Kitobni o'qish: «Ручей, ведущий в жизнь»
Ручей, ведущий в жизнь
Холодный ручей, текущий по неизвестным никому тропам, выбросил лодку на берег реки.
– Кажется, я заблудился, – подумал Дин.
Путь он держал строго по течению, но лодка, почти перевернувшись, оказалась на столь пустынном берегу. Тревога. Беспокойство одолевает его. Он мог бы вернуться на течение, но уныние сковало его души, и он, лишь глядя на поток, сел, уткнувшись лицом в свои руки. Казалось ему, продолжая наблюдать за потоком, что что-то он упускает, сидя здесь, а не плывя по ручью. Но вода кажется другой, наблюдая за ней с другой стороны. Вспомнив свой прошлый раз, когда он, также плывя по течению, оказался на каком-то берегу. Все те же чувства набегали на него и сейчас. И каждый раз так страшно, оказавшись за пределами реки. И страшны мысли о том: а куда я плыву? Мысли о том, что усомнились вере, страшны…
Светлый луч солнца сменился светом, отдававшим медовым, цвета земляники закатом. Мысли то были пусты, то укатывали его в порочный круг, Который, словно мысли обратились в иглы, пронзал его. Солнце совсем ушло, забрав за собой цвета меда и земляники. Наступила тьма, которая была полна множеством огней. Совсем позабыв о человеческих потребностях, он, достав удочку, начал ловить рыбу.
Вскоре после того, как он поел, свалившись наземь, глаза его глядели на огни, которые казались ему очень далеки. Под звуки привычного ручья он забылся сном.
Казалось, что утро, как думалось ему вчера, будет полно красок, что позволят ему плыть. Но, поглядев на лодку, на свой инструмент, то же чувство, что окутало его вчера, нахлынуло, забрав его так же, как и ручей когда-то. День сменялся также ночью, и он, услышав сквозь пелену ручья, услышал голоса, что доносились до него сквозь деревья. По началу, не обращая внимания, он продолжал лежать, лишь глядя на планеты; затем интерес в нем воспылал, встав, он отправился туда. Сквозь тюль, окутанную листьями деревьев, виднелся огонек, что был во тьме, словно маятник. Голоса становились с каждым шагом все громче. И он, отодвинув куст, стоящий перед ним, увидел лица схожие друг с другом. Приняв его к себе, они говорили о каких-то пустых вещах, не интересных ему. Увидев лодки, нет, даже кучу лодок, которые стояли позади, он спросил: – Здесь все те, кто заблудился? – О, да, – ответили ему. – И как вы долго тут? – Я уж и не помню, – ответил один. На что другой добавил: – Кто-то здесь всего неделю, а кто-то десятки лет, а может и всю жизнь. Удивившись, он замолчал, опустив взгляд вниз. Возобновились разговоры о пустом. Приметив человека, который сидел и, видимо, которому не были эти разговоры интересны, он спросил:
– Давно вы тут? – Около недели, – ответил тот.
– А что с пути вас сбило?
– С начала вопрос, который мучил меня давно, но, который я отталкивал:
куда же я плыву? Затем сомнения и… И я оказываюсь здесь.
– Видимо, всех здесь объединяет одно, – подумал он, после спросил:
– А почему вы здесь?
– Я один из тех, кто сбился с пути. Здесь все такие.
– А что вас держит тут?
– Думаю, сомнения и страхи. Первые дни я думал, что отдохну, наберусь сил духовных и отправлюсь в путь, но дни все шли, и глядя на ручей и лодку ведущую меня, я становился далеко от этого всего.
Дину захотелось что-то добавить, но человек продолжил:
– У каждого из них спрятана мечта, – сказал он, окинув взором всех сидящих. – Мечта с каждым днем, неделей, годом, становится все мутней и менее заветной.
Как сказал мне один из них: «Лодка становится своего рода напоминанием о прожитых счастливо днях».
– Словно какая-то декорация, какая-то подвеска. Понимаете?
– Да… – сказал Дин, испытывая на себе чувство нарастающей тревожности.
– Послушай, уходи скорей отсюда, иначе останешься так же, как и они, как и я.
– А как же ты? Ты не пойдешь со мной?
– Обо мне не беспокойся, это место стало мне привычным.
Хотелось Дину сказать что-то еще, но он, повернувшись, ушел прочь.
Глядя сквозь те же листья на маленькое пламя, что послужило маятником, чуточку тепло отдавало оно. И, захотев было вернуться, угасло оно.
Дни тянулись, сменяясь ночью, быстро. По вечерам горел тот же маятник. И, глядя на свою лодку, она лишь кажется незабвенной мечтой.
