Kitobni o'qish: «Дракон восточного моря. Книга 2: Крепость Теней»

Глава 1

Влажная и теплая зима на Козьих островах неприметно сменялась весной. Дождей стало меньше, потеплело, на крутых склонах самых высоких гор по-прежнему продольными полосами лежал снег, не сходивший круглый год, зато в низинах у моря уже вовсю лезла из земли свежая молодая трава и раскрывались мелкие пестренькие цветочки. Овцы приносили ягнят, на скалах суматошно кричали морские птицы, а островитяне собирали яйца.

С каждым днем Торварда все сильнее томило беспричинное, но неистребимое беспокойство. Зимнее затишье кончилось, проклятье снова скребло и царапало душу. Он опять стал раздражителен, пару раз наорал на дружину и с трудом сдерживался, чтобы вести себя пристойно хотя бы с госпожой Айнедиль. Стараясь заглушить клокочущую ярость, он каждый вечер напивался до бесчувствия, лишь бы обеспечить себе глухой каменный сон без сновидений, а утром, поднявшись с тяжелой головой, обливался ледяной водой и упражнялся до жестокой боли в мышцах. Любой ценой ему нужно было отвлечься от своего томления и не допустить, чтобы оно причиняло вред тем, кто рядом. Ибо вокруг опять были свои – своя дружина, своя женщина, – и Торвард знал, что становится для них опасен. Ласки королевы Айнедиль уже не утешали его, и он знал, что средство остается одно – новый поход. Его тянуло в море с такой силой, что пребывание на одном месте причиняло настоящую боль. Какие-то голоса день и ночь звали куда-то вдаль, обещая, что там, за морским горизонтом, он наконец найдет облегчение.

В этом состоянии для него стало настоящим подарком известие, что какой-то вождь высадился с дружиной на северном берегу Фидхенна и разорил две деревни. Принес эти вести низкорослый пастушок, темноглазый, с жесткими рыжими волосами, которые показывали, что, кроме дочерей круитне, среди его предков были и сыны уладских племен. Звали его Ку-Аллайд, что на местном языке означает «дикая собака», то есть он являлся к тому же тезкой знаменитейшего из уладских героев.

– Это лохланнцы! – рассказывал он. – У них такое же оружие, железные шлемы и большие круглые щиты! Они пришли на таком же большом деревянном корабле, как и ты, о король.

– Кого это принесло? – Торвард хмыкнул. – Ну, кто бы ни был этот сукин сын, он появился вовремя. Борода, поднимай всех!

Слухи о набеге уже разлетелись по Арб-Фидаху, и фьялли быстро собирались к дому королевы, понимая, что понадобятся своему вождю.

– Должно быть, это те же люди, что разоряли наш остров осенью, – говорила королева Айнедиль. – И их вождь – тот же, что убил моего прежнего мужа, Геймара ярла. Он думает, что теперь Фидхенн совсем беззащитен и он может безнаказанно грабить и убивать моих людей!

– И он очень сильно ошибается, мать его так! – весело отвечал Торвард. При этом тревожном известии он оживился, глаза его заблестели, словно он получил приглашение на праздник. Хорошая драка была именно тем, в чем он сейчас нуждался, и он даже надеялся, что явившийся грабитель достаточно силен и привел достаточно большое войско, чтобы ему было где развернуться. – Не грусти, солнце мое! – Он даже погладил королеву по щеке тыльной стороной кисти, поскольку она не раз жаловалась, что ее царапают мозоли на его жесткой ладони. – Если это тот самый стервец, я подарю его тебе. Хочешь, возьму живым, и ты сможешь придумать ему достойную казнь? Только как мне его опознать? Ты же не знаешь, как его звали?

– Он не потрудился назвать свое имя тем, кого лишал жизни и свободы. Но привези его сюда, и я сумею узнать, он ли это был.

Дружина тоже восприняла новость о близком сражении с воодушевлением: за зиму хирдманы соскучились сидеть на одном месте и уже многие поговаривали, что, дескать, не пора ли опять в море – за подвигами и добычей. Но теперь подвиги уж точно, а возможно, и добыча сами пришли на Фидхенн.

