Kitobni o'qish: «Девочка и стол»

Посвящается девочке, которая всегда убегала.

Прошлое – мозаика, как разбитое зеркало. Когда ты собираешь его вместе – режешься, твое отражение меняется. И вместе с ним меняешься ты сам. Это может уничтожить тебя, свести с ума. Или освободить.

Сэм Лэйк¹

До

Дом, где всегда играла музыка

Седьмого июля в пригороде Лондона родилась девочка, которую вот-вот назовут Септима. Что на латыни значит «Седьмая». В музыкальной теории этим словом обозначают интервал шириной в семь ступеней. В математике это число называют счастливым простым числом. Не говоря уже о том, что вся музыка состоит из семи нот. Так что вы, наверно, уже догадались, кем были родители девочки – Джон и Лора Хадсоны (нет, не математиками) – и какие грандиозные надежды они на нее возлагали.

Детство Септимы было окутано семью нотами, которые разносились по всем уголкам дома пять на Мелоди-стрит, дома, где всегда играла музыка. Каждый день девочку знакомили с новыми произведениями классиков – Моцарта, Баха, Бетховена, Листа, Рахманинова… Их было много, этих композиторов, и каждый по-своему уникален. Музыка так и лилась в уши Септимы, но ее любимым произведением был знаменитый «Полет Валькирий» Рихарда Вагнера, потому что под эту музыка Джон Хадсон – ее отец, мужчина с темными густыми волосами и карими глазами, любящий наручные часы и полосатые рубашки, ныне юрист, и некогда скрипач, ведомый мечтой, – брал девочку на руки и дурачился, носясь по комнате как боевой самолет.

– Септи, у нас стратегически важное задание, от которого зависит судьба этого мира! Ты готова сокрушить империю зла? – говорил он, делая очередной заход над захваченным врагами диваном.

– Дя! – кричала улыбчивая девочка.

– О нет, мистер злой пульт от телевизора заметил нас, что же делать, Септи?!

* * *

Дом, где всегда играла музыка, был выполнен в белом цвете с темно-красной черепичной крышей и дверью в тех же тонах, на которой висела золотая нотка. В гостиной дома стоял большой белый рояль Steinway & Sons, с него-то и начнется эта длинная история, но чуть-чуть позже. Лора Хадсон – мать девочки, женщина со светлыми волосами и красивыми голубыми глазами, любящая японскую кухню, картины Да Винчи и усы Тома Селика, ныне риэлтор и некогда одаренная пианистка, ведомая мечтой, – любила играть на этом фортепиано по вечерам. Тем временем маленькая неугомонная Септима забиралась под рояль и внимательно слушала волшебные звуки инструмента, который делал этот дом сказочным королевством грез. Девочке нравилось засыпать под фортепиано, окутанной мелодиями, как теплым одеялом.

* * *

В один редкий солнечный день, когда теплый свет наполнил дом, началась история девочки, которая любила музыку. Маленькая Септима подошла к фортепиано, неумело забралась на банкетку и нажала клавишу. Воздух наполнился звуком седьмой ноты и детским смехом. Это особый вид смеха, о котором мы часто забываем. Взрослые смеются, когда кто-то шутит, дети – потому что им по-настоящему весело.

Джон и Лора были так рады увидеть свою дочь за роялем, что потеряли дар речи. Они замерли, боясь спугнуть девочку. Но Септима продолжала колотить по клавишам самым нелепым образом: кулаками, ладонями и даже пару раз локтем.

Если бы вы были рядом и по меньшей мере думали, что разбираетесь в музыке, то могли бы услышать неплохой авангардный джаз. Правда, это бы значило, что в музыке вы все-таки не разбираетесь.

Правильный вопрос

Прошел год, и легкомысленное увлечение фортепиано стало обретать форму мечты. Но постойте, чьей мечты? А это, детектив, – правильный вопрос, сказал бы Альфред Лэннинг², но в доме, где всегда играла музыка, никто его не задал. В те дни Лора и Джон погрязли в поисках лучших учителей во всем Лондоне, которые бы смогли сделать из маленькой Септимы звезду фортепиано. Родители девочки устроили кастинг, пригласив десятки, а то и сотню претендентов. Септима лишь время от времени оглядывалась на очередного Джеймса Смита и Клару Вессон, а затем вновь возвращалась к игре простых мелодий любимого «Собачьего вальса».

