Kitobni o'qish: «Лучшие истории о невероятных преступлениях»

Серия «Классический детектив»

Otto Penzler, editor

GOLDEN AGE LOCKEDROOM

MYSTERIES

Fourteen Tales of Impossible Murder

Перевод с английского Елены Вох

Печатается с разрешения Penzler Publishers и литературного агентства Andrew Nurnberg.

© Penzler Publishers, 2022

© Introductions and compilation by Otto Penzler, 2022

© Anthony Boucher, 1943

© Frederic Brown, 1946

© John Dickson Carr, 1948

© Joseph Commings, 1947

© Mignon G. Eberhart, 1934

© Erle Stanley Gardner, 1941

© MacKinlay Kantor, 1930

© C. Daly King, 1934

© Stuart Palmer, 1934

© Ellery Queen, 1935

© Clayton Rawson, 1949

© Craig Rice, 1943

© Manly Wade Wellman, 1939

© Cornell Woolrich, 1937

© Издание на русском языке AST Publishers, 2024

Это художественное произведение. Все имена, названия, персонажи и события являются вымышленными. Любое сходство с реальными людьми, живыми или умершими, событиями, местами, предприятиями и компаниями совершенно случайно.

Отто Пенцлер – создатель Классики американского детектива¹, основатель издательства «Мистериос пресс» (1975) и «МистериосПресс. ком» (2011) – издательства, специализирующегося на электронных книгах, а также «Книжного магазина детективов» в Нью-Йорке (1979). Он получил премию «Ворон»², премию Эллери Куина, две премии «Эдгар»³ (за «Энциклопедию тайн и расследований» – в 1977 г. и за «Состав» – в 2010), а также премию за жизненные достижения от «НуарКона»⁴ и журнала «Стрэнд». Отто Пенцлер много писал о детективной литературе, и под его редакцией вышли более 70 антологий произведений данного жанра.

Введение

Среди любителей детективной литературы термин «тайна запертой комнаты» превратился в неточную, однако популярную фразу, означающую рассказ о преступлении, совершить которое, кажется, было бы невозможно. Речь идет не только о герметично закрытом помещении, но и в целом о среде, где нельзя никого убить. Убитый, зарезанный или задушенный человек посреди нетронутого снега или песка так же сбивает с толку, как и тело, найденное в лодке в море, в одноместном самолете или в той же классической запертой комнате.

В числе прочего поклонники детективной прозы обязаны Эдгару Аллану По появлением самого понятия «тайна запертой комнаты», которое легло в основу его рассказа «Убийство на улице Морг» и поразило читателей этого первого в мире детективного произведения. Рассказ был опубликован в апрельском номере журнала «Graham’s Magazine» в 1841 году. Сюжет этой новаторской истории вкратце таков: в одной из квартир раздаются крики двух женщин, и соседи мчатся к ним вверх по лестнице. Они ломают запертую дверь (ключ находится в замке изнутри) и находят жестоко убитых мать и дочь. Окна закрыты, ставни заперты, вход через дымоход невозможен, и нет никаких расшатанных половиц или потайных ходов. Конечно, полиция в недоумении (так же, как читатели тогда и сейчас, спустя сто семьдесят лет после написания рассказа). И только детектив С. Огюст Дюпен находит решение загадки, представляя собой еще один ключевой элемент детектива – опытный любитель (которого в более поздних произведениях нередко заменяет частный сыщик), оказывающийся умнее и преступника, и полиции.

Тайна запертой комнаты или невероятная криминальная история – «высший пилотаж» в детективной литературе. Это завораживает читателя, как фокусы иллюзиониста. То, что он демонстрирует, кажется невозможным. В конце концов, юные леди, как бы хорошо или просто они ни были одеты, просто так не исчезают, и не превращаются в тигров, и не распиливаются пополам. И все же мы видели, как это происходило, – видели собственными глазами.