Тот же смуглый рыжий пастушок указывал путь, и уже к вечеру следующего дня Торвард конунг со своими ярлами и войском прибыл на северное побережье. За прошедшие несколько дней грабители успели разорить еще пару деревень, и остатки их населения, избежавшие смерти и плена, ютились в горных пещерах, подобно их далеким древним предкам. Однако Ку-Аллайд хорошо знал все эти пещеры, в которых и сам летом нередко ночевал, кочуя по горным пастбищам со своими козами. Поэтому скоро он привел к Торварду новых очевидцев, и конунг фьяллей узнал еще некоторые подробности.

На Фидхенн высадился не один, а сразу два вождя, пришедших сюда совместно. Но союз сам по себе выглядел удивительно, поскольку один из этих вождей был и правда лохланнцем – он-то и нападал на деревню Ку-Аллайда, – а второй происходил с острова Туаль! Это Торвард понял сам, когда ему описали бронзовые шлемы с фигурками вепрей на верхушках и огромные шестиугольные щиты, закрывающие бойца почти от головы до ног. Все это было ему памятно по прошлому году.

– Это тебе, конунг, привет от фрии Эрхины! – сообразил Эйнар. – Видно, она поняла, что одним проклятьем тебя не возьмешь, и решила еще раз попробовать достать нас острыми мечами!

– Да разве у этих козлов мечи? – бросил Ормкель, презиравший надменных туалов с их давно устаревшим вооружением. – Ухочистки какие-то, вроде твоей!

– Это вещь называется копоушка! – снисходительно пояснил Эйнар, который действительно носил на поясе не только гребень для расчесывания своих светлых кудрей, но и несколько изящно сделанных вещичек для содержания в чистоте ушей, зубов и ногтей. – Тебе, разумеется, откуда это знать, ты ведь вырос в лесу, в заброшенной медвежьей берлоге. Подберешь, бывало, какую-нибудь корягу и давай в зубах ковырять, только треск стоит! Но когда мы добудем пару туальских мечей, ты легко сможешь почистить ими свои уши – там уже все так закаменело, что простая копоушка не поможет!

– Умен ты не по годам! – отозвался Ормкель. – Тебе вроде уже лет двадцать пять, а ума как у пятилетнего!

– Но как могла Эрхина узнать, что ты здесь, конунг? – усомнился Халльмунд. – От нас вроде туда за всю зиму ни одного корабля не прошло.

– Ты забыл, Халле, кто она такая, – улыбнулся Сельви. – Фрие острова Туаль не нужно расспрашивать торговцев, чтобы узнать новости. Она получает свои знания прямо из тех пределов, где сплетаются нити всего и уже существующего, и того, чему еще только предстоит когда-то родиться.

Ормкель проворчал что-то насчет разных мест, где он хотел бы видеть фрию Эрхину. Торвард молчал во время этой беседы, сжав зубы. Эрхину он ненавидел так, что все внутри скручивалось при одной мысли о ней. Она, наложившая проклятье, могла бы, наверное, его снять, но Торвард знал, что никогда она этого не сделает, даже если он приставит нож к ее горлу. По своему непримиримому упрямству эта женщина была более чем достойным соперником даже для него. К тому же чары, наложенные кюной Хердис поверх проклятья Эрхины, так все запутали в его судьбе, что распутать эти нити было уже невозможно – только переплавить получившуюся смесь и выковать из нее новую судьбу для себя. Но до этого еще оставалось очень далеко. А само то, что фрия Эрхина снова дала о себе знать, «привет от нее», как выразился бессовестный Эйнар, словно плеснуло масла на угли его ненависти к ней. И к счастью, теперь он мог выбросить свою ярость если не на непосредственную виновницу, то хотя бы на ее посланцев.

– Конунг, хоть кого-то нужно взять живым! – сказал Сельви, ясно видя все это на его напряженном лице. – Мы-то не ясновидящие и из источника Мимира черпать не умеем. Кто-то из них должен рассказать нам, что она задумала и чего хочет, иначе в будущем еще могут быть неожиданности.

