Kitobni o'qish: «Дом корней и руин»

Эрин А. Крейг

Shrift:

Посвящается Полу.
В мире сомов ты всегда будешь моей арапаимой.
Я люблю тебя.

Erin A. Craig

House of roots and ruin

Перевод с английского Екатерины Токовининой

Оригинальное название: House of roots and ruin

This edition is published by arrangement

with Sterling Lord Literistic, Inc. and The Van Lear Agency LLC

1

Кисточка была слишком влажной. Краска собралась в пучке из кабаньей щетины и капала, образуя неровные пятна, размывая линию, которую мне хотелось бы видеть четкой.

– Постой, – прошептала я, едва шевеля губами, и протерла кисть тряпкой, чтобы не упустить волшебство момента. – Еще одну минутку.

Уголки губ Арти дрогнули, словно он изо всех сил сдерживал улыбку.

– Я почти закончила, – сказала я. – Только… – Я еще раз провела кистью по холсту и запечатлела огоньки беспечного веселья в глазах моего племянника. – Вот. Теперь готово.

– Дай посмотреть! Дай посмотреть! – закричал Арти, нарушая тщательно выверенную позу и вприпрыжку подбегая к мольберту.

– Но это совсем не похоже на меня. Разве нет? – нахмурился он.

Я окинула портрет критическим взглядом и снова взглянула на маленького мальчика перед собой. Волны темных густых волос – как у меня и как у большинства Фавмантов – и папин курносый нос.

– А мне кажется, похоже.

– Даже очень, – раздался голос у нас за спиной.

– Мама! – воскликнул Арти и бросился обниматься. – Уже можно идти?

Камилла подняла брови, спрашивая моего разрешения. Я отложила палитру и кивнула:

– Можно.

Камилла быстро поцеловала его в макушку, и Арти выбежал в коридор: теперь наконец-то можно выпустить накопившуюся энергию!

– Как он? – спросила Камилла, входя в Голубую гостиную, чтобы внимательнее рассмотреть портрет. Ее медовые глаза не упускали ни одной детали. – Это пришло тебе сегодня утром, – сказала она, протягивая мне пухлый конверт с несколькими дворцовыми печатями.

Мёрси.

– Немного крутился, но я была к этому готова. – Я провела пальцем под клапаном конверта, чтобы разорвать его и достать письмо сестры, но остановилась, наблюдая за тем, как Камилла изучает портрет.

– Красивая картина, – похвалила она. – Не могу поверить, что ему уже пять. Как бежит время!

Сестра смахнула с лица прядь выгоревших русых волос и коснулась уголка глаза, нащупывая несуществующие морщинки, которые, как ей казалось, уже начали проступать.

– Скоро мой день рождения, – напомнила я, стараясь сохранять беспечность в голосе.

Камилла нахмурилась, как будто я ее в чем-то обвинила.

– Я и так помню, Верити.

– Я не имела в виду… Просто… может, мы обсудим, что будем делать в этом году? – Я повернулась на табурете и взглянула на нее. – Я подумала, может, съездить на материк? В столицу? Мерси сказала…

– Мерси тут ничего не решает, – отрезала Камилла, бросив взгляд на конверт у меня на коленях. Казалось, она вот-вот схватит письмо и прочитает его, но вместо этого она подошла поближе к мольберту и пригляделась к мазкам.

– Она сказала, меня можно представить ко двору, если я хочу. Конечно, другие девушки делают это чуть раньше восемнадцати, но…

Камилла громко вздохнула, и я замолкла на полуслове.

– Я бы с удовольствием представила тебя в шестнадцать, ты же знаешь.

– Да, только я была на Гесперусе и помогала Аннали с малышом, – продолжила я, зная все ее отговорки наизусть. – Но в прошлом году…

– В прошлом году у нас полным ходом шел ремонт восточного флигеля. Не самое подходящее время для долгой затратной поездки.

