Kitobni o'qish: «Светоч Йотунхейма»
Норвегия, Восточный край, 832 год
Прядь 1
– А как по-твоему: правду говорят, что он оборотень? – спросил Ульв-Харек.
– Кто? – Хаки очнулся от своих мыслей и быстро огляделся с высоты седла.
По правую сторону от дороги тянулись раскисшие поля и пастбища, разгороженные низкими каменными стенами, по левую – густой кустарник.
– Сигурд Олень.
– Мне откуда знать? – с неудовольствием отозвался Хаки, успокоившись.
– Ты же у него был весной. Его не зря Оленем прозвали. Я слышал, он звериный язык понимает. Может сам тоже… оборачивается.
– Про звериный язык – вроде правда. А чтобы оборачивался – я такого не слышал. Вот дочка у него красивая… – помолчав, добавил Хаки.
– Тебе все красивые… – проворчал Ульв-Харек.
– Приедем – сам посмотришь.
Ульв-Харек уже не раз пытался завести с братом разговор, надеясь скоротать путь. Влажный снег с неба, ветер в лицо, скользкий грязный камень под ногами – и так уже третий день. Дружинный строй растянулся по каменистой дороге на целый перестрел: сперва с десяток конных, потом обоз, потом около сотни пеших. Плащи и обувь давно промокли, из-под капюшонов и шапок торчали такие же мокрые бороды. Усталые лица были угрюмы, и не веселее прочих выглядели два всадника впереди.
Ульв-Харек и Хаки, сыновья бонда Вестейна, были родными братьями, но совсем друг на друга не походили. Старший, Ульв-Харек, был выше ростом, зато Хаки – шире в плечах. Худощавый Ульв-Харек, с продолговатым лицом и острым носом, с густой русой бородой, был довольно хорош собой, чему не мешали несколько близко посаженные глаза. Русые волосы, подвязанные на маковке, густыми прядями падали на плечи и придавали ему благородный вид.
Хаки, на год моложе, был смугл, с кудрявыми темными волосами, с округлым лицом, скошенным лбом, прямым широким носом и глубоко посаженными глазами. Почти сросшиеся темные брови придавали ему угрюмый вид, а белозубая улыбка, как ни странно, делала лицо не столько дружелюбным, сколько угрожающим.
Оба они были людьми Эйстейна, конунга области Хадаланд. Разбитый недавно в сражении с Хальвданом Черным, Эйстейн уехал искать союзников среди окрестных владык, а сыновей Вестейна отправил собирать новое войско. Объезжая все усадьбы и дворы в Хадаланде, они уговорами, посулами, бранью и угрозами тянули из дома всякого, кто мог держать хотя бы дубину, но сумели собрать неполную сотню человек. С этим теперь и двигались в область Хрингарики – вслед своему вождю.
На изгибе дороги, там, где начинался лес из березы и сосны, с кустарником на опушке, ехавшие впереди разом подняли головы. Целая стая ворон вдруг с шумом снялась с ветвей и описала круг над деревьями, оглашая окрестности громким карканьем.
Это было неспроста. Что могло встревожить птиц в пустынной долине?
– Соти, глянь, что там. – Ульв-Харек вскинул руку, останавливая движение.
Один из его людей толкнул пятками бока низкорослой кудлатой лошаденки, одновременно снимая с луки седла щит. Его спина в грубом сером плаще покачивалась в такт конским шагам, постепенно приближаясь к опушке.
Прочие следили за ним, и у всех на глазах Соти вдруг резко опрокинулся назад. Из глазницы торчало оперенное древко стрелы.
Тут же охнул ехавший слева от Хаки бонд1: другая стрела вонзилась ему в плечо. И это были лишь первые капли – вслед за тем на строй обрушился густой железный дождь. Люди и лошади заметались под роем стрел, что летели из кустов и из-за серых стволов. Вонзаясь в крупы лошадей, находя дорогу к человеческой плоти, они вселяли ужас своим жутким, шипящим свистом.
– Засада! – Орал Хаки, крутясь на своем жеребце посреди всеобщей неразберихи. – Все ко мне! Спешиться! Щиты вперед!
Кричали люди, поспешно соскакивая с коней и повозок, оскальзываясь и сталкиваясь на бегу. Испуганно ржали лошади. И уже не меньше десятка тел распласталось на земле.