– Ну, всех-то я сразу не перебью! – глухим от напряжения голосом выдавил Торвард. Его кулаки сжимались сами собой, хотелось крушить все вокруг, и он изо всех сил подавлял разрушительные порывы, помня, что находится среди своих. – Кто-нибудь один, надеюсь, останется. Пойдем. Где они, эти уроды?

Местные жители показывали дорогу, и уже вскоре Торвард сам увидел вдали на плоском берегу довольно большой корабль – дреки, один из тех, что ходили вдоль берегов Морского Пути.

– Весел на двадцать, – остроглазый Арнор Меткий вгляделся. – И людей возле него… человек сто будет, а то и больше.

– Разве это много? – Халльмунд пожал плечами. – У нас втрое больше. Даже размяться как следует не успеем.

– Точно, не успеем. – Торвард кивнул. – Но терять людей без надобности я не собираюсь. Поэтому ты, борода, с твоими вообще драться не пойдешь. Останешься сзади. Поможешь, если что. Но это вряд ли понадобится.

– Что ты хочешь делать?

– Я хочу дать им возможность спокойненько приготовить еду. Нападем в сумерках, но пока еще не стемнеет совсем. Разговаривать, раскланиваться и назначать время битвы я не собираюсь. Мне нужно одного взять живым, остальных перебить, вот и все. Чтоб другим неповадно было лазить грабить острова, на которых зимует конунг фьяллей. Если это туалы, значит, не те, кто прогулялся тут прошлой осенью, и Айнедиль эти люди не нужны.

– А лохлан… тьфу, сэвейги? Может, это они – перезимовали на Туале и вернулись весной походить тут опять?

– Ладно, разберемся. Туалов человек сорок, остальные сэвейги. Видно, с того корабля. Туалы-то на своих «коровьих шкурах» сами через море не ходят, ждут, пока перевезет кто.

Похоже было, что этот день пришельцы посвятили грабежу еще каких-то местных поселений – возле корабля виднелось несколько малорослых местных коров и овец, а две туши уже жарились на кострах. Стан был разбит на опушке рощи, которая прикрывала людей от ветра. Им поневоле приходилось оставаться под открытым небом, чтобы не отходить далеко от корабля, да и не нашлось бы на острове Фидхенн такого большого поселения, кроме самого Арб-Фидаха, способного принять сотню чужаков.

Пока мясо жарилось, пришельцы подкреплялись сыром и хлебом, разложив припасы прямо на положенных на землю щитах, как все обычно делают в походе. Захваченной в селениях местной браги, сделанной из кислого молока, на всех не хватало, и запивать еду приходилось просто водой. Сэвейги расположились отдельно, туалы тоже, но за время совместного похода они уже несколько притерлись друг к другу, многие угощали соседей глотком браги, пытались разговаривать, объясняясь в основном знаками, кое-где даже смеялись.

Вожди расположились рядом, и многие сказали бы, что такую пару не часто увидишь. Знатный туал, Криодайм сын Треана, по прозвищу Яростный Вихрь, был рослым, как почти все уроженцы священного острова, здоровяком с румяным лицом и рыжими вьющимися волосами. Рядом с ним лежал бронзовый шлем, украшенный позолоченными накладками и фигуркой вепря. Лицо вождя выражало высокомерие и надменность. Туалы не любили покидать свой остров, считая его не только серединой земли, но и единственным местом, имеющим какое-то значение. За морем они чувствовали себя неуютно, словно роняют свое достоинство уже тем, что прикасаются к недостойной их чужой земле, пьют ее воду, дышат ее воздухом. Но его погнала сюда воля той, что имела власть над судьбой каждого смертного, и Криодайм считал за честь повиноваться ей.

Товарищ его, Гуннар сын Рагнэйд, решительно ни в чем на него не походил. Родился он в племени хэдмаров, матерью его была одна вдова, а отцом – кто-то из дружины прежнего хэдмарландского конунга Альгаута. По обычаю, двор хэдмарландских конунгов всю зиму кочует по стране, перебираясь из харада в харад, и местные жители в складчину кормят его – в этом и заключается в основном взимаемая с них дань. После одного из таких посещений вдова Рагнэйд забеременела, но когда сперва соседи, а потом и подросший сын спрашивали ее об имени отца, только разводила руками. То ли не удосужилась второпях это выяснить, то ли возможных отцов было несколько. Но тот, несомненно, был отважным воином, поскольку юный Гуннар с детства испытывал тягу к оружию и походам и сбежал и дома, вступив в дружину проплывавшего мимо «морского конунга» Оттара Толстого, когда ему сравнялось всего тринадцать лет.

