Kitobni o'qish: «Тайна гувернантки»

С благодарностью, Хелен

Глава 1

Англия, 1860 год

– Если лето выдастся хорошим, то вот эти розы красиво расцветут.

– А гибискус!

– Гибискус уж конечно.

Эмбер улыбнулась, прислушиваясь к голосам садовников, и отложила книгу с сонетами Шекспира – читать пока что больше не хотелось. Лучше насладиться теплом раннего майского утра, когда семья Даусеттов еще спит и можно воспользоваться свободным временем. Такие часы Эмбер очень любила. Она старалась вставать пораньше, что вполне закономерно в деревне, и до завтрака прогуляться по саду – сад в Грейхилле был роскошный. Местами аккуратно подстриженные, местами оставленные в первозданной дикости, растения тянулись вверх, цвели, переплетались, окутывая любого вошедшего в сад нежным ароматом. Можно было бесконечно бродить между деревьями по посыпанным гравием или вымощенным известняковыми плитами дорожкам, а затем спуститься по подстриженной изумрудной траве к озеру, чей синий глаз блестел невдалеке.

Эмбер и сама любила возиться в саду, но здесь ей не давали такой возможности. Садовники, коих в Грейхилле насчитывалось пятеро, предпочитали никого не пускать в свои владения и лишь тяжело вздыхали, если видели, как хозяйка срезает розы или маленький наследник случайно затаптывает крокусы. Эмбер, впрочем, учила своего воспитанника аккуратности, любви к природе и уважению к работе других, так что эпизод с крокусами был, пожалуй, единственным. Однако садовники – люди памятливые; и стоило трехлетнему Бруно появиться в саду в сопровождении матери или гувернантки, они настораживались, словно пугливые олени, и внимательно наблюдали за пришельцами из-за кустов.

«Хорошо, что сейчас они не знают о моем присутствии», – подумала Эмбер.

Она прикрыла глаза, наслаждаясь падавшими на лицо лучами солнца; над закрытыми веками словно вспыхивал золотистый ореол, и казалось, что медленно плывешь в этом сиянии. Эмбер любила лето больше других времен года. Все детство она провела на севере Англии, в Нортумберленде, в суровых, овеваемых холодными ветрами краях, где мох и вереск растут на древних валунах, а в лесу, кажется, еще можно услыхать отголоски песен друидов. Туда лето приходило ненадолго, радовало несколькими теплыми днями и исчезало; если ты застал эти несколько дней, считай, что тебе повезло. В остальное время тучи с севера, гонимые ветром, низко летели над головой; иногда из них сыпался холодный дождь, иногда – мелкий снег; и нельзя было отличить осень от зимы, зиму от весны и понять, когда же весна перейдет в летние деньки.

Здесь, по крайней мере, все ясно: вот май, и крокусы уже зацвели, скоро отцветут, говорят садовники; сирень притаилась в листве, готовая брызнуть сочными соцветиями белых, бордовых и сиреневых цветов; тюльпаны, привезенные из Голландии, качают плотными головками. Пчелы с нежным жужжанием носятся от цветка к цветку, свежая зелень так упоительно, так прозрачно светится, и кажется, что весь мир окутан дымкой расцветания – в ней можно идти и идти, словно в самом хорошем сне.

Эмбер открыла глаза и встала: пора возвращаться в дом. Скоро будут звонить к завтраку, а значит, она должна идти. Она сделала несколько шагов по дорожке, затем вспомнила, что оставила на скамейке томик стихов, и вернулась.

«Сколько же все-таки удивительного чуда в сонетах Шекспира», – размышляла Эмбер, шагая по дорожке к дому. Она повторяла про себя строки:

 
Проснись, любовь! Твое ли острие
Тупей, чем жало голода и жажды?
Как ни обильны яства и питье,
Нельзя навек насытиться однажды.
 
 
Так и любовь. Ее голодный взгляд
Сегодня утолен до утомленья,
А завтра снова ты огнем объят,
Рожденным для горенья, а не тленья.
 
 
Чтобы любовь была нам дорога,
Пусть океаном будет час разлуки,
Пусть двое, выходя на берега,
Один к другому простирают руки.
 
