Kitobni o'qish: «Не верь глазам своим»

Сентябрь, 2008

15 сентября, «Телеграф»:

Сын Роджера Лодердейла бесследно исчез

«Джонатан Лодердейл, 10-летний сын известного инвестиционного банкира Роджера Лодердейла сегодня днём бесследно исчез прямо у дверей частной школы Вест Ройал. По предварительным данным, его забрала домработница Лодердейлов, Мария Веракрус. Однако до дома Мария и Джонатан так и не добрались.

Уже пять часов о мальчике ничего не известно. За дело взялась полиция Балтимора. Капитан Гувер, глава отделения полиции Хэмпдена, сообщает:

– Как правило, мы объявляем человека в розыск по истечению трёх дней с момента его пропажи. Но, когда дело касается маленьких детей, мы обязаны начать расследование как можно раньше.

Роджер и Вирджиния Лодердейлы отказались дать какие-либо комментарии».

***

16 сентября, «Дейли Ивнинг»:

Джонатана Лодердейла похитили?

«Прошло тридцать два часа с момента исчезновения 10-летнего Джонатана Лодердейла. Глава отделения полиции Хэмпдена, капитан Гувер, развернул полномасштабную операцию по розыску пропавшего мальчика и его няни, Марии Веракрус.

– Обычно Джонатана забирают на машине, – поделился с репортёром «Дейли Ивнинг» Ян Эбердин, приятель Джонатана. – Но вчера они с няней ушли пешком.

– Не могу поверить, что это произошло с одним из наших учеников. – Заявила миссис Пирс, директор школы Вест Ройал.

– Просим сообщить полиции любую информацию касательно Джонатана Лодердейла или его няни. Любая мелочь может помочь следствию. – Выступил с просьбой к жителям Балтимора капитан Фрэнк Гувер.

Мистер и миссис Лодердейл по-прежнему не дают никаких комментариев».

***

17 сентября, «Балтимор Сан»:

Джонатан Лодердейл так и не найден

«Прошло три дня с момента исчезновения 10-летнего Джонатана Лодердейла. Весь город погрузился в дымку ожидания и печали.

Полиция исключила факт похищения – с Лодердейлами так и не связались по поводу выкупа. Основная версия пока не озвучена – капитан Гувер не раскрывает детали расследования и призывает всех сотрудничать со следствием, дабы маленький мальчик вернулся к убитым горем родителям как можно скорее.

Роджер и Вирджиния Лодердейл не покидают стен своего дома в Хэмпдене и не общаются с прессой. Их последнее утешение – старшая дочь Сара, которая с нетерпением ждёт возвращение брата домой».

Пятнадцать лет спустя

Глава 1

Бриллиант лучезарно подмигнул при встрече с солнечным бликом, пока я вела ладонью по кружеву тугого корсета. Идеальное сочетание роскоши и изящества. Гипюр витиеватым узором обрамлял моё тело, а золотое кольцо – палец. Два символа любви, что встретились на последней примерке.

Искусный ювелир в полумраке мастерской бутика «Картье» изрядно потрудился, чтобы вместить три карата благородного камня в золотой каркас. Отшлифованный и доведённый до совершенства тот долго не задержался в бархате витрины Бельведер Сквер и очутился в руках Марка. Одно колено, предложение руки и сердца, всё в лучших традициях, и вот я примеряю свадебное платье в помпезном салоне города в последний раз.

– Вам нравится? – С замиранием сердца спросила Айви, девушка-консультант, что услужливым облаком вилась вокруг каждой достопочтенной гостьи.

Я провела рукой по «витражному» лифу из кружев и переплетённых нитей. Длинный подол водопадом растекался по моим ногам и утекал в бесконечность. Никогда ещё не чувствовала себя такой красивой, даже дыхание перехватило. Осмотрев своё отражение в массивном трюмо, я остановила взгляд на своих глазах. Они блестели от восхищения и чего-то ещё… Сомнения, настолько крошечного – меньше бриллианта, что сиял на моём пальце. Но я тут же прогнала это чувство и произнесла:

– Бесподобно.