Но первое замешательство быстро прошло. Воины, спешившись, быстро сбили стену щитов, ощерившись сталью в сторону неизвестного врага. Оба вождя покинули седла, где были чересчур удобной мишенью, и возглавили людей, готовые отразить нападение со стороны рощи.
Вдруг со стороны хвоста отряда раздался яростный рев, и следом за ним – грохот и звон стали. Лица бойцов побледнели. Дело обернулось куда хуже, чем подумалось сначала. Они попали в ловушку, и только что она захлопнулась.
А из кустарника, который лишь с виду казался непроходимым, выкатывалась толпа воинов в шлемах, с разноцветными круглыми щитами…
Прядь 2
Замысел засады принадлежал самому Хальвдану Черному, а подходящее место показал один местный бонд, таивший обиду на Эйстейна. Там, где перед опушкой дорога делала изгиб, имелся неглубокий, но широкий лог – в нем можно было спрятать целый отряд, а со стороны дороги его закрывал кустарник. В одном месте кустарник вырубили, проделав широкий проход, и снова закрыли охапками веток. В летнюю пору подобная хитрость могла и не пройти: выдала бы пожухшая листва, но зимой голые ветви кустов, росших на обочине, трудно было отличить от срубленных накануне. За усадьбой, где расположились на ночлег Ульв-Хареки и Хаки, как и за дорогой, следили, поэтому Хальвдан конунг загодя узнал об их приближении. Основную часть своих людей он скрыл в логу, а лучники залегли в лесу: им было приказано стрелять, как только передние ряды окажутся досягаемы. Шум обстрела послужил знаком для воинов Хальвдана.
Именно лучники, готовясь вступить в сражение, спугнули стаю ворон и заставили Ульв-Харека насторожиться. Но было поздно.
Засадный отряд нанес удар стремительный и страшный. Рычащая лавина вырвалась на дорогу. К чести воинов Хаки и Ульв-Харека, почти никто не попытался бежать, но дать достойный отпор не удалось. Кого– то сшибли с седла, кто-то спрыгнул на землю, чтобы тут же упасть с разрубленным черепом. Немного сбить напор сумели не столько воины, сколько их перепуганные кони, метавшиеся без седоков. Люди Хальвдана бежали вдоль ряда повозок, рубя всех, кто попадался на пути. Лишь некоторым удалось нырнуть под повозку или кинуться в придорожную канаву. Остальных рубили в куски.
Поняв, что угодил меж двух огней, Хаки замешкался. Он был отважным человеком, но теперь просто не знал, как поступить. Ударившее с тылу войско Хальвдана уже захватило обоз, перебив и рассеяв его защитников. С таким трудом собранное пополнение для Эйнстейна наполовину убавилось в числе всего за пару мгновений боя!
– Спасайтесь, их там сотни! – кричал какой-то человек с разбитой головой, выбегая из-за крайней повозки. – Там сам Хальвдан, я видел его черный шлем!
Кровь, залившая лицо и серую ткань худа, даже не позволила Хаки узнать кричавшего.
Зато крик и режущий глаз цвет крови заставили опомниться.
– Разворачивай! Назад! – кричал рядом Ульв-Харек, яростно размахивая мечом.
– Стой! – рявкнул Хаки. – Куда! Хочешь спины подставить под стрелы!
– Мы не можем биться на две стороны сразу, у нас мало людей! Через стрелы не прорваться! Назад – так уйдем!
– Стой! – кричал Хаки, но брат, не слушая его, развернул коня и помчался назад вдоль рассеянного строя и перевернутых повозок.
– За мной!
Вернувшись в седло, Хаки направил жеребца в поле, криками и взмахами меча увлекая за собой остальных. Его жеребец легко перескочил через невысокую каменную изгородь, призванную помешать овцам травить хозяйское поле.
Человек двадцать устремились за ним, минуя выскочивших из-за повозок обоза нападавших. Кого-то стоптали конские копыта, кто-то вывалился из седла, сраженный метким броском дротика, но остановить конных пешие бойцы Хальвдана не могли.
Остатки разбитой дружины вырвались из засады и понеслись к противоположному краю поля. Вскоре они достигли его и втянулись в редкий березняк.
