Kitobni o'qish: «Развод. Счастье из прошлого»

Глава 1. Горькая правда

Дверь в кабинет оказалась приоткрыта. Секретарша куда-то исчезла, и вскоре я поняла, куда именно – к характерным шлепкам и скрипу добавились стоны, и этот противный высокий голос я узнала бы на любом расстоянии.

Секретаршу Лидочку я не любила, наглая особа всегда смотрела свысока и вела себя вызывающе, хотя на самом деле учредителем фирмы была я, а не мой муж. Но Лешу она устраивала, он то и дело хвалил ее за отзывчивость и работоспособность, а также за готовность выйти поработать сверхурочно, и я не вмешивалась, полагая, что ему видней, ведь именно у него Лидочка трудилась секретаршей.

Но теперь наглость этой особы перешагнула все границы. Это ж надо – привести своего ухажера в кабинет начальника и устроить там секс-марафон. Вот пусть бы на своем столе развлекалась, бессовестная. Горя желанием отчитать нахалку, я распахнула дверь – и застыла. Ухажером, пристроившимся к лежащей на столе секретарше, оказался не кто иной как мой муж, Алексей Петрович Чернятьев. Лёшенька, смысл всей моей жизни, тот, ради кого я вложила все свои деньги, оставшиеся после смерти родителей, в семейный бизнес, встряхнула все отцовские связи, чтобы поднять новорожденное детище и дать ему жизнь, а потом тихо отошла в сторонку, чтобы не мешать любимому мужу строить карьеру и становиться великим.

И Лёшенька становился, рос, матерел, приобретал лоск и блеск, обзаводился статусом, а я готовила борщи, занималась домом и старалась сделать все, чтобы дорогой супруг чувствовал себя счастливым в уютном семейном гнездышке. Вот только почему-то в последнее время милый дом стал все меньше его привлекать. Лёшенька, точнее, теперь уже Алексей Петрович, начал подолгу задерживаться на работе, уезжая из дома даже в выходные, и теперь я узнала почему – причина находилась прямо перед глазами – стонущая, потная, с задранной юбкой и приоткрытым от неожиданности ртом. Лицо у секретарши, и без того не особо обремененное интеллектом, при виде меня сделалось еще глупее, глаза округлились, и она стала напоминать рыбку из аквариума.

Муж отреагировал примерно также, но растерянность на его лице почти сразу сменилась тем странным выражением, которое уже появлялось прежде, но я не могла его толком объяснить, столь быстро оно исчезало.

Хлопнув секретаршу по голой заднице, он вернул юбку на место и приказал: «Выйди». Сам же, застегнув брюки, уселся в кресло и посмотрел на меня с вызовом.

– Что здесь происходит? – запоздало спросила я. Грозно не получилось, внутри закипали слезы.

– А ты как думаешь? – спросил наглец, после чего открыл ящик и смахнул туда забытые секретаршей кружевные трусики. «Почему они такие маленькие, если у нее такой огромный зад?» – мелькнула мысль, и я поняла, что размышляю не о том.

– Я думаю, что нам с тобой следует развестись, – произнесла я, слыша свой голос словно со стороны. – Уходи из моего дома. И из моей жизни. Я больше не хочу тебя видеть. Сообщи, где остановишься, я пришлю туда твои вещи.

Муж злобно оскалился, вмиг превратившись в совершенно чужого человека – такого выражения лица я прежде у него не видела.

– Даже и не мечтай. Никакого твоего дома больше нет, он давно переписан на меня. И бизнес тоже, и все наше имущество, включая обе машины и квартиру твоих родителей. Так что, если не хочешь ночевать на улице, сиди тихо и не рыпайся. Так и быть, я оставлю за тобой одну из гостевых спален на третьем этаже. А Лидия переедет ко мне. Если ты не в курсе, скоро у нас будет ребенок. Да-да, она способна дать мне то, чего не можешь дать ты, тупая бесплодная корова.

Я застыла, не в силах вымолвить ни слова. Мир рухнул, вонзившись в сердце миллионом осколков. Хотелось кричать, но не было сил, хотелось плакать, но не было слез, только боль, тупая и холодная, расползалась внутри, поглощая радость и свет, и само желание жить, которое еще плескалось где-то на самой глубине души, но с каждым мгновеньем его становилось все меньше и меньше…

– Ну, чего стоишь, – прикрикнул Алексей, – пошла отсюда!

