Kitobni o'qish: «Дракон восточного моря. Книга 1: Волк в ночи»

Большое спасибо Ингвару за разработанные схемы поединков.

Есть иная земля, которую не худо сыскать;

Солнце садится, я вижу это, —

Хоть она далека, мы достигнем ее до ночи.

Это земля, которая радует

Сердце каждого, кто познаёт ее… ¹

Глава 1

И надо же было случиться такой напасти именно в ту зиму, когда хозяина не было дома! Сигмунд хёвдинг получил приглашение на праздник Середины Зимы к Рамвальду конунгу и уехал, забрав с собой младшего сына Вемунда. Дома, в Камберге, оставалась его жена с тремя другими детьми. Время они проводили тихо, ни с кем не виделись, а за девять дней до йоля разыгралась такая буря, что почти двое суток даже в отхожее место добраться считалось среди домочадцев за подвиг. Дикие порывы ветра сотрясали стены домов, так что даже повредило крышу хлева, качали и ломали деревья в лесу, а каждому, кто осмеливался высунуть нос из двери, тут же залепляло лицо мокрым снегом.

Потому-то никто и не заметил, как и когда на Пастбищные острова выбросило чужой корабль.

Обнаружил его Бьярни, на третий день, когда буря утихла и он с тремя рабами из усадьбы поехал в лесной сарай за сеном. С опушки леса хорошо были видны Пастбищные острова – три невысоких травянистых островка в перестреле от берега, куда на лето вывозили овец и коз из усадьбы Камберг. Теперь там была только пожухлая, присыпанная мокрым снегом трава, но из дверей пастушеских землянок вовсю тянулся дым.

На плоском берегу лежал корабль – да такой, что Бьярни застыл и свистнул от изумления. Восточное побережье полуострова Квартинг – весьма оживленное место, мимо Камберга всегда ходит много кораблей, но такие даже здесь нечасто приходится видеть. Громадный лангскип, похожий на дракона, голодного и злого, что скользит по зимнему морю, выискивая добычу, длинный, узкий, с резными низкими бортами, внушал робость, и от вида его пробирала жуть. Он словно бы выплыл прямо из древней саги и смотрелся так величественно и в то же время дико, что владеть таким кораблем было впору только кому-нибудь из богов Асгарда. Вглядевшись, Бьярни насчитал двадцать восемь весел по каждому борту. На переднем штевне была вырезана оскаленная морда дракона, а на заднем, почти таком же высоком, – хвост. Этот штевень что-то ему напоминал: где-то он уже видел эту драконью голову с огромными ушами, больше похожими на крылья. Или хотя бы слышал о чем-то похожем.

Людей на берегу толпилось много – сотни полторы, но точнее сосчитать не удавалось. Какая-то часть, надо думать, укрылась в землянках, хотя поместиться там могло не больше десятка. Кто-то прятался от ветра за выступами невысоких скал, кто-то – за бортами кораблей. Чахлые кустарники Пастбищных островов уже были все срублены под корень, весь плавник, обычно усеивавший берега островков, как корова слизнула, а значит, в землянках жгут старые лежанки.

Прощай, тихий вечер у огня! Корабль выглядел неповрежденным, и хотя лодки, которые большие корабли обычно тянут за собой, оторвало и унесло бурей, его хозяевам не составит труда пересечь узкий пролив. Просто они еще не заметили крыши усадьбы, а когда заметят, то едва ли захотят ночевать под открытым небом – почти в самой середине зимы! И не очень смутятся, если их не пустят в дом по доброй воле. А в усадьбе всего-то одиннадцать мужчин, считая самого Бьярни.

– Может, они и не хотят ничего плохого… – пробормотал Асгрим Кривобокий – тощий, слабосильный раб лет пятидесяти, который еще в молодых годах попался на клык раненому кабану и навсегда остался с искривленным боком. – Может, просто мимо плыли, а ветром во фьорд загнало… От бури прятались.

– Ага! – издевательски отозвался Кетиль, по прозвищу Клин, которое ему дали за его длинную и узкую рыжую бороденку, сам тоже длинный, с редкими зубами и вечно кислым лицом. – Да это же боевой корабль, тут и поросенок поймет! Плохо нам придется, я вам скажу, если они видели усадьбу!