Читая эти лихо закрученные истории, вы неизбежно разочаруетесь – так и разъяснение фокусов разрушает очарование магии, которому мы поддаемся во время представления. «Невозможное» преступление не может быть таким, как быстро пояснит сыщик, поскольку оно произошло. Из запертой и охраняемой комнаты, музея или библиотеки было украдено сокровище, несмотря на постоянный полицейский надзор. Испуганный человек закрыл и запер свой дом, получив сообщение о том, что умрет в полночь, и офицеры в оцеплении вокруг дома не в силах помешать этому событию.

Если ум злобного гения может изобрести способ грабежа или убийства, который кажется невероятным, то, несомненно, должен появиться не менее блестящий разум, способный понять эту схему и объяснить каждый ее нюанс. Такова роль детектива, и, хотя кажется, что он излагает все это полиции и другим заинтересованным лицам, он, конечно, описывает ситуацию читателю. Занавес, скрывавший магию и заслонявший иллюзию, поднимается, и все обращается к обычной механике, физике и психологии – материалу повседневной жизни.

Поэтому, если вы хотите сохранить красоту магического шоу, не слушайте фокусника, готового объяснить свои методы. И так же, если тайна запертой комнаты вызвала у вас ощущение прикосновения к чуду, прервите чтение, как только приблизитесь к развязке.

Нет, конечно, вы не сможете так поступить. Человеку свойственно желать знать, и, когда все раскрывается, этот момент понимания приносит удовлетворение иного рода. На смену восхищению приходит благоговение. Мастерство, достигнутое авторами рассказов в этом сборнике, можно назвать потрясающим (правда, это слово, к сожалению, обесценилось из-за чрезмерного употребления).

Как верно то, что По придумал историю запертой комнаты (хотя Роберт Адей во введении к своей монументальной библиографии «Убийства в запертой комнате» отдает должное новаторским усилиям знаменитого ирландского писателя Шеридана Ле Фаню, претендующего на звание автора первого детективного произведения с рассказом «Отрывок из тайной истории ирландской графини», вышедшим в ноябрьском номере журнала «Dublin University Magazine» в 1838 году и переизданным в посмертно опубликованном сборнике «Бумаги Перселла» в 1880 году), так верно и то, что величайшим практиком этой сложной формы стал Джон Диксон Карр.

Карр не только выпустил 126 романов, рассказов и радиопьес под своим именем и под псевдонимом Картер Диксон, но и создал поразительно широкий ряд разнообразных, на первый взгляд невероятных способов убийства. Наверное, самым убедительным проявлением его таланта создавать тайны запертой комнаты является сцена, когда его детектив, доктор Гидеон Фелл, читает лекцию на эту тему завороженной аудитории в романе 1935 года «Три гроба» (опубликованном в Англии под названием «Пустой человек»). Целых пятнадцать страниц эрудированный Фелл перечисляет разнообразные способы, с помощью которых запертая комната становится доступной и в которых понятно объясняется невероятное. Он предлагает множество идей для решения самых сложных головоломок в жанре детектива, легко отбрасывая столько хитроумных вариантов, сколько большинство писателей детективов не смогут сочинить и за всю жизнь. В конце своей, казалось бы, исчерпывающей лекции Фелл сообщает слушателям, что ни одно из этих объяснений не имеет отношения к данному делу, и отправляется завершать расследование.

В лекции Фелла были освещены многие решения в деле создания подобных фокусов, но гений изобретательности авторов этого сборника превзойдет даже мастерство Карра.

В своей захватывающей истории «Убийство ради удовольствия» (1941) Говард Хейкрафт советовал авторам детективов держаться подальше от тайны запертой комнаты, потому что «только гений может сегодня придать ей новизну или вызвать к ней интерес». Следует заметить, однако, что почти половина рассказов в данном сборнике была написана уже после его предостережения.