Чувствуя себя абсолютно мертвой, с трудом переставляя ноги, я развернулась и вышла в приемную. Взгляд наткнулся на наглую усмешку секретарши, но в душе ничего не шевельнулось. Дойдя до лифта, я спустилась вниз, добрела до машины и села за руль. Аккуратно выехала со стоянки и бездумно двинулась привычным маршрутом, домой. «Зря приехала, – подумала запоздало. – Не надо было. Или все-таки не зря?»

Додумать не успела – прямо перед машиной на дорогу выскочила девочка с красным мячом. Понимая, что затормозить не успеваю, я вывернула руль вправо, машину повело, и она со всего разгона врезалась в столб. Последнее, что осталось в памяти – это красный мяч, ударившийся в стекло, и испуганное лицо малышки, застывшей неподалеку.

«Успела», – с облегчением подумала я, и сознание накрыла тьма.

Глава 2. Пробуждение

Очнулась я в больничной палате. Катетер в вене, куча тихонько шумящих мониторов с бегущими графиками и отсутствие соседей намекали на проблемы, но разволноваться не успела – стоило пошевелиться, как в комнату вошла медсестра, поинтересовалась о самочувствии, и содержимое шприца, введенное в вену, вновь погрузило меня в беспамятство.

Во второй раз я проснулась от шума – невдалеке кто-то ругался. Стоило прислушаться, и сердце словно холодной рукой сжали – там, в коридоре спорил с кем-то мой муж Алексей. Жесткая властная интонация напомнила о последнем разговоре, и пережитая душевная боль, куда более сильная, чем боль телесная, снова вернулась. Я попыталась расслышать хотя бы какие-то слова, чтобы понять, чего он хочет, но не вышло – шум в голове не давал сосредоточиться.

И тут я внезапно подумала – вдруг он понял, что был не прав? Вдруг его замучила совесть, и после того разговора он помчался за мной, увидел, что я попала в аварию, осознал, что не готов меня потерять и теперь рвется сюда, в палату, чтобы извиниться? Вдруг он там, в коридоре, переживает, волнуется? Места себе не находит? А ругается, потому что его не хотят пускать!

Да, конечно, все так и есть! А как иначе? Ведь мы столько лет вместе, я всегда была ему верна, всегда принимала его сторону, старалась во всем угодить, сделать все, чтобы ему было хорошо. Молчала, когда у него было плохое настроение. Радовалась вместе с ним каждой его победе. Верила, доверяла, вдохновляла…

Да, так и есть, он понял, что я ему нужна! Иначе зачем он здесь?

Я представила его виноватое лицо и почувствовала облегчение, смешанное с надеждой – все еще можно изменить! Мы во всем разберемся, со всем справимся! Я справлюсь, пусть даже и за двоих! Ведь все это время я так его любила. Я смогу, я прощу…

А потом из памяти всплыла перекошенная злобой физиономия и слова, что ударили хуже пощечины по самому больному – «тупая бесплодная корова». Сердце забилось раненой птицей, словно хотело вырваться из тесной клетки, чтобы наконец обрести свободу.

В изголовье запищал какой-то прибор. Голоса в коридоре смолкли, в палату влетела медсестра, и вскоре мое сознание снова уплыло в спасительное небытие, дарящее долгожданный покой.

Третье пробуждение принесло боль. Болело все – ноги, руки, но особенно сильно болела голова. Застонав, я посмотрела на дверь, надеясь, что добрая медсестра вот-вот появится и поможет. Но она почему-то появляться не спешила.

Вместо нее в палату вошел Алексей.

– Ну как ты тут? – поинтересовался он как бы между прочим, поправляя сползающий с плеч белый халат. – Жива? – В коридоре послышались голоса, и он, нервно оглянулся. – Слушай, Катерина, я на минуту, – выхватив из под мышки папку, он раскрыл ее, щелкнул извлеченной из кармана ручкой и подошел к кровати, – подпиши по-быстрому, и я исчезну, вот тут, внизу, – он ткнул пальцем в нужную часть листа.

