Kitobni o'qish: «Ловцы чудовищ»
Глава первая. В подвале
Дверь захлопнулась, и Аня очутилась в кромешной темноте.
Первым чувством, которое она испытала, оказались не страх, не паника, а едкая досада.
Купилась, наивная дурочка!
Те, кто остался снаружи, наверняка уже подхихикивают и ждут, когда она завопит, кинется к двери, начнёт стенать и требовать, немедленно её выпустить.
Не дождутся!
Аня упрямо фыркнула и притопнула ногой.
Сейчас она усядется прямо на пол и будет молча сидеть, пока те, за дверью, сами не испугаются, подумав – а вдруг с одноклассницей действительно случилось что-то ужасное. Например, безвременно скончалась от разрыва сердца. И теперь на их не отягощённой мучениями совести висит тяжкий груз – Анькина загубленная жизнь.
Ну и кто тогда посмеётся?
Аня злорадно усмехнулась и тут же обречённо вздохнула.
Нет! Надо же было ей так глупо повестись!
Дополнительная алгебра закончилась. Аня в компании Куликовой и Плаксиной спускалась по лестнице к раздевалке. Опустевшая школа гоняла по этажам эхо каждого звука, создавала впечатление, что она не типовое, не слишком-то просторное здание, а дворец с переходами, залами и миллионом комнат или наполненная сокровищами огромная пещера. Всё стало гулким и каким-то загадочным, а снизу вдруг потянуло холодом и сыростью, словно там скрывалось начало подземного хода. Наверное, поэтому девчонки втроём, не сговариваясь, одновременно перегнулись через перила и заглянули под лестницу.
Неизведанной чёрной дырой зиял проём подвальной двери.
– Чего это открыто? – удивилась Соня Плаксина. – И нет никого.
Любопытная до всего без исключения Инесса Куликова уставилась во мрак.
– Девчонки, а вы хоть раз в подвале были?
Плаксина недоумённо пожала плечами.
– Чего я там забыла? Темно, сыро, грязно и пусто.
– Откуда ты знаешь, что пусто? Представь, сколько там места! Наверняка что-то есть.
– Что-то? Трубы и крысы! – Соня брезгливо сморщилась. – Ну, может, быть, ещё скелет сто лет назад заблудившегося сантехника. Сейчас как выскочит! – Плаксина многозначительно возвысила голос, взвыла и резко ухватила подружку за руку. – Отдай мой вантуз!
Инесса подпрыгнула и заорала:
– Дура совсем! Хватаешь. Так же заикой недолго сделать.
Соня в ответ только рассмеялась:
– Да ладно, Кулёчек! Прикольно ведь получилось.
Куликова подулась для вида, но расстраивалась, скорее всего, не от обиды, а оттого, что не сама придумала классную шуточку.
Аня прекрасно знала характеры подружек, знала, что девчонки никогда не упустят возможности над кем-нибудь приколоться и беззлобно поиздеваться. Даже друг над дружкой. Вот и надо было разворачиваться и топать своей дорогой. Так ведь нет! Понесло её истину восстанавливать.
– Разве нашей школе сто лет?
Плаксина опять пожала плечами, но на этот раз равнодушно:
– Без понятия. Я же так просто сказала. Но моя мама в ней училась.
– Ага. И моя, – поддакнула Куликова. – Может, и бабушка тоже. Хотя, нет. Бабушка, кажется, из деревни приехала. – Она спустилась на пару ступенек и вернулась к прежней теме: – Всё-таки интересно, что там?
– Говорю же, нет ничего! – отрезала Плаксина.
– Не может быть!
– Ой, да ладно!
Подружки распалились не на шутку. Они кололи друг друга ехидными взглядами, вызывающе усмехались. И, спрашивается, зачем понадобилось Ане вмешиваться в их разборки?
– Так чего вы спорите? Идите и посмотрите!
Девчонки разом уставились на говорившую.
– Щас! – коротко высказалась Плаксина.
– Там же темно! – разумно добавила Куликова.
– Ну и что? – продолжала приближать недобрую развязку Аня. – Вы чего, испугались?
– А ты не боишься? – Соня сощурилась недоверчиво.
Но, возможно, и не недоверчиво, а хитро, предчувствуя рождение нового розыгрыша.
– Чего бояться-то?! – опрометчиво расхрабрилась Аня. – Сама же утверждала, там пусто.
– Так, может, ты и посмотришь? – ехидно глянула Куликова. – Раз такая смелая.
– Ну и посмотрю.
А что оставалось делать? Пойти на попятную? Сказать, изображая снисходительность и брезгливость: «Да я что, с ума сошла? Лазить там по всякой грязи. Очень надо! Тем более мне вообще фиолетово, есть там что или нет»?
