Kitobni o'qish: «Зови меня Шинигами»
Платон
Пролог. Мрачный Жнец
– Он пришёл, – доложили Окудникову.
Тот удовлетворённо кивнул, провёл рукой по начинающим седеть волосам, словно мысли пригладил, и распорядился:
– Пусть идёт сюда.
А сам поднялся с кресла, но так и остался стоять рядом, отделённый от основного пространства комнаты громадой массивного рабочего стола.
Дверь открылась, пропуская посетителя. Окудников ещё не успел его рассмотреть, как услышал, спокойно и твёрдо произнесённое прямо с порога:
– Я не беру заказы на убийство людей.
Окудников неосознанно отметил, что ожидал услышать совсем другой голос, какой-то особенный. Слишком низкий с рычащей хрипотцой или, наоборот, тягучий, вкрадчивый, похожий на змеиное шипение. А этот был абсолютно обычным – нормальный человеческий голос. Можно назвать даже приятным, если бы не полное отсутствие интонаций, абсолютная бесстрастность. Бездушность.
– Я и не попрошу никого убивать, – сообщил Окудников с едва обозначенной вежливой улыбкой и указал на другое кресло, стоящее напротив.
Он специально отодвинул его подальше, на середину кабинета, чтобы как следует рассмотреть гостя.
Тот сел. Не откинулся на спинку, не забросил ногу на ногу, а чуть подался вперёд, упёрся локтями в колени. Кисти висели расслабленно, пальцы длинные и тонкие.
Изящные руки. С чем там обычно сравнивают? Как у музыканта?
М-да.
Это если смотреть только на кисти, а стоит скользнуть взглядом вверх, по предплечью и плечу, сразу понимаешь, насколько своеобразная у него «музыка».
Нет, никаких искусственно накаченных бицепсов невероятных объёмов, а вот рельефность – да. Хотя тоже весьма сдержанно-изящная, но даже на глаз заметно: каждая мышца туга и тверда, словно сплетена не из живых волокон, а из кручёной стальной проволоки.
Да что руки? Окудникову с гораздо большим интересом посмотрел бы на лицо. А вот с этим-то как раз были проблемы.
Рукава у надетой на гостя чёрной футболки совсем короткие, но зато есть капюшон, настолько глубокий, что свисает почти до кончика носа, пряча в тени верхнюю часть лица. Ещё и голова немного наклонена вперёд. Заметны только несколько ярко белых прядей да тонкие бледные губы, сжатые в твёрдую черту. Такое чувство, что глаз у гостя совсем нет.
Жутковатые ощущения. Как будто перед тобой собственной персоной Мрачный Жнец. Только ещё косу в руки. Недаром, одно из прозвищ у гостя – Шахат. Имя какого-то из ангелов смерти. Кажется, у иудеев.
– А ты бы не мог… – получилось слишком заискивающе, поэтому Окудников не стал договаривать начатую фразу, сразу перешёл к другой, добавив в интонации немного иронии. – Как-то странно разговаривать с капюшоном.
Гость не удивился, не возмутился, вообще не сказал ни слова, вскинул руку.
Капюшон скользнул назад, съехал за спину, н почти ничего не изменилось, только чёрный превратился в белый, такой неестественно чистый, словно сияющий. Очень длинная чёлка спадала на лицо, скрывая и брови, и глаза.
Да как он сам-то что-то видит?
– Я хочу, чтобы ты нашёл Источник, – произнёс Окудников многозначительно и умолк.
– Я не лозоискатель, – прозвучало в ответ.
И опять ни удивления, ни высокомерного возмущения «За кого ты меня принимаешь?», просто констатация факта. А Окудников ожидал и недоумения, и обиды, и вопросов. Сам бы он точно возмутился.
– Речь не об источнике воды.
Намеренная пауза оказалась выдержана зря, потому что вопросов не последовало и теперь, а Окудников окончательно убедился, что от гостя слова лишнего не дождёшься.
– Ты что-нибудь слышал об Источнике магической силы?
– Нет.
Раздражающе краток. А, может, и правильно? Зачем ему лишние разговоры? Главное, чтобы слушал, внимал, а потом исполнял чётко.
