Kitobni o'qish: «Закончен школьный роман»
Пролог
За окном темнело, поезд въезжал в ночь, а спать совсем не хотелось, и тихое вагонное покачивание и размеренный стук колес вовсе не убаюкивали, а бодрили и встряхивали, и подкрадывающаяся дремота от каждого нового легкого толчка отскакивала прочь. Мне всегда плохо спалось в поездах. Для меня движение – это деятельность, это стремление, целенаправленное старание. Какой тут может быть сон?
Ира тоже не собиралась ложиться, хотя уже и застелила свою верхнюю полку постельным бельем. Да и третья, последняя, обитательница нашего купе не торопилась на отдых, сидела, положив под спину подушку, читала электронную книгу. Она была младше меня лет на десять. Но я на ее фоне представлялась себе замученной, усталой дамочкой в возрасте, хотя предпочитала воспринимать свои сорок с хвостиком как «еще», а не «уже».
Мы с дочерью хорошо разглядели попутчицу, когда она только входила в купе. По ней невозможно было просто скользнуть равнодушным взглядом, она притягивала внимание.
Красивая, высокая, стройная, длинноногая. Она не сутулилась, как я обычно, держала плечи расправленными, а голову – гордо поднятой. У нее имелись веские причины гордиться собой. Темные волосы лежали на плечах крупными локонами, а глаза в зависимости от освещения становились то темно-синими, то насыщенно-серыми, то почти черными. А еще попутчица показалась мне знакомой. Не то чтобы я ее знала, но видела, где-то, когда-то и, возможно, не один раз.
Она вежливо поздоровалась приятным, чуть низковатым голосом, но не добавила больше ничего, уверенно заняла свое место.
Синева за окном густела, проносящиеся мимо огни фонарей и зажигающихся окон чертили на ней желтые и белые полосы, поезд плавно покачивал колыбели вагонов, но никто из нас троих и не думал о сне. Ира сидела рядом со мной и тихонько рассказывала о своей подруге Насте.
– Она уже подала куда-нибудь документы? – поинтересовалась я.
Настя была на год старше Иры, в этом году окончила школу и оказалась перед выбором: что делать дальше?
– Ну да, – кивнула дочь. – В железнодорожный. И еще, по-моему, в финансово-экономический собирается.
Ира перечисляла вузы без всякого энтузиазма, гораздо больше интересовали ее другие аспекты Настиного будущего.
– Знаешь, чего она сказала, – дочь коротко глянула на меня и уставилась в стол. – Они с Максом с осени вместе жить собираются.
– Не рано ли? – фраза вырвалась сама, вполне ожидаемая.
– Они уже полтора года вместе, – многозначительно выдала Ира. – Весь десятый и одиннадцатый.
– Ну… – с сомнением протянула я.
Упоминание о классах в моих глазах не прибавило аргументу убедительности.
– В том-то и дело. Очень редко бывает, когда школьная любовь выливается во что-то серьезное. Не знаю почему, но обычно, заканчивается учеба, а через какое-то время заканчиваются и отношения. Новый статус, новая жизнь, новые знакомые. Наверное, и любви тут хочется какой-то новой.
– Да ну! – не соглашаясь, мотнула головой Ира. – На кой нужна новая, если и так все хорошо?
Я пожала плечами.
– Честно говоря, я, конечно, слышала такие истории, когда с будущим мужем или женой начинали встречаться, еще учась в школе. Была в параллельном классе такая парочка. До сих пор вместе. Но это редкость. В основном разбегаются через какое-то время. Даже, если пожениться успевают. И не стоило бы твоей Насте торопиться. Подумала бы еще. Вот правда, Ир, ну не очень доверяю я этим школьным романам. В смысле надежности.
Дочь слушала с недовольной скептической миной, словно говорила своим видом: «Ну да, всегда вы так родители. Ничему не верите, во всем сомневаетесь. Вечно недовольные». А я, скорее всего автоматически, перевела взгляд на сидящую напротив попутчицу, неосознанно ища поддержки от взрослого взрослому.