Тайна запертой комнаты достигла пика своей популярности во времена золотого века детективной литературы между двумя мировыми войнами. Это время расцвета Агаты Кристи, Дороти Л. Сэйерс, Эллери Куина, Клэйтона Роусона, Ричарда Остина Фримена, Марджери Аллингем и, конечно же, Карра. В те годы акцент, особенно в Англии, делался на создании и решении головоломки. Читателей интересовало, кто и как «намудрил», тогда как позднее больше внимания стало уделяться тому, почему «намудрил». Убийство – лишение жизни другого человека – было личным делом преступника, а его совершение требовало некоего канона, какому и следовало большинство писателей. Обычно роман или рассказ начинались с описания довольно тихого сообщества (пусть даже оно находилось в большом городе, таком как Лондон или Нью-Йорк), в котором все участники знали друг друга. Затем происходило серьезное преступление, обычно убийство, ломающее мирный распорядок жизни. Появлялась полиция, как правило, в лице одного детектива, а не целой команды экспертов-криминалистов, и либо он (в детективных романах той эпохи было очень мало женщин-полицейских) разгадывал головоломку, либо показывал себя полным профаном, полагающимся на одаренного и порой эксцентричного сыщика-любителя. На протяжении всего произведения автор грамотно расставлял подсказки, предлагая читателю раскрыть дело раньше главного героя. Финальным аккордом доказывалась вина наименее вероятного подозреваемого, его или ее брали под стражу, а сообщество возвращалось к прежней мирной жизни.

Многим нынешним читателям не хватает терпения идти по следам улик в детективной истории, в которой каждого подозреваемого опрашивают (или «допрашивают» – это слово для более поздних произведений), алиби каждого подвергается сомнению, так же, как и отношения с жертвой, ищутся вероятные мотивы, а потом всех подозреваемых собирают вместе и сообщают, как было совершено преступление, кто его совершил и почему.

Сейчас это кажется нереалистичным, да и раньше канон не всегда соблюдался. Это было скорее развлечением, каким и является вся литература… или должна являться. Дороти Л. Сэйерс отметила, что люди развлекались, придумывая разнообразные загадки, ребусы и головоломки, с единственной вроде бы целью – получить удовольствие от нахождения ответа. «Борьба» с кубиком Рубика – это форма мучения, вызывающая огромную радость и гордость, когда она преодолена. Это же относится и к чтению хорошего детектива, апофеозом которого является тайна запертой комнаты, а приятными бонусами – интересные, порой запоминающиеся персонажи, необычная обстановка и, что лучше всего, легкий стиль.

Советую читать эти истории не в поезде метро и не на заднем сиденье автомобиля. Лучше читайте их, уютно устроившись в мягком кресле или в кровати, заваленной подушками, в свободное время, возможно, с чашкой чая или стаканом портвейна. Удачи!

Отто Пенцлер

Энтони Баучер

Может ли писатель детективов иметь бо́льшую награду, чем признание всего мира? Чем крупнейшее собрание любителей криминальной литературы, названное в его честь? Уильям Энтони Паркер Уайт (1911–1968), более известный под псевдонимами, которые он использовал в своей карьере автора детективов и научной фантастики, – Энтони Баучер и Х. Х. Холмс, – возможно, не стал таким известным, как другие авторы детективов золотого века, например Эллери Куин, Джон Диксон Карр и Эрл Стэнли Гарднер, однако ежегодная конвенция называется «Баучеркон». Конечно, «Премия Энтони» также названа в его честь.

Под своим настоящим именем, а также под псевдонимами Уайт заработал репутацию заслуженного литературного критика, пишущего о художественной прозе, детективной литературе и научной фантастике. Он был также опытным редактором, составителем антологий, драматургом и выдающимся переводчиком с французского, испанского и португальского языков. В частности, первым перевел прозу Хорхе Луиса Борхеса на английский язык.

