался втянуть её в плечо.

– Так кто хочет рассказать нам, как справился с двести сорок шестым заданием?

Добровольцев не находилось: три четверти класса до двести сорок шестого задания не добрались, а оставшаяся четверть твердо решила не нарываться.

– Савелий, вы хотели ответить?

– Я? – искренне изумился Савка. – Нет-нет. Я в прошлый раз отвечал.

– Пафнутий? – и класс затих, с интересом наблюдая за Фунтиком.

– Пафнутий, вы меня слышите? – повторила Валентина Сергеевна громче.

– Эй, – Савка пнул друга под столом.

– Пафнутий, вы решили номер двести сорок шесть?

Фунтик вздрогнул и попытался сфокусировать взгляд на математичке, мы с Ленкой завороженно за ним следили.

– А – у – ээ… – глубокомысленно изрёк Фунтик. – Ээ- ыыы…

Пафнутий продолжал издавать не поддающиеся расшифровке завывания, когда Валентина Сергеевна наконец-то вернулась к годами проверенному методу и вызвала к доске одну из трёх Елизавет.

– Ну ты даешь, Фунтик! – вполголоса восхитилась я. – Это что за брачные кошачьи вопли были? Слушай, а, может, ты оборотень?!

Парень послушно кивнул, но судя по маете в темных глазах вообще не понял, о чем идет речь. Зато подруга мою идею подхватила.

– Точно! – она окинула Фунтика оценивающим взглядом. – У кого там вервольфы всякие, а у нас оборотни – поросята в панамках. Экология такая!

Я живо представила себе Пафнутия в то ли женской, то ли детской панамке, инфернально хрюкающего на полную луну, и заулыбалась.

– Панамка – это важно, – шепнула Ленке.

– У Фунтика в мультике ещё вроде комбинезончик был, с бантиком, – нахмурилась, вспоминая, подруга.

– Не, комбинезон не катит, – я давилась смехом, – в нем не перекинешься – порвется, а вот панамка – очень удобно.

Ленкины глаза заискрились.

– Ага, – догнала она. – Всегда цела и если что – можно прикрыть самое дорогое.

Мы захихикали.

– Сереброва, что вы нашли смешного в двести сорок седьмом задании? – раздался строгий голос Валентины Сергеевны.

О, они уже до двести сорок седьмого добрались? Только самый извращенный ум мог найти что-нибудь веселое в задании по алгебре, поэтому я просто извинилась, одновременно мысленно сетуя на жизненную несправедливость: смеялись мы с Ленкой вдвоем, а обругали меня одну!

– Покажите вашу тетрадь, – Валентина Сергеевна решительно подошла к нашей парте. – Так-так, хорошо. А вот тут можно было поподробнее! Я же вам говорила: записывайте всё решение пошагово!

– У меня в черновике, – защищалась я.

– В черновик никто смотреть не будет! – сурово заявила математичка. – Груздева, а вы домашнее задание сделали?

– Конечно! – Лена с готовностью развернула к ней свою тетрадку.

– Что же, Груздева, очень даже неплохо, – одобрительно хмыкнула Валентина Сергеевна, – вы даже с двести пятидесятым заданием справились, а оно очень непростое! Поставлю вам плюс.

Подруга скромно и польщённо потупилась, а я второй раз за утро ощутила обиду на жизнь: решала-то я, а похвалили Ленку!

– Вот видите, Сереброва, – Валентина Сергеевна посмотрела на меня из – под очков в тонкой оправе, – Груздеву вы по алгебре уже подтянули, теперь займитесь и Кривобоковым с Заболоцким, а то позор – такие способные юноши, а по математике с двойки на тройку перебиваются!

И Валентина Сергеевна отчалила к Елизавете, скучающей у доски, оставив меня ошарашенно моргать ей вслед.

– Говорил же заняться мной! – Савелий вонзил мне в спину карандаш. Я подпрыгнула. Вот ведь гад, просила же так не делать! – А ты жадничаешь!

– Заболоцкий! – я угрожающе развернулась к нему. – Ещё раз ткнешь в меня – и всё, тебе конец!

– Ладно-ладно, – проворчал Савка.

– Придурок, – фыркнула Ленка. – Ты не обращай внимания, всем не поможешь.

– Ага, – усмехнулась я.

– Поэтому главное – лучшей подруге помочь, – продолжала развивать свою мысль Лена, – а остальным – как получится.

– Какое мудрое замечание! – восхитилась я. – Значит, главное – помочь тебе?

– Да, – серьезно ответила подруга, – мне без тебя нормально ЕГЭ не сдать.

– Угу, – глубокомысленно пробормотала я.