За всей этой суетой с выбором преподавателей фортепиано, сольфеджио и других экспертов, которые разжуют вам все непонятные музыкальные термины, никто не заметил, что что-то изменилось в доме, где всегда играла музыка. Никто кроме Септимы Хадсон. Ее родители были так сильно поглощены встречами с новыми учителями, мечтами о звездном будущем дочери и своими амбициями, что если бы космические тентакли захватили Землю, то Джон и Лора этого бы не заметили.

* * *

Минул месяц. Септима сидела за роялем в красном платье шифт – девочка очень любила красный цвет – и играла «Колыбельную» Брамса. В дом вошла незнакомая женщина.

– Септима, познакомься, это мисс Виктория Эмери, – сказал отец.

– Она будет учить тебя играть на фортепиано, – добавила мать.

Септима обернулась и увидела в дверях девушку лет двадцати пяти в черном платье а-силуэта с ярко накрашенными губами. Она выглядела строго и очень серьезно. Таких лучше не злить. Во взгляде ее карих глаз читалась надменность и высокомерие. Но едва ли маленькая Септима это понимала, впрочем, одно точно можно утверждать – девочке не понравилась Виктория. Было в ней что-то отталкивающее.

– Здравствуйте, мисс Эмери, – сказала Септима.

– Привет, малышка, ты готова стать звездой фортепиано? – Виктория оценивала взглядом свою будущую ученицу.

– Не знаю, я просто… – попыталась сказать девочка, но ее перебил отец.

– Готова-готова, она очень талантлива. Ну же, Септима, сыграй что-нибудь для мисс Эмери, покажи, чему ты научилась за год.

Джон выглядел довольно жалко в этот момент, как пес, который принес хозяину газету. Но, кажется, так было надо. Септима не понимала, зачем взрослые выслуживаются перед другими взрослыми.

Девочка в красном платье повернулась к роялю и начала нервно играть «Собачий вальс».

Септима была послушной дочерью и знала, что если родители просят ее что-то сделать, то это не должно причинить ей вред. Но правда была иной.

Девочка впервые выступала перед незнакомым человеком, она волновалась и боялась ошибиться, поэтому ее движения были скованными, а вальс превращался в густую кашу, оставленную на плите на трое суток.

Лицо Виктории Эмери скривилось от услышанного. Казалось, она сейчас засмеется и уйдет.

– Это никуда не годится, – сказала девушка.

– Девочка просто волнуется, она может и лучше, – возразила Лора.

– Поверьте, она талантлива, – добавил Джон.

Родители Септимы умели заканчивать мысли друг друга. Это было хорошо и плохо. Что же до девочки, то в этот момент в ее груди вспыхнул огонек боли. Она готова была заплакать, ведь никто и никогда не критиковал ее игру. Но не заплакала. Септима была терпеливой девочкой.

– Конечно же я слышу, что девочка не бездарна, иначе я бы не стала тратить свое время, но для того чтобы стать кем-то, ей придется очень много работать. Очевидно, сейчас Септима воспринимает фортепиано как игрушку, ей следует быть серьезнее.

– Но она ведь ребенок, – возразил Джон.

– Эдвард Стронг.

– Простите, что?

– Мальчик-гений, выиграл конкурс пианистов имени Шопена в пять лет. Так что если вы хотите светлого будущего для Септимы, то не мешайте мне работать. Я сделаю из нее лучшую пианистку в мире.

Вот так и началось время, когда игры закончились.

Всегда есть «однако» или «но»

Виктория Эмери была красивой девушкой, любящей черные платья, и выдающейся пианисткой, отдавшей всю свою жизнь академической музыке. В Лувре не хватило бы места, чтобы вместить все ее награды. Однако. Всегда есть «однако» или «но», которое объясняет, почему выдающаяся пианистка занимается преподаванием, а не играет на сцене для аристократов, купаясь в аплодисментах и любви высшего общества. Однако, на пике карьеры Виктории поставили неутешительный диагноз – хронический артрит. Это был конец ее фортепианной истории.