– Скорее поезжайте домой! – распорядился Бьярни. – Предупредите Арнвида, пусть готовится. Похоже, нам придется за себя постоять. А я пробегусь по ближайшим дворам, соберу людей побольше.

– Да куда уж нашим рылам против этакого чудища! – завел Кетиль. Что еще взять с раба? – Я вам скажу, с такой дружиной воевать – это конунга надо звать на помощь!

– Может, сено-то пока бросим? Чтобы быстрее? – предложил Асгрим, но Бьярни покачал головой:

– Глупостей не говори! Тролль знает, когда мы теперь в лес сможем проехать, а коровы есть хотят каждый день! Давай, берись, Кетиль, твоей бороды им надолго не хватит!

Рабы поспешили к усадьбе, волоча за собой тяжело груженные сани, а Бьярни повернул в глубину фьорда. Ходить на лыжах он умел отлично и считался лучшим лыжником харада. Это все признавали, что само по себе немало значило. Отцом Бьярни был Сигмунд хёвдинг, а матерью – рабыня-уладка с Зеленых островов, и потому среди четверых детей хёвдинга он занимал последнее место. Узаконивать Бьярни отец не торопился: ведь в этом случае и наследство пришлось бы делить не на двоих сыновей, а на троих. Но и сам хёвдинг не мог не признавать, что способностями и умениями Бьярни превосходит обоих законных братьев. Учиться обращаться с оружием он начал, когда Кари Треска взялся обучать Арнвида и тому понадобился товарищ, на котором можно оттачивать свое умение. И Бьярни, хоть и был на два года моложе, скоро превзошел брата, да и теперь, пожалуй, смог бы его одолеть, поскольку был и сильнее, и толковее. Вот и сейчас он ничуть не растерялся, а сразу сообразил, что следует делать.

Подбитые жесткой шкуркой с лосиных колен лыжи хорошо скользили с горы и не давали откатов на подъемах. Отлично зная местность, Бьярни быстро двигался вдоль берега фьорда. С высокого берега ему была видна вода, хотя иногда и пропадала за деревьями. И вскоре, не добежав еще до двора Берга Бороды, всего в половине роздыха от Камберга, он заметил второй корабль. Этот лежал прямо на берегу – такой же лангскип, как и первый, может быть, чуть поменьше, с головой единорога на штевне. Любой другой житель харада Камберг сказал бы просто «какой-то чудной лошади с рогом посреди лба», но Бьярни от матери знал об этом дивном создании из уладских и притенских сказаний.

В небо поднимался дым от множества костров, возле которых грелось человек сто или больше. Бьярни сразу подумал, что два корабля шли вместе, но буря разметала их и пока они друг друга не видят. Но если с Пастбищных островов заметят этот дым?

На миг мелькнула надежда, что эти двое – враги, что буря помешала им сражаться, а теперь они продолжат начатое. Тогда, кто бы ни уцелел после жестокой схватки, местным жителям не составит большого труда прогнать обескровленного победителя, а то и поживиться легкой добычей. Но это было бы слишком хорошо и потому маловероятно. Рассчитывать следовало на худшее. А если дружины обоих кораблей объединятся, то разбить их у округи Камберг не будет никакой надежды: не хватит людей. Но нельзя сдаваться еще до битвы, и Бьярни еще быстрее побежал к хутору Берга Бороды. У того было только двое работников, да он сам с братом и сыном, но из маленьких ручьев слагается большая река.

По пути он обогнул Гребневую гору, которая и дала название хараду Камберг. Рассказывали, что королева Дагмара, жена знаменитого древнего конунга Рагнара Удалого, однажды, сопровождая мужа в походе, останавливалась передохнуть на горе и потеряла там свой гребень, из моржовой кости и весь в золоте. «Конечно, королева Дагмара была красивой, ловкой и во всем искусной, но за своими вещами смотрела плохо!» – смеясь, говорила Йора, сестра Бьярни. В детстве они истерли все коленки, ползая по склонам горы в надежде отыскать тот драгоценный гребень. «Когда я вырасту, я подарю тебе такой же, даже еще лучше! – обещал ей Бьярни, когда они отдыхали, сидя на теплой земле после напрасных поисков. – Ты ведь еще красивее, чем королева Дагмара, и за своими вещами умеешь смотреть!»