С проверкой домашки было покончено, и в классе наступила тишина: все корпели над новыми примерами, с ужасом гадая, успеют ли справиться хотя бы с половиной. Лена тоже пыхтела над учебником, время от времени заглядывая мне в тетрадь, но я вредничала и прикрывала написанное рукой. Хотя какой в этом смысл? Всё равно же потом дам списать.

– Сереброва! – прохрипел сзади Савелий. Ну, он достал меня сегодня!

– Эй, Сереброва! – повторил он, и я ощутила шлепок по плечу. Весьма чувствительный, надо сказать!

– Заболоцкий! – взвилась. – Я тебя предупреждала!

– Я и не тыкал, – Савелий смотрел на меня круглыми честными глазами. – Чего ты завелась? Это линейка, она не деревянная даже! – и он для убедительности погнул линейку туда-сюда.

– Заболоцкий! – прошипела, не находя других слов.

– Так я чего хотел, – невозмутимо продолжал парень, – мы договорились, я домашку не делаю?

– Савелий, – зловещим голосом ответила, – мы не договорились. Списывать я тебе не дам. А если ты ещё раз меня тронешь – хоть пальцем! – не говоря уже о других частях тела и окружающих предметах – я тебе врежу, честное слово!

– Я ему сам врежу, – внезапно негромко сказал Пафнутий, и мы удивленно на него уставились.

– О, поглядите-ка, кто снова с нами! – Лена кокетливо состроила Фунтику глазки. – Ты куда из реальности-то выпадал?

– Серьезно, Фунт, – фыркнул Савка, – такое блеянье… Я чуть живот не надорвал!

– Никуда не выпадал, – с достоинством ответил Пафнутий. – Просто я задумался, а тут математичка со своими вопросами!

– Ну да, неожиданно получилось, – поддержала его я, – на алгебре – и вдруг про задачи спрашивают!

– Не умничай, Сереброва! – рыкнул на меня Савка и схватил линейку явно с нехорошими намерениями, но под нашими совместными с Фунтиком взглядами сник и стал игриво ею помахивать.

– Дарья, потише, пожалуйста, – подала голос математичка от учительского стола, – вы мешаете другим.

Задохнулась от обиды: а чего опять я?!

– Это Заболоцкий, Валентина Сергеевна, – вступился за меня Пафнутий, укоризненно глядя на Савку.

– Тем более, – весомо сказала учительница. – Я попрошу вас, Дарья, все свои вопросы с Савелием решать вне школы.

Чего?! Нужен мне Заболоцкий ещё и за пределами класса! Я поймала насмешливый взгляд нашей примадонны Валерии Бычковой, услышала, как сзади глумливо захихикал Савка, и едва сдержалась, чтобы не развернуться и не треснуть его по голове учебником. Остановило меня только хорошее воспитание, а также трезвое соображение, что мне до Савки не дотянуться. Тут прозвенел звонок на перемену.

– Кто-нибудь хочет выйти? – спросила Валентина Сергеевна.

Возможно, вопрос мог бы показаться странным – но не для нас. Дело в том, что у нас шла вторая неделя так называемого технического цикла, поэтому следующим уроком была снова алгебра, впереди ждали геометрия, две физики, английский и на десерт – физкультура. Оттого между алгебрами мы обычно не прерывались: так больше шансов всё сделать в классе, а не тащить груз нерешенных примеров домой.

Савелий пошел прогуляться, Илья с подругой («Пообжиматься», – ворчливо прокомментировала Ленка), ещё две девушки вышли из кабинета – вот и всё, остальные продолжали усердно заниматься. В тяжком, почти непосильном труде прошла ещё одна алгебра. Перед геометрией Валентина Сергеевна подозвала меня к себе и негромко поинтересовалась:

– Дарья, может, мне пересадить вас к Заболоцкому?

– Зачем это, Валентина Сергеевна?! – опешила я.

– Так вам не нужно будет всё время вертеться, – пояснила учительница, – и вы вдвоем сможете достигнуть лучших результатов. Я же вижу, вы с ним дружите.

– Мы дружим? – глуповато переспросила.

– А что такого? Вот Валерия сама попросила посадить её к Илье.

– Мы же не первоклашки, чтоб нас рассаживать…

– Может, вы сами стесняетесь? – предположила математичка.

Я в растерянности оглянулась и заметила, как греет уши вышеназванная Валерия Бычкова, уже успевшая вернуться со своим Илюшей с перемены. Примадонна окинула меня понимающим взглядом и ехидно заулыбалась.

– Валентина Сергеевна, – Пафнутий материализовался рядом с учительским столом, – если вам так хочется куда-нибудь переместить Дашу, посадите её со мной.

