Kitobni o'qish: «Еще один шанс: Еще один шанс. Дикая война. И один в тайге воин»

Серия «Коллекция. Военная фантастика» Выпуск 49

© Ерофей Трофимов, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону

Еще один шанс

Ночная трасса ложилась под колеса мотоцикла бесконечной черной лентой, навевая странные воспоминания. Пролетев очередной поворот, мотоцикл выровнялся, и ездок прибавил газу. До нужного места оставалось всего полсотни верст, а там друзья, баня и выход на долгожданную охоту. Восстановленный из руин тяжелый «Урал», урча движком, словно огромный кот, вписался в очередной поворот, и Мишка ударил по тормозам, укладывая машину на бок, чтобы избежать столкновения с непонятным светящимся овалом, повисшим посреди ночной дороги.

Мишка, будучи опытным мотоциклистом, пытался хоть как-то перенаправить свое кувыркание в сторону от непонятного препятствия, но недавний дождь превратил асфальт в подобие катка. Так что, зацепив каблуками ботинок бровку трассы, он влетел в овал головой вперед. Высекая искры, мотоцикл проскольз ил по асфальту до светящегося овала, а дальше – беззвучная вспышка и темнота…

В чувство его привели осторожные, ласковые касания чьих-то рук. Кое-как выжав из себя еле слышный стон, Мишка попытался открыть глаза, но мышцы отказывались подчиняться. Сделав еще пару попыток хоть как-то показать, что живой, он вдруг понял, что собственное тело отказывается ему подчиняться. Первой мыслью, после этого осознания была паника.

«Твою мать! Неужели, падая, умудрился шею себе свернуть и теперь не могу шевелиться?!» – думал он, все настойчивее пытаясь пошевелить хоть чем-то.

Спустя пару минут, судя по внутреннему таймеру, пальцы на руках вдруг обрели чувствительность и слегка отозвались на попытки сжать кулаки.

– О! Руки начали шевелиться, – услышал он негромкий мужской голос. – Это очень хорошо. Разотрите его, голубушка. И губы смочите. Наверняка пить хочет. Да не руками. Тряпочкой мягонькой, чтобы кожу не царапать. Вот так, да. И водички, водички ему. Ничего, не переживайте, любезная. Раз шевелится, значит не все так плохо.

Слушая вкрадчивый незнакомый голос, Мишка пытался понять, что происходит и почему все делается так непрофессионально. Любой байкер знает, что, катаясь на мотоцикле, рано или поздно разложишься так, что окажешься на больничной койке, и главная твоя задача – выйти из этого приключения с минимальными потерями. Так что опыт падений и оказания медицинской помощи в подобных случаях у него был.

Но когда все те же руки осторожно приподняли ему голову и приложили к пересохшим губам кружку с водой, все мысли моментально улетучились. Буквально впитав губами несколько грамм ледяной, удивительно вкусной воды, он почувствовал, что оживает. Захлебываясь и давясь, он присосался к кружке, мечтая только об одном: лишь бы не отобрали. Словно услышав его мысли, кружку отнимать не стали, давая ему утолить жажду. То, что поили его из глиняной кружки, он понял, ощутив губами шершавую поверхность.

Откуда пришло это знание, он и сам не понял, да и неважно это было на тот момент. Напившись, точнее, выхлебав все, что дали, Мишка глубоко вздохнул и снова попытался открыть глаза. На этот раз что-то начало получаться. Веки приподнялись, позволив ему рассмотреть странный деревянный потолок, беленный известью, и смутные овалы человеческих лиц, склонившихся над кроватью.

– Вы меня слышите, юноша? Говорить можете? – послышался вопрос.

– Вроде да, – еле слышно прохрипел Мишка.

– Что? Что вы сказали? – быстро переспросил мужчина, склоняясь к его губам.

– Где я? – нашел в себе силы повысить громкость Михаил.

– Дома ты, сынок, – послышался в ответ женский голос.

– К черту подробности, город какой? – буркнул Мишка, пытаясь усмехнуться резиновыми губами.

Манера шутить даже в самых тяжелых ситуациях не раз спасала его по жизни.

– Вы не узнаете свой дом? – удивился мужчина, медленно выпрямляясь.