Мимолетно вспомнив о сестре, Бьярни еще усерднее заработал палками. Сейчас на Гребневой горе располагалось святилище, и стоящие на вершине валуны издалека напоминали гребень с редкими зубьями. Может быть, название пошло на самом деле от стоячих камней, но округа предпочитала верить в гребень древней королевы. Однако гору и святилище отлично видно с воды, от того места, где стоит второй корабль. Чужаки, кто бы они ни были, не могли не заметить святилища. А значит, догадались, что вокруг много теплого жилья.

Темнело, спускалась ночь, но для Бьярни эти сумерки были все равно что рассвет нового дня, полного неотложных трудов. Быстро передвигаясь от жилья к жилью, Бьярни стучал то в одни ворота, то в другие, дожидался, пока откроют, коротко рассказывал об опасности и призывал всех мужчин собираться с оружием в усадьбу Камберг.

– Если это «морской конунг», то он доберется и до вас! – запугивал он трусливых или нерешительных бондов, которые не очень уверенно чувствовали себя с мечом в руках. – Заберет ваших женщин, ваши зимние припасы, скот, вас самих продаст в рабство! Это сильный вождь, с большой дружиной, ему нужно много добычи, и он никак не удовольствуется тем, что раздобудет у нас, если захватит Камберг! А если мы храбро встретим его хорошим большим войском, он, может быть, вовсе не станет ни на кого нападать, а наша округа прославится, что не побоялась первой напасть на «морского конунга»!

– Но кто это? – расспрашивали его во всех домах.

– Не знаю. Но я уверен, что такие корабли могут быть только у знатного и прославленного человека! Самый большой я уже где-то видел, не помню, может быть, даже у конунга граннов!

– Постой, у конунга граннов! – внезапно вспомнил Хугвид бонд со двора Новая Росчисть. – Так ведь рассказывали, что в позапрошлом году Асмунд конунг потерял свой корабль! В Драконьем фьорде…

– Ну да, да! – перебила мужа фру Сванлауг и затараторила, пока никто не отнял у нее этой чести: – Конечно, Драконий фьорд! Позапрошлым летом все торговые гости только об этом и рассказывали, все, кто только плыл мимо нас на запад! Битва в Драконьем фьорде! Там Асмунд конунг встретил Роллауга конунга из Хэдмарланда и Торварда ярла из Фьялленланда, ну, этого, Рваную Щеку! Они бились и разбили Асмунда конунга, так что его самого взяли в плен и отпустили за выкуп, выкуп поделили пополам, а его корабль, «Крылатый Дракон», достался Торварду ярлу, потому что он его захватил! Так неужели это он?

– Это что же, к нам пожаловал Торвард Рваная Щека! – Хугвид бонд хлопнул себя по бедрам. – Вот это новость! Вот это подарочек к йолю!

– Наверное, он ездил в Граннланд собирать свою дань! Три года ведь еще не прошли.

– Ну, здесь не Драконий фьорд, и мы ему никакой данью не обязаны, – сурово ответил Бьярни, опасаясь, что слава противника охладит боевой пыл округи Камберг. – И если он задумал и у нас чем-нибудь поживиться, то ему не так повезет, как он надеется!

– А ведь говорят, Торбранд конунг убит и его сын сам теперь правит!

– Ну да, он ведь женился на фрие острова Туаль!

– Какое женился, она прокляла его!

– Да нет, помнишь, те два корабля из Винденэса, они были на Туале летом, и видели его там, и говорили, что он муж фрии Эрхины!

– Нет, Асгаут хёльд встречал на Тюленьих островах одних людей, они точно говорили, что он проклят фрией Эрхиной!

– Так мы ждем вас в Камберге, и чем скорее, тем лучше! – прервал их спор Бьярни. – Такой противник делает нам честь, но мы должны получше подготовиться к встрече! Подумайте только, что о вас станут говорить: вы сражались с самим конунгом фьяллей! Это большая честь!