Оказывается, она уже не читала, а заинтересованно поглядывала на нас с Ирой и, кажется, прислушивалась к нашему разговору.
Дочь, и так возмущенная, восприняла агрессивно чужое любопытство, тоже уставилась на соседку и с вызовом спросила:
– А вы как относитесь к школьным романам? Тоже не доверяете?
Та не испугалась и не обиделась, улыбнулась, едва заметно дернула плечом.
– Я не знаю. Мне трудно быть объективной в этом вопросе.
Ира мгновенно перестала сердиться.
– То есть?
Теперь и она светилась любопытством, а попутчица опять улыбнулась.
– Я расскажу.
Звали ее Никой, а немного необычная фамилия начиналась с отрицания – Нежданова. Она не боялась откровенностей, честно и просто говорила о том, о чем я бы никогда не решилась. Но я не останавливала ее, несмотря на присутствие моей несовершеннолетней дочери.
Во-первых, Ире недавно исполнилось семнадцать, во-вторых, нисколько не сомневаюсь, что она уже давно знала, откуда берутся дети, и что такое секс.
Не берусь утверждать, что запомнила Никину историю дословно. Скорее всего, что-то выпало из памяти, а что-то я добавила от себя, пропустив через сито своих воззрений и эмоций. Уж с точки зрения родителей – точно. Поэтому и поведу рассказ не от первого лица, а с позиции стороннего наблюдателя.
Часть первая
1
Ника стояла перед зеркалом в ванной и рассматривала свое отражение.
Выглядит она вполне ничего, даже для первого дня в новой школе… в новом классе… в новом одиннадцатом классе. Впрочем, идти в новый второй или новый шестой, возможно, так же страшно, как и в новый одиннадцатый. Откуда ей знать? Все предыдущие десять лет она проучилась в одной школе, одном классе с одними и теми же ребятами. Но в наступившем учебном году старая сверху до низу, вдоль и поперек знакомая школа оказалась где-то в недосягаемой перспективе – на другом конце города, и родители решили: Нике нет смысла ездить каждый день в такую даль.
Конечно, Нику необходимо держать в безопасной близости от дома. Спасибо за заботу, папочка и мамочка! Но что интересно, Денис все так же жил в центре и сейчас находился на том же расстоянии, как и раньше. Прежде оно его не смущало, будем надеяться, не смутит и теперь. И стоит ли сильно переживать из-за какого-то нового одиннадцатого, когда есть Денис!
«Господи, Ника, ты все еще с ним? – возопит Лада, иронично подожмет губы. Да, все еще с ним. «Он же старше тебя почти на десять лет!» – последует далее. Почти на десять. Возможно, в этом-то вся и прелесть.
Ника чуть наклонила голову.
А может, не ходить сегодня в школу? И завтра, и послезавтра…
Но почему же не ходить, если с утра сама себе нравишься в зеркале? Нельзя упускать такой шанс. Да и что стоит ей, с пластикой и грацией кошки, незаметно проникнуть в любой коллектив! Незаметно? Ой, нет. Угораздило же Нику заболеть на первое сентября. Целая неделя прошла с начала учебного года, и, конечно, все давно в курсе, все с нетерпением ожидают ее появления. Классный руководитель одиннадцатого так и заявила представшей перед ее очами Нике, без особого усердия отыскавшей учительницу в кабинете математики:
– Наконец-то! А мы тебя давно ждем, – и успокоительно-оптимистично добавила: – Не волнуйся. Все будет в порядке.