Но, какие физиономии ни корчи, с какими интонациями ни говори, одноклассницы-то воспримут отказ как признание в трусости. И начнут трепать, будто это не они первые испугались, а Ворожцова. А Анькина репутация не из тех, которых ничем не подмочишь.
Аня гордо вскинула голову и решительно затопала вниз, по дороге предполагая, что сейчас зайдёт в подвал, продвинется на пару метров, скажет несколько слов типа: «Ну и что тут страшного!» – с чувством превосходства и осознанием собственного величия и скорее ломанётся назад, на свет и простор школьных коридоров. Но успела сделать лишь один шаг, как дверь предательски хлопнула, и, рождённая движением воздуха, волна беспросветного мрака накрыла девочку с головой.
Затем последовала вторая волна. Понимания, какой же она оказалась наивной, легковерной дурочкой. И даже обижаться было бесполезно. Сама виновата.
Неизвестно, как в других школах, а у них тупо разыграть товарища – святое дело. Жертве никто не будет сочувствовать. Ну не со зла ведь, а чтобы стало смешно. Всем. Почти что.
Неужели так трудно чуть-чуть пострадать ради общей радости?
Ещё проще задавать подобные вопросы, а не отвечать на них, стоя в полной темноте в холодном школьном подвале.
Нет! Усаживаться на пол Аня всё-таки не станет. Грязный, пыльный зад тоже может оказаться неплохим поводом для всеобщего веселья. Но ещё посмотрим, кто будет смеяться последним!
Посмотрим? На что?
Куда ни повернёшь голову, везде непроницаемая чернота. «И даже лапы не видно», – сказал бы ёжик в тумане.
Собственно, не такая большая разница – густой туман и непроглядный мрак. Одинаковая жуть, одинаковая неизвестность впереди. Время идёт, а глаза не привыкают, не выступают из темноты слабо очерченные силуэты. В смысле – углы, проходы, трубы. А ничего другого не надо.
Аня поёжилась и, хотя в беспросветной темноте подвала это выглядело глупо, зажмурилась, стараясь представить что-нибудь милое и приятное. В конце концов, пейзажик, незатейливый, но безопасный. Солнечную полянку, шумную, заполненную народом улицу. Или собственную комнату. Но перед мысленным взором нарисовалась неожиданная картина. Не пейзаж, а портрет.
Аня увидела незнакомого старика, совсем седого, с густой бородой, с сетью лучистых морщинок на лице. Глаза, тёмные, почти чёрные, совсем не выцветшие с годами, смотрели внимательно, спокойно и мудро, и взгляд был почти осязаем, словно и не видение, а живой человек стоял перед девочкой.
Старик протянул к Ане руку, и словно лёгкий тёплый ветерок ласково дунул в лицо. И глаза сами распахнулись, и опять кругом царил только мрак.
Кажется, у Ани от страха уже крыша едет и коленки слегка дрожат.
Придётся все-таки сесть.
Нет! Лучше прислониться к стене. Надёжней. А совсем хорошо было бы спрятаться за ближайшим углом. Тогда эти шутницы, Плаксина с Куликовой, сами испугаются, открыв дверь и нигде не найдя одноклассницы.
Аня вытянула вперёд руки, неуверенно шагнула, надеясь сразу же нащупать кирпичную кладку стены. Она не обнаружила ничего, зато поняла – любое касание здесь окажется неожиданным и пугающим. Потому как неизвестно, на что наткнёшься.
Вот если бы темноту можно было раздвинуть. Как занавески поутру, впуская в комнату добрый солнечный свет. Или как воду, плывя брассом.
И Аня почти неосознанно развела руки, будто толкнула створки ворот.
Неожиданно в лицо ударил свет, накатил на мрак встречной волной. Не слишком яркий, сдержанный, но всё равно немного ослепивший. Что-то непонятное, призрачное заколыхалось перед глазами.
– Ворожцова! – громко раздалось за спиной, покатилось по подвалу, сотрясая воздух, отскакивая от стен.
Аня вздрогнула, подалась назад.
Свет больше не бил в глаза, наползал на мрак через распахнутую настежь дверь.
– Ворожцова! Ты где? – взрослый голос, сердитый, недовольный, но и встревоженный. А следом девчачий, звенящий, испуганный: – Анька! Выходи! Ты чего? Анька!
Три тёмных контура на фоне светлого прямоугольника.
Плаксина, Куликова и… завхоз Лариса Евгеньевна
Аня на автопилоте направилась к выходу..