На опушке Хаки обернулся. Нигде не мелькала волчья шкура, служившая Ульв-Хареку вместо плаща. На дороге сражение закончилось, среди разгромленного обоза и лежащих тел ходили люди Хальвдана.
– Ну и пусть тебя тролли возьмут! – плюнул Хаки и въехал в лес.
С братом они выросли вместе и вместе поступили на службу к Эйстейну конунгу, но ни любви, ни даже простого согласия между ними никогда не было. Они будто говорили на разных языках и, по правде сказать, терпеть друг друга не могли. Лишь забота о родовой чести держала их вместе. Но теперь, когда Ульв-Харек по собственной глупости погубил себя и других, Хаки не собирался пропадать за ним следом.
Да и самому, прямо говоря, было нечем гордиться. Собранное для Эйстейна пополнение погибло, не успев добраться до конунга. С Хаки остались только его собственные люди: полтора десятка парней, имевшие славу самого бессовестного отребья в Хадаланде. Если бы не война, Эйстейн не стал бы держать их при себе.
Делать здесь было больше нечего. В последний раз оглянувшись, Хаки сделал знак своим людям и двинулся вперед, через лес. Путь их лежал в область Хрингарики, к Сигурду Оленю. Там они надеялись застать своего господина – Эйстейна.
Прядь 3
– Убирайся отсюда! Чтобы духу твоего не было в моем доме!
Элдрид только что открыла дверь и собиралась войти в теплый покой2; услышав это, она в испуге отшатнулась и толкнула спиной шедшую за ней Рагнхильд. Чтобы не упасть, та ухватилась за ее плечи, и обе девушки, привалившись к стене из толстых плах, в изумлении слушали гневный голос королевы Тюррни:
– Ты за кого меня принимаешь – за бессовестную ведьму, отродье троллей? Где ты совесть потерял – когда бежал с поля боя, а Хальвдан Черный подгонял тебя копьем в задницу? Это же надо совсем забыть о чести, чтобы предлагать мне такое, да еще и желать смерти невинному ребенку! Будто у тебя самого нет детей! Пусть тролли тебе помогают, пусть йотуны поют свои мерзкие заклятья, тебе же на погибель! А я даже слышать об этом не хочу!
Королева Тюррни отличалась сдержанным и миролюбивым нравом, и Рагнхильд испугалась, застав свою мать в таком гневе.
– У меня есть дети! – раздался в ответ дрожащий от обиды и досады голос Эйстейна конунга, владельца – или уже, можно сказать, бывшего владельца области Хадаланд. – У меня их трое, и я должен думать о том, что оставлю им в наследство. Но даже если судьба моих детей тебя не волнует, подумай о своих! Ты тоже подумай, Сигурд! Любому дураку ясно – вы следующие! На другой же год Хальвдан придет и к вам!
– Успокойтесь вы оба! – тоже с досадой прикрикнул Сигурд конунг, хозяин дома. – Ни к чему, чтобы об этом деле знала вся усадьба!
Элдрид торопливо прикрыла дверь, взяла Рагнхильд за руку и потянула прочь. Они еще не сняли кафтанов с накидками и теперь выкатились через сени обратно во двор, делая вид, будто и не возвращались домой.
– Что там такое было? – Элдрид повернулась к Рагнхильд. – Из-за чего твоя мать так кричала? Это она… на моего отца?
– Похоже на то. Но я ничего не понимаю! Правда… скорее всего это связано… ну, с тем предсказанием. Помнишь?
Элдрид закивала с таким видом, что, мол, еще бы не помнить! Королева Тюррни, мать Рагнхильд и жена Сигурда конунга, владыки области Хрингарики, славилась мудростью по всему Северному Пути3: она обладала даром врачевания и способностью предрекать будущее. Когда Эйстейн конунг, разбитый в нескольких битвах с Хальвданом Черным из Вестфольда, приехал искать помощи у своего давнего друга Сигурда, он попросил Тюррни узнать его судьбу. Все было сделано по правилам: на одной из ближних возвышенностей устроили «помост вёльвы», королева села на него, Рагнхильд и Элдрид помогали ей – пели вардлок, особую песню для призыва и подчинения духов.