Предсвадебный мандраж, и только. Это платье неделю подгоняли по моим меркам перед финальной примеркой, лишь бы угодить дочери Роджера Лодердейла. Для «Мариэль», свадебного салона в Риверсайд, мой заказ – лучшая реклама, поэтому Айви с замиранием сердца ждала моего вердикта в стороне.

Я перемерила с сотню платьев из атласа, сатина, органзы и шёлка Армани. Белые, пудровые, бледно-розовые и цвета шампанского. Пышные, прямые, А-силуэтом, русалкой и даже в стиле ампир. Мама буквально за ручку таскала меня по салонам и впихивала в очередное подобие сахарной ваты, а мне приходилось сносить все эти издевательства. Пыхтеть под плотными юбками и тугими корсажами, пока она пользовалась всеми привилегиями богатой покупательницы. Рассиживалась на бархатных диванчиках, уплетала белый бисквит с прослойкой из малинового конфи и запивала отборным шампанским из бережливых запасов.

Мы долго воевали. Насчёт каждой детали свадьбы, но насчёт платья особенно. Было странно обращаться в салон, когда я сама – городской кутюрье со стажем и собственным представлением об идеале. Но мама настояла на том, чтобы наряд для меня шил кто-то другой.

– Даже Стелла МакКартни носит Версаче. Лишний повод прорекламировать себя и наладить связи. – Убеждала меня мама.

Похоже, её поиски идеального свадебного платья забавляли больше, чем меня. Но каждый раз, как ширма являла меня её придирчивому взгляду, тонкие губы в телесной помаде Вирджинии Лодердейл поджимались в скрытом неудовольствии. Хоть в чём-то мы с мамой сходились во взглядах. Ни одно из этих дорогущих платьев не подходило.

На нас истратили изрядно пузырьков, кондитерских изысков и натянутых улыбок, прежде чем мы очутились в «Мариэль» и я примерила первое увиденное платье. Чехол-основа из телесной сетки повторял тон моей кожи, а кружево, точно нарисованный морозом узор, расписывал моё тело. Такие платья сейчас в моде, но на моду мне всегда было плевать, в отличие от мамы. Я сама её создавала. В таком наряде я чувствовала себя собой, а это для меня важнее всего. Не потерять себя, когда жених наденет на палец кольцо и услышит «да».

Платье подогнали по размеру, так что теперь нужно ещё тщательней следить за фигурой, чтобы за два дня до свадьбы не пришлось начинать всё заново. Не хватало ещё, чтобы у мамы случился инфаркт от того, что её дочь не влезла в идеальное платье и испортила все фотографии, которые попадут на страницы «Морнинг Джеральд», «Телеграф» и даже «Балтимор Бизнесс Джорнал» благодаря влиянию моего папочки. Права на освещение торжества прямо с места выкупила «Балтимор Сан» за кругленькую сумму, что покроет часть расходов. Хотя мне не о чем переживать, ведь отец сам вызвался оплачивать свадьбу своей единственной дочери, как бы Марк не протестовал.

Несмотря на то, что я сама занималась подготовкой – не без вмешательства мамы и Бри, свадебного организатора, чей час стоил дороже моего – я и знать не знала, какая сумма там выходит под чертой «итого». В мою задачу входило лишь указывать пальцем на то, что пришлось по вкусу, а счёт благополучно улетал прямиком к отцу. А говорят, счастье за деньги не купишь. Хотя я не из тех, кто ставит знак равенства между счастьем и всякими побрякушками. Я просто знаю цену и тому, и другому. Но не на всё можно повесить ценник.

Любовь уж точно не продаётся. Марк ведь тот самый… Но не слишком ли мы торопимся?

Звонок мобильного телефона намекнул, что пора прекращать накручивать саму себя. Я попросила Айви подать мою сумочку, благополучно забытую на розовом диванчике. Сегодня там не было мамы, которая бы глотала кремовые коржи и вздыхала над платьем, хлопала в ладоши и вздёргивала свой точёный носик, как мраморная статуя греческой богини.