* * *

Когда наши мечты сгорают, превращаясь в пепел, мы не оставляем надежду исполнить их через других людей – своих учеников, своих детей.

Ре

Маленькая выскочка

Под строгим присмотром Виктории Эмери к семи годам маленькая Септима научилась играть сложные произведения Рахманинова, Листа и других великих пианистов. Стало очевидно, что для дальнейшего роста девочке необходимо участвовать в музыкальных соревнованиях.

Конкурсы пианистов среди детей и взрослых проводятся по всему миру. Они выявляют наиболее одаренных и перспективных исполнителей. Математика мероприятий довольно проста: если ты хочешь добиться успеха, то тебе необходимо побеждать и хвататься за каждую возможность. Удачная серия позволяет музыканту двигаться вверх – участвовать в более престижных академических конкурсах и получить возможность выступить на сцене со знаменитым оркестром перед высшим обществом. Самые успешные исполнители становятся частью такого оркестра. Сперва привлекаются эпизодически, а в дальнейшем вытесняют кого-то из состава.

Родители Септимы мечтали о мировых гастролях с Королевским филармоническим оркестром, который еще называют Государственным оркестром Великобритании. Джон и Лора всегда повторяли: «Септима – ты особенная, тебя ждет блестящее будущее», и делали все, чтобы девочка добилась успеха в жизни, забывая о главном.

Говорят, что успех имеет две стороны – светлую и темную. Но скажите об этом тем, кто его добился, и они ответят, что нет никаких сторон. Ведь картина выглядит яснее, когда ты видишь в ней себя.

* * *

В конце весны 2015 года Виктория Эмери подала заявку на участие Септимы в нескольких местных соревнованиях среди пианистов для детей до восемнадцати лет. Девочка должна была набраться опыта, уверенности, почувствовать дух соревнований и победить как минимум в пяти таких мероприятиях, чтобы получить возможность выступить в престижном Шотландском международном конкурсе. Все мероприятия такого формата проводятся как для детей, так и для взрослых. Юношеские соревнования проходят в упрощенной форме в силу большого числа заявок. В некоторых случаях организаторы делают исключения, допуская несовершеннолетних до конкурсов для взрослых. Так было с Викторией Эмери, которая уже в четырнадцать лет значительно опережала всех своих соперников.

Первый конкурс пианистов, где принимала участие Септима Хадсон, проводился в самой обычной школе в центре Лондона. Это должно было стать важным событием для девочки, но не стало. Септима не хотела ни с кем соревноваться, ей просто нравилось играть музыку и видеть как улыбаются родители. Но поскольку мама с папой сказали, что выступать на конкурсах очень-очень важно, то девочке ничего не оставалось.

Дети такие доверчивые.

В школе царила атмосфера страха, волнения, зависти и презрения. Септиме не понравилось то, что она увидела: суматоха, крики, детский плач. Это было плохое место. Девочка обернулась, оценила взглядом происходящее и подумала: «Если я хорошо сыграю, то может быть все будут улыбаться, как мама и папа?». Но никто не улыбнулся, когда прозвучала последняя нота девятого «Ноктюрна» Шопена в исполнении Септимы Хадсон – девочки в красном платье. Зал лицемерно аплодировал.

Септима отошла от рояля и поклонилась зрителям. Этот ритуал она будет повторять еще много раз, но лишь в будущем он будет что-то значить. Когда аплодисменты стихли, девочка услышала перешептывание людей:

– Маленькая выскочка, – сказала полная дама с гнездом на голове.

– Вы видели ее платье? – возмутилась ее соседка.

– Надела красное, чтобы хоть как-то выделиться, раз уж игрой не получается, – с умным видом сказал муж соседки полной дамы.

– Безобразно исполнила Шопена, – продолжила полная дама.

– Я слышал у нее богатые родители.