 
Пусть зимней стужей будет этот час,
Чтобы весна теплей пригрела нас!¹
 

Эмбер перечитывала эти стихи сегодня утром снова и снова, вслушиваясь в их звонкий ритм, примеряя на себя. Как бы ей хотелось стать женщиной, для которой написаны такие строки! Но увы. Если в нее и влюбится поэт, то бедный, богатые поэты не влюбляются в гувернанток, пускай и благородного происхождения. Богатым поэтам нужны женщины, соответствующие их положению в обществе, – скромные дебютантки, прячущие белозубые улыбки за взмахами вееров. Большинство девушек, воспитывавшихся вместе с Эмбер в пансионе Святой Марии неподалеку от Морпета, не могли дождаться своего первого лондонского сезона. Эмбер эти трепещущие восторги обходили стороной: ей нужна была работа, а не внимание молодых джентльменов. Конечно, тетушка оставила ей кое-какие деньги, однако их не хватит, чтобы претендовать на звание выгодной невесты. Ведь для этого нужно снять дом, нанять слуг, купить экипаж и справить приличный гардероб – Эмбер отчетливо понимала, что при таких тратах тетушкино наследство быстро закончится. В Лондоне, говорят, бешеные цены. Для потомков старинных семей со старинными состояниями годится, а для бедной девушки с севера – нет.

Бруно выбежал навстречу Эмбер, едва она вошла в дом. За непоседливым трехлетним мальчишкой поспешала няня, благообразная и весьма тучная особа средних лет, которая переодевала маленького проказника, купала его и следила, чтобы он почистил зубы. Эмбер же занималась воспитанием ребенка. К счастью, несмотря на непоседливость, у Бруно было доброе сердце: он не стремился мучить червяков и кошек, животных просто обожал и к людям относился дружелюбно. Эмбер полюбила его сразу, а Бруно считал ее лучшим другом, хотя временами, бывало, она его наказывала.

– Эмбер! Эмбер!

– Ты должен называть свою гувернантку «мисс Ларк», – укорила подопечного нянюшка.

– Она же Эмбер!

– Это невежливо, Бруно!

Юный наследник никак не мог сообразить, почему именно невежливо.

– Но она ведь называет меня по имени!

– Это потому, что ты еще маленький, а она – твоя воспитательница!

Эмбер с улыбкой слушала эту перепалку.

– Если хочешь, я буду звать тебя «мастер Даусетт», Бруно, – предложила она.

– Нет! – Мальчик насупился, сведя к переносице тонкие светлые брови. – Мы же друзья!

Няня вздохнула и закатила глаза.

– Передаю его на ваше попечение, мисс Ларк. Приятного дня! Если понадоблюсь, то буду в детской.

– И вам хорошего дня, миссис Моуди.

Няня кивнула, одернула на Бруно курточку и ушла. Эмбер протянула воспитаннику руку:

– Пойдем. Уже прозвонили к завтраку, нехорошо заставлять остальных ждать.

– А разве они не смогут кушать, если мы опоздаем? – спросил Бруно.

– Смогут, конечно, но очень огорчатся. Ведь завтракать всей семьей гораздо интереснее! И этого требуют правила приличия.

– А если я не хочу есть?

– Ты сейчас не хочешь?

– Нет, я хочу!

– Тогда обязательно нужно идти к столу. А вот если не захочешь или заболеешь, что не приведи Бог, конечно, тогда можно и пропустить разок. Но не вздумай специально отказываться от еды! Тебе нужно есть, чтобы расти.

– Ладно, – вздохнул Бруно.

Пока он еще не понимал сложностей этикета; Эмбер старалась рассказывать так, чтобы ребенок запомнил. С ней-то никто не возился в детстве. Может быть, поэтому ей так нравится маленький Бруно, который смотрит на мир широко распахнутыми карими глазами – и весь мир для него сплошное счастье.

Семья Даусетт казалась Эмбер очень дружной – а впрочем, разве она видела какие-нибудь семьи? О ее собственной так называемой семье вспоминать не хотелось, так что Даусетты стали для Эмбер примером того, как нужно жить под одной крышей с родственниками. За те два месяца, что Эмбер провела в Грейхилле, Даусетты и ссорились, и мирились, и устраивали званые вечера, и сидели часами в гостиной, разговаривая о разных вещах, и выезжали в гости к соседям – словом, вели ту жизнь, какая и казалась девушке нормальной. Они любили друг друга, вот что самое главное. Они могли кричать, так как все обладали весьма взрывным характером, однако ссоры быстро иссякали, и наступал мир. Да и ссорились они не со зла, а от любви друг к другу.