Никакого раскаяния, никакого сочувствия, ничего, что хотя бы капельку намекало на то, что он сожалеет о произошедшем.

– Что это? – глотая обиду, спросила я. Сознание туманилось, буквы плясали перед глазами, не желая складываться в слова. На мгновенье мелькнула мысль, что никакой секретарши и сцены в кабинете с последующим разговором не было, что все это померещилось в горячечном бреду – я просто заболела, попала в больницу, и в голове все перемешалось.

– Да какая разница, подписывай давай, – прошипел Алексей, возвращая меня в реальность – никогда прежде он так грубо со мною не разговаривал.

– Нет, – захотелось отодвинуться, но сил не было, да и бортики кровати не пускали.

– Что значит «нет»?! – рявкнул супруг. – Подписывай давай, живо!

– Нет, – сжавшись от страха, повторила я и, видя его перекошенное злобой лицо, поняла, что сейчас он сделает что-то непоправимое.

– Ты хорошо подумала? – в голосе мужа послышалась неприкрытая угроза. Такого он тоже раньше себе не позволял.

Стало жутко, я осознала, что сейчас полностью нахожусь в его власти, и он может сделать со мною все, что угодно.

Судя по выражению лица, Алексей тоже это понял – губы скривила усмешка, не предвещающая ничего хорошего, холодный оценивающий взгляд скользнул по приборам и остановился на капельнице.

– Подумай еще раз. Ну же, я жду. Подпишешь?.. Нет? Хорошо, тогда как знаешь. Ты ведь в курсе, что лекарства нужно вводить медленно? И если я сдвину вверх вот это колесико, – он указал на регулятор, – то твоему бедному маленькому сердечку придет конец. Ну или еще что-нибудь приключится, не знаю. Варианты могут быть разные, но ни один тебе точно не понравится, – оцепенев, не в силах издать ни звука, я наблюдала за тем, как холеные пальцы дотронулись до регулятора капельницы. – Последний раз спрашиваю, подпишешь? – я смотрела на его руку и не могла пошевелиться от страха. – Ладно, сама напросилась, – колесико пошло вверх, и лекарство закапало быстрее, а затем уже и вовсе полилось, – Ну как? Все еще не хочешь подписывать?

Сердце пустилось вскачь, меня затрясло от подступающей паники…

«Кто-нибудь, помогите!» – мысленно закричала я, не в силах вымолвить ни звука.

Глава 3. Спасение

– Ну что, все еще будешь упрямиться? – с усмешкой произнес Алексей.

Я хотела закричать, но из горла вырвался хрип.

– Просто кивни, – человек, которого я еще недавно любила, и который сам говорил, что любит, смотрел на меня с презрением.

Внезапно из коридора донеслись шаги, дверь распахнулась.

– Кто вас сюда пустил? А ну вон отсюда! – в палату ворвался врач в синей униформе.

Алексей дернулся, стойка капельницы качнулась.

– Там…сдвинул, – я подняла руку, указывая на регулятор, – силы покидали меня столь стремительно, что больше ничего сказать не смогла. Под возмущенные крики и топот ног я снова отключилась.

Когда открыла глаза в следующий раз, то первым делом подумала, что все еще сплю – на меня смотрела рыжая кудрявая девчушка лет четырех, стоящая возле кровати.

– Ты Катерина? – деловито спросила она.

– Да, а ты? – малышка была такой забавной, что сдержать улыбку не получилось.

– И я Катерина, – светло-карие глаза смотрели изучающе. – А ты чего лежишь? Болеешь? А что у тебя болит? Ручка? Ножка? Голова? Лицо? Се-ле-зёнка? А почему ты тогда улыбаешься? Я вот, когда болею, не улыбаюсь. А если ты улыбаешься. значит не болеешь. А если не болеешь, давай поиграем?

– Давай, – ответила я, – а во что?

Из коридора донеслись шаги.

– В прятки, – ответила девчушка и, плюхнувшись на пол, шустро заползла под кровать. – В очень тихие прятки, – послышалось уже оттуда.

Дверь открылась, и появился все тот же доктор в синей униформе. Подошел к кровати и, улыбнувшись, произнес:

– Привет.

Я вгляделась в его лицо и ахнула.