– Он открывается раз в несколько лет, – продолжил Окудников, невольно придавая голосу менторский тон. – Точнее, много лет. Пятьдесят. Или даже сто. И не просто так открывается. Через определённое живое существо. Через проводника.
Чёрт! Как же тяжело разговаривать с человеком – хм! с собеседником – почти не видя его лица. Сквозь густую белую чёлку с трудом различаются тёмные полоски бровей, а под ними тоже тёмное, чуть поблёскивает. Глаза. Или глубокие чёрные провалы – окна в потусторонний мир.
Мрачный жнец.
Окудников расхаживал по кабинету из стороны в сторону. В какой-то мере он проделывал это специально, надеясь заполучить от посетителя хотя бы минимальную реакцию. Пусть, например, разок поведёт головой следом за рассказчиком, но гость сидел неподвижно, как истукан, высеченный из камня или вырубленный из дерева. И Окудников всё сильнее склонялся к мысли о том, что беседует он с неживым.
– Источник сам выбирает проводника и через него взаимодействует с миром. Сила Источника нейтральна сама по себе. При желании её можно направить и на разрушение, и на созидание, и на поддержание равновесия. Именно она питает необычные способности. Она поддерживает существование скрытого мира и его обитателей. Любых. Независимо от того, к кому их причисляют. К тёмным или светлым. К добру или злу.
Кабинет был достаточно просторным, и амплитуда перемещений получалась довольно широкой, а гость так и не шелохнулся. Можно, конечно, предположить, что он хотя бы глазами следил за Окудниковым, но тогда бы тот непременно почувствовал взгляд. Он тонко реагировал на подобные вещи.
Сейчас же возникало чувство, что в комнате, помимо него самого, никого нет, и Окудников, словно сошедший с ума, рассказывал занимательную историю шкафам, столу, креслам и раскачивающимся за окнами веткам деревьев.
– Проводник может распоряжаться магической силой источника. Может использовать её в своих интересах. Или в чьих-то ещё, – Окудников усмехнулся. – Добровольно или по принуждению.
Он уже не ждал от гостя вопросов, хотя любой нормальный человек непременно поинтересовался бы, зачем Источник понадобился Окудникову. Тот бы, конечно, не ответил, отделался бы пространными общими фразами. А, может, и вовсе не стал бы произносить последние прозвучавшие слова. Но с этим молчуном он позволил себе чуточку искренности и двузначных намёков.
– Так вот. Ты должен отыскать проводника и привести ко мне. Независимо от того, согласится он или нет. Но сразу предупреждаю, никто не в силах предсказать, кого Источник выберет. Поэтому заранее проводника очень трудно найти. Пока известно только одно: в данном случае это будет человек.
– Просто – человек?
Внезапно зазвучавший голос едва не заставил Окудникова вздрогнуть. Он уже привык к непробиваемому безмолвию, к тому, что из присутствующих единственным, кто способен говорить, был он сам. Поэтому вдвойне удивился – и появившейся ответной реакции и ещё кое-чему.
Как гость сумел без взгляда, без красноречивых интонаций вложить в короткое и почти бессодержательное предложение кучу вопросов? Заставил додумывать за себя, чтобы лишний раз не открывать рта.
– Да. Я совершенно не в курсе, кто он, – признался Окудников, ничего зазорного не видя в своей неосведомлённости. – Вплоть до того: мужчина или женщина? Скорее всего, должен быть молодым. – Хотел ещё добавить «Типа тебя» – даже несмотря на всю маскировку, он предположил, что его гостю лет двадцать или немногим больше, – но передумал. В данном случае нельзя быть уверенным.
– И ещё. Это уже более точно. Проводник должен быть наделён хотя бы минимальными скрытыми способностями. Причём нейтральными, не влияющими на расстановку сил. Но он вряд ли догадывается сам о своём предназначении, о своей будущей роли. Поэтому надежд на осознанную подсказку с его стороны – никаких. На однозначную неосознанную тоже. Ведь дело в том, что его избранность может проявляться как угодно. Никаких прямых указаний на связь проводника с Источником. До самой инициации. То есть пока они не вступят во взаимодействие. Остаётся только предполагать и догадываться.
