Запечатанное письмо

Девочки послушно засмеялись:

– Мама такая глупышка!

Она чувствует леденящую ненависть.

– Что ж, видимо, эта тема слишком болезненна для тебя… учитывая твое положение.

Он удивленно вздернул кустистые угольно-черные брови.

– Мое…

– Я имею в виду отсутствие в настоящее время какой-либо должности.

– Мое командование считает, что после семи лет непрерывной службы я имею право на восстановительный отдых, – заявил он, и на его шее задергался мускул.

– Нет-нет, прекратим этот разговор. Я почитаю газету, а вы с девочками развлекайтесь, поупражняйтесь на ковре в падании в обморок.

Нелл и Нэн смеются, но в глазах их мелькает испуг.

Она протягивает руку к «Телеграф».

– Но я еще не закончил, – возразил Гарри, беря газету и разворачивая ее. – Девочки, здесь есть интересная для вас заметка. Вы знали, что на Бейсуотер стоит дом с фальшивым фасадом, то есть у него имеется только одна стена, выходящая на улицу. Она специально возведена для того, чтобы скрыть железнодорожный туннель.

– А зачем его скрывать? – спросила Нелл.

– Так улица выглядит более аккуратной и красивой. А иначе перед пешеходами вдруг будет возникать поезд, который проносится мимо и скрывается в туннеле у них под ногами.

– Вот было бы здорово!

– А у тети Фидо был приступ астмы, когда она оказалась в подземке, правда, мама?

Хелен поражена тем, что Нелл это запомнила.

– Да, после того, как мы с ней неожиданно наткнулись друг на друга на улице.

– Не понимаю, почему вам вздумалось ехать в подземке, когда ты можешь позволить себе нанять кеб, – недовольно заметил ее муж.

– Видимо, я неправильно тебя поняла, – тихо сказала Хелен. – В последний раз, когда я попросила тебя завести экипаж, ты поднял такой шум, будто мы стоим на грани разорения. – Увидев испуганные глаза девочек, она быстро успокоила их: – Мама шутит, дорогие.

– У взрослых шутки совсем не смешные, – заметила Нелл.

– Ты права, – сердито поддержал ее Гарри.

– На прошлой неделе Фидо показала мне свою знаменитую типографию, – осторожно произнесла Хелен, пробуя почву.

Муж презрительно фыркнул:

– Вот уж не подумал бы, что тебя может интересовать промышленное предприятие.

– Ну, как-то нужно занять день. До января в городе царит смертельная скука.

Ледяное молчание с Тэвитон-стрит означает, что Хелен перешла некую черту. Хотя Фидо проявила горячее желание помочь подруге предотвратить роман с красивым полковником, оказывается, состоявшийся роман вызывает у нее абсолютно иное отношение. «Ханжа!» – мысленно заклеймила ее Хелен. В представлении обделенных женским счастьем старых дев секс выглядит страшным грехом. Неужели эти несколько мгновений тайного наслаждения на чужом диване определяют разницу между добродетелью и грехопадением?

– Ты всегда можешь провести время с дочерьми, помочь им совершенствоваться во французском и в игре на фортепьяно, – скрестив длинные ноги, заметил Гарри.

– Разве не за это мы платим миссис Лаулес?

Он невозмутимо уточнил:

– Я действительно плачу ей за это, но долг матери – подготовить их к будущей роли в жизни.

– Между прочим, именно это я и делаю, – возразила Хелен. – Я беру их с собой выбирать обои, позволяю им сидеть в кебе, когда выезжаю с визитами…

– Я говорил о домашних обязанностях.

– О каких? Учить их варить баранью ногу?

– Ты опять говоришь глупости. Я имею в виду следить за хозяйством.

– Миссис Николс и ее помощницы прекрасно справляются с приготовлением блюд, и им будет неприятно, если мы втроем будем болтаться в кухне и следить за ними.

– Я веду к тому, что с нравственной точки зрения материнское воспитание ничто не может заменить.

– Если ты намерен читать мне нотации, я настаиваю, чтобы ты дал мне газету… – Она протянула к ней руку.

– Не надо читать, мамочка! – Нэн повисла у нее на руке. – Расскажи нам, чем знаменита эта типография тети Фидо.