Однажды тепло, что грело его по ночам, приманило его к себе, приведя его к ним туда. Все те же монотонные лица встретили его.
– Я думал, ты уплыл, – сказал тот человек, затем, рагневавшись, добавил:
– Я ведь говорил тебе, уплыть, а ты…
– Не лучше ли послушать собственный совет, чем дать его кому-то? – сказал, перебив его, Дин.
– Да… да, ты прав, – извинившись, промолвил тот, затем спросив.
– Неужели тебе нравится быть здесь?
– Я не знаю, но отправиться в путь я не могу. Я не знаю, что мне делать, поэтому не делаю ничего.
Затем, встав, он начал говорить с другими, смотря на них и познавая их, словно планеты, что весели над ним. Люди – словно книги, у которых есть собственная, индивидуальная история. Как жаль, что кто-то обернул свою «книгу» в переплет. За все дни, что он находился среди них, собралась стопка таких «книг». Однажды пришел туда человек, открывший для себя впервые этот маленький мир. Увидев Дина и подсев к нему рядом, он спросил:
– А что вы здесь делаете?
– А что? Я думаю, все и так понятно, – ответил он.
– Нет… нет, вы… словно светлое пятнышко на однотонном листе.
– Вот как… – подумал Дин. – Действительно, в этом что-то есть. Это «что-то» становилось, словно сигналом. День за днем этот сигнал нарастал, оставляя на нем свой отпечаток. Иногда, поглядывая на ручей, в своем лице он видел нечто ему чужое, словно какая-то болезнь стала поражать его. И тут, сидя как обычно, выслушивая пустую, привычную ему речь, в нем что-то завибрировало. Казалось, это смех или какое-то волнение от услышанного, но как бы не так… Дрожь овладела всем его телом и он, встав, побежал. Он бежал к тому берегу, к тому самому ручью. Увидев те дни, которые он проводил тут по началу, он, повернувшись, в темноте увидел дерево то самое, у которого он… Но он не видел ничего, лишь подойдя чуть ближе, в свете луны он увидал фигуру, заросшую напрочь мхом. Он начал рыть в оборванном дыхании. С каждым комком древесина, появляясь на свет, бросалась в глаза. Почти отчистив свою лодку, муравьи забегали под дождем. Столь высвобождающие, горькие слезы лились у него ручьем.
– Почему? Почему я здесь? – отзывались отголоски в голове.
Взглянув на лунный свет, он обратился к нему, словно луна слушала и слышала его:
– Целый год, – целый год проплыл у него перед глазами. Год жизни на берегу. Год, проведенный в депрессии. Год, погруженный апатией. Засохшее пятно на однотонном листе, ставшее одним целым с ним, вновь обретало оттенок. И глядя в тот же ручей, что выбросил его сюда, подумал он:
– Неужели это все? Неужели я приплыл? Ведь где-то там сквозь пелену тумана течет ручей, конец которого я все еще не познал.
Когда ночь сменилась утренней зарей, в один крошечный миг все стало просто. Стал прост и вопрос о том: куда я плыву? Все показалось столь очевидным, что, потирая слезы, он рассмеялся. Поставив лодку, он встал в ожидании чего-то.
– Неужели все так просто? – отозвался голос его эхом.
И год той, прожитой им, жизни, словно рассеялся на ветру.
Все же, осознав всю простоту, оставалось кое-что еще, не дающее ему покоя. И, обернувшись, он увидел то место, где возгоралось маленькое пламя, точнее, огонек, когда-то приносивший ему тепло. Представив себя прощающимся с ними, с людьми, от которых веет пустотой, пустотой, которая когда-то связывала их в воедино, ему не хотелось идти к ним.
Усевшись в лодку, влажный ветерок и воздух раннего утра прошлись мурашками по телу.
– Вот и все, – прозвучала мысль вместе с оборванной от берега веревки.
Чувство блаженства, счастья окутало его за собой, неся его по ручью. По ручью жизни. Горечь, оставшаяся от прошлого, оседала все ниже и ниже.
– Все же это опыт, – оживившись, думал он. – Все идет как надо. Видимо, это должно было со мной случиться когда-то, иначе как бы я понял: – Куда я плыву?
Те люди, что жили в том маленьком мире, полном ручьев, глядели на уплывающую лодку того самого Дина, что стал маленькой частью их жизней. Тот человек, с кем Дин впервые заговорил, махал рукой, желая ему удачи. И тут, глядя в след уплывающей лодке, что-то заискрилось в нем. Когда он обернулся и пошел, с каждым шагом искорка возгоралась в пламя. Найдя свой давно забытый ручей, а где-то там и заросшую виноградной лозой фигуру, муравьишки поплыли по маленькому ручью.