После столь продолжительной и эмоциональной речи Окудников не удержался от показательного жеста, театрально развёл руками. Затем повторил задумчиво:
– Проявляться как угодно… Ещё бы понимать, что означает это «как угодно». Странных людей достаточно много, а нужен всего один. Но вроде бы некоторые из существ способны что-то ощутить при встрече с ним. Они ведь живут за счёт Источника. Должны реагировать на его силу более тонко.
Он посмотрел прямо на собеседника, скорее, неосознанно, по-прежнему без ожидания, но, как ни странно, получил ответ.
– Вряд ли это относится ко мне, – безразлично констатировал гость.
– Я тоже так думаю, – согласился Окудников, пряча снисходительную иронию за деликатной улыбкой. Он сомневался, что посетитель вообще способен хоть на какие-то чувства, особенно на тонкие. – Но тебе и не надо ощущать. Ты ведь можешь поспрашивать. И так, чтобы тебе обязательно ответили. – Улыбка из деликатной стала холодной, многозначительной и саркастичной. – Я и сам, поверь, над этим работаю. И если что-то узнаю, непременно сообщу. Но ведь ты можешь добыть информацию там, куда мне соваться нет смысла. – Окудников приблизился к гостю. – И лучше тебя никто же не справится с доставкой? Но имей в виду, ты должен привести проводника раньше, чем произойдёт его полная инициация.
– Ясно, – всего одно короткое слово в ответ, принявшее на себя ещё и роль согласия, и Окудников тоже стал деловито немногословным, будто заразился от собеседника.
– Аванс – завтра, остальное – в случае удачного исхода. Как лучше: наличные или на счёт?
– На счёт.
Окудников отвернулся, пряча очередную снисходительную ухмылку.
Забавно осознавать, что не только люди могут пользоваться услугами обычного банка. И… мобильной связью.
Он подхватил со стола заранее приготовленный телефон, протянул гостю.
– Держи. Нужный номер выведен на быстрый дозвон. Разговариваешь только со мной.
Посетитель поднялся, взял мобильник, небрежно засунул его в задний карман брюк и снова натянул капюшон.
Окудников наблюдал, как он неторопливо и уверенно шагал до дверей, а в голове вертелось не раз уже всплывавшее в мыслях прозвище: Мрачный Жнец.
С косой на плече гость смотрелся бы идеально.
Глава 1. Сумеречники
Не очень хорошая идея: девушке в одиночку поздно вечером болтаться по подозрительным городским окраинам. То есть, совсем нехорошая, просто глупей не придумаешь. Кира это прекрасно понимала, но другого выхода у неё не было.
Она бы, конечно, предпочла белый день и очень людное место, но не ей ставить условия. Она сторона просящая. Пусть вообще скажет спасибо, что с ней согласились встретиться, ничего не потребовав взамен, по крайней мере, пока.
Да сумеречники потому и называются сумеречниками, что не любят яркий свет, предпочитают тёмное время суток. А днём они спят, наверное, или прячутся по укромным местам, как тени в полдень.
Кире никогда раньше не приходилось видеть сумеречников, знала о них только по рассказам отца, а внешность представляла по его же рисункам в старом альбоме. Выглядеть они должны примерно так.
Антропоморфные. В первую очередь подумаешь, что самые обычные люди. Просто чересчур блёклые какие-то, словно на них красок не хватило. Доскребли самые остатки, добавили воды побольше, из-за этого цвета слились и перемешались, образовав мутное нечто. Вот и получились сумеречники слегка размытыми, беспросветно-серыми.
А каким им ещё быть? Ведь на самом деле не люди они, а тени. Ожившие тени, плоские, призрачные, совсем как те, что мечутся под ногами, двигаются следом за тобой по стенам и заборам.
Чтобы сумеречнику стать плотным и материальным, ему надо… ну, в общем, как вампиру. Только не кровью напиться, а жизненной силой, человеческой, естественно. И предпочитают сумеречники тоже шеи, потому что те нежные и одеждой редко прикрытые. Но они не кусаются, зубов у них, вроде, вообще нет, зато есть присоски на подушечках пальцев.