Лист календаря, что смахнулся на пятнадцатое сентября, оправдывал её отсутствие. Ровно день в день у матери начинались сильнейшие мигрени. Констанс, её верная домработница, задёргивала все шторы в доме и приносила ещё одно одеяло с верхних полок платяного шкафа «Бональдо», привезённого из Италии. Ставила на прикроватную тумбочку поднос с графином воды, пузырьком успокоительных и этажерку со сладкими фруктами, за которыми успевала сбегать с утра пораньше на фермерский рынок. Мама ещё несколько дней проваляется в постели в одной шёлковой сорочке и повязке на глаза, пока Констанс будет выписывать вокруг неё пируэты и исполнять мельчайшие желания, будь то классическая музыка, чтение поэзии или разговор по душам. Хорошо хоть, у Вирджинии Лодердейл хватало совести не просить помощницу саму исполнить «Лунную сонату» Бетховена.

Сколько бы жалости не обитало в моём сердце к матери, порой, её поведение доводило меня до белого каления. Куда делась та простая, милая женщина, что жила в квартирке над железными путями, пила чай из пакетиков и смеялась от души? Её стёрли не только несметные богатства, так внезапно зазвеневшие в кармане, но и скорбь. А у скорби не бывает срока годности.

Выудив из сумочки телефон, я ожидала увидеть имя мамы на экране. Она и за сотню миль учует, что я стою посреди салона в помпезном платье. Но это оказалась Оливия.

– Привет, Лив! – Выдохнула я, не в силах пережить не только примерку, но и болтовню с мамой о шифоне, слишком низком по её меркам торте и мэре, которого она пригласила на нашу свадьбу.

– Сара. – Голос подруги приятной мелодией зазвучал по ту сторону трубки. – Я, конечно, понимаю, что главная невеста города по уши в делах. – Я усмехнулась её шутливому обвинению. – Но это не повод забрасывать друзей.

– Прости, Ливви. Если ты не занята, то ещё можешь успеть на мою последнюю примерку.

Из всех возможных знакомых и навязанных матерью «подруг», вроде Шейлы, Амелии или Тиффани, с которыми мне приходилось притворяться своей по указке, я бы хотела видеть Оливию рядом. Чтобы она стояла за моим плечом и любовалась этим произведением искусства из воздуха и ткани с искренним восхищением и радостью за меня, а не с наигранным одобрением, за которым пряталась зависть. Я выходила за Марка Эбердина, жениха на миллион. А когда кто-то кусает последний лакомый кусочек, в остальных просыпается голодная жадность.

– Я бы с радостью, но кому-то же надо работать, пока ты выбираешь торты. – Я так и видела, как Оливия зрелищно закатывает глаза. – Ну и как оно? Твоё платье?

– Потрясающее. Жалко, что ты не со мной и не видишь его.

– Мне тоже, но у меня есть всего полчаса на обед, вот я и звоню, чтобы пригласить тебя на чашечку кофе.

Я бросила взгляд на наручные часики – белое золото от «Майкла Корса», подарок на прошлый день рождения от родителей Марка. Два сорок пять. Через пятнадцать минут меня ждут гораздо более важные дела, чем кружева и фата. Пока мама прозябает в своём мирке горя и капризов, я обещала подменить её на важной встрече. Сколько бы удачных сделок я ни закрыла, сколько бы бизнес-ланчей не провела, но эта сотрясала поджилки и вызывала спазмы внизу живота.

– Прости, Ливви. – Повторила я. – Сегодня никак. Через пятнадцать минут я обедаю с Ричардом, а до сих пор не вылезла из платья.

– Ричардом? – Игриво переспросила подруга. – Ричардом Клейтоном? Твоим тайным воздыхателем?

– Что? – Прыснула я и жестом подозвала тихо выжидающую Айви, чтобы она помогла мне расстегнуть корсет. Одной рукой со всеми этими пряжками не управиться. – Ох, Лив, только не начинай… Никакой он не тайный воздыхатель, а старый друг семьи.

– Ну, может он и старше тебя на двенадцать лет, а старым его уж никак не назовёшь. Тем более с его-то внешностью! Он же красив, как Аполлон!

– Да? Не заметила. – Безразлично бросила я, дикой кошкой выгибая спину, чтобы помочь Айви. Ложь всегда щекотала мне язык, вот и сейчас во рту как будто закопошился муравейник. Конечно, я заметила.