Собственно говоря, это было единственное утешение, которое он мог предложить соседям. Скользя на лыжах к следующему двору, Бьярни признавал, что Хугвид бонд прав: это действительно корабль неудачливого Асмунда конунга. Потому он и показался знакомым: конунг Граннланда три года назад, незадолго до той злополучной битвы, гостил у Сигмунда хёвдинга, и его корабль тут хорошо рассмотрели. И про битву в Драконьем фьорде тогда ходило много разговоров. Плохо дело: молодой Торвард конунг правит самостоятельно только год, а за это время успел победить остров Туаль, который ранее считался непобедимым, и, по слухам, был проклят его правительницей фрией Эрхиной. Теперь он жаждет побед над кем угодно и где угодно, и никому такой человек не принесет добра. Недаром же он рыщет по холодному зимнему морю, как голодный волк, в то время как даже безземельные вожди бродячих дружин уже нашли себе хорошее место для зимовки и хвастают своими подвигами, сидя у горящих очагов!

К тому времени как Бьярни вернулся в Камберг, все мужчины в усадьбе уже вооружились. У дверей хозяйского дома Бьярни встретила мать. Ее звали Дельбхаэм, что означает Прекрасный Облик, и она действительно была в юности замечательно красива. Когда Сигмунд хёвдинг увидел ее на рынке в Винденэсе, ей было всего лет шестнадцать, и за нее запросили три марки. Это было втрое дороже обычного, но Сигмунд все-таки купил ее. В Камберге новая рабыня поначалу молчала, не хотела даже сказать, как ее зовут, и домочадцы думали, что она немая. Разговаривала она только со своим сыном, когда их больше никто не слышал. Из-за того, что от матери и от прочих домочадцев он слышал речь на двух разных языках, Бьярни дольше других детей не начинал говорить, и Сигмунд хёвдинг было заподозрил, что и сын его уродился немым. Зато потом Бьярни принялся бойко болтать и по-уладски, и на языке сэвейгов, притом никогда не путал слова двух языков. Он рос здоровым, красивым, сильным, смышленым мальчиком, и с самого начала было видно, что он далеко пойдет.

И теперь, когда ей было чуть за сорок, Дельбхаэм смотрелась совсем неплохо. Невысокая, среднего сложения, она не располнела с годами, и, хотя ее руки огрубели от тяжелой работы, прямая спина и величавая осанка подтверждали ее знатное происхождение. У нее были правильные черты лица, высокий и широкий лоб, красивые глаза, тонкие брови, прямой нос, и общее выражение лица было ясное и умное. Самое удивительное, что в глазах и бровях ее наблюдалось явственное сходство с Йорой. Сигмунд хёвдинг мог поручиться, что дочь ему родила не Дельбхаэм, а законная супруга фру Лив, так что разумного объяснения этому сходству не находилось, и оно служило источником шуток всех домашних. На лице ее почти не имелось морщин, и лишь по одному верхнему зубу с каждой стороны не хватало. Держалась уладка всегда невозмутимо и уверенно, в любых обстоятельствах сохраняя ясный рассудок и присутствие духа. Люди не оставались слепы к ее достоинствам: в хараде бытовало мнение, что знатностью рода она не уступит иным ярлам. За то время, которое Дельбхаэм прожила в Камберге, к ней трижды сватались свободные люди, причем не из самых бедных. Закон обязывал хозяина в этом случае отпустить рабыню, но Дельбхаэм сама отвергала женихов: Бьярни все же лучше было оставаться побочным сыном хёвдинга, чем приемным сыном какого-нибудь Стейна бонда.

И сейчас Дельбхаэм не дрожала от страха, как многие женщины, и лицо ее выглядело оживленным, полным какого-то ожидания. В руках она держала рогатину Бьярни, которая называлась Медвежья Смерть.

– Посмотрим, не удастся ли тебе сегодня насадить на нее хорошего, жирного медведя! – тихо сказала Дельбхаэм сыну по-уладски. – Я думаю, что это так и будет!

Не успел Бьярни ответить ей, как его обступили другие женщины.

– Ты думаешь, это может быть «морской конунг»? – тревожно спросила фру Лив.

– Или это какой-то враг нашего отца? – подхватила Йора.