– Ворожцова, вот скажи! Чего ты в подвале забыла? Ну что за дети? На секунду дверь открытой не оставишь. И ладно бы малышня, мальчишки. Их вечно тянет куда не следует. Но ты ведь взрослая девочка, Ворожцова! Какого лешего тебя туда понесло?
***
Нет! Больше Лариса Евгеньевна подвал открытым не оставит. Даже если понадобится отойти всего на миг, на сотую долю секунды. Любой незапертый проход притягивает детей как магнит.
Завхоза и не было-то всего пять минут, а тут уже сюрпризы.
Ещё спускаясь по лестнице, Лариса Евгеньевна заметила возле подвальной двери двух этих девиц из восьмого и сразу заподозрила неладное.
– Ну и что мы тут делаем? – поинтересовалась она, сурово взглянув на девчонок с высоты лестничного пролёта. – Кого вы там заперли?
Куликова и Плаксина умело включили чистоту и невинность во взгляде, и напрасно. Именно таким глазам Лариса Евгеньевна ни за что не поверила бы.
– А мы-то при чём? – вкрадчиво залепетала Куликова. – Ворожцова сама полезла. Мы ее отговаривали, а она упёрлась. И сама дверь захлопнула.
– Ага! – кивнула завхоз. – А потом ещё силой воли и закрылась снаружи. Или как?
– А она сильно дверью хлопнула, – поддержала подругу Плаксина. – Вот, наверное, ключ и повернулся.
– Не сомневаюсь, Сонечка, – ласково проворковала Лариса Евгеньевна, сохраняя каменное выражение на лице, – что так оно и было.
Подошла, отперла замок, ну и конечно, крикнула, распахнув пошире дверь: – Ворожцова!
Какой-то блик света метнулся в темноте.
Неужели даже фонарик прихватили? Словно знали, что именно сегодня Лариса Евгеньевна на несколько минут оставит открытый подвал без присмотра. Ну и детки!
А почему в ответ ни звука? Что за шуточки?
– Ворожцова! Ты где? – голос завхоза дрогнул, а тут и эти две пигалицы из восьмого испуганно заголосили: – Анька! Выходи! Ты чего? Анька!
Ворожцова неторопливо выплыла из мрака. Невозмутимая, даже слегка отрешённая. Тут Лариса Евгеньевна всё и высказала непутёвым ученицам.
Куликова и Плаксина осуждающе посмотрели на Аню, как бы говоря: «Мы не виноваты. Это все она». А та только плечами пожала:
– Я не знаю. Так уж получилось.
Ну что с ними делать?
– Чтобы возле подвала я вас больше не видела, – строго сдвинув брови, приказала завхоз. Но ни одна из девчонок даже не кивнула, а Плаксина, так та вообще, нахально ухмыльнулась и спросила:
– А почему, Лариса Евгеньевна? Вы что, там клад прячете?
– Нет! – завхоз многозначительно глянула на Соню. – Я там держу надоевших мне наглых девиц. Без еды и света. Пока они не сделаются вежливыми и послушными.
Глава вторая. Куча странных происшествий
Аня торопливо дотопала до гардероба, чтобы оторваться от одноклассниц, но среди опустевших вешалок те её снова нагнали, заговорили, как ни в чём не бывало.
– Нашла чего-нибудь?
– Угу! – Аня качнула головой и перечислила серьезно: – Три клетки, один сундук, пять скелетов и вантуз.
Куликова вытаращила глаза.
– А клетки зачем?
Плаксина состроила сочувственную рожицу, приобняла подругу.
– Ну ты же слышала, Кулёчек, что Лариса сказала. Для содержания наглых девиц.
– Чё, правда? – обеспокоилась Инесса.
Аня уткнулась лицом в собственную курточку, все еще висящую на крючке. Плечи предательски вздрагивали от смеха. А Плаксина хохотала, не стесняясь.
– Да ну вас! – опять надулась Куликова, но только на мгновение, а потом тоже рассмеялась.
Девчонки вышли из школы.
– Ворожцова! Ну чего там правда было? – любопытная Инесса так и не угомонилась.
– Да ничего не было! – отмахнулась Аня. – Всё, как Соня сказала. Пустота и темнота.
Они разбрелись в разные стороны: Аня в одну, Куликова с Плаксиной в другую. А на школу даже не глянули на прощанье.
Очень надо! Завтра же опять сюда переться.
Восьмиклассницы уже скрылись за ближайшими домами, когда с крыши здания сорвалась стая галок.