Она довела Нику до кабинета биологии, в котором проходил первый в этот день урок у одиннадцатого, нежно втолкнула в дверь. Что она говорила потом? «Вот ребята, познакомьтесь, ваша новая одноклассница. Прошу любить и жаловать!» Или что-то еще в этом роде. Какая разница? Еще секунду назад Ника мучилась проблемой, на кого ей смотреть, зайдя в класс, как будет чувствовать она себя под чужими, любопытными взглядами. Секунду назад…
Сейчас она смотрела на последнюю парту у окна, в незнакомые глаза, не понимая их выражения, но чувствуя нечто непреодолимое, влекущее, связывающее. Она вдруг ощутила, что не одна. Рядом с ней кто-то есть.
Классная предложила ей выбрать место. Но разве у нее был выбор? И хотя существовало в классе еще одно свободное место за предпоследним столом среднего ряда возле симпатичного, строящего приветливые физиономии мальчика, Ника медленно прошла к последней парте у окна.
– Привет! – решилась произнести она.
Он ничего не ответил, по-прежнему не отрывая взгляда, и, только когда она опустилась на стул, отвел глаза.
Соседка спереди обернулась и понимающе посмотрела на Нику. Ника чуть улыбнулась ей.
– Если ты умеешь медитировать, биология – самое подходяще время. Или умрешь со скуки. Хотя…
Девчонка бросила многозначительный взгляд на Никиного соседа и отвернулась, не дожидаясь ответа.
Ника подумала: вероятно, все действительно будет в порядке, и можно немного успокоиться (хорошо, что парта последняя, и никто не сверлит затылок изучающим взглядом) и, пожалуй, даже послушать, о чем разглагольствует у доски биологичка. На первый взгляд она вполне милая женщина. Неужели на ее уроках умирают со скуки? И только Ника решила слегка расслабиться, неожиданный, настойчивый вопрос разбил ее хрупкое спокойствие. Что произошло с ней, когда она переступила порог кабинета?
Ника повернула голову и посмотрела на своего соседа. Тот легкими и быстрыми штрихами рисовал в тетради ее портрет.
– Это я? – Ника не смогла сдержать удивленного возгласа.
Парень что-то утвердительно промычал в ответ без капли смущения и скрытности.
– Ты хорошо рисуешь, – растерянно пробормотала Ника.
– Я? – сосед вскинулся в безграничном удивлении. – Да я обычно цветочный горшок не в состоянии нарисовать.
– А это?
– Иногда что-то случается, пальцы сами выводят, – и секунду помолчав, добавил: – И то, что я рисую, часто приобретает для меня какое-то значение.
Его интонации абсолютно исключали какой-то тайный смысл, намек или подвох.
– Удивительно!
Такой встречи Ника никак не ожидала. Попробуй здесь успокоиться! Она и приблизительно не могла представить утром, стоя у зеркала и размышляя обо всем известной тяжелой участи новичка, какое удивление и какие страхи предстоит испытать ей в первый день. Тревожно. И она, кажется, немного побаивается своего соседа по парте.
Что, если пересесть от него на следующем уроке к тому приветливому, симпатичному мальчику на среднем ряду? Но, вновь встретив взгляд непонятных, незнакомых глаз, Ника сдержанно, едва заметно вздохнула. Нет, ничего не выйдет. Никуда она не пересядет. Возможно, это и испугало ее.
На перемене девчонка с передней парты, преградив дорогу, так же легко и непринужденно, как в первый раз, без всяких вступлений и формальностей заговорила:
– И угораздило же тебя, Вероника…
– Ника! – негромко, но твердо поправила ее Ника.
– Ника? Здорово! А я – Марина. А это – Таня, – она мотнула головой в сторону стоящей рядом подруги и соседки по парте и невозмутимо продолжила, точнее, начала с начала, без возражений принимая чужие правила: – И угораздило же тебя, Ника, со Степой сесть!
– Да? – вопросительно глянула Ника.
– Никогда не знаешь, что от него ожидать.
– Степа у нас – волк-одиночка, – добавила Таня.
Нике еще раз захотелось вопросительно воскликнуть: «Да?», но Марина заботливо опередила ее.