– Нет причин так сильно тревожиться! – Бьярни постарался успокоить их обеих. – Мы принимаем меры на всякий случай. Может быть, эти люди просто сбились с пути из-за бури и теперь уйдут своей дорогой, раз уж буря кончилась. Просто мы не должны дать застать себя врасплох, если что, вот и все. Да и разве у нашего отца есть такие враги?

О том, что хозяин одного из чужих кораблей скорее всего фьялленландский конунг Торвард сын Торбранда, Бьярни пока не стал рассказывать, чтобы не пугать женщин раньше времени. Вопреки сказкам, фру Лив вовсе не была злой мачехой и не питала никаких дурных чувств к побочному сыну своего мужа и даже к его матери. А ее дочь, йомфру Йордвейг или, по-домашнему, Йора, была лучшим другом Бьярни. Она так же твердо, как и он сам, верила, что ему суждено стать большим человеком и прославиться, и втайне досадовала на отца, который никак не хочет объявить его свободным. «Конечно, хёвдинг не хочет, чтобы наследство пришлось делить на три части вместо двух! – втолковывала ей фру Лив. – Да еще и твое приданое. Мы, конечно, очень любим Бьярни, но ты же не хочешь, чтобы размер твоего приданого уменьшился из-за его доли и из-за этого тебе достался жених похуже!» – «Но отцу не придется ничего делить! – убеждала ее Йора. – Ведь Бьярни сам раздобудет себе все, что ему понадобится! Мое приданое только увеличится, если дать Бьярни возможность себя проявить! Пусть только отец признает его свободным, и вот увидишь, он и для себя найдет самую красивую и богатую невесту!»

У нее были основания так говорить. В придачу к прочим достоинствам Бьярни был хорош собой, что бросалось в глаза каждому, несмотря на простую одежду: рослый, с прекрасно развитыми, сильными руками, широкими плечами. Высокий прямоугольный лоб говорил об уме, а черты лица, правильные и приятные, обычно хранили дружелюбное выражение, так что на каждого, кто его видел, Бьярни обычно производил самое положительное впечатление. Видно было, что это человек неглупый и решительный, но при этом довольно мягкого нрава. Ясный взгляд серо-голубых глаз, широкая располагающая улыбка, всегдашняя готовность помочь чем надо привлекали к нему любовь и домочадцев, и соседей. Рыжеватые, как у матери, волосы ему приходилось стричь коротко, как всякому низкородному, и они все время топорщились надо лбом. Что, впрочем, не мешало многим молодым женщинам находить его весьма привлекательным. Но женить своего побочного сына, хоть тому и сравнялось уже двадцать четыре года, Сигмунд хёвдинг не торопился: видно, сам еще не решил, признавать того или нет, и оттого не знал, какая жена ему подойдет – свободная или из тех, что приобретают на рынке в Винденэсе.

Нрав у Бьярни тоже был легкий: он довольно спокойно воспринимал свое зависимое положение, но в душе не считал себя хуже свободных братьев и вполне отдавал себе отчет в том, что почти во всем, кроме происхождения, их превосходит. Другой бы жил со жгучей обидой на людей и судьбу за такую несправедливость, но гордость Бьярни проявлялась иначе: он считал делом чести жить так, чтобы не стыдиться ни одного своего слова или поступка и тем доказать, что и в рабстве можно быть достойным человеком. И ему это удавалось: дома и в округе его уважали, а рабское его происхождение воспринимали как некий изъян, случайно доставшийся хорошему человеку, – вроде чересчур заметного родимого пятна.

И сегодня, похоже, у Бьярни был отличный случай показать, чего он стоит. Все способные сражаться уже разобрали оружие и щиты, обычно висевшие на стенах гридницы, и теперь пустые места светились на бревенчатой стене тревожно и угрожающе. Арнвид надел шлем и кольчугу. Его продолговатое лицо выглядело особенно суровым и решительным. В отсутствие отца весь дом и его безопасность оставались на его попечении, и он то гордился, то тревожился, сумеет ли справиться с нежданной напастью. К своим двадцати шести годам он много раз побывал в походах – с тех пор как его законным сыновьям исполнялось двенадцать, Сигмунд хёвдинг начинал брать их с собой, того и другого поочередно. Но тогда с ним всегда бывал отец, отважный, сильный, опытный воин, способный найти выход из любого положения. А что будет теперь? В одиночку-то он дальше Винденэса еще не ездил. Сигмунд хёвдинг, заботясь о семье и сыновьях, не слишком верил, что они смогут позаботиться о себе сами.