– Знаю, – ответила я, заправляя прядь волос за ухо. Камилла была готова к спору, и, если бы она начала огрызаться, я бы с ней не справилась. – Я знаю, знаю, знаю. Но сейчас… Дом отремонтирован. Дети достаточно подросли для путешествий. Я уверена, они были бы счастливы увидеть Арканн.

Камилла покачала головой и, отойдя от холста, окинула взглядом комнату, словно искала, что бы исправить. Наконец она подошла к лежанке и взбила подушку так, что она стала напоминать безе.

– Ну уж нет. Детей мы с собой точно не возьмем. Конечно же, они останутся с гувернанткой.

Я задержала дыхание, и во мне всколыхнулась надежда, словно у утопающего при виде спасательного плота.

– То есть мы… мы все же могли бы поехать? Ты только представь, как будет весело, Камилла! Мы не были на Большой земле с тех пор, как Мерси переехала во дворец. Аннали, наверное, тоже приедет, да и Онор, я уверена, захочет присоединиться. Форесия не так уж и далеко от столицы, и, может быть, даже Ленор… – Я запнулась, как и всегда, когда речь заходила о ней. Моя третья сестра была для меня загадкой.

– Ленор – это Ленор. Сомневаюсь, что она… – Камилла быстрым движением пригладила волосы, словно убеждая себя, что все в порядке. – Все это, конечно, звучит… Что ж, это могло бы быть весьма приятно, – допустила она. – Но твой день рождения на следующей неделе. Мы никак не успеем подготовиться так быстро. Даже на самом быстром клипере¹ нам потребуется не меньше дня на дорогу. Может, придумаем что-нибудь осенью? До Прибоя.

Я тут же сникла. Не придумаем. Погода испортится. Близнецы заболеют. К тому времени у Камиллы будет готова дюжина отговорок, ни на одну из которых я не смогу возразить, ведь она старше, мудрее и вообще герцогиня. С ней еще можно было бы спорить при наличии только первых двух факторов, но ее титул производил такое грозное впечатление, словно неприступная цитадель на вершине холма. С зубчатыми каменными стенами. И рвом.

Камилла подошла к высоким окнам с видом на Сольтен. Ее силуэт великолепно смотрелся на фоне мрачного пейзажа, и мне очень захотелось сделать набросок. Я уже представила первые длинные линии с мягкими изгибами, повторяющими контуры ее лилового платья. Какой прекрасный контраст с зазубринами скал, которые я могла бы изобразить в виде коротких толстых пиков!

– Нам все же стоит отпраздновать, – наконец сказала Камилла. – Может, устроить праздничный ужин?

От удивления я не нашлась, что ответить. Если Камилла что-то решила, то переубедить ее труднее, чем отцепить усоногих моллюсков от волнолома.

– Что думаешь? – спросила она, поворачиваясь ко мне и глядя холодным, спокойным взглядом.

– Думаю… звучит отлично! Сколько человек можно пригласить? Мерси говорила, что принцессы хотели бы нас навестить. Весна – отличное время посмотреть на Хаймур. А если приедет Беатрис, то и Финнеас, наверное, тоже. Ох! Кронпринц! У меня на дне рождения!

Сердце затрепетало: я вспомнила, как его описывала Мерси.

– Говорят, он без ума от танцев. Может, устроим бал? Не слишком официальный, конечно. Я знаю, сколько с этим хлопот, но, может…

– Довольно! – Камилла резко прервала все мои мечтания. – Ты слишком разошлась, Верити.

– Нет-нет, правда, – заверила я, хотя до сих пор чувствовала жар в груди. Мое воображение частенько убегало вперед, как юный жеребенок, которому хочется мчаться галопом, а ноги пока не поспевают.

– Ты вся раскраснелась, – заметила Камилла. – Извини, не хотела вводить тебя в заблуждение. Я имела в виду не масштабное празднество, а скорее семейный ужин. Что-то уютное, для своих. Повар очень хотел попробовать несколько новых рецептов с весенними овощами. Будем мы. И конечно, Аннали с Кассиусом.