Такие маленькие, а уже обладают женским умением перевести разговор в другое, более мирное русло.

– Тем, что у нее в типографии работают женщины и девушки.

«А если Фидо ничего не ответит ни сегодня, ни на следующей неделе?» Похороненная дружба, которую Хелен с таким трудом извлекла из забытья и оживила, снова угрожает выскользнуть у нее из рук.

Гарри усмехнулся:

– Работающая женщина из буржуазии – такое же новомодное изобретение, как стереоскоп. Все эти наборщицы, медсестры, телеграфистки и библиотекарши скоро исчезнут, как птицы зимой.

– В следующую нашу встречу я постараюсь не забыть и передать ей твое ободрение.

«Нет, я не допущу, чтобы она меня бросила! – с внезапным приступом гнева подумала Хелен. – Я все улажу, заставлю ее вспомнить, как она меня любит».

– Кстати, про стереоскоп, папа, нам надоели одни и те же картинки, они у нас уже давно, – пожаловалась Нелл.

– Ну да, целый месяц, – усмехнулась Хелен.

– В магазине продаются наборы фотографий Японии на папиросной бумаге. Это очень познавательно, – добавила Нэн.

– Что ж, покажите мне каталог, – предложил отец.

– Ты им потакаешь, – тихо упрекнула его Хелен.

– Мама, можно в следующий раз мы посмотрим типографию тети Фидо?

– Нельзя! – одновременно ответили родители.

– Вы можете попасть в печатную машину и выйти оттуда плоскими, как бумага, – заявил Гарри.

Нэн живо изобразила это, и сестры восторженно расхохотались.

* * *

Хелен встретилась с любовником в зоосаде, в северной части Риджентс-парка.

– Должен признать, мы были с тобой весьма неосторожны на Тэвитон-стрит. А твоя мегера мне понравилась.

Хелен с возмущенным возгласом ткнула ему в бок, и он удержал ее руку.

– Извини! Я хотел сказать, твоя энергичная подруга. Выглядит она, правда, простоватой, но, несмотря на радикальные взгляды, похоже, сердце у нее доброе. Вот только интересно, будет ли она нам помогать, если наше свидание вызвало у нее такое праведное негодование?

– Предоставь это мне, – уверенно успокоила его Хелен.

– А ты говорила, она все понимает, – упрекнул он ее.

– Да, во всяком случае, как никто. – Да и на кого еще могла Хелен положиться в этом городе, где на каждом шагу можно встретить знакомых!

– Но я все равно не понимаю, зачем ты сказала ей, что собираешься дать мне отставку…

– Что вы, мужчины, понимаете в женской дружбе! К тому же не забывай, что она дочь викария, так что ей нужно время, чтобы как-то привыкнуть к этой ситуации. Я уверена, что скоро уговорю ее передавать наши письма и даже позволить нам снова встретиться у нее…

– Как раз времени у нас очень мало, – проворчал Андерсон.

Хелен не в силах спросить, известна ли ему уже дата его вызова. Не утратит ли он любовь к ней, оказавшись вдали? Ведь в Валлетте найдутся и другие смелые и неудовлетворенные женщины. Ветер со стороны Карнивор-Террас нес удушливый запах гниющей соломы, и она поспешно опустила вуаль.

– Ты сегодня мрачный, как медведь. – Она стиснула его пальцы рукой, затянутой в перчатку.

– В самом деле? – спросил Андерсон. – Признаться, мне чертовски надоело по три раза в день таскаться на почту. Никогда не знаешь, когда увидишь свою innamorata^[43], а сам не смеешь написать ей, чтобы письмо не попало в руки ее мужу…

Скрывая раздражение, она ласково улыбается.

– Но мы же встретились. – Они медленно идут дальше. – Помнишь, что ты прошептал мне на ухо на пристани?

Судя по выражению его лица, он этого явно не помнит.

– Когда я собиралась подняться на корабль в Валлетте, – нежно напомнила она. – Ты сказал, что, пока не увидишь меня в Лондоне, весь день и всю ночь будешь хранить мой образ в мыслях, как драгоценность.

Он весело усмехнулся:

– Но теперь, когда я здесь, одних мыслей недостаточно; мне нужно чувствовать тебя в моих объятиях.