– Это анекдот такой, – попытался прояснить ситуацию Миша.

– Анекдот?! Расскажете? – тут же вцепился в него мужик.

– Поехал мужик в Москву, вечером напился в кабаке, утром просыпается на какой-то лавке, а рядом полиция. Он и спрашивает: «Где я?» Ему в ответ: «На Красной площади». А он им: «К черту подробности, город какой?»

– Хе-хе, интересно, не слыхал, – рассмеялся мужик мелким смехом. – А что вы еще помните?

– А-э, ничего, – растерянно протянул Мишка, вдруг сообразив, что действительно ничего не помнит. Точнее, помнит то, о чем пока говорить совсем не стоит. С чего он так решил? Да потому, что вокруг все было не так, ведь пока он заговаривал мужику зубы, зрение немного прояснилось и Мишка сумел рассмотреть помещение, в котором оказался. Это был не дом. Точнее, это был совсем не его дом.

– Что, и Глафиру Тихоновну не припоминаете? – не унимался мужик, указывая на стоящую рядом с ним женщину.

Переведя на нее взгляд, Мишка с тоской ощутил, что впервые видит эту женщину с добрым, но усталым лицом, на котором яркими пятнами выделялись пронзительные синие глаза, сейчас смотревшие на него с жалостью и болью.

– В лицо помню, а так не помню, – решил выкрутиться Мишка.

– Дожили! – послышалось откуда-то из угла. – Родную тетку не признает, оглоед. Корми его теперь запросто так.

Голос Мише категорически не понравился. Хриплый, дребезжащий, с явной ноткой истерики. Такой бывает у индивидов, склонных к алкоголизму и при этом невероятно склочных.

– Бога побойся, Трифон, – робко осадила его женщина.

– М-да, юноша. Крепко же вас приложило, – задумчиво протянул мужик, рассматривая Мишку, словно музейный экспонат.

– А что вообще случилось? – осторожно поинтересовался Мишка, решив хоть как-то прояснить для себя ситуацию.

– Это вам ваша тетушка расскажет. А мне уже пора, – ответил мужик, достав из жилетного кармана часы-луковицу и щелкая крышкой. – Значит так, любезная, – продолжил он, поворачиваясь к женщине. – Ему нужны полный покой и легкая пища. Супы, щи, каши немножко. Завтра я еще зайду.

– Так ведь, доктор, платить-то чем прикажете? – робко поинтересовалась женщина, доставая из тряпицы монеты и протягивая их мужику.

– Сделаем так. Если ран или переломов у него не обнаружится, денег я не возьму, но буду наблюдать за течением болезни. Случай уж очень необычный. Интересный. Приходилось слышать, что такая потеря памяти при контузиях сильных бывает. Но это на войне. А тут случайность. Интересно. Очень интересно, – проворчал мужик и, поправив пенсне, вышел из поля зрения.

Только теперь Мишка сообразил, что доктор этот был одет почти так же, как известный писатель Чехов на своих портретах. Даже бородка и пенсне такие же. Зажмурившись, Мишка осторожно покачал головой, пытаясь отогнать панические мысли. Шея отозвалась скрипом заржавевшего шарнира, а голова на это движение откликнулась вспышкой тупой боли где-то в затылке, ближе к левому уху. Не удержавшись, Мишка еле слышно застонал.

– Что, сынок, больно? – всполошилась женщина.

– Вам плохо, молодой человек? – быстро спросил вернувшийся от дверей доктор.

– Повернулся неловко, голова, – осторожно пожаловался Мишка.

– Да, на голове у вас гуля знатная, – кивнул мужик, заметно успокоившись. – Пока не сойдет, постарайтесь резких движений не делать.

– Доктор, вы, когда к нам пойдете, захватите газет старых, если не трудно, – решившись, попросил Мишка. Ему срочно нужна была информация. Что-то тут было не так. Но что именно, он пока никак не мог понять.

– Надеетесь по газетам восстановить память? Интересная мысль. Обязательно прихвачу, – закивал врач и, еще раз попрощавшись, ушел.

– Ну, и как теперь жить станем? – раздалось из угла. – Раньше он хоть что-то охотой добывал, а теперь? С голоду подыхать?

