Hajm 250 sahifalar
2020 yil
Словарь лжеца
Kitob haqida
Словарь – ненадежный рассказчик. Особенно словарь, зараженный маунтвизелями.
*
Гораздо безопаснее читать новеллы.
*
Но и они зачастую оказываются романами…
*
*
Чем бы ни прикидывалась эта книга, не верьте ей на слово. Может оказаться, что этого слова не существует, и вы останетесь ни с чем!
По-хорошему занудное, филологически изысканное, медленное чтение с сюжетом и смыслами. Перевод очень достойный. Для тех, кто любит и литературу, и филологию
Трудно вспомнить произведение, которое парой глав заставляло погрузиться в многодневные рассуждения о природе любви и ощущении времени. Эли Уильямз смогла совместить серьезное философское высказывание, в сочетании с развлекательным сегментом в виде вкраплений британской эстетики и юмора. Одно из лучших произведений, прочитанное мною за недавнее время.
Идеальной книге полагается вязать читателя по рукам и ногам, а в идеальном словаре дóлжно не вязнуть.
Этот роман из тех книг, которые я начала читать в ужасе от его сложности (предисловие) и буквально через слово справлялась о значении некоторых слов в словаре. Потом постепенно втянулась (первые 4-5 глав) и в неспешном темпе закончила чтение.
В романе две сюжетные линии: история любви и странной работы Трепсвернона и история любви и странной стажировки Мэллори. Оба работали в издательстве «Словаря Суонзби» и оба пережили приключения. Трепсвернон влюбился в невесту своего богатого и успешного коллеги, раскрыл его неприглядные секреты, едва не погиб при взрыве и свихнулся на почве толкования слов. Мэллори переварила факт своей нетрадиционной ориентации, узнала неприглядные секреты своего издателя, едва не погибла в пожаре и прониклась интересом к маунтвизелям Трепсвернона. Коротко говоря, клубок пересечений при полной разности жизней.
В самом начале меня тоже удивили маленькие совпадения. Например, в первой главе первое же необычное слово, в котором ошибается нынешний мистер Суонзби, – это априцитность. Именно так, Apricity, называлась машина счастья из романа «Скажи машине «спокойной ночи»» , где одна из героинь работала со словами и постоянно возвращалась к их этимологии. Да и имя Мэллори сказу же напомнило о героине из «Станции Вечность» , где все вынуждены были общаться с инопланетянами и удивлялись тому, как встроенный переводчик находит нужные слова.
Итак, вернемся к книге. История Трепсвернона – это нечто эксцентричное, как и он сам. Я рада, что в финале у него появилась надежда на осуществление мечты, хотя отношение Софьи так и осталось загадкой. Линия Мэллори не особо заинтересовала, но и не раздражала. Есть и есть, а не было бы, ну и ладно: самой работы героини в умирающем издательстве было бы достаточно.
Но больше всего я оценила язык. Это лингвистическая феерия и игры с редкими и выдуманными словами – маунтвизелями. Особенно обидно было видеть опечатки и ляпы переводчика. Типа ненормальных имен вроде Пикуика вместо Пиквика или «губы подоконника». Я читала бумажную книгу на русском целиком и параллельно главы о Трепсверноне на английском. Наверное, перечитаю всю в оригинале, если будет время и желание. К слову, этот роман навел меня на «Потерянные слова» Пип Уильямс (совпадение? не думаю!). И тут уж сразу решила читать в оригинале (когда я выбирала «Словарь лжеца», я же почему-то была уверена, что это легкий романчик на несколько вечеров, а не чудесная экскурсия в мир причудливой лексикографии, где нужно знание английского).
Стоило мне прочитать аннотацию, реакция была одна - "это что, триллер??". Потому что я работаю редактором, я бы от прочёсывания словаря в поиске ненастоящих слов померла бы. Это ночной кошмар, опыт которого у меня в некотором роде уже есть. Повествование ведётся в двух временных промежутках - расцвет работы над словарём, конец 19 века, и век 21, оцифровка словаря. Проще говоря - зарождение маунтвизелей и их обнаружение, рождение словаря и его смерть. В линии прошлого автор маунтвизелей, человек ментально явно нездоровый, но безобидный, за три дня переживает нехилый всплеск: любовь с первого взгляда, взрыв на фабрике, где его вообще не должно было быть, дохождение отвращения к своей работе (а скорей - к своим коллегам) до точки кипения. И вот так, в порыве чувств, он вписывает в словарь сотни слов, которые придумал сам, чтобы описать свою картину мира. Весь пласт романа, связанный со словами, с попытками людей описать свои мысли и чувства, с языком в целом, показался мне волшебным. Во многом благодаря усилиям переводчика, поскольку даже не связанные со словарными статьями части текста изобилуют непривычными оборотами и намеренными ошибками (в коих я не хочу винить халатность тех, кто над книгой работал, и считаю не багом, а фичей). В линии настоящего Меллори, одна из двух оставшихся работников Великого Словаря, тоже проживает череду ярких событий, но за один день, переодически уплывая в воспоминания о зарождении отношений со своей девушкой Пип. У этой линии тон совсем другой: Трепсвернон до боли одинок, хотя всегда окружён людьми, а Меллори чаще всего одна (второго редактора и кота в расчёт не берём), но не одинока - она любит и любима. Как и Трепсвернон в линии прошлого Меллори ищет слова, но её слова призваны описать её любовь, любовь вообще и очевидные трудности любви гомосексуальной: почему Пип так легко даётся жить открыто, а Меллори "предпочитает не афишировать". Книжечка очень маленькая, но абсолютно самодостаточная: через слова (книга через слова, вот такой каламбур) она передаёт все задуманные темы, оставляя их достаточно размытыми, чтобы читатели додумали сами. Маунтвизели - чтобы понять, каким человеком был Трепсвернон. Работа со словарём и их поиск - какой человек Меллори.
Наверное, это была самая необычная книга за этот год. Книга о словах, об их происхождении. Эта книга не подойдет для легкого чтения на один вечер, ее хочется читать вдумчиво, порционно, "переваривая" каждую главу. Основная роль здесь отведена не истории ГГ, хотя она здесь тоже имеет место быть, а именно словам. Написано оригинально и необычно, потому стоит познакомиться с книгой.
Соперничая с черепами, догоревшими свечами и гнилыми плодами, песочные часы – также один из неувядающих тропов в ванитасах – произведениях искусства, иллюстрирующих собой физическую бренность мира. Смятые тюльпаны, высохший пергамент. Упирая на этот сатурнический восторг коронных номеров memento mori , пиратские корабли XVII и XVIII веков на флагах своих рядом с более знаменитым символом – черепом с костями – несли песочные часы. Иконография песочных часов также превалирует на множестве надгробий, где зачастую сопровождается такими девизами, как «Tempus fugi» («Время летит») или «Ruit hora» («Час истекает»).
Соперничая с черепами, догоревшими свечами и гнилыми плодами, песочные часы – также один из неувядающих тропов в ванитасах – произведениях искусства, иллюстрирующих собой физическую бренность мира. Смятые тюльпаны, высохший пергамент. Упирая на этот сатурнический восторг коронных номеров memento mori , пиратские корабли XVII и XVIII веков на флагах своих рядом с более знаменитым символом – черепом с костями – несли песочные часы. Иконография песочных часов также превалирует на множестве надгробий, где зачастую сопровождается такими девизами, как «Tempus fugi» («Время летит») или «Ruit hora» («Час истекает»).
Izohlar, 8 izohlar8