Она хотела резко напомнить, что всего четыре дня назад он не только обнимал ее, но вместо этого со вздохом воскликнула:

– О, ради целительного воздуха нашего дорогого острова!

На сердце у нее было неспокойно. Она понимала, что его привязанность к ней держится на тоненькой ниточке. На Мальте в обществе военных допускалась некоторая свобода поведения. Гарри практически жил в штабе; если и ходили какие-то слухи о его хорошенькой жене и ее постоянном спутнике, то без сурового осуждения, это ей известно наверняка. Но в Англии у Гарри много свободного времени, он вечно торчит дома и, кажется, просто не знает, чем себя занять, что ее крайне нервирует. Он досаждает ей своими дурацкими советами: чего стоит хотя бы его требование, чтобы она приучала девочек следить за слугами! Увы, здесь, в родной стране, Хелен не чувствует себя спокойно и в безопасности.

Сложив руки на груди, Андерсон посмотрел на лениво развалившихся львов.

– В столь тесных клетках эти несчастные хищники способны выжить не больше года или двух, но, когда территорию зоосада увеличат, думаю, у них появится больше интереса к жизни.

– В твоих словах мне чудится какой-то скрытый намек.

– Что ж, ты права: свобода преображает жизнь.

Он порывисто поднес ее руку к своим пылающим губам.

Хелен отдернула ее:

– Не смей!

– Боишься, что в этой толпе нас может кто-нибудь увидеть?

– Иногда гувернантка приводит сюда дочерей погулять.

– Твоя материнская любовь просто поражает, – с еле заметной иронией сказал Андерсон. – Она вспыхивает весьма неожиданно и моментально гаснет, как комета в небе.

Хелен бросила на него негодующий взгляд:

– Мои дочери для меня все!

– Извини. Ты сама заставила меня забыть о приличиях. – Морщась от неприятного запаха, идущего от клеток, он закурил душистую сигарету.

Крымская кампания оставила свой отпечаток на английских джентльменах, с сожалением подумала Хелен; уезжали гладко выбритыми, а вернулись с этими противными бородами и пропахшие табаком.

– Порой родителям приходится лгать детям, – заметила она. – Я хочу сказать, защищать своих дочерей от правды, пока они не выйдут замуж и сами все не поймут.

– Твоим дочуркам явно повезло, – усмехнулся Андерсон. – Хочешь посмотреть на гремучую змею?

Когда она последний раз приводила сюда девочек, огромный боа на их глазах заглотал утку, и Нелл целую неделю снились кошмары.

– Полагаю, ты просто хочешь завести меня в темное место, – с принужденной улыбкой шутит она.

– Ты устроила мне жестокую пытку, приведя туда, где все эти твари милуются и совокупляются, тогда как мне даже украдкой нельзя тебя поцеловать!

На этот раз у Хелен вырвался искренний смех.

Он же тяжело вздохнул:

– Если бы до моего отъезда в Шотландию нам удалось хотя бы час провести где-нибудь спокойно…

– Лично мне и здесь спокойно, – заверила она, хотя на самом деле с трудом сдерживала раздражение. Он снова едет в Шотландию на столетнюю годовщину своей бабки, когда мог бы остаться в Лондоне!

– Ты ведьма! Представляю, как ты посещаешь приговоренных, мучишь их и уходишь, оставляя аромат своих духов в спертом воздухе камеры…

Она улыбнулась, разглядывая спящую в клетке большую черную пантеру.

– Может, найти двуколку и покататься по парку? – предложил Андерсон.

– Лондонские извозчики известные сплетники.

– С какой тоской я вспоминаю адмиральскую гондолу! Эти лунные ночи, тихий шепот волн…

– Ты невыносим! – с милой улыбкой упрекнула его она.

– Моя квартирная хозяйка ужасно любопытна и назойлива, – осторожно заговорил Андерсон, – но я знаю один очень приятный и тихий отель…

Хелен устремила на него холодный взгляд.

– В этом есть нечто гадкое.

– Прошу тебя, не сердись!

Андерсон выглядел таким сокрушенным, что она подняла голову и прошептала ему на ухо:

– Терпение! Ты знаешь, я с радостью отдала бы за тебя жизнь!