– Уймись, Трифон. Не гневи Бога! В огороде все народилось, рыба соленая есть, корова доится, перебедуем, – отмахнулась женщина, осторожно присаживаясь на край Мишиной постели. – Хочешь чего, Мишаня? – спросила она, еле заметным движением поправив ему подушку.

– Водички если только, да посплю потом, – нашел в себе силы улыбнуться Мишка.

Вся его чуйка буквально вопила, что вокруг творится что-то совсем неправильное, но что именно – непонятно. А значит, вести себя надо так, словно собрался пройтись по минному полю. Напившись, он поблагодарил женщину и, прикрыв глаза, попытался проанализировать все увиденное, но, сам того не ожидая, провалился в долгий глубокий сон.

* * *

Проснулся Мишка от острого и вполне естественного желания. Чувствуя, что еще немного, и он невольно изобразит известный бельгийский памятник, Миша привычным движением откинул одеяло и встал. Точнее, попытался встать. Все-таки с его телом было что-то не так. И точность движений, и координация, и даже габариты не совпадали с теми, с которыми он жил всю жизнь. К тому же от резкого движения снова начала ныть шишка на затылке и закружилась голова.

Пытаясь не обращать внимания на все эти сложности, он сжал зубы и усилием воли заставил себя выпрямиться. В итоге моментально накатила слабость, и очнулся Мишка уже на полу. Заботливые руки подхватили его, помогая приподняться, и испуганный женский голос тихо зашептал:

– Мишенька, что же ты так, сынок! Позвал бы, я бы и прибежала.

– Да мне бы это… На двор, – кое-как справившись с голосом, смущенно ответил Мишка.

– Ох ты, господи! Вот ведь дура бестолковая! – снова запричитала женщина. – Пойдем, сынок. Провожу.

Понимая, что без посторонней помощи ему не справиться, Миша оперся рукой на плечо Глафиры Тихоновны и, еле слышно постанывая сквозь плотно сжатые зубы, зашлепал к дверям. Желудок то и дело подкатывал к горлу. Попутно, сквозь туман перед глазами, Михаил старательно оглядывал помещение, в котором оказался. По первым прикидкам, это была обычная деревенская изба-пятистенок, с большой русской печкой, беленной все той же известью. Неубиваемое заведение типа скворечник оказалось за домом, в огороде.

Справив нужду и чувствуя себя почти счастливым, Мишка выбрался на двор и, держась рукой за стену избы, с удовольствием вдохнул свежий прохладный воздух. Стоявшая рядом женщина, смотревшая на него с грустью и жалостью, куталась в большой платок и терпеливо дожидалась, когда Мишка найдет в себе силы вернуться обратно. Сообразив, что разбудил ее, Мишка смутился и, попытавшись улыбнуться, негромко сказал:

– Простите, что поднял ни свет ни заря. Думал, сам управлюсь.

– Да бог с тобой, сынок. Жив, и ладно. А с остальным справимся, – улыбнулась в ответ женщина.

– Глафира Тихоновна, а что все-таки случилось? Чем это меня так приложило?

– Пойдем в дом, расскажу. А то холодно, простынешь еще, – всполошилась женщина, снова подхватывая его за пояс.

Только теперь Мишка понял, что стоит перед ней в одном нижнем белье, вроде солдатского, и какой-то кожаной обувке навроде исторических поршней. Смутившись еще больше, он поспешил убраться в избу, пока посторонние не увидели его в таком виде. Добравшись до своей лежанки, Мишка поспешно накрылся одеялом и вопросительно посмотрел на женщину. Понимая, чего он от нее ждет, та поправила платок, наброшенный на плечи, и, присев на край лежанки, принялась тихо рассказывать:

– Ты с охоты шел. С тобой еще два паренька было. Друзья твои. Митька и Колька… – Тут она замолчала, настороженно глядя на него. В ответ Мишка только удрученно покачал головой. Вздохнув, она продолжила: – Три дня в тайге были. Рябчиков хорошо взяли, да еще и глухарей добыли. А как мимо дома инженера шли, что-то там у него и взорвалось. Друзей твоих насмерть побило, а тебя по голове чем-то стукнуло. Два дня лежал, думали, уже и не встанешь.