Необученные парни, не державшие до того в руках настоящего меча и отправляющиеся на подвиги в столь юном возрасте, обычно повзрослеть не успевают, ибо гибнут в первые же месяцы, если не в первые дни. Но Гуннару повезло – он выжил, быстро обучился и защищаться, и нападать, и понимать, когда лучше вообще не лезть, а тихо пересидеть в углу. К тому же он был весьма ловок, сообразителен и неплохо ладил с людьми, что позволило ему лет пять назад занять место погибшего Оттара Толстого, унаследовать его корабль и власть над дружиной. Не будучи особенно рослым и сильным, Гуннар носил на плечах волчью шкуру с болтающимися спереди лапами и уверял, что умеет превращаться в волка. В ночи полнолуния он действительно исчезал, и издалека в такие ночи доносился грозный волчий вой. Своими глазами его превращений за двадцать лет так никто ни разу и не видел, но в дружине его уважали.

Невысокий, подвижный, светловолосый, с невыразительным лицом хуторского простачка, Гуннар, однако, был довольно умен и хорошо соображал, где и чем можно поживиться. Прослышав, что остров Туаль побежден конунгом фьяллей Торвардом и легендарная защита острова, веками оберегавшая его от чужаков, исчезла, Гуннар Волчья Лапа повел своих людей на поиски добычи. Однако оказалось, что и без волшебной защиты на Туале остались мужчины. Первый его натиск оказался отбит, но вслед за тем Криодайм Яростный, считавшийся в это время военным вождем Туаля, предложил Гуннару союз. Гуннар должен был на своем корабле переправить Криодайма с его людьми через море и помочь отыскать Торварда Рваную Щеку.

– Это далеко и опасно. – Поначалу Гуннар хотел отказаться. – До Фьялленланда отсюда не ближний путь, да идти мимо Хэдмарланда – а если Роллауг конунг прознает, что мы задумали, он нас мимо своих берегов не пропустит.

– Во Фьялленланд идти не надо. Фрия Эрхина, в мудрости, дарованной ей Богиней, узнала, что ее враг находится на Козьих островах. Ты отвезешь нас туда, и за это я позволю тебе взять там любую добычу, которую ты пожелаешь.

– Вообще-то на Козьих островах я и сам любую добычу возьму, – хмыкнул Гуннар. – Там осенью Эдельгард ярл из Винденэса знатно погулял – на Тюленьих островах рассказывали, он там сотню пленных по дешевке отдавал. Я еще думал, чтой-то знатный ярл так продешевил-то, когда у них в Винденэсе свой рабский рынок есть – вези туда да знай марки серебра завешивай. А сказали, что он домой-то не собирался зимой – ушел на Эриу. Вот кабы он еще на Козьих оставался, я бы туда не пошел, знаешь ли. Мы люди простые, нам сыновья конунгов не по зубам.

– Но пока там остается Торвард конунг, ты тоже не много возьмешь! – усмехнулся Криодайм. – Он ведь уже не сын конунга, он сам конунг!

– Это да, это твоя правда. – Гуннар с придурковатым видом поскреб в затылке. – А теперь, значит, тебе Торвард конунг, а мне добыча?

– Да. Мне нужен мой враг.

– Ну, тогда идет, – решил Гуннар. Сражаться с Торвардом Рваной Щекой он совершенно не собирался, и если устранение того возьмет на себя этот рыжий, то отчего же не сходить с ним на Козьи острова?