– Дорогая моя, храбрая девочка! – хрипло простонал он. – Прекрасная Елена, чья красота способна разметать сотни кораблей и…

Она отстранилась, не дав ему поцеловать себя.

– Когда ты должен ехать? – вырвался у нее вопрос, о чем она сразу пожалела.

Лицо его сразу утратило восторженное выражение.

– Приказ от начальства должен поступить со дня на день.

– Но ты всегда можешь попросить, чтобы тебя направили в полк, который располагается в Англии, не так ли? – Не стоило ей заводить этот разговор; она ступает на зыбкую почву. – Я слышала, офицеры часто так делают, если их полки отправляют служить в Канаду или в Вест-Индию…

– Как ты понимаешь, я предпочитаю Мальту.

Она отвернулась, пряча заблестевшие от слез глаза.

– А еще офицеры частенько продают свой патент, – заметил он. – Ты этого хочешь?

– Нет, конечно, – проглотив комок в горле, ответила она. – Мне бы не хватало твоего блестящего алого мундира.

Андерсон выдавил смешок. Помедлив, он щелкнул крышкой карманных часов.

– Сейчас будут кормить орлов, хочешь посмотреть?

– Нет, я собираюсь вернуться домой, – возразила в отместку ему Хелен.

В записке, которую Хелен отправила на следующее утро, она уже не делала вид, что ничего не произошло. В конце концов, ее давняя подруга – со своими радикальными взглядами и независимым образом жизни – не такая, как другие женщины. Испытанная тактика в виде лести, иносказаний и уловок здесь не поможет. Хелен решила покаяться Фидо.

«Кроме тебя, у меня нет ни одного друга на свете, – вдохновенно импровизировала она, – и я с волнением и страхом прошу тебя выслушать всю историю из моих уст, прежде чем ты вынесешь окончательное суждение. Ведь совсем недавно ты говорила мне, что родственные души должны поддерживать друг друга в любых испытаниях!»

* * *

Час за часом ждет она ответа. Время визитов подходит к концу. Гарри, который провел день в Дептфорде, любуясь каким-то новым бронированным шлюпом или шхуной (Хелен отказывается понимать эти различия), вошел в гостиную и уселся за чай. Он просматривал доклад о реформе во флоте; Хелен читала последний выпуск «Нашего общего друга»^[44], но путалась в героях. Такое впечатление, что каждый из них находится в отдельной ячейке пчелиных сот: их разделяет стена отчуждения.

Наконец звонок в дверь! В гостиную заглянула горничная и сообщила о приходе мисс Фейтфул, и у Хелен возникло чувство, будто гора свалилась с плеч.

– Проводите ее сюда, – невозмутимо распорядился Гарри.

Он протянул свою чашку; Хелен поняла, что он хочет, чтобы ему налили еще чаю. Почему он не уходит?

Вошла усталая Фидо. У Хелен прервалось дыхание. Она мимикой выразила ей сожаление: «Если бы мы были одни!» – но Фидо ответила ей чужим, равнодушным взглядом.

Гарри встал во весь свой громадный рост и приветствовал гостью. Глядя на него рядом с невысокой Фидо, Хелен нашла в его росте нечто дикое, первобытное. Нет, это не благородный норманн, а потомок более древней расы: он происходит от жестоких гуннов, в его руках уместно выглядел бы окровавленный топор.

Все сели и начали передавать друг другу тарелку с бутербродами. Гарри принялся расспрашивать об одном из братьев Фидо, который недавно получил звание капитана. Вскоре они перешли к ее любимой теме – борьбе за права женщин.

– Видите ли, адмирал, уже половина британских женщин вынуждена работать, чтобы прокормить семью, – объясняла Фидо. – И в основном они занимаются изнурительным и отупляющим трудом в угольных шахтах или изготовляют цепи.

– Ну, жены и дочери бедняков – это дело другое, – возразил Гарри. – Но когда речь идет о женщинах среднего или высшего общества…

Она прерывает его:

– У нас на бирже я постоянно вижу несчастных жен и даже дочерей джентльменов, разорившихся, когда стоимость акций, в которые они вложили свое состояние, резко пошла вниз. Некоторые джентльмены по другим причинам не в силах обеспечить семью.