– Брось, Сара. Я понимаю, ты выходишь замуж и всё такое. – Не унималась Оливия. – Но ты не могла не заметить его обаяния, как и того, как он смотрит на тебя.

В любой другой день я бы похихикала с её шуточек, но не сегодня. Примерка, встреча с Ричардом и годовщина исчезновения – всё взболталось в опьяняющий коктейль, совсем не похожий на местное шампанское по вкусу. Он не ласкал пузырьками, а отдавал кислотой.

– Всё, Оливия, я вешаю трубку. – Почти выкрикнула я в динамик, когда Айви стала выпихивать меня из облака кружев.

– Мы вышлем вам платье курьером. – Сообщила девушка, развешивая мой наряд на вешалке у трюмо. – Оставьте свой домашний адрес.

Я чиркнула имя и адрес родителей в Хэмпдене на протянутой визитке «Мариэль». Мама всё равно захочет взглянуть на принаряженную дочь, как только выйдет из своей скорбной комы. Мысль повисла на крючке подсознания: это всего лишь отговорка, чтобы не видеть платья в собственной квартире. Не натыкаться на него при каждом удобном и неудобном случае, не видеть в нём образ Сары Эбердин, которой я вскоре стану. Это пугало меня до чёртиков, но мысль тут же сорвалась с крючка, как прожорливая рыба, и я заглушила её плеск звуком своего голоса:

– Сколько с меня?

– О, не волнуйтесь. – Улыбка Айви вышла шире Тихого океана. – Ваш отец уже за всё заплатил.

Другой бы дочери это польстило, но меня укололо в самое сердце. Наверняка папочка открыл счёт в «Мариэль» на моё имя, и те несколько тысяч покрывали цену на платье с лихвой, так что на остаток владелица салона сможет целый месяц прожить на широкую ногу, а Айви получит хорошие чаевые. Впрочем, последнее меня чуточку согрело, хоть я и стояла посреди примерочной в одном нижнем белье.

Оставалось семь минут. Я тихо выругалась и принялась натягивать брюки. После плотных кружев они ласково поглаживали кожу, а блузка обняла грудь непроницаемым щитом. Мои боевые доспехи против того, что я услышу от Ричарда Клейтона. Или чего не услышу.

Перед тем, как проститься с Айви и выбежать из салона, я в последний раз взглянула на белое платье, что осталось висеть у трюмо. Последний штрих приготовлений. Последняя лазейка пути перед прыжком в неизвестность. И только время покажет, откроется ли парашют, или я упаду прямо в пропасть.

Глава 2

Свадебное платье можно вычёркивать из списка. Следом за согласованием меню, выбором торта и рассадкой гостей. Буквально вчера мы с Бри проторчали два часа в ресторане «Паскаль» в Чарльз Виллидж с тонкими фужерами и пухлыми папками. В одних плескалось «Перье Жует», в других – вырезки из люксовых журналов и личные подборки Бри. Полезно иметь такого человека под рукой. Ты только успеешь подумать о цветах, подсвечниках или горячем, как она уже достаёт нужные образцы.

Мы встречались так за бокальчиком розе уже раз в седьмой, чтобы окончательно определиться с важными моментами и подбить смету. И почему каждая деловая встреча обязательно сопровождается вином или шампанским? Так же и спиться недалеко.

Мне бы очень помогло, если бы Марк смог вырваться с работы и своими глазами увидеть всё это ассорти из блюд, цветочных композиций и цветовой гаммы. Но, как бывает, все приготовления сбросили на меня, так что пришлось самой согласовывать три горячих блюда, трёхъярусный торт со свежей черникой и белоснежные скатерти. С последним оказалось сложнее всего, потому что Бри предложила моему вниманию целых шесть – шесть! – оттенков белого. Хорошо, что я наняла кого-то, кто знает о таких вещах. Бри Маркетт – лучшая в своём деле, мама была права. Именно по её наводке я и встретилась со своей спасительницей. Теперь я могла не волноваться о том, что напортачу, и в заголовках «Балтимор Сан» появится постыдное разоблачение: «Свадьба Лодердейл-Эбердин – провал года!».