– Ты не волнуйся. Он нормальный парень. Конечно, со своими тараканами, – и тут же философски заметила: – Но кто из нас без тараканов?
Не успела выйти из школы – новый сюрприз. За поворотом среди деревьев ее поджидал Денис, шагнул навстречу, обхватил уверенными руками.
– Как дела? Все ли покорены и очарованы?
Ника откинулась, улыбнулась.
– Все-все-все.
– Ну конечно, моя красавица!
Денис попытался поймать ее губы, Ника, дразня, увернулась, наклонила голову и увидела…
– Пойдем отсюда! – потянула она Дениса.
– Почему?
– Здесь кругом невероятное количество моих одноклассников. Увидят тебя и будут обо мне сплетничать. А мне надо продуманно создавать репутацию. Хотя бы первое время.
Не могла же Ника рассказать Денису, что не в силах, не хочет, не способна ни обниматься, ни целоваться с ним на глазах у своего соседа по парте. Степы. Степки. Было непозволительно запретно произносить сейчас это имя. И на какое-то мгновенье Ника почувствовала себя виноватой. Нет, вовсе не перед Денисом. Его она обнимала сейчас нежно и преданно.
Почему тогда не проходит тревога? Почему хочется оглянуться назад? Но Денис торопливо увлек ее за собой, тихо и сладко заговорил в самое ухо, нежно лаская его теплым дыханием, которое безмятежным весенним ветерком развеяло страхи и сомнения.
– У тебя сегодня репетиция? – на прощанье удостоверился Денис, на что Ника утвердительно кивнула. – Я тебя встречу после.
Ника снова попыталась утвердительно кивнуть, но Денис помешал ей, целуя. Он и не сомневался в ее безропотном согласии, даже в самых идиотских мыслях не предполагая, как могла бы отказать ему его послушная маленькая девочка.
Зайдя в квартиру, Ника прислонилась спиной к мягкому дерматину двери, уронила на пол сумку, задумалась.
Денис старше ее на девять лет, ему двадцать пять. Денис говорит, будто был сражен с первого взгляда. Странно в его возрасте обратить внимание на такую малолетку, как Ника. Может, она выглядит старше своих лет?
Впервые Денис увидел ее на сцене, в танце. Наверное, в этом все и дело. Та Ника совсем другая: стремительная, загадочная, бесстрашная. Конечно, она старше. Пожалуй, у нее совсем нет возраста. Но почему Денис не разочаровался потом, когда она сошла со сцены, сняла экстравагантный костюм, отбросила придуманный образ? Почему он влюбился в маленькую, глупую, неопытную девочку?
Ника заглянула в зеркало. Не такая уж она маленькая и глупая. Она – чудо! Она гибкая, изящная, сильная, очаровательная, бесподобная. И как в такую не влюбиться? Все равно кому, двадцатипятилетнему или шестнадцатилетнему.
Ника вздохнула, подобрала сумку, вошла в комнату и увидела Ладу.
– Ну, как ты? – поинтересовалась Лада. – У тебя растерянный вид. Что-то не так?
– Все в порядке! – оптимистично воскликнула Ника.
Рассказать или нет Ладе о том, что произошло с ней сегодня в школе? Но как рассказывать, если не в состоянии подобрать слова? Разве Ника сама поняла, что с ней случилось? Разве сможет она объяснить?
2
Вечером на репетиции Лариса объявила о выступлении в клубе во вторник. Эти бесхитростные, невинные слова «клуб» и «вторник» приобретали особый смысл только в глазах тех, кто знал им истинную цену. Но и непосвященным станет понятно, если добавить к «клубу» обычно сопутствующее ему в данном случае определение «ночной». Значит, выступление во вторник превращалось в долгую ночь со вторника на среду и безмерную усталость от бессонницы к утру.
– Лариса! Но мы же договорились! Ты не занимаешь меня в ночных выступлениях на неделе, только с субботы на воскресенье. Я ведь в школе учусь.