Ожидания оправдались: конунг фьяллей, по уверению захваченных пленных, действительно находился на острове Фидхенн и зимовал в Арб-Фидахе, считаясь мужем местной королевы. Криодайм Яростный скрипел зубами от злости, а Гуннар тайком ухмылялся в светлую бороду: похоже, Торвард сын Торбранда вознамерился причислить к своим женам, хотя бы временным, повелительниц всех западных островов, которые по старинному порядку управлялись женщинами. Но поскольку Айнедиль с Фидхенна – не фрия Эрхина, здесь он справился гораздо быстрее и легче. И когда Криодайм разделается с Торвардом, он, Гуннар, на Фидхенне уже не будет иметь соперников. То есть вся здешняя шерсть, скот и пленники, пригодные для продажи, достанутся ему. Даже королеву местную можно будет увезти в тот же Винденэс и там продать за три марки серебром. А можно остаться с ней здесь. Чем он, Гуннар, хуже прочих и почему бы ему не стать достойным королем для этого занюханного Фидхенна?

Сидя на кошмах и овчинах, брошенных на холодную весеннюю землю, два вождя ждали, пока поджарится мясо, закусывали хлебом и сыром и спорили, что делать дальше. Криодайм считал, что нужно побыстрее идти к Арб-Фидаху и вызвать Торварда на бой, а Гуннар, напротив, склонялся к мысли, что нужно взять как можно больше добычи, пока Торвард ничего о них не знает. Ибо потом может оказаться поздно.

– Да ты иди один, я же тебя не держу! – убеждал Гуннар. – Я чего обещал, то и выполнил, на Фидхенн тебя доставил. Надо будет, и обратно доставлю, не сомневайся. А сражаться с Торвардом конунгом вместе с тобой я не обещал. Мне и здесь добычи хватает. Золота на Козьих островах никогда не было, это тебе не Эриу, а шкур и пленных я и тут наберу.

– Но ты обещал оказывать мне поддержку! А у Торварда конунга может оказаться слишком много людей.

– Так ты же на поединок его вызывать собираешься, так и что тебе за разница, сколько у него людей? С людьми уже потом разберешься… когда выяснится, кто из вас останется жив.

– Победа в нашем поединке предназначена мне, ибо такова воля фрии Эрхины! – надменно ответил Криодайм.

– А Торвард конунг-то знает об этом? – Гуннар опять ухмыльнулся в бороду. – Я так понял… на волю фрии Эрхины он давно уже наплевал с крыши корабельного сарая, извини, о яростный герой.

– Воля фрии Эрхины – это воля Богини! И ни в чем не будет удачи тому, кто посмеет ею пренебречь!

– Кто бы сомневался! – с видом искренней простодушной веры ответил Гуннар. – Про ваши туальские раздоры с конунгом фьяллей и так по всем семи морям разговоры идут второй год. А я что? Вы – люди сведущие, вам виднее. А я до сих пор добычу на пальцах считаю. Так и мне в ваши дела вмешиваться причины нет. Это тебе, видать, фрия Эрхина обещала…

– Не смей рассуждать о ней! – прервал его Криодайм. – Что ты понимаешь в делах Богини?

– Где уж мне! – Гуннар поднял ладони. – Мне бы овчин хороших, рабов помоложе – и довольно. Поэтому идти в Арб-Фидах к Торварду конунгу мне никак не с руки… Тем более что он сам уже здесь!

Последние слова Гуннар выпалил скороговоркой, расширенными глазами глядя в рощу. Между стволов он заметил движение – мелькнул железный купол шлема, за ним еще – и еще, еще. Гуннар сразу узнал хорошо знакомые очертания шлемов с полумасками, которые носили в Морском Пути, – а значит, это были люди Торварда Рваной Щеки, другим сэвейгам здесь взяться неоткуда.

Едва успев испустить тревожный крик, сидевший на земле Гуннар опрокинулся спиной назад и сразу попал головой в собственный шлем, лежавший на земле позади него. Кругом тоже закричали, люди стали вскакивать, хватать свое оружие, предусмотрительно положенное рядом, и щиты, с которых во все стороны летели обкусанные куски хлеба, сыра, поясные ножи, питейные рога или кожаные кружки и прочие мелочи. А из рощи на поляну уже бежали вооруженные воины, яростно рубя всех подряд – и тех, кто успел вскочить, и тех, кто еще сидел.