Будь моя воля, я бы отпраздновала этот день в тесном семейном кругу. Мои родители и родители Марка – никого больше. Ну и Оливия. Счастье любит тишину, но ни Лодердейлы, ни Эбердины о таком выражении явно не слышали.

– Ты не можешь так поступить с нами! – Обиделась мама, когда я сообщила ей о своих скромных желаниях. – Этого события все будут ждать с нетерпением! О тебе будут писать газеты и модные журналы! Разве можно лишить людей такого удовольствия?

Единственная, кто получит от всей этой пышности удовольствие, – моя мама. Ну и отец, которому представится очередной шанс похвастать своими золотыми запасами и посиять семейным древом на публике. Меня же одна мысль о светском приёме с собственной персоной в центре внимания доводила до дрожи. Стало только хуже, когда мать протянула листок со списком приглашённых.

– Сто двадцать человек?! – Воскликнула я, нарушая все мыслимые и немыслимые законы вежливого тона, что мама годами навязывала нам с отцом. – А это не слишком, мам?

– Слишком? – Изумилась она, выгибая бровь Триумфальной аркой. – Да это ведь самые сливки.

Так было заведено у Лодердейлов, сколько я себя помнила. В нашем доме ничего не делалось «слишком» или «сверх». Столовое серебро на завтрак, бриллиантовые серьги на Рождество, место в ВИП-ложе на постановку «Щелкунчика». Всё в порядке вещей, точно мы – королевские отпрыски с манией величия.

Кого-то деньги меняли до неузнаваемости, как мою маму. Кого-то заставляли чувствовать себя чужой в этом мире, как меня. Но она не всегда была такой. Когда-то я знала другую Вирджинию Лодердейл. С сияющей улыбкой вместо отточенной маски любезности. С искристыми морщинками у глаз вместо растянутого уколами полотна идеально ровной кожи. С тёплыми объятьями вместо галантного тройного поцелуя в щёку при встрече. Если я только собиралась спрятаться за гипюром свадебного платья, то мама носила своё платье годами, и оно въелось в неё второй кожей.

Да, Вирджиния Лодердейл относила себя к сливкам на элитном сорте кофе и всем вокруг давала это понять, но не каждому – испить. Поэтому я даже не удивилась, что встреча с Ричардом Клейтоном была назначена в ресторане «Эль Сальвадор» на Бродвей-стрит. Она никогда не обедала в местах, не заслуживающих пяти звёзд по её личному рейтингу роскоши. А «Эль Сальвадор» тянул на все пять.

Я вздохнула, как только увидела его сводчатые арки и белоснежную лепнину – интересно, к какому оттенку белого Бри Маркетт отнесла бы цвет фасада? Безупречная хостес встретила меня сверкающей улыбкой. Она идеально вписывалась в интерьер – не меньше пяти звёзд. Я опаздывала и поспешно ответила на её любезность просьбой провести меня к столику мистера Клейтона.

– Он вас уже ожидает. – Таким сладким бывает только топлёный шоколад. Наверняка эта красотка смазывает голосовые связки маслом, чтобы обласкивать гостей мелодией своего голоса.

От волнения я чуть не засмеялась, вспомнив свою ложь Оливии. Конечно, я заметила, как красив Ричард Клейтон. Заметила и пятнадцать лет назад и сейчас. Его заметила каждая женщина, что сидела за столиком «Эль Сальвадор» и накручивала прядь волос на наманикюренный пальчик – его невозможно не заметить. Пусть его пиджак выбивался из привычного пятизвёздочного антуража и терялся на фоне дизайнерских костюмов других мужчин, но ведь не одежда красит человека, а как раз наоборот.

Не замечал собственной красоты разве что он сам. Ещё одно достоинство в копилку Ричарда Клейтона. Ведь нет ничего сексуальнее мужчины, который не знает о своей сексуальности.

Полгода его не видела. Ричард сидел за столиком в центре и притягивал взгляды, как магнит притягивает другие полюса. К сорока годам он ничуть не изменился, лишь обзавёлся парочкой поперечных морщин на открытом лбу и двумя седыми волосками на правом виске – мелочь, которая ничуть не портила его роскошной шевелюры. Такому буйному ивняку каштановых волос позавидовал бы любой сверстник Марка. Мой отец к возрасту Ричарда Клейтона давно растерял половину «имущества» на макушке, и никакие богатства не смогли бы их вернуть.