– Это выходит, я охотился регулярно? – на всякий случай осторожно уточнил Мишка.

– И еще как. Почитай, всех нас кормил. И по пушному зверю ходил, и по дичи, и рыбу ловил. То-то Трифон взъерепенился. Раньше половину добычи твоей купцам на кухню продавал и с деньгами был, а теперь… – Она замолчала, удрученно вздохнув.

– Ничего. Были бы кости, а мясо нарастет, – попытался успокоить ее Мишка. – Раз уж вставать пытаюсь, значит, не все так плохо. Сейчас главное тело в порядок привести, и чтоб голова не болела. А память… – Он замолчал, подбирая слова. – Главное ухватки охотничьи вспомнить, остальное само потихоньку придет.

– Даст бог, вспомнишь, – слабо улыбнулась Глафира Тихоновна.

– Вы мне напомните, я вам кто? Вроде как племянник, – осторожно предположил Мишка, выводя ее на нужную тему.

– Слава те господи, вспомнил, – оживилась женщина.

– А родители мои где? Померли?

– Так бандиты басурманские налетели и всю деревню вашу пожгли. Батя твой отстреливался, да застрелили его. Мать, сестра моя единокровная, с младшей дочкой через огород бежала, так их обеих одной пулей и убило. Вот ты один и остался. А я забрала. Своих-то деток мне Господь не дал, – всхлипнула женщина.

– Бандиты – это хунхузы китайские? – быстро спросил Миша, сам не поняв, почему указал именно на них.

– Они, проклятые, – кивнула Глафира.

– Ладно, Глафира Тихоновна, спать идите. Да и я еще подремлю, – закруглил Миша разговор, пытаясь проанализировать ситуацию.

– Да куда теперь спать-то? – удивилась женщина. – Корову доить пора. А ты спи. Спи. Поправляйся, – добавила она, погладив его по щеке шершавой от мозолей ладонью.

Поднявшись, женщина отправилась по своим делам, а Мишка, устроившись поудобнее, принялся лихорадочно ощупывать собственное тело. Только теперь до него дошло, что с ним не так. Это было не его тело! Это было тело подростка лет четырнадцати-пятнадцати. Жилистое, крепкое, но явно не знающее, что такое настоящий спорт и серьезная драка. Поднеся к лицу ладони, Мишка внимательно изучал крепкие пальцы с кое-как обрезанными ногтями и мозолями от домашней работы.

«Ну и как это все понимать? Меня самого-то куда дели?! – взвыл он про себя, чувствуя, как от ужаса волосы на голове шевелятся. – Это что? Выходит, наши фантасты про всяких попаданцев правду писали? Получается, что теперь я и сам попал? Вот только куда? Так, стоп. Мишка, возьми себя в руки и начни мыслить конструктивно… Да ну нахрен! Какой тут, к бениной маме, конструктив? Как это вообще может быть?! Куда меня нахрен занесло?!»

Последнюю фразу он едва не выкрикнул в полный голос, в последний момент сообразив, что привлечет к себе внимание и получит кучу ненужных вопросов. С грехом пополам справившись с эмоциями, он принялся глубоко дышать, пытаясь успокоиться. Сейчас, главное, было понять, куда он попал и что с этим делать. Как оно случилось, можно будет обдумать позже. Успокаивая себя подобными мыслями, Миша немного взял себя в руки и принялся вспоминать, что успел увидеть во время своей недолгой прогулки.

– Так. Изба-пятистенок. Такие по всей России ставили. Тетка про хунхузов сказала. Выходит, я где-то за Уралом. Я вроде паровозный гудок слышал, выходит, рядом железка. Мама! Неужели я где-то на КВЖД? Если так, то я действительно попал. Места тут веселые. Стоп. А с чего я решил, что гудок был паровозный? А с того, что у тепловозов гудок другой. Не такой писклявый. Уверен? Да, блин. Уверен.

Вздрогнув от собственных мыслей, Миша зажмурился и сжал кулаки, снова пытаясь успокоиться. Новое тело то и дело выходило из-под контроля. Похоже, гормональный всплеск подростка заливал его сознание эмоциями. Отдышавшись, Миша расслабился и вернулся к размышлениям.