Гадание прошло удачно: на призыв королевы сошлось немало духов и они охотно отвечали на вопросы. Даже слишком охотно: перебивали друг друга, говорили не совсем о том, о чем их спрашивали.
– Боюсь, что у меня дурные вести для тебя, Эйстейн, – начала Тюррни, отпустив духов восвояси. – Я спрашивала их, вернется ли Хадаланд в твои руки, но они ответили, что он теперь навек принадлежит Хальвдану и его потомству. Больше того: один дух сказал, что сын Хальвдана, Харальд, станет величайшим из властителей Северного Пути, подчинит себе всех прочих конунгов, отнимет земли и людей и обложит их данью, и что от него пойдет род королевский род, который станет править всей Норвегией. И еще…
Среди молчания людей, пораженных этими вестями, королева Тюррни поморщилась, пытаясь вспомнить весть, ускользающую из памяти.
– Что – еще? – переспросил ее муж, Сигурд конунг, пытаясь подтолкнуть застрявшее предсказание.
Он тоже переменился в лице, как и Эйстейн: ведь если сын Хальвдана Черного захватит все области Северного Пути, значит, и его владения тоже!
– Они перебивали друг друга, и вышла какая-то путаница. – Тюррни с сомнением посмотрела на мужа, потом почему-то на Рагнхильд, свою единственную дочь. – Ведь этого не может быть…
– Но это как-то можно изменить? – нетерпеливо воскликнул Эйстейн. – Ведь так не бывает, чтобы все было предопределено раз и навсегда! Каждый сам сеет свою судьбу, вы же знаете! Что я сделал не так? Что Гандальв сделал не так, все другие, у кого этот ведьмин выродок Хальвдан отнял земли и власть! А то и жизнь! Должен же быть какой-то способ его остановить!
– Об этом… они ничего не сказали. – Тюррни вновь бросила неуверенный взгляд на мужа, потом на дочь.
Эйстейн плюнул в досаде и пошел прочь. Похоже, он бранил про себя бестолковую женщину, не сумевшую выведать у духов самое важное.
Но Сигурд, лучше знавший свою жену, видел: все не так просто. И, когда усадьба отошла ко сну и хозяйская чета осталась вдвоем в своем спальном чулане, он вновь вернулся к этому разговору.
– Ну а теперь, когда Эйстейн нас уже не слышит, может быть, ты все же скажешь, какой совет дали нам духи насчет Хальвдана? Неужели и правда нет никакого средства его остановить и сохранить нашу землю для наших потомков?
– Ах, Сигурд! – Тюррни вздохнула и покачала головой. – При Эйстейне я никак не могла этого сказать, но…
– Говори же, не бойся! – Сигурд усмехнулся и сжал руку жены, чтобы подбодрить. – Или духи требовали, чтобы он принес в жертву обоих своих сыновей? Может, это и не худшее решение. Зная этих недоумков… Так они хотя бы принесли пользу родной стране!
– Вовсе нет. Об Эйстейне духи ничего больше не сказали. Но они сказали… что наша Рагнхильд станет матерью этого человека… Харальда, сына Хальвдана, который завоюет весь Северный Путь!
– О! – Теперь Сигурд понял ее замешательство. – Ты права – духи что-то напутали второпях. Наша Рагнхильд, разумеется, во всех отношениях замечательная девушка, но едва ли ей удастся стать матерью ребенка, которому уже десять лет и который к тому же давным-давно рожден на свет совсем другой женщиной!
– Я поняла! – с облегчением отозвалась Тюррни. – Ведь жену Хальвдана, дочь Харальда Золотой Бороды, тоже зовут Рагнхильд! Вот и выходит, что сын Хальвдана Харальд станет владеть чужими землями, а мать его зовут Рагнхильд. Духи просто перепутали. Их смутило и сбило с толку то, что вардлок им пела моя дочь, тоже Рагнхильд.
– Да, духи порой бывают бестолковы! – усмехнулся Сигурд и стал снимать обувь, намереваясь наконец лечь спать.
– Бывает! – тоже усмехнулась Тюррни.
Уже немало лет она имела дело с духами и знала, что они как люди: им ведомо многое, но далеко не все, они вовсе не всемогущи, способны ошибаться, упрямиться, даже обманывать. Она лишь надеялась, что не совершила таких грубых ошибок в общении с миром невидимого, чтобы ее обманули с этим предсказанием.