Сидя на своем месте рядом с Бруно, Эмбер украдкой переводила взгляд с одного члена семьи на другого и еле заметно улыбалась, слушая их разговор.

Хозяин поместья и глава рода, Джонатан Кимбли, граф Даусетт, производил весьма и весьма приятное впечатление: высокий джентльмен с волосами пшеничного цвета и глазами оттенка шоколада с молоком, он был порывист, двигался резко и быстро, частенько ронял вещи и умел улыбаться во весь рот так, что хотелось засмеяться сразу же, вместе с ним. Ему недавно исполнилось тридцать; Грейхилл он унаследовал пару лет назад, уже будучи женатым, и стал отличным хозяином – при нем поместье процветало, и чем дальше, тем больше.

Его супруга и мать Бруно, Шерра Даусетт, поражала кроткой красотой – причем иногда Эмбер казалось, что граф выбирал жену, ориентируясь на собственное отражение в зеркале. Светловолосая, с глазами карими – но не цвета шоколада, а скорее, кофейного оттенка, – она была хрупкой и изящной, с удивительной красоты маленькими руками, в движении напоминавшими порхающих бабочек. Миловидное личико сердечком, головка вся в светлых кудряшках – идеал женской красоты, нынче популярный в высшем свете. Джонатан в ней души не чаял, она отвечала взаимностью. Глядя на них, Эмбер верила, что счастье в браке возможно.

Также в Грейхилле проживала сестра Шерры, Аделия Маттон, восемнадцатилетняя девица на выданье. Ей предстоял первый лондонский сезон осенью, и она очень переживала по этому поводу – главным образом потому, что ее волосы, белокурые, как у сестры, ни в какую не желали виться. Они спадали тяжелыми светлыми прядями, горничная Аделии укладывала их в красивую гладкую прическу – но и только. На взгляд Эмбер, было бы из-за чего переживать. Но она вообще плохо понимала чаяния современных благородных девиц. Аделия, впрочем, ей нравилась: немного шумливая, иногда капризная, она тем не менее имела доброе сердце.

Таковы были члены семьи Даусетт, с которыми Эмбер встречалась за столом каждый день. Больше всего, разумеется, она общалась с Шеррой – по поводу воспитания маленького Бруно. Граф почти не обращал внимания на гувернантку, хотя вел себя неизменно вежливо; Аделия же, предвкушая длинное лето в Грейхилле и затем – переезд в блистательный Лондон, витала в облаках и временами заводила с Эмбер пространные беседы, обнаружив, что гувернантка умеет отлично слушать. Жить среди этих людей оказалось просто и приятно, и Эмбер благодарила Бога за то, что Он направил ее и помог отыскать такую чудесную должность.

Столовая – просторная комната с длинным столом посередине; бежевые обои, на стенах – панно с изображениями фруктов; мягкий свет льется из больших окон. Грейхилл был построен не так давно, при жизни деда нынешнего графа, и не походил на старые дома давних веков. Нет, здесь всегда было много света и пространства. Большие комнаты, изящные статуэтки на каминных полках, стены обиты светлой тканью или обоями приятных оттенков, занавеси открывают окна, а не стараются скрыть. Шерра, как настоящая хозяйка, постоянно что-то меняла в доме; а так как он был огромен, то непременно требовал перемен. Сейчас ремонт шел в одном из салонов: перестилали пол, переделывали обои – Шерре показалось, что темно-зеленые смотрятся слишком мрачно.

Эмбер сидела рядом со своим воспитанником и слушала разговор за завтраком, впрочем, не вмешиваясь. Ее мнения редко спрашивали, а она очень хорошо осознавала свое место в доме и не заговаривала, пока не обратятся. За это Шерра ее тоже ценила.

– Фэйрхеды вчера приехали из Лондона; ты знаешь, дорогая? – обратился Джонатан к жене.

– О, я так и думала, что они там надолго не задержатся. Говорила же я Кейлин, что не стоит задерживаться в столице, все равно ничего интересного уже не случится. – Шерра намазывала маслом горячую булочку. – В мае в Лондоне уже нечего делать.