«Итак, что мы имеем? Тело мальчишки. И чем им мое старое не понравилось? Крепкое, здоровое тело сорокалетнего мужика, отслужившего в армии, регулярно занимавшегося рукопашкой и имевшего нормальные мужские увлечения: охота, рыбалка, техника… Ладно. Уже отобрали, и претензии непонятно кому предъявлять. А вообще, если вспомнить, как оно все случилось, то поневоле начнешь верить в инопланетян и чертей.

Мотоцикл жалко. Из руин старичка поднял. До сих пор как вспомню, так вздрогну. Одна только покупка его мне столько усилий стоила, что смех берет. С завода они только с коляской идут, а я всегда чистый байк хотел. Пришлось на гайцев выходить и с их гаража списанный мотоцикл брать. Да уж. Но ведь добился своего. Купил, восстановил. Как новенький был. Черт!»

Не удержавшись, Миша зло зашипел сквозь зубы. Именно потеря мотоцикла, в который он вложил столько сил и времени, заставила его понять, что потерял он не только мотоцикл, но и всю свою прошлую жизнь. Да, пусть странную, где-то бестолковую, в чем-то даже глупую, но свою. Налаженную, привычную. Что больше не будет ничего из того, к чему он так привык. Ни посиделок в бане с друзьями, ни флирта с женщинами, ни долгих выездов на природу. Придется все начинать заново.

«Да твою ж мать! За что мне это? – взвыл он про себя, снова сжимая кулаки. – Так, Миша. Остановись, или сам себя загонишь. Вспоминай, как тебе на Кавказе хреново было. Пережил. Выжил. Вот и здесь справишься. Выживешь, если сильно захочешь. Думай, Мишка. Думай. Что у нас в активе? Возраст и потерянная память. Под эту марку можно будет некоторое незнание местных реалий списать. А главное, у тебя есть знания твоего времени. Теперь нужно узнать, где именно я нахожусь и какой тут год. Судя по манере разговора, это начало прошлого века. Выходит, царские времена. А может, все не так плохо?

Блин, да тут же тогда все мои знания и яйца выеденного не стоят. Вся наука еще только начинает развиваться. Оружие как бы не дульнозарядное. Небось, еще карамультуки с дымным порохом. Стоп. Это меня куда-то не туда понесло. Что там тетка сказала? Я охотником был? Точно. Нужно попросить ее ружье принести. Тогда многое ясно станет. Охотничье оружие, это отрасль выпуска боевого. Хотя это может и берданкой какой допотопной оказаться. Откуда пацану хорошее оружие взять?»

Вошедшая в избу Глафира Тихоновна поставила у порога подойник и, вытирая руки фартуком, подошла к лежанке. Убедившись, что Мишка не спит, она улыбнулась и тихо спросила:

– Дать молочка, сынок? Свежее. Только сцедила.

– Благодарствую, – кивнул Мишка, припомнив подходящее словцо. – И это… Мне б амуницию мою охотничью осмотреть. И ружье. Может, там не все пропало? – быстро добавил он, торопясь воплотить свои мысли в дело.

– Так сумки твои порвало все, а ружье в сенях. Принесу сейчас. Остальное, вон, в сундуке, – ответила женщина, кивнув куда-то в угол.

Вернувшись к лежанке, она протянула Мишке курковую двустволку с разбитым в клочья цевьем и расщепленным прикладом.

– Это чем же его так?! – охнул Миша, вертя в руках эти руины.

– Так взрыв сильный был. У инженера сарай по досточкам разнесло. Там сейчас полиция ищет чего-то, – вздохнула женщина. – Что, плохо все? – спросила она, кивая на двустволку.

– Пока не знаю. Если стволы не погнуло, то остальное восстановить можно, – пожал Миша плечами, привычно разбирая ружье.

Отсоединив стволы, он попытался выбрать удобное положение, чтобы осмотреть их на свету, но снова резко накатила слабость и задрожали руки. Уронив стволы себе на живот, Мишка зажмурился и еле слышно застонал.

– Что, Мишенька, опять плохо? – всполошилась тетка.

– Слабость накатила. Сейчас пройдет, – прошипел Миша, пытаясь взять себя в руки.