– Значит, Эйстейну не на что надеяться? – снова спросил Сигурд, уже улегшись и натянув меховое одеяло: сейчас, зимой, даже в хозяйском спальном чулане было прохладно.
– Думаю, что так.
– Ну уж теперь-то он точно отдаст нам свою дочку. Все лучше, чем однажды увидеть ее рабыней Хальвдана… самому сидя в Валгалле.
Тюррни только вздохнула.
Прядь 4
Обе девушки, Элдрид и Рагнхильд, ничего об этом разговоре не знали. А если бы знали, то лишь посмеялись бы над глупыми духами, которые думают, будто одного ребенка могут родить две разные матери, да еще и с разрывом в десять лет или больше.
Но было ясно: сегодняшняя ссора Тюррни и Эйстейна выросла из того гадания.
– Твоя мать говорила про невинного ребенка – наверняка это Харальд, сын Хальвдана Черного! – убеждала подругу Элдрид, когда они, вновь сбежав из усадьбы, брели через рощу на склоне горы.
– Но тогда выходит, что твой отец желал смерти чужому ребенку! – Рагнхильд отвела от лица сосновую ветку, перегородившую путь. – По-твоему, он на это способен?
Элдрид помолчала, насупившись. Они поднимались по тропе, пробираясь между заснеженных камней. Отсюда им было видно озеро под названием Тюрифьорд4, на которым стояла Сигурдова усадьба, и длинная череда пологих гор на другом его берегу, поросших смешанные лесом из березы, ели, сосны. Человеческое жилье под дерновыми крышами и летом-то было почти незаметно, а сейчас и вовсе сливалось со склонами. Вершины были одеты туманом, но тем не менее Рагнхильд казалось – когда она смотрит на горы, горы смотрят на нее. От этого становилось жутковато, и она старалась не слишком пристально вглядываться.
– Но ты же сама слышала, – сказала Элдрид чуть погодя. – Что у него тоже есть дети… и у твоего отца есть. Значит, так уж вышло… Что если они не… если этот ребенок… сын Хальвдана Черного… останется в живых, то нас всех ждет гибель. Он вырастет и отнимет все, что еще не отнял его отец. Посмотри, Хальвдан правит чуть больше десяти лет, да? Сперва у него был только Агдир, а теперь он владеет семью другими землями! Он получил половину Вестфольда и захватил половину Вингульмёрка! Половину Хейдмёрка, и Раумарики, Тотн, Ланд! А теперь еще и Хадаланд. У нас почти ничего не осталось! Тебе хорошо, к вам он не сунется!
– Ты ведь можешь выйти за Гутхорма и жить с нами, – попыталась утешить ее Рагнхильд.
– А ты была бы рада обзавестись женихом – моложе тебя на три года? – с обидой на судьбу воскликнула Элдрид, и слезы появились на ее голубых глазах. – Он еще совсем мальчик!
– Ему уже четырнадцать. Думаю, его уже можно назвать почти мужчиной.
– Ты так говоришь, потому что он твой брат. А если бы тебя саму выдавали за такого жениха?
– Но ведь ваша свадьба еще не завтра. Можно подождать года два или три.
– Но через три года мне будет двадцать!
– Ну и что? Мне сейчас уже двадцать, не вижу, о чем тут плакать.
– Но почему родители до сих пор не выдают тебя замуж? – Для Элдрид это было загадкой. – Ты так красива, и о тебе нет никакой дурной славы, а род твой так хорош, что всякий конунг был бы счастлив…
– В том-то и дело! – с законной гордостью отозвалась Рагнхильд. – Мой род слишком уж хорош для всех тех, кто «был бы счастлив», и мой отец прекрасно об этом знает! Сейчас я – единственная в Норвегии девушка, в предках которой – сам Сигурд Убийца Фафнира, Рагнар Меховые Штаны, не говоря уж обо всех тех конунгах, от которых ведут свой род и все прочие. Все правители Норвегии происходят от Форн-Йотуна, но от Сигурда Убийцы Фафнира – только мой отец. А через Сигурда наш род восходит к самому Одину!