– Ты имеешь в виду девочек, как Нелл и Нэн? – спросила Хелен и, видя, как ее муж гордо распрямляет плечи, едва удержалась от смеха.

– Конечно, ваши дочери получают хорошее воспитание и образование… Но в какой области они смогут зарабатывать средства, если, не дай бог, для них настанет черный день? Я считаю, что не отсутствие природных способностей, а наши предрассудки и законы лишают их возможности работать в магазинах, в конторах, управлять школой, институтом или поместьем…

Гарри надменно фыркнул:

– Не думаю, что мне будет трудно подыскать мужей для моих дочерей.

«Для моих дочерей! – возмущенно подумала Хелен. – Будто они появились из его бедра!»

– Кстати, сорок три процента англичанок в возрасте двадцати лет – незамужние, – сообщила Фидо.

Цифра вызвала у него изумление.

– Фидо, ты у нас буквально ходячий справочник! – пробормотала Хелен.

– А! – воскликнул Гарри, подняв длинный палец. – Но если вы и ваши друзья утописты собираетесь обучать девушек из родовитых семей, чтобы они стали независимыми от нашего пола, – если вам удастся убедить их в том, что одинокая жизнь – широкая дорога, а замужество только торная тропа, – так зачем им вообще выходить замуж?

Подумав, Фидо ответила:

– Для большинства женщин, адмирал, супружество является особым и достойным уважения призванием, но, поскольку у меня отсутствует личный опыт, я вряд ли могу судить о его привлекательности.

Гарри наградил ее долгим взглядом, затем разразился хохотом.

Хелен уже забыла, как они нравились друг другу в прежние годы. «Он всегда больше уважал ее мнение, чем мое», – с легкой ревностью подумала она.

– Приятно было снова повидать вас, мисс Фейтфул, после стольких лет. А сейчас, к сожалению, мне нужно написать несколько писем, – сказал он, вставая.

Как только он вышел, в комнате повисла гнетущая тишина. Хелен заставила себя отставить чашку и приступить к разговору:

– В тот день, дорогая моя, у тебя в доме, в момент слабости, за что я себя жестоко корю…

– Этот момент был довольно долгим.

У Хелен загорелось лицо; она уже не могла вести разговор так, как намеревалась.

– Твоя совесть – это твое дело, – с трудом произнесла Фидо. – Но я ожидала от тебя более приличного и достойного поведения.

Вот как? Значит, она воспринимает ту сцену как преступление против английского этикета? Затем Хелен более внимательно всмотрелась в Фидо – взгляд в сторону, строго сжатые губы – и поняла! «Она оскорблена, потому что я не сказала ей об этом заранее, она не может вынести мысли, что это произошло на ее диване!» Хелен импульсивно упала на колени.

– Что ты делаешь?! – гневно воскликнула Фидо.

В голове Хелен мелькнуло сомнение в правильности своего поведения, но она решила, что лучше перестараться.

– Прошу тебя, умоляю простить меня, – едва слышно сказала она и, как провинившаяся собака, положила голову на колени Фидо. – Ты имеешь полное право бросить в меня камень. Но позволь мне только сказать, что это не было… заранее запланировано… Все произошло так внезапно, так неожиданно…

Молчание, затем вопрос:

– Правда?

«Ага! – торжествует Хелен. – Она готова меня простить! Все это время она мечтала вернуть меня!» Она слегка отпрянула и потерла кулачками сухие глаза.

– Встань, малышка моя. Сядь подле меня. В некотором смысле я сама виновата, – сказала Фидо, уткнувшись в носовой платок.

Хелен удивилась: что она хочет этим сказать?

– Ведь это я подтолкнула тебя к резкому разрыву, – шепотом произнесла Фидо. – Наверное, я была слишком наивной; наверное, из-за незнания противоположного пола я не понимаю всей опасности общения с мужчинами. Когда закаленный в битвах ветеран видит, как то, к чему он стремится, вот-вот ускользнет от него…

«Она думает, во всем виноват Андерсон. Господи, в таких вещах она доверчива, как ребенок!» – изумилась про себя Хелен и несколько раз кивнула.

– Он был так взбешен…

Фидо сжала ей руку:

– А я, глупая, оставила тебя наедине с ним, в моей собственной гостиной! Дорогая моя, он сделал тебе больно?