– Ты бы отдохнул, сынок. Рано тебе еще с оружием возиться.

– Ничего, мама Глаша, справлюсь. Без дела совсем худо будет, – механически отозвался Мишка, пытаясь проморгаться, чтобы разогнать туман перед глазами.

– Господи, дождалась! – охнула женщина, быстро перекрестившись.

– Чего? – не понял Мишка.

– Родители твои погибли, когда тебе девятый годок был. С тех пор ты меня кроме как тетушкой и не звал. А тут… за столько лет… мама Глаша, – всхлипнула женщина, утирая слезы.

– Ну так оно вроде, и правильно будет. Ты ж мне вместо мамки стала, – нашелся Мишка, ругая себя за бестолковость и полное отсутствие контроля за собственным языком.

– Да что ж я сижу, глупая! – вдруг подскочила Глафира. – Я же тебе молочка хотела…

Спустя минуту в руках у Миши появилась кружка свежайшего, еще теплого молока и краюха духмяного ржаного хлеба. Забыв про все сложности и трудности, Мишка, едва не урча от удовольствия, впился зубами в душистый хлеб, запивая его парным молоком. Моментально проглотив импровизированный завтрак, он удивленно заглянул в пустую кружку. Заметив это, Глафира обрадованно улыбнулась и без разговоров повторила все снова. В этот раз Мишка ел не спеша, смакуя каждый глоток. Только теперь он понял, что был жутко голодным.

Дождавшись, когда он поест, Глафира забрала у него кружку и, погладив по лбу, вздохнула:

– Ну, слава богу, вроде оживаешь. Есть вон начал.

– Оживаю, мама Глаша, – улыбнулся в ответ Мишка. – Вот голова перестанет болеть, и можно будет делом заняться.

– Это каким же?

– Так придется приклад новый резать. С таким больше не постреляешь, – нашелся Мишка, кивая на разобранное ружье. – Мне б доску еловую, пошире, и на длину пальца толщиной. На печку положить, пусть просохнет как следует. Можно найти?

– Чего ж нельзя, – удивилась Глафира. – Днем схожу на лесопилку, мужики подберут.

– Только без сучков. Чтобы слои ровными были, а то при выстреле треснуть может, – принялся пояснять Мишка.

– Да уймись, заполошный, – рассмеялась Глафира. – У нас на лесопилке все соседи работают. Скажу что тебе для ружья, подберут. Сами охотники.

– Точно. Забыл, – усмехнулся Мишка, сладко зевая.

После сытного завтрака накатила сонливость, и он, переложив разобранное оружие на пол, уснул.

* * *

Почувствовав, как что-то сжимает его запястье, Мишка привычным движением перехватил это нечто, выворачивая его наружу, и только потом открыл глаза, не сразу сообразив, что происходит. Первым ощущением были паника и желание вырваться. У кровати, на табурете сидел давешний доктор, пытавшийся проверить его пульс. Удивленно посмотрев на пальцы, сжимавшие его вывернутую ладонь, доктор удивленно хмыкнул и, поправив пенсне, спросил:

– Где это вы, юноша, научились так ловко людей хватать? У меня аж рука заныла. Прям пластунская ухватка какая вышла. Не ожидал. Ловко, ловко. Похоже, и вправду на поправку идете.

– Извините, доктор. Случайно получилось, – поспешил повиниться Мишка, в очередной раз ругая себя за расслабленность.

Теперь, когда он оказался непонятно где и как, ему нужно было быть осторожным, как разведчику-нелегалу в стране противника. Иначе в лучшем случае в местном ему будет обеспечено место в дурдоме, а в худшем, если он в дореволюционной России, заграничные партнеры вывезут его в просвещенную Европу и, выпотрошив до донышка, по-тихому удавят, чтобы любое послезнание никому больше не досталось.

Значит, ему нужно сделать все, чтобы избежать такого развития событий. Мрачно вздохнув, Мишка задумчиво посмотрел на врача и, заставив себя улыбнуться, спросил:

– Доктор, а вы случаем газет с собой не захватили?

– Захватил, юноша, – улыбнулся врач, убирая часы в жилетный карман. – Но сначала расскажите, как себя чувствуете.

– Голова еще болит и с памятью беда. А из-за головы двигаться трудно, – честно признался Мишка.