– Можно подумать, ты бывала в гостях у этих родичей! – обиженно ответила Элдрид. – Ты же никого из этих людей никогда не видела!
– Я видела мою бабку Аслауг, внучку Сигурда. Правда, не скажу, что хорошо ее помню. Когда она умерла, не было всего два года.
– Тогда ты ничего не помнишь! Такие маленькие дети ничего не могут помнить.
– Неправда! Я помню, как однажды меня принесли к ней, когда она болела. Моя мать соткала для нее полотенце из самого тонкого льна, и мы вместе его принесли, и мне его дали, чтобы я ей подарила. А она поблагодарила и сказала, что будет утираться им и станет самой красивой. Это я точно помню.
– И какая она была? – с завистью спросила Элдрид.
– Какая? Очень старая, – со вздохом ответила Рагнхильд. Внучка славнейшего из древних героев в ее памяти ничем не отличалась от любой морщинистой старухи. – Мне тогда казалось, что она огромная, как великанша. Я ведь была такой маленькой.
– Тем более вам должно быть обидно, если ваши земли, как и наши, захватит Хальвдан, сын ведьмы, убившей своего мужа! – помолчав, Элдрид вернулась к прежнему разговору. – Тут и родство с Сигурдом вам не поможет. И раз уж духи предсказали, что его сын захватит все земли… то если ничего с ним не сделать, все наши мужчины погибнут, а мы с тобой станем рабынями Хальвдана! Придется нам вечно сидеть за жерновами и молоть для него зерно, как тем двум великаншам! И ты знаешь, я думаю, нам не следует так уж жалеть этого мальчишку!
– Моя мать никогда за такое дело не возьмется! – горячо возразила Рагнхильд. – Она не занимается вредоносной ворожбой.
– Это очень даже добрая ворожба, если поможет нам вернуть наши родовые земли, а вам – сохранить!
– Моя мать говорит, что мудрый человек никогда не нападает первым. Потому что все сделанное тобой зло вернется.
– Почему же первым? Разве Хальвдан не напал первым? На всех! У него в Вестфольде и так самые лучшие пахотные земли, большие стада, богатые бонды, торговые поселения – чего еще нужно? Так нет, он покушается на чужое!
– Все равно Эйстейну придется поискать себе другого помощника в этом деле.
– Вам не придется искать долго, – вдруг раздался совсем рядом с ними незнакомый голос.
Девушки, убежденные, что они здесь одни, от неожиданности вздрогнули и разом обернулись. И застыли, в изумлении разглядывая незнакомца, который вдруг обнаружился в трех шагах от них. Сперва им даже померещилось, что это не человек, а ствол дерева или высокий камень – такой темной, неподвижной, нечеловеческой на первый взгляд показалась эта фигура. Но кто же тогда с ними заговорил? Или им послышался этот негромкий, но удивительно ясный голос?
Нет, не померещился. Это был не ствол, а человек, мужчина, еще довольно молодой – стоит под высоким валуном, прислонившись к нему спиной. Одет он был так роскошно, что девушки вытаращили глаза: синяя рубаха, зеленые штаны, голубой плащ, пропущенный под правой рукой и на плече заколотый золотой застежкой величиной с детскую ладонь. От этого блеска у них зарябило в глазах: казалось, незнакомец то исчезает, сливаясь с камнем, то вновь выступает из его зеленой и голубоватой от мха и лишайника, под цвет одежды незнакомца, поверхности. Не менее роскошны были его волосы: цвета верескового меда, длиной до пояса, они частью были заплетены в косы, частью свободны, и в них мелькали золотистые пряди света светлого меда – словно скользящие солнечные блики.
– Ты кто такой? – ахнула Рагнхильд и попятилась, оттащив немного Элдрид.
Идти вдруг стало тяжело, неловко, тропка показалась слишком узкой, будто камни по сторонам столпились, отрезая им дорогу назад. Навалилась слабость: они и не заметили, как долго шли, увлеченные болтовней, и совсем запыхались.
– Я тот, кто вам поможет, – мягким, обольстительным голосом ответил незнакомец. – Вы ведь искали того, кто владеет чарами?
– Как твое имя? – нахмурясь, принялась допрашивать Рагнхильд.