– А… да, конечно, – пролепетала я, сжавшись.

Камилла подошла к книжной полке и остановилась у небольшого портрета всех наших сестер. Ну почти всех. В те времена нас еще было восемь.

Изначально нас было двенадцать, но три старшие сестры – Ава, Октавия и Элизабет – погибли одна за другой после того, как мама умерла при родах, дав жизнь мне. Затем, три года спустя, погибла Эулалия: упала с тех самых скал, которые сейчас разглядывала Камилла. Через несколько месяцев не стало тройняшек – точнее, двух из тройни, – еще один несчастный случай. Розалия и Лигейя. Они оставили Ленор одну – будто набор серебряных приборов без вилки и ножа. Мне было всего шесть, и я не помню их смертей; могу наблюдать лишь итог. Ленор погрузилась в глубины своего сознания и превратилась в живого призрака с пустыми глазами и навеки сомкнутыми губами. Дальше… Папа и Морелла, моя мачеха. Произошел ужасный пожар, поглотивший практически весь особняк. Я могла бы запомнить эту ночь: говорят, тогда была страшная метель, хуже которой не видели за всю историю островов… Но в моей памяти не осталось ничего.

Мое первое воспоминание: солнечный день на Гесперусе, самом маленьком и отдаленном кусочке земли в гряде Соленых островов, где живет вторая по старшинству сестра и хранительница маяка Аннали. Я вместе с двумя другими сестрами, Онор и Мерси, провела там часть детства, пока отстраивался Хаймур. Камилла настояла на том, чтобы сохранить как можно больше старых элементов здания, ведь они доказали свою надежность. Остальное было восстановлено ее усилиями в прежнем виде до мельчайших подробностей. Светло-серые стены высотой в четыре этажа, зеленая двускатная крыша. Два больших флигеля. Зимний сад с пальмами и пруды с карпами. Большой зал для пиров в честь повелителя морей, нашего божественного покровителя Понта. И великолепный сверкающий бальный зал, который почти никогда не используется. Говорят, все точно так же, как в моем детстве, хотя сама я ничего этого не помню.

Камилла и Аннали считают: это хорошо, что у меня не осталось воспоминаний о тех темных, скорбных временах. Они и сами хотели бы забыть о том, сколько боли выпало на долю нашей семьи. Но меня все равно очень смущает этот провал в памяти.

Их лица – папы, мамы, многих моих сестер – не дают мне покоя, хотя я совсем не помню их живыми. Повсюду в особняке встречаются их портреты: на стенах, полках, письменных столах и секретерах. Я была слишком мала, чтобы запомнить легкую обаятельную улыбку Эулалии или удивительный красноватый оттенок локонов Розалии, но я могу с ходу сделать точный набросок. Я знаю наизусть каждый профиль и изгиб бровей. Я знаю, как папа задумчиво склонял голову и как сияли мамины глаза, но не помню ни их голосов, ни того, как они пили кофе за завтраком. Смотрели ли мы с папой на облака, лежа на лужайке в теплые ясные дни? Плескались ли мои сестры в ласковых волнах у северного берега? Лежали ли на солнышке, вытянув ноги, которые казались совсем белыми на черном песке?

Мне всегда казалось, что этот дом полон призраков: не духов в белых одеждах и цепях – я вовсе не про сказки, – а украденных воспоминаний. Воспоминаний, которые я никогда не смогу назвать своими.

Камилла поправила раму картины и хлопнула в ладоши, приняв окончательное решение.

– Значит, семейный ужин. Что думаешь?

Она смотрела на меня с нескрываемой надеждой, постукивая кончиками пальцев по бархатной спинке лежанки. У меня не хватило духу возразить ей. И именно поэтому в семнадцать – почти восемнадцать – лет я по-прежнему торчала в Хаймуре, бегала за племянницами и племянником, наблюдала за тем, как они растут, как стремительно бежит жизнь Камиллы, в то время как я чахну во флигеле. Я была нужна ей. Нужна здесь. Поэтому я постаралась запрятать подальше свои мечты о путешествиях и приключениях, свои амбиции и желания. Однако это оказалось не так-то просто. Они продолжали жить во мне, просить, умолять, требовать большего. Большего, чем этот дом и эти острова. Одному Понту известно, как мне хотелось вырваться на волю!