Птицы закружились, громко и тревожно перекрикиваясь, но на них никто не обратил внимания. Все знали, что галки любят время от времени сбиться в кучу и потусоваться шумной компанией. И, конечно, никто не заметил, как над школой взмыло большое странное существо, смутно различимое в тусклом свете пасмурного дня. Похожее то ли на древнего птеродактиля, то ли на перепутавшего небо с морем загадочного ската-манту.
Наверное, это было каким-то знамением, так никем не замеченным и не понятым. Потому как с того самого дня, как Аня побывала в подвале, в школе время от времени стали происходить странные вещи. А началось всё с ночного дежурства дяди Паши.
***
Дядя Паша работал в школе охранником. Очень давно работал. Напарники часто менялись, а он оставался верен одному учреждению. Пожалуй, поэтому все его и называли по-родственному дядей Пашей.
На его проницательный взгляд наталкивались, только войдя в школу. С ним прощались последним, отправляясь домой. И постоянно слышали во время перемен, если оказывались на первом этаже:
– А ты куда пошёл? Хочешь с уроков сбежать?
– Дядь Паш, да я на минутку, только свежего воздуха глотну.
– В форточку наглотаешься. Знаю я тебя. Покурить приспичило.
– Ну дядь Паш! Ну что вы? Я же исключительно за здоровый образ жизни.
– Вот и сиди в школе, пока уроки не закончатся. А-то потом мне выговаривают: «Почему пропустил? Куда смотрел?» Живо в класс.
– Так у нас физкультура! Мне в спортивный зал надо.
– Вот и замечательно. Шагай-шагай. Укрепляй здоровье.
В закоулках школьного здания дядя Паша ориентировался, наверное, даже лучше, чем в собственной квартире. Он хорошо знал все потайные места и толково объяснял каждому желающему, как найти тот или иной кабинет. Подробные планы всех четырёх этажей мгновенно появлялись перед мысленным взором охранника, стоило ему только захотеть. А самые важные территории хорошо просматривались на экране телевизора, к которому подключались развешенные по коридорам камерам видеонаблюдения. Ещё на телевизоре хорошо просматривались телепередачи. И ночные дежурства вдали от шумной семьи, когда никто не утомляет постоянным переключением каналов и можно смотреть то, что душе заблагорассудится, дядя Паша не считал обременительной обязанностью. Тем более никто не запрещал вздремнуть на раскладушке.
Да и что могло случиться ночью в школе, если и днём-то от неё опасливо шарахались те, кому сюда идти было без надобности?
Просмотрев все возможные новостные передачи, дядя Паша решил поразмяться, а заодно исполнить свой профессиональный долг – пройтись по этажам и проверить, всё ли в порядке. В благополучном исходе предпринятого мероприятия охранник ни капли не сомневался.
Разминая затёкшие после долгого сидения ноги, дядя Паша сделал несколько приседаний, потом пару раз резко взмахнул руками, разгоняя застоявшуюся кровь, и вышел на маршрут.
Привычный путь пролегал по коридору первого этажа, мимо канцелярии, мимо ведущих наверх лестниц, мимо запасного выхода, столовой, большого спортивного зала. Возле гардероба начальной школы располагалась последняя, третья по счёту, лестница. По ней охранник обычно и поднимался на следующий этаж.
Даже если идти с закрытыми глазами, не заблудишься.
Дядя Паша с видом хозяина прошагал мимо спортивных раздевалок. Вот они: сначала – девичья, потом – мальчуковая. Через широко распахнутые двойные двери двинулся в младшую рекреацию и…
Оказался возле собственного поста. Будто и с места не двигался.
Охранник озадаченно кашлянул, поморгал – чего только не привидится после всех этих мировых новостей, сам себя не упомнишь! – и вновь отправился на обход.
Поворот, умывальники, стеклянные двери столовой, раздевалки – девичья и мальчуковая, в полагающемся порядке – вход в спортивный зал, витрины с кубками и грамотами, распахнутая дверь… пост… поворот, умывальники, стеклянные двери столовой, раздевалки, вход в спортивный зал, витрины с кубками и грамотами, распахнутая дверь, пост…
Завершив пятый круг, дядя Паша всё-таки решил присесть.
Наверное, он заснул и видит глупый сон.
Нехорошо! Обход владений полагается сделать обязательно.
Надо проснуться!
Охранник ущипнул себя за ногу.
– Ой!
Больно! Значит, проснулся. Уже лучше. Только вот вновь отправляться в путь дядя Паша уже не торопился, решил проанализировать ситуацию.
Да только чего тут анализировать? Понятно, если бы в лесу заплутал. Тогда можно всё на лешего свалить: мол, старичок-лесовичок забавляется, путника морочит, кругами водит. А в школе кто? Школьный?