Кира так и представила: ладонь, а на ней извиваются пять жирных голодных пиявок с жадно распахнутыми круглыми ртами.
Бр-р-р! Гадость какая!
Как присосутся! Человек почти сразу впадает в полубессознательное состояние, типа гипнотического, и сумеречник спокойно выкачивает из него энергию, сколько понадобится. Берёт он обычно немного, не высушивает до дна, не убивает.
Вот действительно как пиявка: наелся – отвалился.
Сумеречника по тому и можно отличить от человека, что руки у него чересчур длинные. Чтобы легче было дотянуться.
«Дяденька, дяденька, а почему у тебя такие длинные руки? – А это, деточка, чтоб быстрее тебя достать и…»
Давай, Кира, ёрничай! Чтобы хоть немного себя воодушевить. Чтобы окончательно не обделаться от страха, в тишине и полутьме вечера пробираясь мимо каких-то заброшенных необитаемых зданий. А, может, и обитаемых, только населяют их совсем не люди: запустение, мрак, жуть.
Ничего живого вокруг, даже ни деревца, а трава пробивается убогими клочками лишь в трещинах между асфальтом и стенами, пытается тянутся к солнцу, но солнца здесь нет. Наверное, даже ярким днём. И никому в здравом уме не придёт в голову сюда забредать. Одна Кира, ненормальная, крадётся на трясущихся от страха ногах и отвлекает себя научными описаниями.
Ещё сумеречников можно определить по глазам. Они у них слишком большие, как у персонажей анимэ. Или, скорее, как у мадагаскарских лемуров. Им же надо хорошо ориентироваться в темноте.
Душа у Киры давно ушла в пятки и там тихонько попискивает от ужаса, и даже выражение суровой решительности на лице почти не исправляет ситуацию.
Так, вот оно – длинное двухэтажное здание. Большая табличка на глухой боковой стене «Строение № 13». С юмором попался сумеречник.
Кира остановилась на углу, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, попыталась унять безумно колотящееся сердце.
Хватит бояться! Она, между прочим, не нежная хилая барышня. Она драться умеет, и неплохо. Как-нибудь справится с одной серой тенью. А если и не справится, хотя бы узнает, что надо, и уж вытерпит одну пиявку-сумеречника, не загнётся.
Но объявился не один, а сразу четыре – вывернули из-за угла соседнего дома. Очень похожие друг на друга: худые, узколицые, большеротые и, конечно, длиннорукие и глазастые. Только роста немного разного.
Самый высокий спросил:
– Зачем ты нас искала?
– Я искала не «вас», – Кира скрестила на груди руки – пальцы сами сжались в кулаки – призвала на помощь всю свою волю и выдержку. – Кого-то одного. Мне не компания большая нужна, а информация. Или вы только хором рассказываете?
– И что тебя интересует? – голос шелестел, как листья на ветру. Шёпот, не очень громкий, но ясный.
– Как попасть в Сумеречный храм, – доложила Кира. – Уж вы-то должны знать. Вы же – сумеречники.
– Зачем тебе в храм?
Они вроде как внезапно оказались ближе. Кира не понимала, как. Мерещится что ли? Ведь трое совсем не шевелились, а у четвёртого работали только мышцы лица, ну, которые двигают челюсть и губы во время разговора.
И всё-таки они немного приблизились, и это реальность, не галлюцинация. А Кире очень захотелось попятиться – еле удержалась, сосредоточенно сохраняла спокойствие, даже говорить старалась с вызовом.
– Так это вроде мне информация нужна, а не вам? Вопросы с меня, с вас – ответы.
Совсем как с собаками: не хочешь, чтоб набросились, лучше не показывать, что боишься. Ведь сумеречники, наверное, гораздо ближе к животным, чем к людям.
Высокий улыбнулся, и остальные сразу за ним, словно улыбка у них одна на всех – стоит одному растянуть губы, у прочих они растягиваются автоматически. И, гладя на их довольные ехидные физиономии, Кира ясно осознала: они пришли не поделиться, а забрать. Всё, до капли. Уверились, что никто не озаботится исчезновением девушки, которая сама ищет опасных встреч и приключений и согласна болтаться в одиночестве по заброшенному, безлюдному району.