– А с вами-то зачем? – подозрительно воззрилась на него училка.

– В этом случае Савелий будет сидеть перед Дашей и ему будет труднее её доставать, – пояснил Пафнутий.

– Доставать? – озадаченно повторила Валентина Сергеевна. – Но Груздева не сможет положительно влиять на Заболоцкого в плане учёбы! Вот Валерия с Ильей…

– Я могу сесть с Валерией, – с готовностью сказал Савка, неизвестно когда появившийся в классе.

– А я, так и быть, посижу с Ильей, – великодушно предложила Ленка со своего места. А ведь, казалось, все заняты своими делами, и наш разговор никто не слышит!

– Размечталась! – прошипела Валерия, ошпарив Груздеву презрительным взглядом.

– Бычкова, ведите себя вежливо! – одернула её математичка.

– Давайте все останемся на своих местах, – примирительно подытожила я.

Прозвучал звонок, и мы побрели к своим столам.

– Спасибо, – шепнула Фунтику, – ты сегодня прямо сэр Галахад!

Пафнутий тоже был гуманитарием, поэтому переспрашивать не стал, а ответил:

– Не такой уж и Галахад. Можно было предложить пересадить нас с Савкой перед тобой, ну, просто поменяться партами.

– Точно! Это мысль! – воскликнула я и передо мной как наяву возникла восхитительная картина того, как я с остервенением тычу в спину Заболоцкого всеми доступными мне острыми предметами. – Почему же не предложил?

Фунтик криво улыбнулся:

– Но тогда вертеться пришлось бы мне. Так что никакого джентельменства…

Я усиленно заработала мозгами: нет ли в этой фразе романтического подтекста? Ну, в смысле, что ему хочется смотреть на меня? И каково моё отношение, если есть? Бросила быстрый критический взгляд на Пафнутия: он был высокого роста и всегда модно стригся. Но это, собственно, и были все достоинства его внешности, к тому же из-за худобы высокий рост превращался в долговязость, а классная стрижка в сочетании с простоватым носатым лицом смотрелась скорее забавно, чем стильно. Н-да, герой не моего романа…

– К тому же я чувствую себя виноватым из-за «Щелкунчика», – успел шепнуть мне Фунтик до того, как Валентина Сергеевна громогласно объявила:

– Начинаем урок геометрии. Тема урока…

«Щелкунчик», да. Геометрия была не так страшна как алгебра, поэтому я позволила себе слегка отвлечься и вспомнить про «Щелкунчика». В нем причина того, почему я вместо физкультуры иду на дополнительную хореографию. Каждой приличной школе полагается иметь традицию, и, лучше всего, культурную – такая была и в нашей гимназии. Каждый год у нас силами учащихся ставили балет «Щелкунчик». Вернее, ставили-то его, конечно, учителя, но танцевали мы, дети. Конечно, это был сокращённый и переработанный вариант балета, но всё же постановка требовала много усилий и, в конце концов, зрелище выходило грандиозным (по школьным меркам). И каждый (каждый!) ученик оказывался причастным к этому волшебному действу. В этом году мы везли «Щелкунчик» в Америку, в город – побратим Луисвилль, поэтому репетировали особенно тщательно, по крайней мере, тот состав, который утвердили лететь за океан. Меня утвердили, и я танцевала Мари. Если честно, то одна из трёх Елизавет – а именно, Алтуфьева, была ничуть не хуже меня, а если объективно, то и лучше, – но воспротивились преподаватели: в этом году нас ожидал ЕГЭ, и вроде как Лиза с её посредственной успеваемостью никак не могла пропустить целых две недели учебного процесса. Особенно возражала учительница английского: Алтуфьева в первой четверти едва вытянула предмет на трояк, и Маргарита Викторовна опасалась с такой подопечной опозориться. Видимо, нам в Америке предстоит также активно общаться, как и танцевать.

Я вздохнула. Мой Принц-Щелкунчик – Пафнутий – также останется в городе и будет выступать с Лизкой в главном спектакле школы. Его родители тоже посчитали, что Фунтик должен усиленно готовиться к единому госэкзамену и потому ни дня школы пропустить не может. Фунтик возражать не стал: он в Америку последние три года каждое лето летает, у него там тётя живет, вышедшая замуж за преподавателя колледжа. Так что для него одной поездкой больше, одной меньше – какая разница? Не то, что мне – я и в Турции-то прошлым летом впервые побывала! Так что я в Америку хотела, и очень, потому рискнула и ЕГЭ, и свободным временем: до поездки оставались две с половиной недели, и мы репетировали практически каждый день.