– Да ты что! – Лариса с деланным удивлением взглянула на Нику. – Ника, солнышко! Ты классная танцовщица, но, увы, не «звезда», и не тебе диктовать условия, – холодно заявила она и неожиданно мягко добавила: – Димочка очень просил, – на какое-то мгновение лицо Ларисы стало сочувственным. – Поспишь в раздевалке или уедешь пораньше.
– На чем это я уеду в три ночи? – Ника не хотела сдаваться.
– Димочка тебя отвезет.
– Ах, Димочка? Но мне нужно к себе домой, а не к нему.
Лариса хихикнула и, положив руку Нике на плечо, добродушно предположила:
– А разве твой распрекрасный Денис тебя не отвезет? – и ехидно ввернула: – К тебе домой. Или к себе.
Ника аккуратно стряхнула ее руку.
– За что мы тебя любим, Лариса, так это за твои доброту и понимание.
Она развернулась и собиралась уйти, но Лариса остановила ее, спросила серьезно:
– Послушай, Ника! Тебе что, деньги не нужны?
Ника вздохнула.
– Ты опять забыла. Я еще маленькая и имею право жить на иждивении у родителей.
– Я помню, – возразила Лариса. – Собираемся, как обычно. Постарайся не опаздывать.
Только Ника вышла на улицу, из сгущающегося мрака пасмурного безлунного вечера выступила навстречу темная таинственная фигура.
– Не хотите прокатиться, девушка?
– Нет! – ни капли не растерялась Ника. – Мне не нравится цвет вашей машины.
– Как ты разглядела в такой темноте? – озадаченно прозвучало в ответ.
– А я днем видела! – Ника коварно улыбнулась.
– Ну, если тебя не устраивает моя машина, – развел руками таинственный встречный, – пойдем пешком.
– Ноги сотрем, пока до моего дома дойдем.
– До чего же ты привередливая, Ника! – воскликнул Денис. – Тогда пойдем ко мне. Здесь недалеко.
Он приблизился вплотную, взял за запястья.
– Меня же дома ждут!
Но Денис устал от возражений, быстрым, уверенным движением обнял ее, прочно прижал к себе.
– Подождут.
Никину щеку обожгло жаром его дыхания.
– Я тоже ждал. Пойдем! – он потянул ее к машине. – Пойдем.
Бывают же в жизни такие бесконечно безмятежные, счастливые минуты, когда время и пространство теряют смысл, когда совершенно забываешь о существовании реального мира и даже мысли не допускаешь о возвращении в его рассчитанный, размеренный, угнетающий ритм. Ника лежала в объятиях Дениса, блаженно улыбалась, полуприкрыв глаза, и вдруг вспомнила…
Она внезапно встрепенулась, Денис вздрогнул от неожиданности, вскочила.
– Сколько времени? Мне уже пора!
Денис сладко потянулся, не обращая внимания на ее метания.
– Ты меня отвезешь?
– Если ты меня как следует попросишь, – он довольно и самоуверенно подставил губы.
Ника рассердилась.
– Хорошо! Доеду на автобусе.
– Да что с тобой? – Денис нехотя сел.
– Меня же дома ждут! Денис! – Ника отчаянно взмахнула руками.
Почему она сердится? Потому, что с того момента, когда воскликнула: «Мне пора!», не была до конца искренна и честна, ссылаясь на время и волнение родителей.
– Не представляю, как твои предки согласились на твои ночные выступления!
Ника перестала суетиться, застыла на месте, пытаясь собраться с мыслями.
– Они, конечно, не в восторге.
– А от чего они в восторге? – обиженно возопил Денис. – От меня они тоже не в восторге.
– Зато я в восторге. Тебе мало?
На прощание Ника чмокнула Дениса в щеку, что он воспринял с благосклонной, всепрощающей улыбкой, выбралась из машины и, подняв глаза, посмотрела на ярко освещенные окна своей квартиры.