– Хорошо, – сказала я с вымученной улыбкой.

Ради нее. Ради сестры.

2

– Дайте мне гребень, пожалуйста, милая, – попросила Ханна.

Время после ужина – это те редкие мгновения тишины в доме, когда дети уже мирно спят и не болтают без умолку. Дни становились все длиннее, и я уже стала закрывать шторы, чтобы свет угасающего дня не мешал сну. Бархатные портьеры придавали моей спальне особый уют и обеспечивали полную тишину.

Я сидела перед туалетным столиком в длинной ночной рубашке из батиста цвета слоновой кости и любимом шелковом халате, плотно затянутом на талии. Вокруг суетилась Ханна – моя няня, подруга и наперсница; она наводила порядок в комнате и застилала постель. Затем предстояло расчесывание волос и чай. Один и тот же вечерний ритуал на протяжении многих лет.

Ханна сняла гребень, сдерживающий мои темные локоны, и начала перебирать пряди скрюченными пальцами, выискивая последние спрятавшиеся шпильки. Они со звоном падали в большую ракушку для хранения мелочей, которую Арти нашел на пляже прошлым летом. Он старательно, до блеска, отполировал внутреннюю поверхность и преподнес мне в подарок; его круглые щечки буквально раздувались от гордости.

– Мерси написала, – сказала я и наклонилась вперед, чтобы достать из ящика конверт, который я оставила там перед ужином.

– И как там наша юная леди? – Ханна привычно начала вычесывать кончики волос, стараясь не тянуть спутавшиеся пряди.

Я сломала сургучную печать и достала содержимое конверта: письмо, написанное изящными буковками с завитушками (всего одна страница, в этот раз весьма кратко), и второй конверт с моим именем, надписанный незнакомым почерком. Я перевернула его и присмотрелась к печати. Цветочные лианы, обвивающие пламенное сердце.

– Ты знаешь этот герб? – спросила я, протянув конверт Ханне.

– Кажется, это Люди Лепестков. Блём, – ответила она.

Блем – это малюсенькая область почти в самом сердце Арканнии. Жители этого региона поклонялись Арине – богине любви, красоты и искусств, поэтому Блем считался самой изысканной частью страны с самым образованным населением, и даже столица не могла с ним сравниться по количеству театров, салонов и модных домов.

Интересно, что же в письме?.. Я задумчиво провела пальцем по печати. Пурпурный оттенок воска – символ аристократии.

– Я ведь не знакома ни с кем из Блема, не так ли?

Ханна нахмурилась:

– Что-то не припомню. Возможно, письмо Мерси многое объяснит.

Кивнув, я отложила конверт и взяла в руки письмо сестры.

– «Дорогая Верити, – прочитала я вслух. – Вчера ты пропустила самый прекрасный вечер на свете. Было столько гостей! В моей бальной карточке не было ни одной свободной строки, но мне все же удалось немного пообщаться с принцессой Беатрис (правда, мы, конечно, делали вид, будто просто веселились). Ну да ладно. Порой мне кажется, что эта девушка сведет меня с ума своим очарованием. Среди гостей были герцог и герцогиня Блема, Жерар и Дофина Лоран. У них есть роскошные апартаменты в Арканне и фамильное имение Шонтилаль, неизъяснимо прекрасное в своей меланхоличности и упадке. Лавандовые поля, небольшие холмы и долины… Просто пастораль. Тебе бы понравилось».

Я остановилась и на мгновение представила, как здорово было бы отправиться в путешествие по королевству. Мерси, казалось, проводила большую часть жизни в путешествиях с королевским двором в качестве компаньонки принцесс, но при этом у меня не возникало ощущения, что это такая тяжелая работа, как утверждала Камилла.