Ожидание было ужасно: люди то выходили во двор, то снова, замерзнув, заходили в дом, топтались там, и всех снова тянуло наружу. Многих била дрожь; хотелось думать, что от холода.

А тем временем два чужих корабля, уже соединившись, приблизились к причалу Камберга. Кто-то из людей перепрыгнул на деревянный, немного скользкий настил, им перебросили канаты, чтобы привязать корабли к столбам.

– Давай, Регне, принюхайся, дымом ниоткуда не тянет? – произнес чей-то уверенный, привыкший распоряжаться голос.

– А то я голодный, как тыща троллей! – подхватил другой.

– Вон сарай, можно и там переночевать! – говорили на кораблях, имея в виду корабельный сарай Сигмунда хёвдинга, стоявший поодаль, над пологим спуском к воде.

– Можно и в сарае, но лучше бы в доме! Это Ормкель, медведище, может на снегу спать, а я не могу! Не желаю!

– Конечно, не можешь! – отозвался ворчливый немолодой голос, и впрямь чем-то напоминающий медвежье рычанье. – Ты же изнежен, как девчонка, тебе подавай пуховую перину и стеганое одеяло на гагачьем пуху! Чего тебе в походе-то делать?

– А вот увидим подходящего врага, тогда узнаешь!

– Халльмунд, где ты? Ну, борода, напрягись! Где здесь может быть усадьба? Ни тролля не вижу, а у тебя тетка была ясновидящая.

Сказавший это скорее всего и был вожаком. Высокий, с широкими плечами, крепкий мужчина стоял на причале, расставив длинные ноги и упираясь руками в бока, словно бросая вызов той земле, куда занесла его судьба и зимний ветер. Полушубок на собольем меху был покрыт крашеным красновато-коричневым сукном, а подол рубахи, видный снизу, оказался вообще красным – какой сумасшедший вздумает так наряжаться в поход? На ремне с позолоченной пряжкой блестел сплошной ряд узорных бляшек. Из-под меховой шапки на плечи щеголя падали две косы – значит, это действительно фьялли. Тоже не подарок. Фьялли в чужих землях не имеют привычки считаться с местными порядками, особенно когда приходят большой дружиной. И особенно теперь, когда их новый конунг победил священный остров Туаль и вообразил себя непобедимым.

Людей поблизости не было видно, но в необитаемых местах не бывает причалов и корабельных сараев, это любой дурак догадается. Торвард конунг, по прозвищу Рваная Щека, единственный сын и наследник недавно погибшего Торбранда конунга, ни в коем случае не оставил бы своих людей на ночь зимой под открытым небом, не убедившись, что вокруг на целый роздых нет хоть какого-нибудь жилья. И усадьбу Камберг он непременно бы нашел. Раз уж Бьярни было суждено отличиться, их встреча все равно состоялась бы, так или иначе.

На сей раз судьба помогла им, подослав на берег Хринга из Сорочьей Горки. Хринг, колченогий дурачок, живший с матерью в крохотной избенке у моря, как раз ковылял мимо. Когда утихла буря, мать отправила его за хворостом, и сейчас он, уронив неряшливую вязанку, разглядывал незваных гостей, разинув рот от изумления. Он и не знал, что на свете есть столько чужих людей и такие огромные корабли!

Его скоро заметили и подвели к кораблю.

– Есть тут жилье поблизости? – спросил у него вожак.

– Е… есть… – неуверенно пробормотал Хринг. – А вы кто?

– Как туда попасть? – снова спросил фьялль, не утруждаясь ответом. – Кто тут живет? Чей это харад?

– Да тут поблизости почитай что и никого, – раздумчиво отозвался Хринг. – Такой дом, чтобы ты, хёвдинг, с людьми поместился… Разве что вот что! Тут за горкой живет Сигмунд хёвдинг, он еще зовется Пестрым. У него дом большой, на всех хватит.