Широкие плечи не скрывала грубая ткань пиджака, а в расстёгнутом на одну пуговку воротнике чёрной рубашки проглядывалась могучая шея. Статный, импозантный и благородный, Ричард Клейтон поднялся, как подобает джентльмену, когда я подошла к столику. Манеры высших сословий, от которых тот был призрачно далёк, как и я.

Стыдливое любопытство направило мой взгляд на фалангу его безымянного пальца – пусто. Ни золотого ободка, знаменовавшего его супружество. Ни бледного отпечатка, свидетельствующего о недавнем разводе. За те полгода, что мы не видели друг друга, могло случиться всякое. Но свободный палец не означает свободное сердце. И у такого мужчины определённо кто-то должен быть рядом.

Но сейчас рядом с Ричардом Клейтоном ни портфеля, ни папки, ни документов. Значит, он ничего не нашёл…

– Ричард, добрый день.

– Сара, как я рад вас видеть.

Даже хостес задержалась у столика, шмыгнув по Ричарду взглядом, полным очарования. А, между прочим, она лет на пять моложе и раз в десять шикарнее меня! Ещё парочка женщин в радиусе десяти метров с достоинством оценили статную фигуру незнакомца, пока тот выдвигал для меня стул.

– Спасибо. – Только настоящая мужская обходительность могла меня смутить. – И извините за опоздание.

– Не извиняйтесь. – Две обворожительные ямочки прорезали точёные скулы собеседника, когда он уселся напротив и сложил пальцы домиком. – Я знаю, вы сейчас вовсю готовитесь к свадьбе. – Он кашлянул, будто постеснявшись такой фамильярности. Джентльмен до мозга костей.

Мама наверняка успела нащебетать всем и каждому о помолвке и предстоящем бракосочетании. Едва мы с Марком появились на пороге семейного особняка в Хэмпдене, как она уже набирала номер глянцевых журналов «Би Вумен», «Дэйли Лайф» и периодики посерьёзней, вроде «Бизнесс Джорнал» и её несравненной и обожаемой «Балтимор Сан».

На следующее же утро, не успела я выпить кофе и откусить кусочек хрустящего круассана в любимой кофейне «Блэр» через дорогу, как меня стали узнавать праздные любители кофе, на меня посыпались сообщения с поздравлениями от знакомых, партнёров отца и псевдоподруг, с которыми я водила дружбу сугубо по настоянию матери. Из одного ведь теста слеплены, что на её языке означало – мы вращались в одних кругах. Мама и Ричарду уже наплела о предстоящем событии, или же тот почерпнул новости из газет. В любом случае, отчего-то мне не хотелось, чтобы он знал.

Хостес так и не покинула нас и протянула меню, всё это время глядя лишь на моего спутника и едва ли удостаивая меня вниманием. Мне всё равно, но что за наглость! Мама бы давно уже вздёрнула свой и без того торчащий носик ещё больше и поставила девушку на место. Но я рада, что я не мама.

Когда пятизвёздочная девушка всё же оставила нас одних, позволив наконец выбрать что-то из представленных блюд, я с лукавой усмешкой исподтишка стала наблюдать за Ричардом. Его глаза цвета выдержанного виски замельтешили по картонке, а губы сложились гармошкой и выпустили пару вздохов.

– Не можете выбрать? – Подстегнула я его, даже не взглянув ни на одно название.

– Признаться честно, – он опрокинул картонку на стол и слегка подался вперёд, точно делился самым сокровенным секретом. – Я слишком прост для места, вроде этого.

Я не могла не улыбнуться такой откровенности. По мне же это место было слишком простым для мужчины, вроде Ричарда Клейтона.

– Я не привык ходить по таким заведениям, и обычно миссис Лодердейл сама делала заказ. – Признался он. – Может, вы спасёте меня?

– Буду только рада. – Улыбнулась я и встала. – Идёмте.

– Куда это?

– Разве принято задавать вопросы, когда их спасают? – Пошутила я.