– Не скажи! В прошлом году…

– О, но в прошлом году там был лорд Бэггз; а нынче он отсутствует, и очаровательные балы-маскарады в его доме тоже. Так что правильно мы уехали пораньше. Бруно полезен сельский воздух.

– А Кеннет тоже приехал? – отчего-то порозовев, спросила Аделия.

– Ну конечно же, он приехал! – Джонатан с улыбкой посмотрел на свояченицу. – Соскучилась по своему другу детства?

– В Лондоне мы ведь его почти не видим, – заметила Шерра. – Вечно пропадает среди этих узколобых политиков. Заседания палаты пэров, разговоры в закрытых гостиных, вечные собрания в клубах… Что в этом хорошего?

– Некоторых увлекает семейная жизнь, а некоторых – политическая, особенно в юные годы, когда кажется, что сможешь изменить мир, – с усмешкой произнес Джонатан. – Не стоит язвить на его счет, дорогая. Кеннет пока еще слишком молод, чтобы осознать, как хорошо быть женатым человеком. Вот влюбится, обзаведется семьей и тогда сразу станет больше внимания уделять не только жене, но и друзьям.

– Мы ведь съездим к ним с визитом, правда же? – нетерпеливо спросила Аделия.

– Разумеется, – кивнула Шерра, – но только через пару дней, так приличнее.

– Ах, Шерра, но ведь они наши друзья!

– Однако даже друзьям нужен небольшой отдых, если они только что вырвались из Лондона на сельский простор. Не будь такой нетерпеливой, Аделия! Если Фэйрхеды приехали, то пробудут в Фэйрхед-Мэнор все лето.

– Кейлин – возможно, – упрямо возразила Аделия. – А вот Кеннет способен все бросить и вернуться в Лондон, чтобы проводить время с этими скучными политиками, а не с нами.

– Вряд ли он так скоро уедет, дорогая Аделия, – мягко произнес Джонатан, внимательно наблюдая за девушкой. – Ведь через две недели, или около того, у него и Кейлин день рождения, ты не забыла? Наверняка будет прием, гости съедутся, не лишит же Кеннет себя и сестру такого праздника.

– День рождения! Боже, я совсем запамятовала. – Шерра сокрушенно покачала головой. – Как быстро летит время. Да, вряд ли Фэйрхеды уедут тогда. Я сегодня же отправлю записку Кейлин и выясню, когда можно нанести им визит.

– Хорошо бы поскорее!

– Аделия!

– Не стоит упрекать сестру, дорогая, она просто соскучилась.

Шерра улыбнулась.

– Да я и сама, признаться, ужасно соскучилась по Кейлин.

– Она по-прежнему ни за кого не хочет замуж? Я ведь знаю, вы об этом секретничали, – полувопросительно произнес Джонатан.

– Она лукавит. Что-то есть у нее за душой; я выясню, непременно выясню, что именно.

– Она же сестра виконта, – сказала Аделия, – наверное, Кеннет ищет ей партию получше.

– О, конечно же, ищет.

Бруно, все это время молчавший и занятый кашей, встрепенулся:

– Мы поедем в гости?

– Только если вы будете себя хорошо вести, молодой человек, – сказала Шерра с ненастоящей суровостью. – Мисс Ларк, хорошо ли он себя ведет?

– Сегодня утром – идеально, – улыбнулась Эмбер, – а про вчерашние его проказы вы все уже знаете.

– Если попробуешь еще раз нарядить кошку в платье куклы, Бруно, кошка тебя еще и не так исцарапает! – пригрозил Джонатан.

– Я хотел, чтобы она была красивая! – насупился мальчик.

– Кошка красивая и так, без платья, – объяснила ему Эмбер. – Она так привыкла.

– А можно мне ходить без одежды? – воодушевился Бруно.

– Нет! – хором ответили все взрослые, переглянулись и рассмеялись.

– Какие планы у вас на сегодня, мисс Ларк? – спросила Шерра.

– Сначала мы немного позанимаемся с Бруно, поучим буквы, порисуем, а затем, наверное, прогуляемся к озеру.

– Может быть, и мы с Аделией к вам присоединимся.

– Это будет замечательно, миледи, – искренне ответила Эмбер.

Глава 2

Эмбер любила прогулки.