Было не так уж поздно, точнее, совсем и не поздно. Во всех окнах горел свет. Похоже и мама, и папа, и даже Лада сейчас дома. Может, сразу сказать родителям про выступление во вторник? И что потом Денис подбросит ее. Они, действительно, не в восторге ни от того, ни от другого. Конечно, Денис Нике не пара, слишком большая разница в возрасте. Что можно ожидать девчонке от взрослого, испорченного мужика? А насчет выступлений…
Ника помнит, как объясняла:
– Это обыкновенная работа, как и все остальные.
Отец, молча сидевший с начала разговора, вдруг невозмутимо высказался:
– Некоторые и проституцию считают обыкновенной работой.
– Папа! Как ты можешь? Неужели ты думаешь, что я…
– Конечно, нет! – спокойно выслушал Никины возмущенные вопли отец. – Ты считаешь, для тебя так уж необходимо целую ночь скакать под похотливыми, пьяными взглядами?
Мама обеспокоено глянула на Нику, думая, что та сейчас разозлится и рассвирепеет от негодования. Но дочь сдержанно посмотрела на отца.
– Пап! Я между прочим там не на тумбе стою и полуголым задом верчу. Я на сцене танцую. Нормальные постановочные танцы. А остальные для меня только зрители. И не более того. К тому же, мне обычно некогда замечать, какие у них взгляды. Я не могу ждать, когда меня пригласят в Большой театр. Да меня никогда и не пригласят, я не балерина. Меня вообще никуда не пригласят, если я всю жизнь буду танцевать только перед зеркалом. Это приличный клуб. Там часто выступают очень даже известные артисты. Там дорожат репутацией и соблюдают порядок. И вообще! Я же не стриптиз танцую!
– Вы договоритесь! – вмешалась мама.
В конце концов, сошлись на том, что взяли с Ники страшную клятву: ее ночные выступления не пойдут в ущерб школе, она не станет плакаться по утрам, будто умирает, как спать хочет, не будет прогуливать уроки, и, главное, не вздумает добираться рано утром до дома в одиночку, и, основное… Короче, и так далее, и тому подобное. И если хоть один раз возникнут проблемы, о самостоятельной рабочей жизни придется забыть.
Ника договорилась с Ларисой о своем участии только в выступлениях с субботы на воскресенье. Спасибо, Ларисочка! Если поспать только час или два, интересно, как она переживет среду в школе?
3
Наутро в среду Ника чувствовала себя довольно бодро, особенно для человека, который не спал целые сутки (пару жалких часов Ника считать не собиралась), к тому же, не просто не спал, а целую ночь – как там говорил папа? – «скакал» по сцене добросовестно и самозабвенно. Ника героически продержалась первую половину литературы, пока шел опрос, но потом нежный, вдохновенный голосок литераторши Софочки ласково и незаметно убаюкал ее. Как ни старалась Ника, глаза непослушно смыкались, голова клонилась.
Ника уперлась подбородком в ладонь, стараясь удержать голову в вертикальном положении, и не заметила, как заснула.
Ее разбудил невозмутимый шепот Степы.
– Я совершенно не возражаю, если ты будешь спать на моем плече. Меня это вполне устраивает. Но, боюсь, Софочка будет против.
– Неужели я заснула? – Ника еще не пришла в себя.
– Как бы это сказать… помягче… – Степа выдержал многозначительную паузу.
– Ясно. Спасибо за участие! – Ника постаралась взять себя в руки, но уже через секунду беспомощно простонала: – Жутко спать хочется!
– Кофе? – коротко предложил Степа, словно официант в ресторане.
– У меня от слишком крепкого голова кружится, – виновато посетовала Ника.
– Тогда самое лучшее – идти домой и лечь спать.
– Я родителям обещала, что не буду прогуливать уроки, и учеба не пострадает. Да и мама сегодня дома.
Степа, сохраняя абсолютное спокойствие, выдал новый вариант.