Значит, у Киры нет шансов выбраться живой из этой переделки. Или есть?
На вид они не слишком-то страшные, а драться она, правда, умеет. Особенно, если озвереет как следует. Но сейчас больше неуверенности и страха, чем злости, и, кажется, сумеречники это отлично чувствуют, благостно и плотоядно лыбятся широкими беззубыми ртами. И потихоньку приближаются, очень потихоньку. Кира не замечает движений, но зато ясно видит, что расстояние между нею и тварями постепенно сокращается.
Кажется, они не шагают, а плывут по воздуху, едва касаясь ногами асфальта. Живые призраки.
Ну уж нет! Не дастся она им так запросто. Пока они материальны, не обернулись бесплотными тенями, Кира накостыляет им по тощим костлявым шеям. Озвереет по ходу, обязательно. Жить-то ой как хочется.
– Так вы знаете, что-нибудь про храм? – сердито воскликнула Кира. В одном месте голос предательски дрогнул, но почти незаметно.
«Не бояться! Держаться уверенно!» – мысленно приказала она себе и опять обратилась к сумеречникам:
– Или я тут зря с вами время трачу?
– Зато мы его тратим не зря, – нахально прошелестел самый длинный.
Между Кирой и сумеречниками оставалось не такое уж большое расстояние, и Кирины руки сами распрямились, демонстрируя приготовленные кулаки. Она стиснула зубы, прищурилась. Пусть хорошенько видят, что она настроена решительно, себя в обиду не даст. И твари внезапно отпрянули.
Кира растерялась и изумилась. Неужели настолько испугались её решительности и воинственного вида?
Сумеречники отступали, тоже медленно, но не останавливаясь.
– Куда? – раздалось у Киры за спиной, негромкое, но твёрдое.
Она даже подпрыгнула от неожиданности.
А сумеречники словно команду услышали – «Сгинь!», например, или «Растворись!» – в одно мгновенье осели на асфальт плоскими тенями и стремительно разлетелись в разные стороны, как бумажки от сильного порыва ветра, исчезли в тёмных щелях. Но у Киры облегчённо вздохнуть не получилось. Как бы не оказаться в ситуации «из огня да в полымя».
Она обернулась, сглотнула.
Конечно, можно было сказать: «Ничего особенно. Перед ней стоял самый обыкновенный парень».
Ага! Самый обыкновенный. То-то от него так сумеречники драпанули.
Выглядел он гораздо жутче этих тварей. Весь в чёрном, или в очень тёмном, из светлого только кисти рук с длинными пальцами и нижняя часть лица, от носа до острого подбородка. Всё остальное пряталось под капюшоном. Хотя ещё виднелось несколько прядей, настолько чистейше белых, что они почти светились в надвигающейся ночной темноте.
– Жить надоело? – спросил он у Киры голосом абсолютно лишённым интонаций.
– Нет, – с трудом выдавила из себя Кира. – Я… просто… я надеялась, они мне расскажут. Они же должны знать!
– Что?
– Как попасть в Сумеречный храм.
Слова вылетали независимо от Кириного желания. Не получалось молчать, и уж тем более не получалось огрызнуться в ответ:«Не твоё дело!»
Как там говорится? «Чистосердечное признание облегчит вашу участь». Подсознание, похоже, на это и рассчитывало.
– Зачем? – продолжился допрос.
– Надо. Мне надо, – это уже включился разум.
Не выкладывать же первому встречному все странные подробности своей биографии!
– Нашла, с кем связаться.
– Мне пообещали, что придёт всего один. Я не думала, что их будет четверо.
– Не думала, – повторил парень, вроде бы бесцветно, но…
Это, вообще, что такое? Сарказм? Издёвка? Насмешка? Наглый намёк на то, что она – полная дура?
– А ты сам-то кто? – в негодовании воскликнула Кира. – Почему сумеречники при виде тебя сразу разбежались?
– Боялись, – парень разговаривал короткими фразами, не снисходил до объяснений, и пришлось уточнять самой:
– Чего?