– Думаешь, подкупили судей?

– Не исключено, ведь другие были не хуже.

Вот только были. Даже стакан виски не действует так губительно на рассудок, как человеческая зависть.

Девочка поспешила уйти со сцены.

* * *

Родители были в восторге от выступления Септимы, а вот Виктория по-снобски заметила:

– Тебе не хватает чувства, эмоций в игре. Твое исполнение звучало топорно. Хорошо, что все остальные участники были гораздо хуже, некоторые даже играли не те ноты, полная деквалификация, – мисс Эмери строго посмотрела на девочку – У тебя талант, малышка, но талант нужно развивать, и если сейчас ты остановишься, то можешь забыть о Королевском филармоническом оркестре.

– Но Септима старалась, – возразил Джон.

– Этого мало, мистер Хадсон. Следующий конкурс не будет таким простым.

– Следующий? Но мы еще не победили в этом, – сказала Лора.

Виктория бросила надменный взгляд на мать Септимы и сказала:

– Мы безоговорочно победили, просто не все еще об этом знают. Есть мечтатели, которые иррационально верят в своих детей, но даже до них скоро дойдет, что Септима выше всех участников на две головы. Ждать объявления результатов – пустая трата времени. Пора готовиться к следующему конкурсу. Уходим.

И действительно, спустя пару дней на почту Хадсонов пришло письмо, в котором говорилось о победе Септимы. Ей стоило бы радоваться, но..

Талант – жестокая вещь, а его развитие – это путь одиночества.

* * *

В отличие от сверстников, которые беззаботно играли на улице в мяч, мир маленькой Септимы вертелся только вокруг белого фортепиано в доме, где всегда играла музыка. Рояль был для нее как большой белый кит для капитана Ахава, с той лишь разницей, что герой «Моби Дика» сам выбрал свою судьбу, а Септиму заставили выбрать.

Трудно быть ребенком, когда тебе не с кем поиграть, когда тебя окружают только взрослые, а все сверстники словно бы стоят где-то за пределами купола, которым накрыта твоя жизнь. С этим можно попытаться бороться, но проблема в том, что ключей от выхода у тебя нет. В жизни Септимы так было не всегда. Она помнила, что в прошлом родители любили ходить с ней гулять. Мелоди-стрит была прекрасной улицей с доброжелательными людьми, своими традициями и парком через дорогу, где можно было покормить уточек, которые мило кружили по пруду и крякали. Септима любила уточек. Может быть, время и искажает воспоминания, но девочка была уверена, что ее знакомили с соседскими детьми, что она играла с ними и общалась. Одного из них, кажется, Роджер звали или Тед? Но появилась «мечта» и все изменилось.

Иногда во время занятий Септима бросала взгляд в окно на дом четыре, и видела простых детей, у которых не было больших амбиций, но все они мечтали кем-то стать – космонавтами, футболистами, врачами, актерами и даже клоунами в цирке. Девочка так увлеченно смотрела на них, что забывала играть на фортепиано. А когда рояль не звучал – приходили родители или мисс Эмери и читали лекцию:

– Не смотри на них, – говорил кто-то из одержимых «мечтой», скорее всего мисс Эмери, это было в ее стиле. – Эти дети прожигают свое время и ничего не добьются в жизни. Максимум, что им светит – второсортная работа и кредитное рабство. Ты не такая как они, у тебя есть талант, Септима.

Девочка это усвоила, но не могла понять почему детям за окном весело, а ей – нет.

* * *

До появления Виктории Эмери мир Септимы Хадсон казался волшебным королевством – Септилэндом, где она была маленькой принцессой. Прекрасное время. Тогда родители девочки улыбались всякий раз, когда она подходила к фортепиано, радовались ее первым шагам и маленьким успехам в музыке. Но воздушные замки рушатся, пока на них не смотрят.

Почему люди верят?

Успех не заставил себя долго ждать. Как бы ни была холодна Виктория Эмери, сколько бы ни было в ней надменности и презрения ко всем окружающим, но свое дело она знала. Настоящий профессионал. Не стоит удивляться, что в течение двух лет Виктория с легкостью привела Септиму к серии побед на городских конкурсах. Девочка повторяла путь мисс Эмери, сама того не зная. Дальше было сложнее.