– Сигмунд хёвдинг? – переспросил вожак. – Ну, как к нему пройти?

– Да уж, удачно попали! – ухмыльнулся другой фьялль. Должно быть, это и был Халльмунд, обладатель небольшой темно-русой бороды, почти такой же высокий и крепкий.

– Ну, что он там болтает? Будем мы сегодня ночевать под крышей или как? – К ним подошел один из конунговых телохранителей, похлопывая себя по плечам. – А то я замерз, как тыща троллей! Борода к гривне примерзла!

– Ну, показывай, где его дом?

– Туда… – Хринг в задумчивости обернулся и окинул взглядом уже почти темную долину. – На… пра… направо.

– Ты лучше пальцем покажи! – опять ухмыльнулся Халльмунд. Как видно, он сомневался, что местный придурок действительно различает «направо» и «налево».

– А мы его с собой возьмем, он нас и доведет! – решил вожак. – Ребята, пошли! Борода, а за твоими ребятами мы пошлем, если там есть место, где сразу всех разместить. А если нет, то будем греться по очереди. Ормкель, твой борт первый сторожит, потом Эйнар тебя сменит.

– А забудет, я ему голову оторву! – пригрозил тот же рычащий голос, чьего обладателя в темноте уже было нельзя разглядеть.

– Что ты, медведище, как же я забуду! – весело отозвался молодой, довольный, что первая стража досталась не ему. – Я же без тебя жить не могу… а с тобой и подавно!

Фьялли тем временем перебрались с кораблей на причал и растеклись по площадке, где было меньше снега. Человек по двадцать пять—тридцать осталось сторожить корабли, а остальные, разобрав свое оружие и заплечные мешки, вскинули щиты на спины и были готовы идти. Высокий старик с длинной полуседой бородой поднял на плечи большой котел: постукивая по котлу, фьялли смеялись и спрашивали, скоро ли их будут кормить. У них, как видно, бытовала привычная шутка, что веселый звон железных боков – к скорой и вкусной еде, а унылый – к воздержанию. Непонятно было, что обещает им котел на этот раз.

– Давай веди! – вожак кивнул Хрингу.

– А не привязать ли его? – предложил обладатель веселого голоса – длинный, худощавый парень со светлыми кудряшками, видными из-под шапки, подбитой каким-то белым мехом. – А то еще сбежит!

– А зачем ему сбегать – его же не бьют, а в тепло, поди, тоже хочется! – рассудительно ответил Халльмунд. – Ты только не очень спеши, олень быстроногий, а то мы по снегу за тобой не успеем.

Приближение давно ожидаемых незваных гостей заметили с пригорка, и, поднявшись к усадьбе, фьялли нашли ворота крепко запертыми. Но фьялленландский конунг Торвард был не тот человек, которого запертые двери могли смутить.

Громкий стук, от которого сотрясались створки, был слышен во всех уголках дома.

– Что за тролли там колотятся? – крикнул Арнвид, в полном вооружении стоявший за воротами. Вокруг него располагались все мужчины усадьбы, сжимая щиты и секиры, и он был полон решимости постоять за свой дом и свою честь.

– Здесь Торвард сын Торбранда, конунг Фьялленланда! – крикнул в ответ Халльмунд. – У нас почти триста человек, и нам нужно переночевать.

– Идите в лес на горах и ночуйте там, фьялленландские волки! – отозвался Арнвид. – Здесь для вас ночлега нет!

– Не слишком-то ты гостеприимен! Кто ты такой? – крикнул сам Торвард. – Голос слишком молодой, это не хозяин. Это ведь дом Сигмунда хёвдинга? Которого еще зовут Пестрым? Куда он подевался? Или забился в какой-нибудь чулан от страха?

– Его нет дома, он уехал к Рамвальду конунгу! – ответил Арнвид. – А я – его старший сын, я оберегаю дом и имущество отца, пока его нет, и не допущу, чтобы они были разграблены какими-то бродягами!

– А я конунг фьяллей, и я не позволю, чтобы со мной разговаривали как с бродягой! – разозлившись, рявкнул Торвард. – Открывай ворота, щенок, иначе я разнесу по бревнам всю твою конуру!