– А вот двигаться вам пока не стоит, молодой человек. По голове вас ударило крепко. Так что еще неделю полный покой. А там посмотрим. С такими ранениями шутить не стоит.

– Это что ж, он еще цельную неделю тут бездельничать будет? – снова раздался сварливый голос, и к лежанке прошаркал странный мужичок.

Пегая бороденка клочками, глаза неопределенного цвета под кустистыми бровями, сутулый и весь какой-то нескладный, словно кусками собранный – именно такое впечатление о нем сложилось у Мишки.

– Он, значит, валяться будет, а я его кормить стану? – между тем продолжал дребезжать мужик.

– А когда я тебя кормил, не мешало? – неожиданно для себя самого огрызнулся Мишка.

Поперхнувшись очередной фразой, мужик злобно зыркнул на него глазами и, развернувшись, вышел из избы. Доктор, который во время их беседы рассматривал Мишкин зрачок, оттянув ему веко, только одобрительно усмехнулся в бородку и, достав деревянный фонендоскоп, принялся выслушивать дыхание пациента. Глядя на этот раритет в руках врача, Мишка невольно окунулся в воспоминания собственного детства. Точно такой же деревянный прибор был и у его родной тетки, работавшей терапевтом в районной поликлинике.

– Ну что ж, неплохо, неплохо. Организм у вас, молодой человек, крепкий, общее выздоровление идет неплохо. А что касаемо головы, то тут только терпение и покой. Рана на затылке уже почти затянулась, кровотечения нет. Гематома скоро рассосется, а вот с сотрясением мозга шутить не стоит. Так что советую вам полежать спокойно, пока всяческие неприятные ощущения не пройдут.

– Спасибо, доктор. А газеты? – напомнил Мишка о самом для себя главном.

– Вон, на столе лежат. Надеюсь, читать вы хорошо умеете.

– Да вроде в школе не ленился, – нашелся Мишка.

– Прекрасно, прекрасно. Мне нравится ваш настрой, молодой человек, – тихо рассмеялся доктор и, поднявшись, вышел.

«Так. С чего начать? – оглядывая избу, думал Мишка. – Ружьем заняться, чтобы того алкоголика унять, или газетки полистать? Лично мне газеты важнее, а ружье я уже разобрал. Стволы вроде и вправду целы, казенная часть поцарапана, но вроде не разбита. Так что займемся газетами. Все равно без древесины ничего сделать не получится».

Приняв решение, он осторожно, помня свой утренний опыт, уселся на постели, откинул одеяло и, спустив ноги на скобленый пол, приготовился к очередному приступу слабости. Голова и вправду закружилась, но не так сильно. Переждав накатившую тошноту, он подтянул к себе сложенную на соседней лавке одежду и, натянув портки, сунул ноги в кожаные поршни. Осторожно поднявшись, Мишка, держась за стену, добрался до двери и, толкнув низкую дверь, вышел на крыльцо.

Отдышавшись, он заковылял в сторону «скворечника». Справив нужду, Мишка огляделся и, заметив колодец, взял курс на него. Нужно было хоть как-то умыться. Болезнь болезнью, а запускать себя последнее дело. Ему повезло. Кто-то, очевидно тетушка, достал из колодца ведро, полное воды, и оставил его на колодезном срубе. Сам Мишка в своем нынешнем состоянии ведро ни за что не поднял бы, даже при помощи ворота.

Скинув исподнюю рубаху, Мишка зачерпнул горстью воды и осторожно согнувшись, принялся умываться. Вода оказалась настолько холодной, что зубы застучали. За этим занятием его и застала тетка.

– Мишенька, ты что ж это удумал? Опять вскочил, неугомонный! – запричитала она, подскакивая к парню.

– Так физию умыть надо, мама Глаша, – улыбнулся ей Мишка, хватаясь за сруб, чтобы не упасть. – Да я осторожно. Не волнуйся так.

– Давай уж полью, горе мое, – улыбнулась женщина, подхватывая ведро.