Она знала всех в округе, и ей сильно не понравилось явление возле самой усадьбы незнакомого человека. Такого щеголя скорее ожидаешь встретить в медовом зале, а не в лесу! К немногим спутникам беглеца Эйстейна он тоже явно не принадлежал – судя по тому, что Элдрид взирала на него с тем же изумлением.
– Мое имя Фьёр. А живу я здесь неподалеку. Твоя мать знает меня и мой род, она бывала у нас в доме. И мне известно, кто подарил ей вон то колечко, что у тебя на руке.
Рагнхильд невольно опустила глаза и глянула на свою руку, на золотое кольцо с тремя самоцветами: в середине побольше, по краям два маленьких, полупрозрачных и алых, будто густая кровь. Это кольцо передала ей мать, когда Рагнхильд исполнилось двенадцать лет, и сказала, что им ей когда-нибудь нужно будет обручиться с будущим мужем. И еще сказала, что у него есть некие волшебные свойства…
– Да, и я знаю, какими волшебными свойствами оно обладает, – продолжал Фьёр.
Рагнхильд попятилась: да он услышал ее мысли…
– Какими же? – невольно воскликнула она: этого ей мать не говорила.
– Нетрудно ответить. Если ты отдашь его избранному тобой супругу, он будет любить и почитать тебя до самой смерти и никогда не возьмет другой жены, знатного рода или простого. Если же кольцо у тебя украдут, или отнимут силой, или выманят обманом, лишь черный уголек достанется вору, а кольцо в тот же миг вернется к тебе на палец, сияя золотом и самоцветами. Говорят, эти камни образовались из крови Сигурда Убийцы Дракона, пролитой им в час гибели и собранной красавицей Брюнхильд, что рыдала над ним…
– О боги… – пробормотала потрясенная Рагнхильд и второй рукой сжала свою кисть с кольцом. Кровь Сигурда, ее легендарного предка, славнейшего из героев древности! – Откуда тебе все это известно?
– Мой отец рассказал мне. Он обучил меня многому. Твоя мать знает его, и легко убедиться, что я говорю правду. Ведь от него она и получила это кольцо в дар за помощь, когда помогла мне появиться на свет. И если есть у вас нужда в помощи, которую не всякий может оказать, если нужны вам чары, что спасут конунгов Норвегии, потомков Форн-Йотуна, от разорения, гибели, бесчестья и вечного забвения, то у меня вы можете ее получить.
– И что же ты захочешь взамен? – дрожащим голосом спросила Элдрид, впервые решившись заговорить.
Ей было хорошо известно, что ни в сказках, ни в жизни таких дорогостоящих услуг не оказывают просто так.
– Не более того, что вы имеете. Мне пора обзавестись женой, но мало на свете для меня подходящих. Однако, обе вы на редкость красивые и родовитые девушки, и если одна из вас согласится выйти за меня, я окажу вам услугу, в которой вы нуждаетесь.
Девушки смотрели на него во все глаза; невольно вцепившись друг друга, они все сильнее дрожали на ветру. Вот так жених! Черты лица Фьёра, когда они его разглядели, оказались довольно приятны: продолговатое лицо, острый нос, немного близко посаженные зеленовато-серые глаза, мерцающие, как самоцветы. Но было в этом нечто столь странное, столь жесткое и чуждое, при всей любезности его обладателя, что Рагнхильд подумала с тревогой: уж лучше бы уж он был безобразен, но на привычный человеческий лад.
Правда, насчет девушек он не отклонился от истины. Рагнхильд и Элдрид сделали бы честь любому королевскому роду: обе невысокие ростом, Рагнхильд потоньше в кости, Элдрид отличалась приятной округлостью стана и лица. У Рагнхильд были правильные черты лица и красиво изогнутые темные брови, оттенявшие золотисто-карие, янтарного цвета глаза, как у ее отца, Сигурда конунга; казалось, через эти глаза пылает золотой огонь души. Густые, длиной ниже пояса русые волосы Рагнхильд окружали ее стройную фигуру, как морские волны, придавая ее внешности отпечаток какой-то стихийной, дикой роскоши и силы. У ее рыжеволосой подруги округлое лицо украшал немного вздернутый нос, придавая ей милый и одновременно задорный вид. Любая из них украсила бы собой дом всякого конунга. И тем более странно, даже дико было слышать подобное предложение из уст незнакомца, рожденного лесом, стволами деревьев и камнем…
Рагнхильд опустила глаза и крепче стиснула руку Элдрид. Взгляд ее не отрывался от ног Фьёра. Нет, он стоял не на лосиных копытах или волчьих лапах – хотя они не удивились бы, окажись именно так. Его ноги, вполне обычные, были погружены в снег почти до колена, так что башмаков не было видно, а виднелась только верхняя часть обмоток из тонкой синей пряжи. И вокруг не было ни одного следа! Цепочка следов не вела к камню ни с одной из сторон. Он как будто с неба упал прямо под бок стоячего валуна… или скорее вылез из этого самого камня!