– «Вчера Дофина, – продолжила я, – зашла ко мне без предупреждения, и мы выпили чаю. Ей очень понравились твои картины, которые висят у меня: маленькая с рассветом над Селкирком, приливная заводь с этим очаровательным крабиком и, конечно же, мой портрет. Она много спрашивала о твоих работах и невероятно обрадовалась, что я так хорошо знакома с автором».

– Только послушайте! – сказала Ханна, проводя гребнем по моей макушке. – Вашими картинами восхищается герцогиня!

Я прикрыла глаза, на мгновение сосредоточившись на ее ласковых прикосновениях, а затем продолжила чтение:

– «За ужином я сидела рядом с герцогом – такой приятный господин в летах! – и он спросил, могу ли я передать тебе это письмо от Дофины. Видимо, они хотят обратиться к тебе с заказом, дорогая сестричка. Какая прелесть! Соглашайся, конечно, и не забудь по пути остановиться в столице. Я скучаю по тебе и мечтаю познакомить тебя с моими самыми близкими друзьями. Приезжай скорее. С любовью, Мерси».

– С заказом… – задумчиво повторила Ханна. Она отложила гребень и начала заплетать косу.

– Так странно, – пробормотала я, сгорая от любопытства.

Я еще никогда не получала писем ни от кого, кроме родственников. Еще раз ощупав пурпурную печать, я разломила ее и открыла конверт. Плотная сливочного цвета бумага, окантованная розовым золотом, выглядела намного приятнее, чем обычные письма Мерси. Письмо герцогини было написано изящным каллиграфическим почерком и – что удивило меня больше всего – чернилами цвета орхидеи.

– «Дорогая мисс Фавмант, – начала я, поднося письмо поближе. По комнате разнесся приторный цветочный аромат. Надо же, парфюмированная бумага! – Прежде всего позвольте представиться. Я леди Дофина Лоран, герцогиня Блема. Я знакома с вашей сестрой Мерси и надеюсь подружиться с вами. Во-вторых, хотела бы отметить ваш несомненный талант художника. Ваши работы великолепны в своей свежести. Мне очень понравился портрет Мерси, написанный вами, и стиль, в котором вы изобразили ее. В этом году моему сыну Александру исполняется двадцать лет, и по этому случаю мы с супругом хотели бы заказать его первый взрослый портрет. Согласно семейной традиции, мы храним портреты всех наследников дома Лоран. Думаю, вы слышали о том, что Блем славится академиями художеств и консерваториями. За последний месяц я пересмотрела столько портфолио, что у меня будто бы притупилось восприятие, и я не запомнила ни одной работы. Но именно ваш портрет почему-то запал мне в душу. Если вкратце, я хотела бы, чтобы именно вы написали портрет моего сына. Безусловно, мы оплатим ваш труд и с великим удовольствием примем вас в Шонтилаль на время работы. Прошу как можно скорее прислать ответ. До дня рождения Александра остается всего три месяца, и моему супругу было бы очень приятно увидеть завершенный портрет в этот особенный день. Искренне ваша, Дофина Лоран».

– Они хотят, чтобы вы отправились в Блем через полкоролевства, чтобы написать портрет? – переспросила Ханна, повязав косу темно-синей лентой, и легонько коснулась моей макушки в знак завершения.

В Блем через полкоролевства… Сердце забилось чаще. Первое настоящее приключение!

Я вскочила и ударилась коленом о край туалетного столика, уронив свечу. Успела поймать ее на лету, но расплескала мягкий воск по мраморной столешнице. Каждый год Аннали дарила мне на день рождения ящик таких свечей. Она делала их специально для меня, утверждая, что в детстве я очень любила этот аромат. Это было ужасное сочетание морской соли и шалфея, и, хотя теперь запах казался мне невыносимым, Камилла тщательно следила за тем, чтобы свечи использовались, ведь как можно спрятать и забыть такой особенный подарок!