– Нет, нет! – Хелен спохватилась, что заходит слишком далеко.

Неужели Фидо так мало знает о мужчинах, что всех до одного считает необузданными дикарями? Хелен, не поднимая головы, размышляла, в чем можно ей признаться, не рискуя вызвать подозрений?

– Возможно, ты не мужчин плохо знаешь, а женщин. – Она нерешительно умолкла, затем набралась храбрости. – Когда я сказала, что хочу положить конец этой страсти, я имела в виду не только его страсть.

Ужасное, гнетущее молчание. Круглое лицо Фидо вдруг словно похудело на глазах. Неужели Хелен допустила промах?

– Мне всегда нужна была твоя поддержка, ты умела противостоять моим слабостям, – страстно взмолилась она, – но сейчас я нуждаюсь в тебе как никогда прежде!

– О, бедная моя девочка! – Фидо крепко обняла ее.

Голова Хелен притиснута к платью подруги, от которого пахнет едкой типографской краской, но она почувствовала прилив невероятной радости и облегчения.

– Если ты отдала свое сердце этому человеку… тогда нет смысла докучать тебе строгими нотациями, факт уже свершился. Но ты должна, обязана осознать, что сбилась с пути, изменила себе, – говорит Фидо, слегка отстраняя Хелен и пристально глядя на нее своими карими, как у собаки, глазами. – И речь идет не о нарушении принципов морали, хотя и об этом тоже. Главное же в том, что ты позволила себе утратить чувство собственного достоинства, самоуважение, и…

Но Хелен ее не слушала, готовясь к дальнейшему приступу.

– Порой я боюсь, что мои чувства к нему сильнее меня, – сокрушенно призналась она. – Что он оторвет меня от мужа, даже от моих детей…

– Не говори так! Даже не произноси эти ужасные слова! Моя любовь сильнее его любви, – уверяла Фидо, – и я спасу тебя!

Хелен с удивлением отметила, что довольно невзрачное лицо ее подруги вдохновенно преображается.

– О, Фидо, ты одна стоишь между мной и этой пропастью!

Обе умолкают, их руки тесно переплетаются подобно корням дерева.

Фидо откашлялась.

– Ужасно неловкий… практичный вопрос… А что, если что-то произойдет?

Думая о перевернувшемся кебе или о падении с балкона, Хелен недоумевает, но затем догадывается, почему ее подруга так смущена, и едва сдерживает смех.

– Нет, нет, не беспокойся!

«Каким ужасом и отвращением исполнилась бы Фидо, узнай она о моих тампонах и спринцевании?!»

– Ну, во всяком случае, тебе больше нельзя с ним видеться, это ты понимаешь? – мягко спросила Фидо. – Вероятно, это так же трудно, как отказаться от приема опиума; говорят, лучше сделать это сразу, покончить раз и навсегда.

Хелен резко выпрямилась; разговор должен был пойти совсем не так; она запуталась в своих же хитростях.

– Напротив, – импровизирует она на ходу, – порвать сейчас с Андерсоном было бы очень опасно… Он может прийти в такое бешенство и отчаяние, что обо всем расскажет мужу.

– Он не посмеет!

– Но могу ли я рисковать?

Фидо поморщилась.

– Если он на это пойдет, ты можешь все отрицать.

«Ого! – втайне усмехнулась Хелен. – Так сколько же сейчас стоит правда?»

– Какие доказательства может привести Андерсон?..

– Письма, – прервала ее Хелен с несчастным видом. – И подарки, например мой локон.

Ее подруга в ужасе прижала руки ко рту.

– Все хуже и хуже!

– Нет, мне остается только повести дело так, чтобы он привык к мысли о расставании, постепенно, мало-помалу, – настаивала на своем Хелен.

– Но затягивать эти отношения так опасно…

– Ты хочешь сказать, что нас могут раскрыть?

– Я имею в виду – опасно в нравственном отношении, – резко возразила Фидо. – Обман будет разъедать твою душу, и чем дальше, тем сильнее.

Хелен с трудом скрывала свое изумление.

– Ты должна мне помочь, Фидо, помочь нам обоим.

– Обоим?! – с негодованием воскликнула Фидо.