Уайт работал весьма плодотворно в 1940-х годах, создавая в неделю не менее трех сценариев для таких популярных радиопередач, как «Шерлок Холмс», «Приключения Эллери Куина» и «Книга дел Грегори Гуда». Также написал множество научно-фантастических историй и фантастических повестей, рецензировал книги в этих жанрах под псевдонимом Х.Х. Холмс для «San Francisco Chronicle» и «Chicago Sun-Times» и выпускал популярные сборники научной фантастики, фантастики и детективной прозы.

Как Баучер долгое время он работал обозревателем детективов для «The New York Times» (в 1951–1968 гг.; на его счету восемьсот пятьдесят две колонки) и для «Ellery Queen’s Mystery Magazine» (в 1957–1968 гг.). Баучер был одним из основателей Ассоциации детективных писателей США, созданной в 1946 году.

«Невозможные» криминальные истории интересно читать и очень трудно сочинять, но Баучер еще усложнил себе работу, выбрав временем действия для своего рассказа «В другое время» будущее. Здесь пригодились его навыки и как писателя-фантаста, и как создателя первоклассных детективных сюжетов. Несмотря на присутствие в рассказе машины времени, вы убедитесь, что это классическая детективная история.

Рассказ «В другое время» первоначально был опубликован в декабрьском номере журнала «Street & Smith’s Detective Story Magazine» в 1946 году. В 1955 году он был напечатан в сборнике «Далеко-далеко» (Нью-Йорк, «Баллантайн»).

В другое время

– Моя дорогая Агата, – произнес мистер Партридж за завтраком, – я изобрел первую в мире работающую машину времени.

Его сестра не выказала особенного удивления.

– Думаю, это приведет к еще большему увеличению счетов за электричество, – заметила она.

Мистер Партридж смиренно выслушал это неизбежное замечание. Когда же сестра замолчала, он возразил:

– Но, моя дорогая, ты только что услышала то, чего не слышала пока ни одна женщина в мире. Еще никто в истории человечества не создавал настоящую рабочую модель машины времени.

– Что же в ней хорошего?

– Ее возможности неисчерпаемы. – Выцветшие глаза мистера Партриджа загорелись. – Мы сумеем наблюдать за своим прошлым и, вероятно, даже исправлять его ошибки. Сможем узнать секреты древних. Проложить курс в будущее – новые конкистадоры откроют дивные новые континенты не нанесенного на карту времени. Мы сможем…

– Заплатит ли кто-нибудь за это деньги?

– Люди примчатся ко мне, чтобы заплатить, – самодовольно усмехнулся мистер Партридж.

Теперь его сестра выглядела уже более заинтересованной.

– Как далеко можно путешествовать на этой машине времени?

Мистер Партридж намазал масло на тост с самым сосредоточенным видом, однако этот трюк не удался. Сестра повторила вопрос:

– Как далеко ты сможешь попасть?

– Не очень далеко, – неохотно признал он. – И еще, – добавил поспешно, предвосхищая следующий вопрос, – вряд ли куда угодно. И это проезд в один конец. Но вспомни, – продолжил мистер Партридж бодрее, – братья Райт не пролетали над Атлантикой на своей первой модели. Маркони не запускал радио с…

Вспыхнувший интерес Агаты угас.

– Я так и думала, – сказала она. – Тебе все же надо лучше следить за счетами за электричество.

«Так и будет», – думал мистер Партридж, куда бы он ни пошел, кого бы ни увидел.

«Как далеко ты сможешь попасть?» – «Не очень далеко». – «Добрый день, сэр!»

Люди не поймут, что самостоятельно передвинуться по оси времени даже на одну долю секунды – это такое же великое чудо, как и эффектно примчаться в 5900 год.

Насколько мистер Партридж помнил, сначала он ощутил разочарование.

Открытие было сделано случайно. Для эксперимента, над каким он работал, – часть его долгих и бесплодных попыток воссоздать с помощью современного научного метода предполагаемые результаты, описанные в древних алхимических трудах, – требовалось мощное магнитное поле. И внутри этого поля он поместил хронометр.

Мистер Партридж отметил время, когда начал свой эксперимент. Ровно девять тридцать и четырнадцать секунд. Именно в этот момент и произошел тот толчок. Он был не слишком сильным.