– Я должна ответить сейчас же, – решительно заявила я, направившись к небольшому письменному столу у камина.

Я села за стол, достала лист бумаги и чернильницу, украшенную символом Фавмантов – серебряным осьминогом. Да уж, моя бумага, конечно, не шла ни в какое сравнение с полученными письмами. Камилла покупала ее в одном из магазинов Астреи. Зеленоватые зернистые листы с редкими вкраплениями растительных волокон изготавливались из водорослей. Они вполне подходили для моих обычных дел – писем сестрам, каляканья с близнецами или Арти, но сейчас я провела рукой по шероховатой поверхности листа и задумалась, не стоит ли поискать для ответа что-нибудь более изысканное.

– Вы уверены, что это хорошая затея? – спросила Ханна, заваривая чай. – Знаете ли, у вашей сестры, вероятно, будет свое мнение насчет этого. Насчет всего этого.

– О, не сомневаюсь, – отозвалась я и уверенно начала писать. Бумага не имеет значения. Важно содержание. – Как и всегда.

Ханна принесла чашку чая с корицей и облокотилась на спинку стула, чтобы заглянуть мне через плечо. Я не оборачивалась, но явственно ощущала ее неотрывный взгляд.

– Ну? – наконец произнесла она.

– Ну вот. – Я вывела свое имя, и перо скрипнуло от моего росчерка, словно подтверждая важность момента. – На следующей неделе мне будет восемнадцать. Я стану взрослой. Камилла больше не сможет контролировать каждый мой шаг. И если эти люди – эти любезные, уважаемые люди – хотят пригласить меня к себе, если они хотят заплатить за мою работу – я только за. В конце концов, я ведь не могу прожить всю жизнь в доме сестры.

– Это и ваш дом, – заметила Ханна. – Он был и остается вашим.

– Не совсем. По крайней мере с тех пор, как Камилла стала хозяйкой. Я даже не помню, каким он был до этого, – возразила я, хотя Ханна и так это знала.

Почти каждый вечер она рассказывала о моем детстве, о временах, которые я не помню. Мы сидели на небольшом диванчике, пили чай, и я слушала ее истории. Я была ее последней подопечной в Хаймуре: Мерси и Онор заявили, что уже слишком взрослые и не нуждаются в няне, а за Мариной, Элоди и Арти ухаживала другая няня по имени Каллабет, гораздо моложе Ханны. Как-то раз Камилла призналась мне, что не хотела, чтобы маленькие близняшки привязались к старенькой и немощной Ханне и их детские воспоминания омрачились горечью утраты. Учитывая наше детство, мне было понятно ее желание оградить детей от боли, которую пришлось пережить всем нам. К тому же я была очень рада, что теперь Ханна занималась только мной.

– Только подумай, как здорово здесь будет без меня! – сказала я, пытаясь изобразить радость.

Чем вообще она сможет занять свое время? Камилла держала ее только из благодарности за годы преданной службы. Только сейчас мне пришло в голову, что Ханне, наверное, было обидно, что я без раздумий согласилась принять заказ и даже не посоветовалась с ней.

– Ты наконец сможешь отдохнуть и начать ту вышивку, о которой говорила.

Ханна любила шить и всегда гордилась своим талантом к рукоделию, но из-за хлопот со мной у нее почти никогда не было свободного времени.

– Я быстро вернусь. Мы ведь не навсегда прощаемся.

Ханна хмыкнула и снова повернулась к сервировочной тележке.

– Наверное, нет. А теперь, когда вы закончили письмо, я могу рассказать вам историю о том, как Аннали притащила целую армию морских черепах в ванную на нижнем этаже.

– Морские черепахи? В ванной? – изумленно повторила я, направляясь к дивану следом за ней. Я знала эту историю наизусть, но каждый раз делала вид, будто слышу ее впервые. – И как же она до этого додумалась?

1.Клипер (от англ. klipper) – быстроходный трехмачтовый парусный корабль.