– Не горячись, конунг, а не то нам будет негде ночевать, если ты разнесешь дом! – Халльмунд положил руку ему на плечо. – А войти мы и так войдем, хочет он того или нет. Ребята, вон там растут три ели, и средняя нам вполне подойдет. – Обернувшись, он показал на пригорок поблизости. – Стюр, Эрле, что стоите, действуйте.

Несколько человек побежали к деревьям и принялись с разных сторон одновременно подрубать ель. Собравшиеся во дворе отчетливо слышали удары секир по мерзлому стволу и видели поверх земляной стены усадьбы, как содрогается в предсмертных судорогах вершина дерева.

– Давай нападем на них сейчас, пока они не ждут! – шепотом подбивал Арнвида один из хирдманов, Ранд Толстый. – Выскочим и отгоним их от дома!

– Не говори глупостей! – возразил Бьярни. – Как мы их отгоним, если их триста человек! Вижу, помощи мы дождаться не успеем. Лучше бы тебе, Ари, впустить их. Они ведь все равно войдут, так зачем нам терять людей понапрасну?

– Молчи, рабское отродье! – в сердцах огрызнулся Арнвид. – Отец доверил мне охранять его дом и имущество, и никто не войдет сюда без моего согласия!

Бьярни вспыхнул: его больно ударил упрек, тем более что Арнвид никогда не позволял себе так грубо разговаривать со сводным братом. Но сейчас он был слишком встревожен, раздосадован, а может, и напуган, поскольку тоже понимал, что надежды отбиться нет.

– Но, может быть, они и не причинили бы нам вреда, если бы только переночевали, – дрожащим голосом сказала йомфру Йора. Она тоже вышла во двор, кутаясь в меховую накидку, поскольку сидеть в глубине дома и не знать, что тут происходит, было свыше ее сил. Ее мягкие рыжие волосы выбивались из-под капюшона, большие глаза были полны страха, и тонкая белая рука, держащая края капюшона возле щеки, дрожала, но девушка изо всех сил старалась сохранять внешнее спокойствие. – Ты только разозлил их понапрасну, Ари, а теперь они… Но, может быть, если бы мы с матерью поговорили с ними, они и согласились бы…

– Тебя только не хватало! Уходи в дом, не путайся под ногами! – прервал ее Арнвид. Он отчасти понимал, что его нервная грубость сослужила ему дурную службу, но отступить не мог. – Ты же слышала: там фьялленландский конунг Торвард! А с этим человеком так же невозможно договориться, как с Мировым Змеем! Не слышала, что он в Граннланде натворил? Если хочешь стать его рабыней – пожалуйста, иди! Но только я тебя не пущу! – спохватился он. – Отец поручил мне охранять вас с матерью, и я лучше сам тебя убью, чем допущу, чтобы ты попала в руки к этому зверю! Ты что, не слышала, что он делает с красивыми девушками?

– Он даже фрию Эрхину с острова Туаль, говорят, обесчестил! – пробормотал Кари Треска, бывший воспитатель хёвдинговых сыновей. – И тебе, йомфру, лучше бы уйти в дом.

– Но ведь говорят, что она была его женой…

– Ведь говорят, что красивым девушкам лучше ему на пути не попадаться! – отчасти передразнил ее Кари. – Иди к матери, тебе говорят.

Бревно тем временем было готово. Облепив его со всех сторон, фьялли с дружным веселым ревом, точно собирались все вместе скатиться с горы, понеслись на ворота. Раздался первый удар, и Йора, ахнув, стремглав бросилась в дом. Одновременно послышался крик: это Бьярни, о котором все забыли, вылез на крышу дома и метким выстрелом из лука поразил одного из фьяллей. С собой Бьярни взял Альва Куницу и Стейна Охотника, лучших стрелков в доме, и втроем они осыпали нападавших целым дождем стрел. Но тех было слишком много: на смену раненым тут же встали другие, одни держали бревно, другие прикрывали их сверху щитами, а третьи и сами взялись за луки, и вскоре Бьярни и его товарищам, на которых обрушился ответный стальной дождь, пришлось ползком убираться с крыши.