Тот, кто, подобно мистеру Партриджу, провел последние двадцать лет в Южной Калифорнии, едва бы заметил его. Но, когда он посмотрел на хронометр, циферблат показывал десять тринадцать.

Время может ускориться, если вы увлечены своей работой, однако все же не настолько быстро. Мистер Партридж взглянул на карманные часы. Они показывали девять тридцать одну. Внезапно, в течение нескольких секунд, лучший из доступных хронометров опередил время на сорок две минуты.

Чем больше мистер Партридж обдумывал этот вопрос, тем отчетливее видел логическую цепочку. Хронометр был точен, поэтому он верно отсчитал эти сорок две минуты. Он не отсчитал их здесь и сейчас, значит, толчок привел его туда, где он мог их отсчитать. Он не перемещался ни в одном из трех пространственных измерений, следовательно, хронометр вернулся на сорок две минуты назад и отсчитал эти минуты, снова достигнув настоящего.

Но только ли минут это касалось? Хронометр был восьмидневным.

Может, миновало двенадцать часов сорок две минуты? Сорок восемь часов? Девяносто шесть? Сто девяносто два?

Почему, как и – главный вопрос, занимавший мистера Партриджа, – можно ли заставить то же самое устройство работать с живым существом?

Не следует подробно рассказывать обо всех экспериментах, которые мистер Партридж охотно принялся проводить, чтобы проверить свое открытие. Они носили чисто эмпирический характер, поскольку мистер Партридж предпочитал много раз все перепроверить.

Он сформулировал весьма приблизительную рабочую гипотезу – что внезапный толчок заставил магнитное поле вращаться во временно́м измерении, где оно создало некий (он не без труда подобрал слова) отрицательный потенциал энтропии, который поворачивал время вспять. Но мистер Партридж оставит формулировать более точную теорию академикам. Что лично от него требуется – это усовершенствовать машину, сделать ее общеупотребительной, а затем явить потрясенному миру себя – Харрисона Партриджа, первого путешественника во времени.

Его вялое «эго» оживилось и возросло в предвкушении славы. Он проводил эксперименты с искусственными толчками, воспроизводившими эффект землетрясения. Ставил эксперименты с белыми мышами, доказывавшие, что путешествия во времени безопасны для живых существ. Делал эксперименты с хронометром, которые установили, что пройденное время меняется прямо пропорционально квадрату мощности, расходуемой на электромагнит.

Но проведенные эксперименты также доказали, что речь идет лишь о сорока двух минутах. Не двенадцать часов и не дольше, просто сорок две минуты. И с имевшимся в его распоряжении оборудованием мистер Партридж не мог растянуть этот период больше чем на два часа. Что, как сказал он себе, было довольно нелепо. Путешествие во времени на столь короткое расстояние и лишь в прошлое, не приносило особенных преимуществ. Ну, кроме каких-то незначительных. Например, однажды мистер Партридж хотел закончить один длинный расчет к ужину. Ча́са для этого было недостаточно, так что в шесть часов он переместился обратно в пять и, проработав два часа между пятью и шестью, легко выполнил свою задачу к ужину. И однажды вечером, когда в суете мистер Партридж вспомнил про свою любимую радиовикторину только к ее окончанию, нетрудно было вернуться к началу и прослушать ее целиком.

Но хотя из подобных мелочей могла бы складываться значительная часть работы машины времени после ее запуска – не исключено, они послужили бы хорошей рекламой в деле продажи недорогих домашних наборов, – они не были достаточно впечатляющими и удивительными, чтобы создать репутацию машины и (что важнее) репутацию Харрисона Партриджа. Великий Харрисон Партридж мог бы получить несметное богатство. Он мог бы отойти от дел – от своей сестры Агаты – и больше никогда ее не видеть.