* * *

Шотландский международный конкурс пианистов проводится в Глазго с 1986 года. Он был организован в память о Фредерике Ламонде. Является довольно престижным мероприятием среди академического сообщества. С него начинали многие выдающиеся пианисты современности. Победа на этом конкурсе – хороший карьерный старт.

Королевская Консерватория Шотландии, где проходило соревнование, выглядела величественно по сравнению со всеми другими местами, где Септиме приходилось выступать. Совсем иной уровень организации. Это было первое серьезное испытание на пути девочки.

Когда Септима переступила порог музыкального учреждения, ничего не случилось, никакой магии, фанфар, даже хлопушка не хлопнула, хотя родители уверяли, что это здание – символ музыки, и здесь исполняются мечты. Но девочка увидела просто много серьезных лиц под бетонной крышей. Создавалось ощущение, что музыка для них – это вопрос жизни и смерти.

Родители и мисс Эмери шли рядом с Септимой и говорили о чем-то своем – наверно о «мечте», о чем им еще говорить? Девочка их не слушала. Ей не нравилось здесь, но после случая на втором городском конкурсе она перестала высказывать недовольства. Септима просто делала то, что скажут папа и мама, по крайней мере это делало их счастливее на какое-то время, а когда они были счастливы, то и Септима чувствовала себя лучше.

* * *

– Мама, мне здесь не нравится, – так девочка в красном платье обозначила протест два года назад.

– Септима, дорогая, есть вещи поважнее, чем нравится и не нравится, – говорила ее мать. – Иногда нужно делать то, что тебе неприятно, ради высокой цели. Ты ведь всегда мечтала играть с Королевским оркестром…

Опять эта фраза, ну почему все вокруг думают, что я хочу играть с этим оркестром? – подумала Септима.

– …А для этого тебе придется потерпеть. Я обещаю, потом все изменится. И ты скажешь нам с папой и мисс Эмери «спасибо», – продолжила наставлять девочку Лора Хадсон.

Септима поняла, что спорить с матерью просто бесполезно, и лучше делать все так, как она скажет.

* * *

На конкурсе в Шотландии девочка в красном платье должна была играть Баха. Что за произведение? Если вы спросите виновницу торжества, то она вам не ответит, потому что иной раз сама забывала все эти скучные названия, оканчивающиеся на «Си минор» или «Ля мажор». От Септимы требовалось просто стучать по клавишам определенным образом. Мисс Эмери говорила, что акцентирование придает эмоциональный оттенок произведению, а музыкальные формы и техники воссоздают чувства и переживания авторов. Это все звучало так странно.

Но если я не чувствую печали или радости, играя эти произведения, почему люди все равно верят? Только потому, что я в нужное время с нужным акцентом давлю на клавишу? – мысленно возмущалась Септима.

Но сказать такое Мисс Эмери означало подписать свой собственный смертный приговор. У них с Септимой были натянутые отношения, хотя нет, просто плохие, но родители девочки одобряли методы Виктории, потому что они давали результат. А результат слишком часто затмевает разум.

Когда Септима допускала ошибки в исполнении, мисс Эмери говорила: «Я не буду бить тебя по рукам линейкой, мы же не пещерные люди, ты просто будешь играть этот отрывок до тех пор, пока я не скажу „нормально“». А девочка наивно думала: «Вот уж испугала, мисс Злюка».

Однако добиться от мисс Эмери слова «нормально» было так же трудно, как покорить Эверест без снаряжения. Иногда Септима играла до самой ночи, чтобы удовлетворить чувство прекрасного своей учительницы. Это было пыткой. Надо ли говорить, что девочка постепенно отстранялась от рояля и теряла всякое желание играть музыку.

Жизнь Септимы Хадсон катилась в темную пропасть. Спасало одно – родители девочки все еще улыбались ее победам, словно теплое прошлое возвращалось на миг.