– Я могу их убить.
Кира опять сглотнула. Приготовленные нахальные слова пролетели в желудок, остались только испуганные, нервно подрагивающие от страха.
– И меня тоже?
Хотя даже сомнений не возникло: этот – может.
– Зачем?
Да, сейчас он задал очень удачный вопрос, на который у Киры имелся точный ответ.
Конечно, незачем. Не надо. Смысл убивать Киру? Да есть ли смысл хоть кого-то убивать? Но, похоже, парень и сам об этом знал, вопрос оказался риторическим, а вот следующий – нет.
– Останешься здесь?
До Киры не сразу дошло, о чём он.
– Останусь? Нет! Что мне здесь делать?
Она повернулась в ту сторону, откуда пришла, рванула с места, и парень шагнул, почти одновременно с ней, и в том же направлении.
Это даже хорошо. Против Киры он, кажется, ничего не имеет, а идти вместе с ним немного спокойней и надёжней. Именно немного, потому что всякие-разные твари уже не привяжутся, а вот что придёт в голову ему…
Глава 2. Неожиданное предложение
Шли неспешно, Кира украдкой посматривала на спутника.
Собственно, посматривать-то особо и не на что. Будто она одежды не видела! И много ли скажут кончик носа и подбородок?
Кстати, подбородок не квадратный, не мощный, не мужественный. Так себе, ничего особенного. Даже ни ложбинки, ни ямочки нет в качестве особой приметы. Тонкие губы плотно сжаты, кажется, задумчиво. Молчит. Кире тоже не о чем говорить.
И вдруг прозвучало:
– У меня предложение.
Кира едва не споткнулась от неожиданности, удивлённо округлила глаза, а что сказать, не нашлась, но парень и не ждал.
– Работаем вместе. Я помогаю тебе, ты – мне.
– И в чём я тебе должна помогать? – уточнила Кира.
– Собирать информацию.
Надо же! Им нужно одно и то же.
– Будешь спрашивать и про моё, и про своё.
Почему «его» на первом месте?
– А ты что, сам не можешь спрашивать? – Кира озадаченно хмыкнула.
– Иногда.
Вот так ответ.
Кира задумалась, очень сильно задумалась, тщательно взвесила все «за» и «против».
Одной непросто. Пускай ей и удалось добраться до сумеречников, не факт, что она бы от них благополучно выбралась. И даже если бы эти жуткие существа, согласно договорённости, честно выложили ей все тайны скрытого мира, вряд ли бы Кира сумела ими воспользоваться – валялась бы сейчас мёртвая возле строения номер тринадцать.
Дальше, наверняка, случится то же самое: её скорее примут за лёгкую добычу. Кира привыкла полагаться на доброту, порядочность и участие людей, хотя и от них не всегда дождёшься. А дело-то придётся иметь не с людьми? С непонятными тварями, живущими по своим понятиям и законам, которые Кире абсолютно не знакомы. Все её знания о таинственных существах – из рассказов отца да из случайных собственных наблюдений.
Вот именно, наблюдений – со стороны. Будто кино посмотрела или книжку прочитала. Стало страшно, выключила, захлопнула, и всё – ничего плохого с тобой не случится. Но сейчас подобное не прокатит: страшные картинки не просто ожили, сошли со страниц и с экрана. Всё реально, по-настоящему.
Тяжело одной, и шансы достичь цели почти на нуле. Если оценивать объективно, абсолютно на нуле. А этот парень, похоже, свой в скрытом мире, если сумеречники его столь хорошо знают. И боятся. Это важно, значит, с ним Кира будет в безопасности.
Если, конечно, договорённость окажется честной.
А зачем ему Киру обманывать? Сам же признал, что она ему нужна. И дело не такое уж сложное – спрашивать. В его присутствие хватит наглости разговаривать с кем угодно. Прикроет. Ты – мне, я – тебе.
– Я согласна, – произнесла Кира твёрдо, а потом вырвалось само, совсем детское: – Только по-честному.
Парень кивнул. Это так выглядит пламенная клятва в вечной верности, по его мнению?