Пользуясь внезапностью нападения, фьялли перебили многих еще до того, как хэдмары и туалы успели толком вскочить и найти свое снаряжение. Головы, не защищенные шлемами, раскалывались под ударами секир и мечей, а тот, кто не успел поднять щит, погибал от первого-второго удара. Криодайм бился в самой гуще схватки, оправдывая свое прозвище, но, поскольку на своем продолговатом шестиугольном щите он во время нападения сидел, а напали на него вовсе не снизу, то очень скоро его яростный порыв был остановлен сразу двумя пронзившими его копьями. Бессовестный Торвард конунг, которого заслуженно ненавидели на острове Туаль, даже не пожелал сойтись с мстителем в честном поединке и предоставил расправу с ним своим людям.

Туалы падали один за другим. Хэдмары оборонялись несколько более успешно, но и их превосходящие числом фьялли уверенно теснили с поляны. Видя, что их могучий союзник мертв, хэдмары один за другим стали отступать и обратились в бегство, надеясь раствориться в густеющих сумерках.

Сам Гуннар бился с каким-то могучим, рослым противником – снаряжение и оружие того обличали знатный род и богатство, а сила и выучка – потомственного воина. Благодаря своей ловкости и опыту Гуннар пока еще уходил из-под клинка, но от щита его уже остался один только умбон на ручке, которым он еще каким-то чудом отбил несколько сильных ударов. О, как проклинал он сейчас коварных норн, которые обманули их обоих: Криодайму не позволили сойтись с его ненавистным соперником, а его, Гуннара, заставили биться с конунгом фьяллей, чего он решительно не собирался делать!

– Торвард конунг, я сдаюсь! – закричал он, понимая, что иначе будет мертв через пару коротких мгновений. – Пощади меня, я расскажу тебе много любопытного!

Отскочив назад, он поднял над головой левую руку с остатками щита. Его противник остановился и опустил меч, держа, однако, собственный наполовину обломанный щит наготове и не спуская с Гуннара настороженного взгляда.

– Ты кто такой? – спросил он.

– Мое имя – Гуннар Волчья Лапа, я старший на том корабле, что на побережье, и над моими людьми.

– «Морской конунг»?

– Да, так нас обычно называют.

– А сюда как попал?

– Сей туальский муж, по имени Криодайм Яростный, нанял меня, чтобы я перевез его сюда. Он искал тебя, Торвард конунг. И если ты пообещаешь мне жизнь, я расскажу, зачем именно.

Его противник оглядел поляну. Схватка уже закончилась – везде лежали тела туалов, фьялли поднимали своих раненых. Тогда он расстегнул ремень и снял шлем. Гуннар, не знавший Торварда в лицо, подобострастно ловил его взгляд.

– Я – не конунг, – пояснил ему победитель. – Я – Халльмунд сын Эрнольва. Идем, я отведу тебя к конунгу.

Разгоряченные схваткой фьялли уже снимали шлемы, и теперь Гуннар без труда узнал настоящего Торварда – среди собственной дружины того резко выделяла смуглая кожа и черные волосы длиной до лопаток. Преобладающие у потомков древнего племени круитне черные волосы, темные глаза и смуглая кожа в землях Морского Пути встречались чрезвычайно редко. Поэтому не требовалось даже разглядывать под черной щетиной длинный шрам на правой щеке Торварда, чтобы угадать его среди других ярлов, не уступавших ему богатством оружия и поясов.

Еще тяжело дыша, Торвард улыбался и даже посмеивался, слушая, что ему говорит Эйнар. Он первым врубился в туальский строй, и если не пошел сам на Криодайма, то по двум причинам: во-первых, не хотел оказать посланцу Эрхины эту честь, а во-вторых, не желал терять время на одного противника, когда вокруг их было много. Оруженосец Регне уже вытер кровь с его меча и вернул хозяину, а Виндир Травник, после сражений исполнявший в дружине обязанности главного лекаря, наклонив к себе его голову, разглядывал ссадину на подбородке.

– Вот, конунг! – Халльмунд подвел к нему пленника. – Это вождь сэвейгов, «морской конунг», он сдался.

Торвард окинул Гуннара взглядом.