К превеликому неудовольствию всех присутствующих в «Эль Сальвадоре» женщин и премилой хостес, которая с удивлением глядела нам в след, я вышла из ресторана. Мы пересекли улицу и остановились у дымящегося вагончика, который исходился запахами, достойными пяти звёзд, но уже по моим меркам.

Повар в потрёпанном переднике колдовал над заказом для парочки весёлых подростков. Я тут же позавидовала их беспечности, ведь забыла о ней давным-давно. В тот самый миг, как мой брат вышел из ворот школы и больше не пришёл домой. Как его неделями искали по всему городу и за его пределами, но так и не нашли. Как мои родители теряли самих себя и забывались каждый в своём. И теперь я оттягивала момент, когда этот человек расскажет мне то, для чего вообще была назначена встреча. И спасти от этого меня было некому.

– Что ж, выбирайте. – Улыбнулась я, кивая на фургончик. – Надеюсь, здешнее меню вам больше по душе.

– Не думал, что вы любительница хот-догов. – Хмыкнул Ричард и заказал себе хот-дог «По-кливендски», а я «По-итальянски». Маленькая дань итальянской кухне, которую променяла на эту забегаловку.

– Я не такая, как моя мать. – Зачем-то созналась я, глядя, как повар мастерски управляется с баночками соусов. – Весь этот шик не по мне. Вы сказали, что слишком просты для места, вроде этого. – Я кивнула в сторону «Эль Сальвадора». – Так вот, вы говорили за нас обоих.

Мне показалось, что в глазах Ричарда блеснуло что-то смешливое, и он тут же помолодел на эти пятнадцать лет и стал тем офицером Ричардом Клейтоном, что впервые вошёл в наш дом, чтобы расследовать исчезновение брата.

Получив свои заветные хот-доги, мы примостились на скамейке в преддверии парка Честервуд, но к еде так и не притронулись.

– Вы узнали что-нибудь? – Осмелилась спросить я, глядя, как горчица пропитывает бумагу под пышной булочкой.

Ричард помедлил и сказал:

– Сара, мы встречаемся с вашей матерью каждый месяц на протяжении пятнадцати лет. Она всё ещё надеется, что в один прекрасный день Джонатан вернётся домой. Но я скажу вам то, что не осмеливаюсь сказать ей.

Я задержала дыхание, готовясь услышать правду, хотя и так её знала.

– Я обещал вашей матери не прекращать поиски, не оставлять попыток найти вашего брата, и я пятнадцать лет держу своё слово. Но… – Он посмотрел мне в самую душу, топя в своих глазах, как в бочке с односолодовым виски. – Не стоит ей питать ложных иллюзий. Прошло слишком много времени. Вашего брата искали лучшие полицейские Балтимора, и продолжает искать ваш преданный друг, но… Его не найти. Вашей маме нужно смириться с тем, что он никогда не вернётся домой.

Как только приговор прозвучал, я всё же пустила спасительный кислород в лёгкие. Он обжёг изнутри, хотя сентябрь не щадил и давно подкручивал градусы на уменьшение.

– Извините за прямоту.

– Вам не за что извиняться. Как я говорила, я не мама. И, как бы я ни скорбела по брату, как бы ни хотела его возвращения, я давно смирилась с тем, что он ушёл навсегда. Почти смирилась. Но маме это нужно… – Холод пробирался под пальто, но руки грел пылающий хот-дог в обёртке. – Ваши встречи раз в месяц… Может, вы считаете их глупыми, но иногда мне кажется, что только они и держат маму наплаву.

Раз в месяц, когда ожидание становится нестерпимым, когда иллюзии начинают рассеиваться миражем в пустыне, мама увядает. Как нарциссы, что она так любит, но которым неделю не меняют воду. Вирджиния Лодердейл начинает терять тот образ, что годами выстраивала по кирпичику, по камушку. Скидывает платье, обнажается и становится всё больше похожей на маму. Ту маму, что я знала пятнадцать лет назад.