Пустыри и развалины закончились, начались нормальные городские улицы: сияющие тёплым жёлтым окна домов, фонари, витрины, вывески. Свет побеждал тьму, и людей попадалось много, и Кира всё сильнее успокаивалась, а странный парень в глубоком капюшоне выглядел почти нормально.
Тут, конечно, выяснилось, что Кира жутко голодная. Она как раз из тех, кто глушит сильные переживания едой. А кафешки и прочие подобные им заведения, будто назло, попадались через каждые двадцать метров и манили аппетитными картинками на окнах. Кире каждый раз хотелось остановиться и непременно войти внутрь, но парень шёл дальше, не сбавляя темпа.
А, собственно, чего Кира стесняется? Разве это позорно или неприлично – хотеть есть. И она решительно притормозила у следующей двери с надписью «Кафе».
– Давай зайдём?
Парень успел пройти на шаг вперёд, но потом всё-таки остановился, обернулся, посмотрел на Киру…
Да какое посмотрел? Его глаза надёжно скрывались в темноте под капюшоном.
Он же, наверное, видел только то, что находилось у него прямо под ногами. И до сих пор не воткнулся в столб или стену? Удивительно. И это Кира всего лишь предположила, что он на неё посмотрел, обязательно изумлённо – понятия не имел, что можно делать в кафе.
– Ладно.
Кира поспешно ворвалась внутрь, выбрала макароны с сыром и овощной салат. Можно было, конечно, «Цезарь» или «Греческий» и мясо по-французски, но особо шиковать не на что. Она плюхнулась за стол с подносом, даже не вспомнив про приборы, и пришлось возвращаться. А парень взял только чашку чая, и то не столько пил, сколько сидел неподвижно, обхватив её пальцами, действительно длинными и тонкими. А капюшон так и не снял.
– Ты совсем есть не хочешь? – поинтересовалась Кира.
Кажется, макароны и капуста с морковкой окончательно вернули ей обычную уверенность, и уютная обстановка кафе расслабила и умиротворила. Она даже попыталась быть вежливой, организовать приятную беседу за столом.
– Я редко ем.
Кира едва не подавилась очередной порцией. Только она начала воспринимать внезапно обретённого компаньона как вполне заурядного человека, почти забыв про недавний страх сумеречников и его равнодушные слова «я могу их убить», он напомнил ей о своей подозрительной странности.
– Редко – это как? Раз в день? – Вторую версию она выдала уже просто для прикола: – Раз в неделю?
Он не ответил, а Кира вперила внимательный взгляд в макароны. Типа, внезапно озадачилась подсчётом проглоченных калорий, но на самом деле решала – это ей показалось или действительно ближе к истине получился именно второй вариант?
Нет, скорее всего, показалось. Ну ерунда же полная. Чтобы человек ел раз в неделю?
– А почему ты всё время в капюшоне?
– Не переношу яркий свет.
Лучше бы и сейчас промолчал.
Свет не переносит? Может, он вампир? Не такой, как сумеречники, а самый настоящий. Потому они его и испугались. Сильный, стремительный, способный расправиться даже с бесплотной тенью.
Вот Кира попа-ала!
Появляется неслышно, не любит свет, не ест. Ведь мог же и наврать про «редко». Хотя вампиры и чай не пьют. Но ведь и он не пьёт, только вид делает.
– Яркий? Так ведь сейчас ночь. И здесь не слишком светло.
– Привычка.
Парень поднёс чашку ко рту, отпил за раз почти половину.
Да он просто ждал, пока остынет! Кира и сама не терпит очень горячий чай или кофе.
Всё, больше никаких приятных бесед! Завершение каждой из предложенных Кирой тем только усиливает сомнения: правильно ли она поступила, согласившись на его предложение работать вместе? Но теперь парень заговорил сам, в своей типичной манере – ни одного лишнего слова. Поэтому каждый его вопрос поначалу ставил Киру в тупик.
– Местная?
– В смысле? Кто? Я? Нет. Но ехать недолго. Четыре часа на автобусе.
Так близко и так далеко. Кира решительно мотнула головой.
– Но я домой не вернусь. Не могу. Сначала должна найти храм.