– Эй, Грим! – окликнул он одного из молодых дренгов, который в дальнем походе был с ним в первый раз. – Посмотри сюда! – И кивнул на умбон с ручкой от щита, которую Гуннар до сих пор держал в руке. – Помнишь, что я тебе говорил? Вот тебе наглядный пример. Когда у тебя зацепят щит и вырвут, останешься с одной ручкой, как ты в прошлый раз. Но если щит сделан на совесть, а не кое-как, то у тебя останется не одна ручка, а ручка и умбон! И с ними уже можно продержаться то время, пока будешь кричать, что сдаешься.

– Ну, что ты, конунг! В этот раз у меня щит почти целый остался! – ухмыляясь, под смех товарищей оправдывался Грим Проворный, румяный парень с прилипшими к взмокшему лбу светлыми волосами. – И вообще я не буду кричать, я умру героем!

– Ну и дурак! Из плена еще можно освободиться, а если умрешь героем, то это уже навсегда! Ну, и зачем он мне нужен? – Наконец Торвард снова посмотрел на Гуннара.

– Он говорит, что знает, кто это был и зачем, – пояснил Халльмунд.

– Да я его и так узнал. – Торвард бросил взгляд на тело Криодайма, которое уже подняли, освободили от копий и положили лицом вверх. – Помню я этого кудрявого… Среди первых там числился, все рвался кабана делить… Ну, чего ему было надо? – обратился он к Гуннару. – Говори, раз уж знаешь.

– Это действительно Криодайм, его прозвище Яростный Вихрь, Торвард конунг, – торопливо заговорил Гуннар. Торвард тем временем поднял прямо из-под ног кусок хлеба, оставшийся от незавершенной трапезы побежденных, и принялся жевать, мешая Виндиру промывать ему ссадину на подбородке. – Он меня нанял, чтобы перевезти через море с Туаля сюда. Он искал тебя. Его люди моим ребятам говорили, что-де будто бы фрия Эрхина пообещала избрать его… куда-то там, это каким-то боком с курганом связано, но это мы не поняли. Они же, туалы, так говорят, будто камни жуют, не поймешь ничего!

– Я знаю, при чем там курган, – утешил его Торвард. – У них же скоро Праздник Костров, свадьба Богини. Меня там уже нет, Эрхине надо другого мужа выбирать. И она этому козлу обещала, что это будет он, если сначала убьет меня?

– Вроде того, – согласился Гуннар. – Ты сам, Торвард конунг, все знаешь лучше меня!

– То-то и оно. Все я знаю, чтоб его… Ну, и что мне с тобой делать?

– Я готов служить тебе, если будет на то твоя воля, – с видом самой искренней преданности ответил Гуннар. – Я никогда ничего против тебя не имел, Торвард конунг, и сюда меня привела только жажда подвигов и славы. Если тебе нужны люди, то я и моя дружина тебя не подведем.

– А сколько у тебя было?

– Я привел шестьдесят два человека, не считая меня. Ты, наверное, видел мой корабль. Вот только не знаю, сколько из них уцелело… Но все уцелевшие рады будут сражаться под началом столь знатного и прославленного вождя, как ты!

– Посмотрим, – Торвард кивнул. – Иди пока собирай своих людей, пересчитаешь и доложишь. Борода, отпусти его. Кого приведет, посадишь к прочим пленным, потом разберемся. И вот еще… – Торвард окинул Гуннара взглядом. – Шкуру эту при мне не таскай.

– А? – «Морской конунг» сначала не понял, а потом сообразил и даже несколько суетливо сдернул с плеч волчью шкуру, служившую ему плащом и давшую прозвище. – Как скажешь, Торвард конунг.

– Был Гуннар Волчья Лапа, будет Гуннар Освежеванный, – хмыкнул Асбьерн Поединщик.

Но, хотя Гуннару и запретили носить шкуру, на которую имел право только настоящий ульвхеднар, исходом встречи с конунгом фьяллей он остался весьма доволен. Он не кривил душой, и Торвард не напрасно верил в его добрые намерения. «Морскому конунгу» действительно нечего было делить с конунгом Фьялленланда, а искать добычи и славы он так же мог совместно с ним – и даже более успешно. В таких случаях, когда людей сводит на поле битвы всего лишь жажда подвигов и добычи, остатки дружины побежденного почти всегда вливаются в ряды победителей, принося уже их вожаку клятву верности, и соблюдают ее не менее строго, чем клятвы, когда-то данные прежнему вождю – погибшему.