Впрочем, всё это глупости. Если и существуют на свете барабашки, так вряд ли они в подведомственное дяде Паше заведение полезут. Долго точно не продержатся. С детишками-то современными! Которых ничем не проймёшь, не напугаешь. Которые хоть чёрта поймают и к своему какому-нибудь неблаговидному делу приспособят.
Да и нет в природе никаких барабашек. Скорее всего, устал дядя Паша, переутомился, вот ему и мерещится чёрт знает что.
Довольный результатом логических рассуждений, охранник облегчённо вздохнул, но тут поблизости раздался шорох. Или звук лёгких шагов?
Дядя Паша напрягся.
– Эй! Кто тут прячется? А-ну выходи!
Никто не отозвался.
– Всё равно найду. Тогда хуже будет! – грозно предупредил охранник.
Хотя кровожадностью он никогда не отличался и ни за что бы не поднял руку на ребёнка, но – на всякий случай.
Из закутка с умывальниками метнулась едва различимая тень и скрылась за углом.
– Стой! – закричал дядя Паша с трудом удерживаясь от того, чтобы добавить: «Стрелять буду!»
Впервые за всю его мужественную школьную карьеру ночью в здание проник нарушитель.
Какое пятно на безупречной репутации!
Громко топая массивными ботинками сорок пятого размера, охранник кинулся в погоню. Бегал он неплохо, и маячившая далеко впереди призрачная фигура постепенно начала приближаться. Но, несмотря на это обстоятельство, как следует разглядеть преследуемого не удавалось. Тот метался из стороны в сторону, отчего силуэт его становился весьма расплывчатым и неопределённым.
Дядя Паша поднажал ещё немного. Он уже выставил вперёд руки, надеясь в любой момент схватить наглеца, но тот шмыгнул за очередной поворот. Охранник с разгона ринулся следом и едва не скатился по короткой, но крутой лестнице вниз, к дверям подвала.
Балансируя на верхней ступеньке, дядя Паша изумлённо вертел головой.
Нарушитель бесследно исчез. Взбежать по лестнице на второй этаж он просто не мог: были бы слышны шаги. Но школу окутывала гулкая тишина, нарушаемая лишь отрывистым громким дыханием запыхавшегося охранника.
Дядя Паша ещё немного постоял, прислушиваясь и приглядываясь, но ничего подозрительного больше не произошло. Школу до краёв наполнял сонный покой.
«Поменьше надо смотреть новостей и странных программ», – разумно решил охранник, вернулся на пост, устроился поудобнее на стуле, переключил телевизор на видеонаблюдение и вперился в экран.
Рассказывать о ночном происшествии он, конечно, никому не стал. А-то еще отправят в отпуск. Или на больничный. Зато следующего события скрыть не удалось. Уж слишком серьёзными и заметными оказались следы преступления.
Обнаружила их через два дня заведующая школьной столовой.
Она явилась на работу раньше своих подчинённых и была встречена гостеприимно распахнутыми дверями холодильников. Пол тоже оказался торжественно усыпанным – но не лепестками роз, а разодранными пластиковыми упаковками и разнообразными овощами, свежими и бывшезамороженными.
Ну надо же! Уж лучше бы они пропали! Дети всё равно овощи терпеть не могут. Всякие там брокколи, цветную капусту, стручковую фасоль. Но бесследно исчезли мясные продукты. Даже сосиски!
Заведующая столовой поёжилась – неужели нашествие свирепых хищников? – и побежала к дяде Паше.
Охранник тоже мысленно поёжился, но уже от воспоминаний, и честно признался, что прошедшей ночью сторожил он со всем усердием, глаз не смыкал, но никого не видел и ничего не слышал.
Тщательная проверка, проведённая по следам преступления, показала, что все двери надёжно заперты, окна плотно закрыты и нет ни одного разбитого стекла. Но нет и продуктов. А также никаких мыслей по поводу того, кто, как и зачем стащил из столовой всё мясо.
Ситуация немного прояснилась через пару дней, когда специально вызванная бригада сбрасывала снег с крыши. Поднявшиеся на верхотуру рабочие обнаружили следы недавнего ужасного пиршества: обглоданные кости, несколько зажёванных сосисок и одну надкусанную куриную ножку – и, конечно же, сразу сообщили школьному начальству.
Собравшаяся на крыше делегация, которая состояла из директора, всех завучей, заведующей столовой, вездесущего дяди Паши и молодого учителя физкультуры Алексея Вячеславовича, долго и напряжённо рассматривала улики, но к единому выводу не пришла. Да вообще ни к какому не пришла.
Разве можно тут было предположить что-то вразумительное и реалистичное?