Приведя себя в относительный порядок, Мишка натянул рубаху и, вскинув голову, с удовольствием вдыхал прохладный осенний воздух. Вспомнив, как дышалось в загазованном городе его прошлой жизни, Мишка удивленно хмыкнул и осторожно заковылял обратно в избу. Теперь можно было заняться делом. Прихватив со стола газеты, он улегся в постель и, устроившись поудобнее, с замиранием сердца нашел взглядом название газеты с датой выпуска.

«Твою мать! – еле сдержавшись, взвыл про себя парень, едва разглядев дату: 1897 год. – Это же еще девятнадцатый век!»

Ему вдруг очень захотелось заорать во весь голос, грохнуть кулаком в стену или набить кому-нибудь морду. Желательно, чтобы этот кто-то имел отношение ко всей той фигне, которая с ним происходит. Уронив газету, Мишка прикрыл глаза, пытаясь хоть как-то успокоиться. Очередной сеанс дыхательной гимнастики позволил ему взять себя в руки и начать мыслить. Не продуктивно, а просто, спокойно. Ну, почти.

Открыв глаза, парень мрачно посмотрел на лежащую перед ним газету, а потом на свои новые руки. От нахлынувших эмоций пальцы заметно подрагивали. Стараясь не порвать, Мишка развернул газету и попытался вчитаться в текст первой попавшейся на глаза статьи. Но и тут его ожидал очередной облом. Текст изобиловал всякими ятями и ерами, от которых рябило в глазах и терялся смысл текста. К тому же здешние словесные обороты просто отказывались укладываться в мозгу.

Убедившись, что ничего путного из этой затеи пока не выйдет, Мишка свернул газету и, отложив ее в сторону, вернулся к размышлениям. Во всех когда-то прочитанных им книгах о попаданцах главные герои всегда имели высшую цель, ради которой их и перекидывали во всякие иные миры и времена. К тому же это почти всегда были крутые спецназеры, способные ударом кулака убить носорога, одним плевком сбить баллистическую ракету и, разок пернув, разогнать целое войско противников.

А что умел сам Мишка? Благодаря службе в армии, умел хорошо стрелять, разбирался в оружии, автомобильной технике, имел кое-какое представление о строительстве, благо в прошлой жизни сам себе дом строил. Были познания в электротехнике, механике, гидравлике и тому подобных дисциплинах. Но все это не имело почти никакого значения, если вспомнить, что местное общество жестко разделено на сословия. А значит, будучи в теле крестьянского парня, подняться выше какого-нибудь купца ему не светило.

Но и купечество в местных реалиях – это тоже сословие, в которое не так просто попасть. Все давно поделено, и каждый занимает свою нишу. К тому же местная торговля наверняка зиждется на давних семейных связях. А самое главное, имея образование в виде пары классов церковно-приходской школы, будет просто невозможно объяснить происхождение своих познаний в разных точных науках. В общем, чтобы интегрироваться в местное общество, нужно начинать с малого. Нужен тот, на кого можно будет при нужде сослаться как на учителя. И где такого взять в крошечном сонном городишке, построенном на узловой станции в сибирской глубинке девятнадцатого века?

Из грустных размышлений его вывело появление тетки Глаши. Внеся в дом корзину с овощами, она быстро сполоснула руки в рукомойнике, что висел у входа над старым медным тазом и, подойдя к лежанке, спросила:

– Мишенька, ты кушать не хочешь?

– Я бы молока с хлебушком поел, – улыбнулся ей Мишка, сразу вспомнив вкус своего завтрака.

– А может тебе щей нацедить или репы напарить?

– Доктор сказал, пища легкая должна быть. Так что лучше я молочка попью, – нашелся Мишка.

– Тотчас принесу, – засуетилась тетка, но не успела сделать и двух шагов, как в дверь постучали.

Через порог перешагнул дородный мужчина в белом кителе, в сопровождении человека интеллигентного вида со странно смущенным лицом.

«Местная власть. А второй тогда кто? На следака не тянет. Взгляд не тот», – моментально оценил неизвестного Мишка.

– День добрый, Глафира Тихоновна, – забасил полицейский, расправив роскошные усы. – Вот, нужно нам с господином инженером выяснить, как племяш твой поживает и какой ущерб ему нанесен.

– А чего это только ему? – снова раздался визгливый голос и в дом, следом за гостями, ввалился Трифон.