– Андерсон не желает причинить мне вред.

– Как ты можешь так говорить? Этот негодяй уже вел себя по отношению к тебе, как… – Она опустила это слово. – У меня в гостиной!

– В этом есть и моя вина, – напомнила Хелен. – Теперь ты должна стать нашим другом.

– Твоим, только твоим!

– И его, если ты мне друг. Ты будешь нашим духовником, нашим спасителем.

По лицу Фидо пробежала судорога. Хелен следила за его выражением и чувствовала, что она колеблется, что вот-вот уступит.

– Я сделаю все, что в моих силах и что не противоречит…

– Благодарю тебя, да благослови тебя Бог! – прервала ее Хелен и поцеловала в горячую щеку.

15 сентября

После прочтения уничтожь.

Дорогая моя малышка!

Как и обещала, я передала твое вчерашнее письмо известной тебе особе и прилагаю его ответ. Ты видишь, что я не запечатала письмо своей печатью из соображений безопасности.

Мне очень не по душе все эти тайны, но, поразмыслив, я пришла к выводу, что они оправданы тем, что совершаются ради добра, то есть в целях ограждения тебя – и всей твоей семьи – от несчастья. При всех моих претензиях к браку факт остается фактом – когда пятнадцать лет назад ты вышла замуж, то отправилась в плавание именно с этим мужчиной, и все твое будущее зависит от того, удастся ли предотвратить кораблекрушение.

Я по-прежнему уверена, что дальнейшие твои встречи с упомянутым человеком лишь дадут ему основания питать ложные надежды, но вынуждена согласиться: тебе самой нужно добиться разрыва отношений самым безопасным способом (да и что я знаю о мужском сердце?). Предстоящий его отъезд, надеюсь, положит конец этой опасной драме, и хотя, вероятно, ты будешь страдать без него, я обещаю утешить тебя всем своим сердцем.

С того дня, как ты доверила мне свою ужасную тайну, я не спала ни одной ночи, но бессонница, дорогая моя, – это самая маленькая жертва, какую я могу принести на алтарь дружбы, которая, как я думала, умерла, но которую милосердное Провидение сочло нужным возвратить нам, подобно хлебам, брошенным в воду. Помни, я всегда с тобой, всегда рядом. И не говори, что ты «этого недостойна», это вызывает у меня слезы. Да, ты легкомысленна и своенравна, но в душе твоей нет зла. Да и когда это критерием для дружеских отношений были соображения о том, достоин ли их человек, привлекший твое внимание? Любовь возникает внезапно, помимо твоей воли. С того момента, как я увидела тебя на берегу моря в Кенте, я принадлежу тебе, и так будет всегда.

Если, как ты говоришь, вам положительно необходимо встретиться в каком-либо безопасном месте, то я уступаю твоему настоянию: я написала ему, чтобы он пришел ко мне домой завтра (шестнадцатого) в половине пятого, а тебя ожидаю на полчаса раньше. Вряд ли нужно говорить, что я останусь в комнате на все это время, и надеюсь, что ты больше не позволишь ему использовать в своих целях мое гостеприимство.

Твоя, как всегда…»

В скромной гостиной Фидо Хелен не стала садиться на диван и опустилась на старый стул у камина.

Фидо подвинула к ней свой стул.

– Вооружись, дорогая моя. Тебе нужно быть очень сильной и твердой.

– В самом деле? – рассеянно произнесла Хелен, которую бесит торжественно-скорбный тон подруги и чайный столик, накрытый для кофе, но без кекса.

– Ты уверена, что хорошо знаешь этого человека, из-за которого рискуешь погибнуть?

«Рискую погибнуть! – усмехнулась про себя Хелен. – Начиталась глупых романов!»

– Видишь ли, я взяла на себя смелость спросить у своих знакомых из Шотландии, что им известно об Андерсоне, и сегодня утром получила довольно тревожные сведения.

– И что установили твои детективы? – с улыбкой спросила Хелен. – Что как-то раз он проиграл в карты сто фунтов?

Фидо взглядом укорила ее за насмешку:

– У него была связь с одной из его кузин.

– Ну и что?

– С видами на брак.