Еще живя в суровом Нортумберленде, она часто выходила на прогулки, несмотря на непогоду. Воспитанницам пансиона Святой Марии не разрешалось уходить далеко или, не дай Бог, самостоятельно отправляться в ближайший городок, пригород Морпета – административного центра графства; однако можно было прогуливаться в соседнем лесу, у реки Вансбек и в запущенном саду. И Эмбер изучила все укромные уголки в округе, все полянки между заросшими мхом скалами. Она могла часами сидеть на большом камне у реки и смотреть, как та катит свои зелено-серебристые воды к морю. Эмбер никогда не видала моря. Она часто читала в книгах о том, как оно прекрасно на юге и сурово на севере, однако эта суровость ничуть не умаляет его грозной красоты. Вода влекла к себе Эмбер, манила непредсказуемостью, вечным бегом, переменчивостью. Может быть, потому, что душа девушки жаждала перемен.

А в Грейхилле оказался просто рай; хотя до моря было далеко, большое озеро, лежавшее во владениях графа Даусетта, вполне могло его заменить. Не проходило и дня, чтобы Эмбер не сходила к озеру или хотя бы не посмотрела на него издалека. Оно лежало в окружении пологих холмов, в зеленой траве уже цвели одуванчики и маргаритки. Погода в конце мая стояла преотличная, самое время для прогулок на свежем воздухе; да и воспитанник Эмбер их обожал.

Утренние занятия прошли как нельзя лучше, Бруно вел себя прекрасно, поэтому откладывать прогулку не было никаких причин. Эмбер переоделась – не стоит пачкать домашнее платье, ведь Бруно непредсказуем и может случайно извозиться, а Эмбер, отчищая пятна с его костюмчика, непременно испачкает свои юбки. Так уже случалось. В пансионе наставницы, бывало, ругали Эмбер за некоторую неаккуратность, случавшуюся, пожалуй, в основном от мечтательности и растерянности; здесь же, находясь на службе у знатных господ, девушка училась следить за собой. Конечно, она не носила таких пышных кринолинов, как женщины семьи Даусетт, ее юбки были объемом поменьше; однако нельзя сказать, что ее гардероб отчаянно скуден. Все-таки у Эмбер имелись кое-какие деньги. Так что выбранное для прогулки платье – темно-зеленое, отделанное простым кружевом, но красивого покроя и изящное – выглядело вполне прилично для того, чтобы и с Бруно повозиться, и показаться дамам на глаза. Особенно если Шерра и Аделия присоединятся к прогулке.

Бруно, важный и довольный в своем сине-белом костюмчике, который очень любил, позволил Эмбер надеть на него соломенную шляпу и взял гувернантку за руку. Эмбер и сама питала слабость к соломенным шляпкам с широкими полями, которые недавно вновь вошли в моду, и в ее гардеробе имелась одна такая – а ленты Эмбер меняла. Сегодня, например, повязала зеленую и стянула пышный бант под подбородком.

Няня не пошла с ними, осталась дома, леди Даусетт и мисс Маттон не показывались, и на прогулку пришлось отправляться без них.

– А могу я потом покататься на пони? – поинтересовался Бруно, весело подпрыгивая.

– Только если мы с тобой выучим стихотворение про лисичку.

– Но мы же выучим после обеда, правда?

– Да, дорогой.

В саду пахло сладко и завораживающе; Эмбер остановилась ненадолго, чтобы притронуться к гроздьям сирени – но та, к сожалению, еще и не думала зацветать. Запах сирени Эмбер очень любила и каждый раз с нетерпением ждала весны. В пансионе под окнами дортуара рос единственный на всю округу сиреневый куст, и Эмбер, бывало, ночью выскальзывала в открытое окно и долго стояла, зарывшись носом в цветы, стараясь вобрать в себя весь на свете сиреневый запах.

Дорожки струились вниз – туда, где сад переходил в парк, а парк разбегался длинными аллеями. Одна из них вела прямо к озеру, обсаженная старыми вязами, зеленовато-золотистая ярким майским днем. Солнечные лучи протыкали кроны деревьев, будто копья античных воинов; крохотные бабочки порхали меж стволами; по земле стлался вьюнок. Бруно притих, зачарованный этим храмом природы, и молча шагал рядом с Эмбер, стремясь к синему блеску в конце аллеи.