У него появился бы значительный авторитет и очарование, несмотря на лишний вес и лысину, и красивая неприступная Фейт Престон упала бы в его объятия, как спелая слива. Он бы…

И именно в то время, когда мистер Партридж предавался своим мечтам, в его кабинет вошла сама Фейт Престон. Она была в белом спортивном костюме и выглядела такой свежей и безупречной, что вся комната, казалось, озарилась от ее появления.

– Я ненадолго, не буду дожидаться вашу сестру, – произнесла она. Ее голос был под стать ее облику. – Я хотела, чтобы вы узнали первым. В следующем месяце мы с Саймоном собираемся пожениться.

Мистер Партридж даже не запомнил, что она сказала после этого. Наверняка привычно прокомментировала беспорядок в его лаборатории и вежливо поинтересовалась текущими исследованиями. А сам он, видимо, выдал стандартные добрые пожелания и поздравления ей и этому проклятому молодому хлыщу Саймону Эшу. Но все его мысли были о том, что он хотел ее и нуждался в ней и что великий, неотразимый Харрисон Партридж должен появиться до следующего месяца.

Деньги… Вот что было нужно. Деньги. На деньги он мог бы приобрести качественное оборудование, способное выдержать мощные нагрузки, и деньги были той силой, от которой зависели действительно впечатляющие результаты. Вернуться хотя бы на четверть века было бы достаточно, чтобы поразить мир. Чтобы появиться на Парижской мирной конференции, к примеру, и сообщить делегатам неизбежные результаты их слишком мягких – или слишком строгих? – условий. Или же свободно пройти сквозь века, вспять по тысячелетиям, находя утраченные произведения искусства, узнавая забытые секреты…

– Хм! – усмехнулась Агата. – Все еще гоняешься за той девчонкой? Не будь старым дураком.

Мистер Партридж не заметил, как вошла Агата. И не слишком хорошо видел ее сейчас. Его посетило видение своеобразного рога изобилия, который даст ему денег, которые дадут ему аппарат, который даст ему мощную машину времени, которая даст ему успех, который даст ему Фейт…

– Если ты предпочитаешь мечтать вместо того, чтобы работать – раз уж ты называешь это работой, – то мог хотя бы выключить несколько переключателей, – процедила Агата. – Или ты считаешь, что мы богаты?

Он машинально подчинился.

– Я чувствую себя дурно, – продолжила бубнить Агата, – при мысли, как люди тратят свои деньги. Кузен Стэнли! Нанял этого Саймона Эша секретарем лишь для того, чтобы тот следил за его библиотекой и коллекциями. Растратить зря такую кучу денег! И все деньги двоюродного деда Макса тоже перейдут к нему, хотя мы могли бы потратить их с умом. Если бы не кузен Стэнли, я бы стала наследницей. А потом…

Мистер Партридж хотел заметить, что, даже оказавшись наследницей, Агата наверняка осталась бы такой же нетерпимой старой девой. Но два соображения удержали его. Первым было неожиданное откровение, что и у Агаты имелись какие-то свои устремления. А вторым стало удивительное чувство благодарности к ней.

– Да, – медленно произнес мистер Партридж. – Если бы не кузен Стэнли…

Вот так просто люди превращаются в убийц.

Логическая цепочка была настолько убедительной, что моральные соображения остались за бортом.

Двоюродный дед Макс был очень старым. Едва ли он переживет этот год. И если бы его сын Стэнли умер раньше, то Харрисон и Агата Партридж оказались бы его единственными живыми родственниками. А Максвелл Харрисон был так же бесконечно богат, как бесконечно стар.

Стэнли должен умереть, и его смерть нужно обставить с максимальными предосторожностями. Средство для этой предосторожности было под рукой. Мистер Партридж внезапно осознал: сугубо практической задачей для машины времени короткого действия могло стать создание алиби.