– Именем Тора – теперь мы сами по себе! – с трудом выдавила Рагнхильд, будто имя бога грозы само стало камнем у нее во рту.
Фьёр вздрогнул и потемнел лицом; зато Рагнхильд вдруг ощутила облегчение и рванула Элдрид за руку:
– Бежим!
Они разом ринулись прочь по тропе, но она была слишком узкой, и девушки, наткнувшись друг на друга, разом упали в снег. Барахтаясь там, отчаянно визжа, они пытались подняться и сквозь собственные голоса слышали, как Фьёр говорит что-то прямо над их головами. Небо потемнело – или это на них упала серая густая тень, – в ушах шумело, сердце бешено билось.
Кое-как извернувшись, Рагнхильд встала в снегу на колени и увидела Фьёра уже совсем рядом – он стоял на тропе, протягивая к ним руки, но кисти этих рук были не человеческими, а медвежьими, с черными подушками и длинными бурыми когтями. Лицо оборотня было спокойно и сосредоточено, но за этой сосредоточенностью крылась хищная властность, он смотрел на них, как на свою законную добычу. Рагнхильд кричала от чувства беспомощности, едва веря, что все это происходит наяву, и понимая, что спасения нет, она ничего не может сделать! Элдрид вопила и цеплялась за нее, не давая пошевелиться, не позволяя встать, но и поднять ее Рагнхильд не могла. Они только кричали из последних сил, пытаясь отползти по глубокому снегу, кричали, как всякий человек в миг смертельной опасности, повинуясь древнейшему зову крови: если не спастись самому, так хоть предупредить остальных…
Вдруг что-то мелькнуло в воздухе; и Фьёр пригнулся, пал в снег с совершенно нечеловеческим проворством, а рядом с его головой вонзилась сулица: не пригнись он, пробила бы спину и грудь навылет. И в тот же миг Фьёр оказался на ногах, развернувшись лицом к невидимому еще противнику: он не вставал и не поворачивался, а просто вдруг оказался в таком положении, в каком удобнее было отразить нападение.
– Ах ты гад! – донесся с верхней части склона могучий яростный рык с добавлением еще некоторых выражений о том, как размножаются тролли. – Отвали от них! Сейчас я тебе руки поотрываю!
Пролетело еще одно копье, раздался многоголосый крик и вой. Фьёр в эти мгновения был больше похож на зверя, чем на человека: он припал к земле, стоя почти на четвереньках, как волк перед прыжком. В лице проглянуло явное сходство с мордой хищника: глаза вспыхнули яростным зеленым блеском, появился жесткий оскал. На тропе слышался шум, и Рагнхильд пыталась убрать с лица набитые снегом волосы, скинула капюшон, пытаясь разглядеть, кто так вовремя пришел к ним на помощь. Но видела только шевеление ветвей, а когда вновь глянула на Фьёра…
Он исчез. Так же внезапно и бесследно, как и появился, будто видение рассеялось. И когда какой-то человек скатился со склона, в облаке снежной пыли с обнаженным мечом в руке, нападать ему оказалось не на кого.
На тропе и вокруг сразу стало людно и шумно: можно было подумать, сюда прямо с неба упала целая сотня человек. У Рагнхильд даже мелькнула мысль, что сами ее предки, древние конунги в полном составе, начиная с Одина – и с Форн-Йотуна с другой стороны – спрыгнули прямо из Валгаллы. Наверное, потому, что они с Элдрид только что говорили о Сигурде Убийце Дракона – хотя он, убитый предательским образом в спину, в Валгаллу, увы, не попал.
