«На Западном фронте без перемен» kitobidan iqtiboslar, sahifa 2

не могу вернуться, я изгой; как ни прошу, как ни напрягаюсь, ничто даже не шевельнется, я безучастно и печально сижу, точно приговоренный, а прошлое отворачивается.

Он погиб в октябре 1918-го, в тот день на всем фронте было так спокойно и тихо, что военная сводка ограничилась одной фразой: «На Западном фронте без перемен». Он упал ничком и лежал на земле, будто спал. Когда его перевернули, то увидели, что мучился он скорее всего недолго; лицо хранило сосредоточенное выражение, словно он был чуть ли не доволен, что так случилось.

Предлагает превратить объявление войны в этакий народный праздник – вход по билетам, музыка, как на боях быков. А на арене министры и генералы двух странпротивников, в плавках, вооруженные дубинками, пускай дерутся между собой. Кто уцелеет, та страна и победила. Куда проще и лучше, чем здесь, где воюют друг с другом совсем не те люди

– Должно, есть люди, которым от войны польза. – Ну, я не из их числа, – ухмыляется Тьяден. – Здесь таких вообще нету. – Так кому от нее польза-то? – не унимается Тьяден. – Кайзеру ведь от нее тоже проку нет. У него все есть, чего он ни пожелай. – Ну, не скажи, – возражает Кач, – войны у него до сих пор еще не было. А каждому болееменее великому кайзеру нужна хоть одна война, иначе он не прославится. Ты загляни в свои школьные учебники. – Генералы тоже становятся

Коротышка Кропп вдруг отшвыривает сигарету, яростно затаптывает ее, с подавленно-растерянным видом озирается по сторонам, бормочет: – Окаянное дерьмо, окаянное дерьмо…

Я вижу, что народы сталкивают друг с другом и они молча, в неведении, безрассудно, покорно, безвинно убивают друг друга.

Германии никак не может обидеть гору во Франции. И река не может, и лес, и пшеничное поле. – Ты вправду осел или прикидываешься? – ворчит Кропп. – Я не об этом. Один народ наносит обиду другому. – В таком разе мне тут делать нечего, – отвечает Тьяден, – я себя обиженным не чувствую. – Вот и объясняй такому, – сердится Альберт, – от тебя, деревенщины, тут ничего не зависит. – Тогда я тем более могу двинуть домой, – упорствует Тьяден, и все смеются. – Эх, дружище, речь о народе в целом, то есть о государстве! – восклицает Мюллер. – Государство, государство… – Тьяден лукаво щелкает пальцами. – Полевая жандармерия, полиция, налоги – вот ваше государство. Коли речь

Для нас важны и справедливы только факты. А хорошие сапоги – редкость.

в тот день на всем фронте было так спокойно и тихо, что военная сводка ограничилась одной фразой: «На Западном фронте без перемен».

Мы уже не молодежь. Уже не хотим штурмовать мир. Мы беглецы. Бежим от себя. От своей жизни. Нам было восемнадцать, мы начинали любить мир и жизнь, а пришлось по ним стрелять. Первый разорвавшийся снаряд попал нам в сердце. Мы отлучены от созидания, от стремления, от движения вперед. Мы более в них не верим, мы верим в войну.