Главная трудность заключалась в разработке портативной версии машины, которая сможет оперировать более-менее значительным временным промежутком. Первая модель имела дальность путешествия в две минуты. Но в конце недели мистер Партридж создал переносную машину времени, действовавшую в пределах сорока пяти минут. Ему оставалось только одно – припасти острый нож. Мистер Партридж подумал, что было в этом оружии нечто ужасно грубое.

В пятницу в пять часов он вошел в библиотеку кузена Стэнли. Это был час, когда эксцентричный богач обычно занимался тихим созерцанием своих сокровищ.

Дворецкий Брэкет не хотел пропускать его, но мистер Партридж сказал:

– Передайте кузену, что я обнаружил новую статью для его библиографии.

Последним из коллекционных увлечений Стэнли стали художественные произведения, основанные на реальных преступлениях. Он уже собрал целую библиотеку на эту тему. Вскоре Стэнли намеревался опубликовать исчерпывающую библиографию. И обещание новой статьи гарантировало, что двери откроются.

С грубоватой веселостью поприветствовав гостя, Стэнли Харрисон не обратил внимания на странный аппарат, который тот принес. У мистера Партриджа была репутация сумасшедшего изобретателя.

– Мне сказали, у тебя есть кое-что для меня, – прогудел кузен Стэнли. – Рад это слышать. Хочешь чего-нибудь выпить?

– Нет, спасибо. – Что-то в душе мистера Партриджа воспротивилось тому, чтобы пользоваться гостеприимством его жертвы. – Мой венгерский друг упоминал роман о некоем Беле Кише.

– Кише? – Лицо кузена Стэнли просияло. – Чудесно! Даже странно, что никто не написал об этом раньше. Это серийный убийца женщин, вроде Анри Ландрю⁵. Всегда безупречен. Держал жертв в бочках, где якобы был бензин. Его бы никогда не раскрыли, если бы не дефицит бензина. Констебль решил, что нашел клад, открыл бочки, обнаружил трупы. Теперь, если вы раскроете детали…

Кузен Стэнли, держа наготове карандаш, склонился над письменным столом, где лежал лист бумаги. И тут мистер Партридж нанес удар. Он подготовился к этому удару так же тщательно, как проверил имя малоизвестного, но примечательного убийцы. Нож вошел в тело как в масло, и послышалось какое-то бульканье. Кузен несколько раз дернулся и затих.

Так мистер Партридж стал и наследником, и убийцей, но сейчас у него не было времени как следует осознавать оба этих факта. Он выполнял тщательно отрепетированные действия, а мыслями был где-то далеко. Мистер Партридж запер окна библиотеки и все двери. Это преступление останется нераскрытым, и в нем никогда никого не обвинят – ни его, ни кого-либо еще.

Мистер Партридж стоял рядом с трупом в запертой комнате. Было четыре минуты шестого. Он крикнул дважды, очень громко и резко, не своим голосом. Затем подключил свою портативную машину к розетке и надавил на включатель.

Было девятнадцать минут пятого. Мистер Партридж отключил свою машину. Комната была пуста, а дверь – открыта.

Мистер Партридж хорошо ориентировался в доме кузена. Он вышел, никого не встретив. Затем спрятал машину времени под откидное сиденье своей машины и направился к Фейт Престон.

Вскоре он осторожно проехал на красный свет и получил штраф с указанием времени: четыре пятьдесят. Мистер Партридж добрался до Фейт в четыре пятьдесят четыре, за десять минут до убийства, которое только что совершил.

Саймон Эш не спал всю ночь четверга, составляя каталог последних приобретений Стэнли Харрисона. Тем не менее в ту пятницу он встал в обычное время, чтобы просмотреть утреннюю почту перед своим ленчем с Фейт. К половине пятого он уже буквально засыпал.

Саймон знал, что его работодатель явится в библиотеку через полчаса. А Стэнли Харрисон любил находиться один во время своей ежедневной пятичасовой медитации. Но рабочий стол секретаря скрывался за углом библиотечных стеллажей, и ни одна физиологическая потребность не может быть столь же непреодолимой, как потребность в сне.