– Илья! – моя первая любовь и бывший одноклассник, повзрослевший и возмужавший, смотрел на меня все с той же теплой улыбкой, что и двадцать лет назад. – Что ты здесь делаешь?

– Работаю. Как ты себя чувствуешь?

Я прислушалась к себе.

– Да вроде нормально.

– Очень хорошо. Просто отлично, – он посмотрел вниз, на торчащую из-под кровати детскую ножку. – А ты тут случайно не видела девочку? Рыженькую такую, кудрявенькую. А то я ей там сок принес, а она куда-то пропала. Придется мне этот сок медведю Аркадию отдать.

– А какой сок девочке принесли? Абрикосовый? – «толстым» голосом просили из-под кровати.

– Абрикосовый.

– Девочка сказала, что скоро придет. А Аркадию сок не надо, у него ди-а-рея.

– Ну раз диарея, тогда ему и впрямь не надо, – с серьезным видом ответил Илья. – Жду две минуты и отдаю сок зайцу Степану, у него диареи нет. Я чуть позже к тебе загляну, – улыбнувшись мне, добавил он шепотом.

И ушел.

– Степану нельзя, – пропыхтела девчушка, вылезая из-под кровати, когда за ним закрылась дверь, – У Степана ал-ли-грия. Я к тебе позже зайду, – она махнула рукой и со всех ног бросилась прочь из палаты.

Какая славная, подумала я, глядя ей вслед. Значит, у Ильи есть дочка. Повезло.

Когда мы виделись в последний раз, у него даже подруги не было. Я приглашала его на свадьбу, но он не пришел – вежливо отказался, отведя взгляд. Настаивать я не стала, как и спрашивать почему.

О причине отказа просветила подруга Инга, с которой мы тогда еще не раздружились, назвала меня бессердечной эгоисткой, которая не думает о чувствах других. Я действительно не думала, ослепленная своей любовью – Лёшенькой, кроме которого мне тогда никто не был нужен. Но тогда этого я конечно же не признала.

Только теперь, после того как он предал и чуть меня не убил, я наконец поняла, какой слепой и глупой была все эти годы. И как много потеряла – у меня не осталось ни друзей, ни близких. Родители погибли в аварии, а друзей как-то незаметно вытеснили семейный заботы. Встречаться было некогда, а в гости позвать не получалось – муж не одобрял, что, впрочем, не мешало ему приглашать на ужин своих друзей и деловых партнеров.

Инга долго пыталась меня вразумить, достучаться, но у нее ничего не вышло. Из-за этих увещеваний мы и перестали быть подругами, и я осталась одна со своей жизнью и своей неземной любовью. А когда любовь умерла, то и от жизни ничего не осталось.

Чувствуя тоску и безнадежность, я закрыла глаза и попыталась уснуть.

Разбудила меня медсестра, которая пришла мерить температуру. Едва она удалилась, как появился Илья.

– Долго я тут лежу? – спросила я.

– Три дня. И ты успешно идешь на поправку. Такими темпами я тебя скоро смогу отпустить домой.

Ужас произошедшего мгновенно встал перед глазами, и я, не удержавшись, всхлипнула.

– Не надо домой! Я туда больше не вернусь!

– Конечно, как скажешь, – Илья дотронулся до моей руки, – только не волнуйся. Тебе сейчас волноваться вредно. Не хочешь домой, придумаем что-нибудь другое. Все будет хорошо. А мужа твоего…

– Не надо мужа!

– Конечно, не надо. Я его к твоей палате на пушечный выстрел не подпущу, обещаю. Эта медсестра у нас новенькая, я с ней уже поговорил, подобное не повторится. Если могу тебе еще чем-то помочь, только скажи. Захочешь поговорить с психологом, договорюсь о консультации, – я замотала головой, не представляя, как смогу рассказать кому-то постороннему о том, что произошло. – Или со мной поговори, если хочешь. Но только завтра, ладно? А сейчас тебе нужно успокоиться и поспать. Хорошо?

Я кивнула и невольно улыбнулась, почувствовав себя маленькой девочкой, которую окружили заботой, не хватало только зайца Степана. Это было непривычно и так приятно.

Только сейчас я поняла, как сильно мне этого не хватало.

Как же сильно повезло жене Ильи, подумала я, засыпая.