Хелен насмешливо поджала губки:

– И кто именно имел эти виды? Всем известно, что в любом семействе всегда найдется куча старых наседок, которые готовы выдать замуж своих цыпочек за первого же подходящего холостяка, приехавшего домой в отпуск.

Фидо покачала головой:

– Сведения моих корреспондентов абсолютно точны и достоверны. Вообрази, прежде эта кузина была помолвлена с братом полковника!

«Да она рада сообщить мне о нем любую гадость!» – с ненавистью подумала Хелен, но заставила себя беззаботно рассмеяться.

– Пожалуй, этот факт разрушает все обвинения! Выходит, одним летом эта девочка строит глазки брату Андерсона, на следующее лето – самому Андерсону, но при этом одинаково безразлична к обоим.

Фидо выпрямилась, покусывая губы.

– Что ж, если тебя не страшит тот факт, что ты связана с человеком, который позволяет себе ухаживать за девушкой, возможно, его будущей невесткой…

– Мне не до того, чтобы в такой дали, как Шотландия, выискивать воображаемых соперниц, – вспыхнула Хелен. – В тысячу раз больше меня страшит его предстоящий отъезд на Мальту! Господи, он снова оставит меня одну, обречет на невыносимую жизнь с этим истуканом, который зовется моим мужем!

Глаза Фидо наполнились слезами.

– Я не хотела… – Она робко положила руку на пурпурную юбку Хелен.

Снизу донесся звонок – слава богу!

Горничная доложила об Андерсоне. Он вошел, судя по его виду не чувствуя за собой большой вины. Фидо с холодной вежливостью передала ему чашку кофе.

Хелен обратилась к Андерсону язвительным тоном:

– Что ж, полковник, вы очень любезны, что нашли для нас время перед отъездом на север. Очевидно, климат Шотландии обладает особой притягательностью.

Полковник улыбнулся:

– Не уверен, что понимаю, к чему вы клоните, миссис Кодрингтон.

– О, неужели меня ввели в заблуждение? Или почтенные вдовушки семейства Андерсон уже не занимаются сватовством?

Он облегченно рассмеялся. «Боже, как я люблю это лицо с широкой мальчишеской улыбкой!» – с болью осознала Хелен.

– Что я могу сказать? Было бы жестоко заткнуть им рты.

Она почти успокоилась.

– Но пощадите бедную козочку, которая, видимо, питает надежды, связанные с вами.

– Она весьма здравомыслящая особа, не стоит за нее беспокоиться, – снова улыбнулся Андерсон, встал со стула и уселся рядом с Хелен, так близко, что его колено касалось кринолина ее юбки.

Фидо удалилась за круглый столик и с газетой в руках повернулась к ним спиной. Но всей своей позой она давала понять свое отношение к этой встрече.

– Послушай, – прошептал Андерсон, – я хочу поговорить с тобой наедине.

– Ты только об этом и думаешь, – вкрадчиво ответила Хелен.

– Ты не можешь уговорить свою верную собаку хотя бы ненадолго оставить нас с глазу на глаз?

– Увы! – Хелен выразительно закатила глаза. – Мне пришлось дать ей слово, что я откажусь от тебя постепенно, как от наркотика.

Андерсон хмуро подергал себя за усы:

– Как там Гарри?

Она презрительно поморщилась:

– Как всегда! Засел дома, как паук в своей паутине, и только и знает, что читать мне нотации. То выговаривает, что я мало времени провожу дома, то, оказывается, я слишком много денег трачу на новую обстановку. Словом, вечно всем недоволен.

– Экий зануда! – Он потихоньку накрыл ее руку своей. – Но мужу полагается держать вожжи в руках.

Хелен раздраженно усмехнулась:

– Ты говоришь в точности как моя покойная мать. Он что, должен держать вожжи, даже если у него руки изуродованы ревматизмом?

– Боюсь, это не имеет значения. Лейтенант может быть умнее своего майора, но вынужден ему подчиняться.

Она выдернула свою руку, посмотрела в сторону круглого столика и встретила укоризненный взгляд хозяйки дома. Фидо достала свои часы и выразительно постукала по крышке. Хелен сделала унылое лицо и опустила взгляд.

– Это абсурд, здесь мы ничем не можем заняться, – тихо проворчал Андерсон.