– Хочешь, я отведу тебя к себе? – бесстрастно предложил он. – У меня обычно никого нет.
Нику несколько смутило его предложение, но, глядя на Степу, даже заподозрить было невозможно какие-то тайные умыслы или подвохи. Нельзя сказать, что он производил впечатление бескорыстно заботливого и бесхитростно открытого человека, но он был честен и не видел в своих словах ничего особенного. Просто он хотел помочь в меру своих возможностей.
– Ты считаешь это подходящим воплощением обещания, что учеба не пострадает? – Ника все еще испытывала некоторую неловкость.
Скорее всего, мама даже не спросит, как прошел день в школе, и насколько следовала дочь своей клятве, и все-таки…
– А ты считаешь, гораздо лучше засыпать на всех уроках? Уж тогда учеба точно не пострадает! – в спокойный, ровный голос как-то непростительно нахально закралось ехидство. – Кстати, это и более опасно. Учителя жутко нервничают, когда кто-то спит у них на уроке.
– А если спросят, где я?
– Математики сегодня нет, остальные к тебе еще не привыкли. Никто не заметит.
Похоже, на любые Никины вопросы Степа уже давно приготовил ответы.
– Я подумаю. До конца урока, – неуверенно пробормотала Ника.
Степа взглянул на часы.
– Конечно.
Через несколько секунд раздался звонок. Но даже за столь короткое время Ника, добросовестно задумавшись и перестав разговаривать, вновь потеряла контроль над собой и, бессильно закрыв непослушные глаза, почти заснула.
– Идем! – она безнадежно махнула рукой, и Степа отвел ее к себе домой.
В прихожей, как обычно, царил полумрак, и Ника почти ничего не разглядела, кроме бликов на зеркале, да она и сама решила, заходя в чужой дом, не глазеть бессовестно по сторонам.
Они прошли в комнату, вполне обычную на первый взгляд.
– Располагайся, – просто произнес Степа. – Все в твоем распоряжении. А я пойду, – он шагнул прочь.
– Ты меня разбудишь, когда придешь из школы?
– Конечно.
Ника услышала, как хлопнула входная дверь, и, оставшись одна, решила все-таки немного полюбопытствовать и осмотреться. Но тут взгляд ее упал на кровать.
«Немножко полежу, а потом…» – подумала она, легла поверх покрывала и, конечно же, почти мгновенно уснула.
Один раз она проснулась, замерзнув, и, находясь на грани между сном и явью, не поднимая век, что-то нащупала рядом, натянула на себя, завернулась и опять погрузилась в небытие.
Когда Ника наконец открыла глаза, уже не затуманенные безнадежно усталостью и сном, ее взгляд прямиком уперся в Степу, сидящего неподалеку в расслабленной позе.
– Ты давно пришел?
– Минут десять назад, – он не сдвинулся с места.
Ника только теперь разглядела, во что она закуталась. То оказалась брошенная на кровать Степина куртка.
– Я немного замерзла, – объяснила она, оправдываясь, на что Степа только пожал плечами, села на кровати, куртка сползла ей на колени. – Меня никто не хватился?
– Марина, – прозвучало в ответ, как всегда, коротко и сухо, без всяких комментариев, после чего духу не хватало пускаться в расспросы, выведывать подробности.
– Я пойду! – Ника поднялась с кровати, шагнула к двери. – Спасибо.
– За что? – Степа повернул голову в ее сторону.
Ника развела руками, сделал еще шаг.
– До завтра! – ей показалось, будто Степа хочет встать и двинуться за ней следом, но он остался сидеть на прежнем месте.
– До завтра.
Ника оглянулась в дверях.
Вообще-то, по всем правилам, финальные сцены обязаны выглядеть так: они опомнились, бросились друг к другу, поцеловались и…
Неизвестно, как Степа, а Ника даже не помышляла о подобном, хотя долгое время потом не проходило ощущение чего-то недосказанного или недоделанного.