Пока одни собирали убитых и перевязывали раненых, другие занялись устройством стана. Ибо близилась ночь, похолодало, и фьялли, разгоряченные схваткой, уже чувствовали себя неуютно в пропотевших рубахах. Запылали костры, принесли котлы, и Кольгрим принялся распоряжаться приготовлением ужина, оживленно перетряхивая поклажу побежденных. В походе любые припасы пригодятся, надо же людей кормить! В ожидании, пока сварится каша, фьялли по примеру своего конунга подбирали куски хлеба и сыра, не затоптанные во время битвы, – походная жизнь не располагает к привередливости и брезгливости.

К ночи Гуннар, самолично бегая по ближайшим холмам и крича, собрал из своей дружины человек тридцать. Многие были ранены, но убитых он насчитал пятнадцать человек, то есть еще кто-то, как он надеялся, объявится к утру. Оружие фьялли у них пока отобрали, но позволили устраиваться всем вместе в стороне от собственного стана. Немногочисленные туальские пленники – у этих большинство было убито, предпочитая не сдаваться в плен, – сидели связанные под охраной.

Свободные от дозоров укладывались спать, и Торвард тоже лежал на еловых лапах возле костра, завернувшись в плащ. После сражения ему стало хорошо и спокойно – клокотавшая ярость и жажда разрушения, мучившие его, словно какая-то душевная чесотка, нашли достойный выход, и сейчас он был почти от них свободен, хотя и понимал, что это ненадолго. В лучшем случае до утра. Но хотя бы до утра он был намерен мирно проспать, поэтому с большим неудовольствием поднял голову, когда из темноты донесся тревожный крик.

– Ну, кто там еще, так его… – проворчал Торвард, а сам мгновенно оказался на ногах, с мечом в одной руке и щитом в другой.

– Там кто-то идет! Какие-то люди! Вооружены! – кричали дозорные, почему-то со стороны моря.

Разбуженные фьялли мигом вооружились и встали, образовав «стену щитов». Дозорные со стороны моря вернулись к стану и присоединились к остальным. В темноте мелькало множество огней, но никто не понимал, что случилось. Откуда тут взялось еще какое-то войско? Или Гуннар обманул и они с Криодаймом пришли не только вдвоем? Или у того было гораздо больше людей, просто не все оказались на месте во время нападения? А теперь остатки подошли мстить за вождя?

– Вон они. – Торвард наконец разглядел нападавших и взялся за копье, и тут же раздался голос Сельви:

– Конунг, осторожнее! Это не живые!

И тут же все поняли, что он прав. Со стороны моря к ним приближались вереницы синевато-рыжих огней, выходящих прямо из волн. При виде этого зрелища пробирала дрожь, но все же фьялли испугались не так сильно, как могли бы испугаться другие на их месте. Всего пару месяцев назад, в одну из первых своих ночей на Фидхенне, они уже видели нечто подобное – видели души мертвых, выходящих из-под земли и из моря такими же синими огоньками. Тогда ничего плохого им здешние мертвецы не сделали, но как знать, что на уме у этих? На сегодняшнюю ночь никакого священного праздника вроде бы не приходилось, а из мира мертвых редко возвращаются с добрыми намерениями.

Постепенно огоньки приближались, в голубоватом сиянии уже можно было различить фигуры и даже лица.

– Это они, – прошелестело по рядам. – Опять притащились…

– Мало показалось!

Все одновременно узнали туалов – тех самых, с которыми сражались совсем недавно. Те же гордые рослые фигуры, кудрявые рыжие и светлые волосы. Те же величавые лица и те же страшные раны – на непокрытых головах, на груди, на плечах. У иных не хватало руки или ноги, но даже последнее не мешало призракам передвигаться.

Торвард шагнул вперед и быстро начертил острием копья на земле перед собой несколько рун. Руны, преграждающие путь нежеланным гостям, засветились красноватым светом, и бесшумно приближавшийся строй мертвецов замер в паре десятков шагов.