Эмбер нравилось в Беркшире. Здесь, в южных графствах, погода гораздо лучше, чем на севере. И природа не такая суровая: вокруг зеленые поля, громадные леса, где растут дубы и вязы, ясень, ольха. Шерра говорила, что Уайт-Горсетская долина – один из самых плодородных уголков Англии; там жили друзья Даусеттов, и если Бруно возьмут к ним в гости, Эмбер тоже поедет и сможет все увидеть своими глазами. Только к югу от Ньюберри земля становилась более тощей и плодородные поля постепенно переходили в степь. Здесь разводили лучших в Англии свиней, выращивали цветы, овощи и фрукты. Эмбер сразу понравился Беркшир; гулять здесь, в Грейхилле, одно удовольствие.

Наконец дорога вывела на берег озера, и Эмбер отпустила ладошку Бруно, позволив мальчику играть, сколько вздумается. Бруно все в округе нравилось: и небо, и деревья, и трава, и старое, высушенное на солнце бревно, лежавшее у самой воды. Эмбер велела воспитаннику не лезть в озеро, а сама уселась на бревно – оттуда отлично просматривались все окрестности. Эмбер уже успела полюбить именно это место и втайне считала его своим, хотя Шерра и рассказывала, что летом на берегу часто устраивают пикники.

Бруно с радостными воплями носился вокруг, а Эмбер смотрела вдаль. Озерная гладь сегодня была тихой, лишь немного подернутой рябью; в воде отражались высокие кучевые облака. Противоположный берег был хорошо виден. Там владения Даусеттов заканчивались и начинались чужие – вроде бы того самого виконта Фэйрхеда, о котором шла речь за завтраком.

Эмбер почти никого не знала из соседей; несколько раз дамы наносили визит Шерре, однако больших приемов в Грейхилле при гувернантке еще не устраивали, да и не полагалось Бруно бывать на таковых. А без Бруно Эмбер вряд ли позовут. Она ничуть не обижалась на такое свое положение – в конце концов, она сама его выбрала. Через пару лет, если все пойдет нормально, она сможет купить себе домик где-нибудь неподалеку. Это была мечта Эмбер – собственный дом, кусок земли… Конечно, еще любимый муж и дети, однако с этим пока придется подождать. Эмбер привыкла в жизни полагаться только на себя, а сама она отлично знала, что делать.

Леди Даусетт говорит, что осенью семья возвратится в Лондон; Эмбер придется отправиться с ними. Она не любила города, именно поэтому предпочитала жить в сельской местности; однако если Шерра захочет, то, конечно же, поехать придется. В Лондоне Эмбер удалось побывать лишь однажды, вместе с тетушкой; тогда девочке едва исполнилось семь, и теперь она плохо помнила впечатления. Вспоминались громадные дома, толпы людей, множество экипажей и очень неприятный запах – в деревне пахло гораздо лучше. Эмбер было интересно, какими окажутся ее впечатления от Лондона в следующий раз. Впрочем, вряд ли ей придется надолго покидать дом Даусеттов. Она могла бы выезжать – благородное происхождение никто не отменял, – однако стесненное положение и статус гувернантки не позволят этого сделать. Да и зачем ей какой-нибудь напыщенный лорд, который может обратить на нее внимание? К тому же богатые джентльмены наверняка станут смотреть на нее свысока. Эмбер не нужны лишние переживания.

– Мисс Ларк, смотрите, как я могу! – закричал Бруно.

– Очень хорошо, – похвалила Эмбер подпрыгивающего мальчика и, вздохнув, снова уставилась вдаль.

Она заметила всадника на другой стороне озера. Он находился слишком далеко, чтобы рассмотреть его как следует, и вскоре скрылся среди деревьев; Эмбер проводила его взглядом. Хорошо бы попросить у леди Даусетт позволения ездить верхом, в Грейхилле полно лошадей, и преотличных. Эмбер очень любила лошадей. Правда, верхом ездила неважно, сказывался недостаток практики, и она жаждала это исправить; однако считала, что просить позволения у Шерры пока еще рано. Ведь Эмбер всего два месяца здесь, ей уже доверяют, но не слишком, хотя, видит Бог, она не жаждет кого-либо обмануть. У нее нет за душой никаких тайн, никаких секретов, ее история проста, происхождение тоже. Не сыскать во всей Англии девушки банальнее.