Взъерошенная белокурая голова Саймона Эша опустилась на стол. Его отяжелевшая от дремоты рука столкнула стопку карточек на пол, и в голове мелькнула смутная мысль, что все их нужно будет снова разложить по алфавиту. Он был слишком сонным, чтобы думать о чем-либо, кроме приятных вещей, таких, как яхта в Бальбоа, скрасившая его выходные, или пеший поход в Сьерры, запланированный на следующий отпуск, или прежде всего Фейт. Фейт, свежая, прелестная и совершенная, которая в следующем месяце станет его…

На серьезном лице Саймона, когда он спал, играла улыбка. Но он проснулся от резкого крика, ударившего по ушам. Вскочил и выглянул из-за стеллажей в библиотеку.

Глазам открылось невероятное зрелище: навалившееся на стол мертвое тело с торчавшей из спины рукояткой ножа. Но еще более невероятным было другое. Здесь находился мужчина. Он стоял спиной к Саймону, но показался ему смутно знакомым. Рядом с ним было какое-то устройство.

И тут раздался щелчок выключателя.

Мужчина исчез.

Теперь в комнате никого не было, кроме Саймона Эша и огромного множества книг. И их мертвого хозяина.

Эш подбежал к столу. Он старался поднять Стэнли Харрисона, вытащить нож, потом понял, насколько безнадежной была любая попытка возродить жизнь в этом теле. Эш потянулся к телефону, но остановился, услышав громкий стук в дверь.

Сквозь стук раздавался голос дворецкого.

– Мистер Харрисон! Вы в порядке, сэр? – Пауза, снова стук, а затем: – Мистер Харрисон! Впустите меня, сэр! Вы в порядке?

Саймон бросился к двери. Она была заперта, и лишь через минуту он смог отыскать ключ, в то время как дворецкий голосил все отчаяннее. Наконец Саймон открыл дверь.

Брэкет уставился на него – посмотрел на его покрасневшие после сна глаза, на красные от крови руки, а затем и на тело Стэнли.

– Мистер Эш, сэр, – прошептал дворецкий. – Что вы наделали?

Фейт Престон, конечно же, была дома. Столь существенный пункт плана мистер Партридж не мог бы оставить на волю случая. Продуктивнее всего она работала ближе к вечеру – по ее словам, когда проголодается к ужину; и она усердно трудилась на этой неделе над деталями для национального конкурса по резьбе по мылу.

Послеполуденное солнце ярко освещало комнату, которую вы могли бы назвать студией, если бы были вежливы, или чердаком – если бы не были. Лучи падали на скромные предметы обстановки и превращали их в яркий ореол, достойный совершенной Фейт.

Тихо звучало радио. Лучше всего она работала под музыку, и эта деталь тоже входила в план мистера Партриджа.

Шесть минут они болтали ни о чем: «Вот над чем вы работаете? Как мило!» – «А чем вы занимались в последнее время?» – «Да все тем же. Как идет подготовка к свадьбе?» А затем мистер Партридж поднял руку, призывая к тишине.

«Когда вы услышите сигнал, – объявили по радио, – будет без пяти секунд семнадцать часов».

– Я забыл завести часы, – небрежно пояснил мистер Партридж. – И весь день гадал, который час.

Он установил на своих часах точное время. И глубоко вздохнул, осознав, что стал теперь другим человеком.

Наконец-то он стал Великим Харрисоном Партриджем.

– В чем дело? – спросила Фейт. – Вы выглядите немного странно. Сделать вам чаю?

– Нет, спасибо. Со мной все в порядке.

Мистер Партридж обошел Фейт сзади и посмотрел через ее плечо на грациозную обнаженную женщину, «выходившую» из своего заточения в куске мыла.

– Изысканно, моя дорогая, – произнес он. – Изысканно.

– Я рада, что вам нравится. У меня раньше не получалась обнаженная женская фигура, и не думаю, что у других женщин-скульпторов выходило лучше. Но мне захотелось попробовать.