– Где ночуешь?
– Нигде, пока. Гостиницу, наверное, поищу. Я ещё не думала… – произнесла она и тут же раскаялась.
Вот ведь ляпнула опять, ему на потеху. Сейчас опять начнёт над ней прикалываться. Поэтому поторопилась добавить:
– Не знаешь, есть тут поблизости?
– Знаю.
И опять они шли по улице, только теперь Кира понимала, куда. В гостиницу. Зато другое не понимала. Они уже договорились о сотрудничестве, вроде как сделку заключили – с печатями, но без подписей. Но даже не постарались узнать имена друг друга.
– Как мне тебя называть?
Парень произнёс всего две буквы. Первая – что-то среднее между «ш» и «щ», вторая – определённо «и».
Кира проговорила про себя оба варианта. «Щи» – вообще несерьёзно, даже смех разбирает. Тут однозначная ассоциация с супом. «Ши» тоже странно звучит. Но он и сам странный, очень. Киру от него время от времени в дрожь бросает: что-то среднее между страхом, тревогой и отвращением.
– А нормальное имя у тебя есть?
– Нет.
– Да быть такого не может!
Он опять промолчал, проигнорировал, словно Кира и рта не открывала или разговаривала с кем-то другим.
«Ши». Ну как можно называть человека одним нелепым слогом? Хотя он…
Кира сложила вместе все те сведения, которые уже имела о нём.
– А ты, вообще, человек?
Он ответил как всегда честно, прямолинейно и равнодушно:
– Отчасти.
Ну да, это как раз то самое обстоятельство, о котором следует упоминать мимоходом, коротко и бесстрастно. Мелочь незначительная и абсолютно неинтересная.
Не знай Кира ничего о таинственных существах, она бы просто в ступор впала от подобного заявления. Но она знала.
– А остальные части тогда чьи? – воскликнула Кира ошарашенно.
– Много всего.
Коротко и неясно. Ничего не ясно.
Гостиница выглядела так себе, о звёздочках и упоминать не стоит. Безликий светлый прямоугольник – наследие последних советских времён. Тогда только так строили: без изысков, строго, геометрично, будто из простейшего набора детских кубиков – выставили несколько в ряд, и хватит. И внутри всё выглядело скромно, чуть обшарпано, зато, наверное, дёшево.
Кира устремилась к стойке портье, но Ши протолкнул её вперёд, к лестнице, а, чтобы она зря воздух не сотрясала надоедливыми вопросами, продемонстрировал ключи.
Ну да, может, так и лучше. С деньгами у Киры не очень, сорить особо нечем, и надолго не хватит.
Они поднялись на второй этаж, прошли по коридору почти до самого конца. Ши открыл номер, пропустил Киру вперёд.
Не «люкс», конечно, далеко не «люкс». Опять скромно, просто, минималистично. Словно монологи Ши. Шкаф, тумбочка, стул, стол, стакан и…
– Здесь одна кровать! – констатировала Кира возмущённо.
– Тебе мало?
– Но… – Кира нахмурилась. – Мне-то одной хватит, – сделала упор на слово «одной». – А тебе?
– Мне не надо.
Интересно, почему?
Пока Кира мучилась кроватным вопросом, Ши оказался возле окна, распахнул рамы во всю ширь, в один скачок запрыгнул на подоконник и замер на нём, присев на корточки.
Он чего делать-то собирается? Прыгать вниз? Так второй этаж, и дверь легко открывается: выходи-входи сколько влезет. Или он взлетать планирует?
Сейчас обернётся летучей мышью, подтвердив Кирины догадки о его вампирской природе, или ещё кем-то, и умчится в ночь.
– В смысле – не надо кровать? Можешь и на полу? Или ты совсем не спишь?
– Почти.
Надо тоже научиться говорить коротко, иначе из большого количества слов выплывает и большое количество смыслов. Даже такие, которые и в сознании не держала. Из-за всех этих «а тебе», «а как» создаётся впечатление, что расчувствовавшаяся, усовестившаяся Кира сама предлагает ему разделить с ней постель. А дело-то как раз в обратном.