* * *

Септима и мисс Эмери стояли за кулисами, ожидая своей очереди. На сцене выступал мальчик, кажется, его звали Питер Олсгуд или Освальд. Это было не важно, потому что мир Септимы вертелся только вокруг большого белого рояля, иногда черного. Академическое сообщество признавало только два цвета. Речи о том, чтобы заговорить с этим мальчиком, не было, хотя он тоже выглядел марионеткой, которая должна была показывать в музыке чужие эмоции. Джон и Лора решили, что девочке лучше не общаться с конкурентами, потому что: «Мало ли что у них на уме? А еще хуже, что на уме у их родителей? Для некоторых все средства хороши, лишь бы устранить препятствие!».

Препятствие? Значит, вот кто мы для вас, мам, всего лишь маленькие препятствия? – думала Септима.

Девочке не нравилось то, во что превращались ее родители. Они становились бездушными монстрами, как мисс Эмери. Но Септима верила, что своей игрой и любовью к музыке сможет сделать их прежними.

Зал консерватории был полон, слушатели в красивых костюмах, под стать помпезности конкурса, расселись по своим местам. От мероприятия веяло высоким статусом. Все были такими серьезными и важными. Знали, когда можно и нужно хлопать, а когда – нет. Септима даже подумала, что это единственное различие между выступлениями в школах и консерваториях.

Костюмы у вас краше, хлопаете вовремя, но слушаете все так же.

Для девочки по большей части ничего не изменилось. Ее задача – выйти на сцену, сыграть произведение, которое она разучивала последние полгода по двенадцать часов в день, поклониться и, возможно, забрать почетную грамоту победителя или что там выдают? Виктория Эмери всегда выкидывала награды Септимы, аргументируя это тем, что обозначать ее успех она будет сама.

– Твоя очередь, малышка, – сказала мисс Эмери. – И помни, играй строго по нотам, учитывай все авторские замечания.

– Ладно, – сухо ответила девочка.

Септима не волновалась, просто вышла из-за кулис, бросила взгляд в зал, и поторопилась к роялю. Ей были абсолютно безразличны победа, зрители и конкуренты.

Какая неожиданность! Он опять черный! – подумала Септима. Без разницы, я просто сыграю так, чтобы мама с папой стали такими как прежде, и заставлю их улыбаться. Если для этого надо победить, то я это сделаю, так или иначе.

Маленькие пальчики опустились на клавиатуру рояля. Заиграла музыка. Музыка, которую хотели услышать в консерватории. Музыка, сыгранная для судей строго по нотам. Музыка, что исполняют победители. Это был Бах, может быть какой-то фрагмент из его сюиты, а может быть нет. Спросите у тех, кто был в зале в тот день, у тех, кто разбирается в академической музыке. В действительности имело значение только то, ради чего девочка в красном платье играла изо всех сил. Первый раз в своей жизни она захотела изменить что-то музыкой. Септима выкладывалась как никогда, словно от этого зависела чья-то жизнь. Со стороны казалось, что девочка прониклась произведением, что она чувствует все то, что переживал автор. Это была такая красивая ложь, в которую поверили все. И только Септима знала, что за краской, эмоциями и чувствами лежит хладнокровное исполнение по нотам. Она была спокойна как робот. Виктория Эмери не говорила этого Септиме, потому что, возможно, сама не знала, но главное на детском академическом конкурсе – умело обмануть зрителей и судей.

Однажды и андроиды вас одурачат, – подумала Септима, громко исполнив финальный аккорд.

Звук разнесся по залу и наступила гробовая тишина.

Три, два, один…давайте аплодируйте уже, и я пойду к родителям.

Концертный зал просто взорвался от оглушительных оваций и пустился в бесконечные аплодисменты. Казалось, на горизонте загорелась новая звезда. Пресса так и написала.

Септима наигранно улыбнулась, поклонилась зрителям и покинула сцену. Это была победа. Так уверенно девочка не выигрывала никогда, даже в день своего дебюта. Первое место ничего не значило для нее, Септима просто хотела заставить родителей улыбаться. Но улыбок она так и не увидела.