Её сердце будто оттаивает и вспоминает то, какой она была, когда Джонатан не пропадал. Я любила и ненавидела эти перевоплощения, потому что эта мама не кичилась своим положением в обществе, добрела к Констанс и обслуживающему персоналу, не ставила себя выше других. Но в то же время, горе накатывало на неё цунами, сгибало плечи и прижимало к земле. Тогда-то она и бежала на встречу с Ричардом Клейтононом, чтобы разузнать о своём любимом маленьком мальчике, что давно вырос или давно покоился в земле.

Глупо и непростительно. Мама бы обязательно осадила мой азарт, но порой душа раскрывается куда как охотнее перед кем-то непривычным, далёким, чужим. Хотя Ричард Клейтон никогда таким не был – нас не связывали правила поведения балтиморского бомонда, но связывала семейная тайна, которую он ни за что бы ни раскрыл. Верный солдатик Лодердейлов во всей красе.

– Мама может казаться жёсткой проволокой, но со временем страдания по моему брату гнут её, скручивают в спираль. – Я продолжала отвечать откровением на откровение. – И тогда она берёт телефон и звонит вам в надежде, что вы облегчите эти страдания. Найдёте доказательства того, что мой брат жив. Она цепляется за эту надежду.

– Но я ни разу не принёс ей хороших вестей. – Мрачно покачал головой Ричард.

– Но не принесли и плохих. И пока не доказано, что Джонатан… мёртв, она находит повод вставать по утрам. – Я повернулась к Ричарду и благодарно блеснула глазами. – Вы не опускаете руки, как и она. Вы единственный, кто остаётся верен не только ей, но и моему брату, поэтому она так ценит ваши встречи.

– А как же мистер Лодердейл? Я думал…

– Отец давно перелистнул эту страницу. Если бы он застрял в прошлом, как и мама, вряд ли бы он сумел достигнуть такого успеха. Он находит утешение в делах, мама – в ваших встречах.

Я вздохнула и покачала головой. Хот-дог остывал на прохладном воздухе осеннего парка, а мы так и не откусили ни кусочка.

– Даже не знаю, что лучше. Заставить её отпустить всё это или попросить вас копать и дальше.

– Я буду копать. – Заверил меня Ричард и чуть дёрнул рукой в мою сторону. Словно хотел коснуться, но передумал. – Кто знает, может, если бы о тех, кто исчезает, заботились и вполсилы так же, как ваша мать о Джонатане, у них было бы больше шансов найтись. Но по личному опыту скажу… через пятнадцать лет нет никакой надежды, что я что-то отыщу.

– Спасибо за честность, Ричард. И я согласна с вами, но мама не согласится, пока не услышит смертный приговор.

Я встряхнула головой, прогоняя мрачность, что укутала нас обоих ничуть не согревающим одеялом. Мы позволили себе лишнего. Слишком откровенно, слишком лично. Поэтому я поставила в этих исповедях жирную точку.

– Почему вы не едите? Совсем остынет. Давайте пообедаем, как хотела моя мама, и вы расскажете то, что удалось найти в этом месяце. Я ведь должна буду предоставить ей полный отчёт. И если что… – Я заговорщически склонилась к Ричарду и понизила тон. – Мы обедали в «Эль Сальвадоре», ели баклажаны пармиджано и флорентийский стейк.

Даже в обволакивающем аромате горчицы и румяных сосисок до меня долетел аромат Ричарда. Терпкий, как итальянское вино. С нотками дуба и цитруса. Я тут же отстранилась, чтобы не опьянеть от него, а Ричард добродушно засмеялся и согласился поддержать наш маленький обман. Первыми укусами мы наслаждались молча, глядя на прохожих, что беспечно проводили часы четверга в парке Честервуд. Такие же счастливчики, как и мы, которым не нужно спешить в удушающие стены офисов. В этом молчании не сквозило ни капли неловкости, но я всё же нарушила тишину:

– Так что вам удалось узнать?

– Ничего. – Ричард одним словом подытожил труды последних пятнадцати лет. – Но вашу маму такой ответ не устроит, поэтому я расскажу не то, что узнал, а что делал, чтобы это узнать.

Мою маму вообще мало что устраивало, поэтому я одобрительно кивнула.

– Некоторые детали могут вас… огорчить или напугать…

– Ничего, я была готова ко всему, когда шла с вами на встречу.

– Хорошо. Потому что я десять раз ездил в морг и…