Эмбер улыбнулась своим мыслям.

– Мисс Ларк, я поймал лягушку!

– И зачем ты это сделал? – пришлось подняться и подойти к Бруно. – Отпусти ее, наверняка она хочет домой.

– Нет! Она вышла погулять. Как и мы!

– Вот пускай гуляет, а не сидит у тебя в ладони! – Эмбер разжала пальчики Бруно. Лягушка немедленно воспользовалась возможностью, скакнула и была такова. – Где твой платок? Нужно вытереть ладонь.

– А разве лягушка плохая?

– Она тебя испачкала. А ты испачкаешь костюм, если вытрешь руку об него. Так где платок?

– Я не знаю…

– Настоящий джентльмен никогда не выйдет из дому без платка, и еще джентльмены гуляют с тростью, но трость тебе еще рано носить.

– Почему, почему рано?

– Потому что ты с ней ходить не умеешь.

– А я научусь!

– Точно научишься? – засмеялась Эмбер.

– Научите меня, мисс Ларк!

– Ладно, но не сегодня. Должны же мы что-то оставить на завтра?

– А что мы будем делать сегодня?

– Хочешь, составим для твоей мамы букет? Она очень любит маргаритки.

– Да!

– Тогда давай я покажу тебе, как их правильно рвать. Видишь, сколько их тут. Нельзя вырывать цветы с корнем.

Эмбер присела на траву, Бруно устроился рядом; увлеченные уроком по собиранию маргариток, они не сразу услышали стук копыт. Наконец Эмбер уловила посторонний звук и подняла голову: лошадь уже подошла близко, в седле сидел темноволосый мужчина. Эмбер еще плохо видела его издалека. Наверное, тот самый всадник, что проехался по другой стороне озера. Гость или сосед. Он направлялся к ним с Бруно, и Эмбер встала, пристально глядя на него.

Всадник остановил гнедую лошадь в нескольких шагах; он улыбнулся, внимательно глядя на Эмбер.

– Доброе утро, мисс! Надеюсь, я вам не помешал?

– Ух ты! Лошадь! – обрадовался Бруно, мгновенно позабыв о зажатых в кулаке маргаритках.

– Стой. – Эмбер вовремя схватила мальчика за руку, а всаднику вежливо ответила: – Нет, не помешали, милорд.

– А откуда вы знаете, что я милорд? – удивился он. – Может быть, я разбойник?

– Правда? – радостно спросил Бруно.

– Это вряд ли, – сказала Эмбер.

– Простите. Я невежлив. – Мужчина спешился, взял лошадь под уздцы и подошел поближе, глядя на Эмбер внимательно, словно стараясь за мгновение изучить ее всю.

Эмбер замерла. Ни разу она еще не видела у мужчины такого глубокого, такого всепроникающего взгляда; ни разу на нее не смотрели и с удивлением, и с огромным интересом.

Незнакомец был достаточно молод – вряд ли больше двадцати двух лет, – однако высок и прекрасно сложен. Каштановые, чуть вьющиеся волосы собраны в хвост и связаны лентой, темно-голубые глаза в золотистых крапинках удивительно прозрачны, словно озерная вода в ясный день. Мужчина был одет просто, но элегантно: черный сюртук для верховой езды, белые бриджи, сапоги из дорогой кожи. Он пристально глядел на Эмбер, словно пораженный до глубины души этой встречей. Эмбер даже засмущалась немного, отступила на полшага; она не могла понять, что за чувство возникло в ее душе, почему ее смутил взгляд случайного человека.

– Мое имя Кеннет, я виконт Фэйрхед, – представился мужчина, изящно поклонившись. – А вы, леди?

– Мисс Эмбер Ларк.

– Какое чудесное имя! И очень вам подходит.

Он не отводил от нее глаз. Эмбер смутилась еще больше.

– А молодой человек? – Виконт серьезно взглянул на Бруно.

– Я Бруно Даусетт! – сказал мальчик.

– А! Кое-что начинает проясняться. Вы живете в поместье Даусеттов, мисс Ларк?

– Да. – Эмбер решила сразу же объяснить ситуацию – вряд ли столь знатный человек захочет общаться с особой не слишком высокого положения. – Я работаю гувернанткой в доме графа.

– Я так давно не видел тебя, Бруно, что даже не узнал, – заметил виконт, кивнув мальчику. Новость о том, что Эмбер – гувернантка, его ничуть не смутила. – В последний раз мы встречались, когда тебе было полтора года.

– Я не помню, – огорчился Бруно. – Но я теперь совсем большой! Мне три с половиной!

– Очень хорошо, действительно, совсем большой. – Молодой человек и не думал смеяться над ребенком, так что Бруно обрадовался. – Как поживают мои друзья? Я не виделся с Джонатаном уже пару месяцев.

– Все хорошо, спасибо, – Эмбер чувствовала себя несколько неловко: она не имеет никакого права сплетничать или обсуждать семью графа. – Сегодня все дома, и если вы пожелаете нанести визит…

– Ах, нет, нет. Мы с сестрой только вчера приехали. Я отправился на прогулку, не рассчитывая кого-либо встретить.

– О, тогда мы пойдем и не будем мешать вам.

– Простите! – На лице виконта отразилось искреннее раскаяние. – Я неправильно выразился! Мне вовсе не утомительно ваше общество, нет! К тому же это не мои владения, так что уезжать следовало бы мне.

Его речь затягивала, затягивал и взгляд. Эмбер чувствовала себя очень странно. Что это, колдовство? Почему дрожат колени, почему сердце колотится так быстро?

Виконт Фэйрхед сделал шаг и оказался еще ближе.

– И давно вы живете в семье Даусеттов? Я не встречал вас здесь раньше.

– О, всего пару месяцев. Леди Даусетт пригласила меня в марте.

– Ах да, припоминаю. Они как раз уезжали в Грейхилл и собирались найти воспитательницу для Бруно.

– Мисс Ларк очень хорошая! – серьезно заметил мальчик.

– Не сомневаюсь, Бруно, не сомневаюсь, – ответствовал джентльмен со всей серьезностью.

Эмбер не знала, что ему еще сказать. Поддерживать светскую беседу? Однако он сказал, что просто выехал развеяться. Наверное, виконт желает побыть в одиночестве. Но просто так уйти невежливо. Эмбер принужденно улыбнулась, не зная, что еще сказать.

– Как жаль, что я не встречал вас раньше, – задумчиво произнес виконт. Эмбер поежилась. Что означают его слова? И взгляд, притягивающий ее, словно на аркане…

– Господи Боже! Кеннет! Неужели это ты?

Эмбер обернулась и слегка покраснела, будто ее застали за чем-то неприличным – хотя все оставалось в рамках этикета. По тропинке торопливо шла Шерра, за ней спешила Аделия, лицо которой сияло от счастья. Обе дамы в светлых легких платьях напоминали спустившихся с неба голубок.

– Шерра! Как же я рад снова видеть тебя! – Виконт поцеловал протянутую руку леди Даусетт. – Аделия! Вы обе прекрасно выглядите.

– А ты тайком пробрался в наши владения, чтобы шпионить? – засмеялась Шерра. – Я отослала в Фэйрхед-Мэнор записку; думаю, ты прочтешь ее по возвращении. А Кейлин, может, уже прочла. Джонатан и мы с удовольствием нанесли бы вам визит, но постеснялись делать это быстро.

– Мы столько лет знаем друг друга, и ты еще пребываешь во власти церемоний! – покачал головой виконт. – Шерра, я был бы рад видеть вас уже сегодня вечером!

– О, сегодня вряд ли. У Джонатана какие-то дела допоздна, он уехал в Рединг сразу же после завтрака.

– Тогда почему бы вам не отобедать у нас завтра?

– Прекрасная идея, Кеннет! – Тут леди Даусетт наконец обратила внимание на Эмбер. – О, вы уже познакомились?

– Да, мисс Ларк и я случайно встретились здесь. А Бруно меня не узнал. – Виконт заулыбался, и Эмбер показалось, что нет на свете прекрасней этой улыбки.

– Конечно, еще бы он тебя узнал, – фыркнула Шерра. – Ты у нас в Лондоне почти не появлялся. Мы тоже уже забыли, как ты выглядишь.

– Не шути так, – одернула сестру Аделия и добавила, обращаясь к виконту: – Конечно же, мы помним, как ты выглядишь, Кеннет.