Kitobni o'qish: «Я твой монстр»

Shrift:

* * *

Все, что мне было известно о Ятори до этого задания, – уроженкой данной планеты являлась Лея Картнер, специалист S-класса, одна из талантливейших переводчиц языкового управления и… единственный провал в карьере Сейли Эринс. Последнее вызывало торжествующую усмешку. Сама Сейли Эринс и так облажалась! Кто бы мог подумать, что воспитанница Багора не выполнит задание. Еще год назад никто, но сейчас…

Провалу капитана Эринс лично я была рада. Более чем. Сейли бесила. Непогрешимая, неуловимая, непреклонная и опасная до такой степени, что большинство представителей преступного мира старались держаться от нее подальше, и я в том числе. Причем всех это более чем устраивало: у нас были свои сферы влияния, у военных – свои.

И все было шикарно.

Было.

До того момента, как Исинхай перешел на госслужбу, сместив Багора, главу разведуправления Гаэры и став объектом ненависти для всех тех, кому Багор был больше чем начальником, больше чем руководством, кому он стал практически семьей… Для таких, как Эринс.

И жизнь дала трещину. Моя, всех подчиненных нашему королю преступного мира, но самое страшное – дала трещину жизнь самого Исинхая. А потому мы не роптали. Не было обвинений, претензий, лишних вопросов, – мы приняли его выбор и его решение и теперь старательно пытались подстроиться, одновременно страхуя своего шефа изо всех сил. Мы любили его так, как только можно любить человека, подарившего тебе желание жить. Вернувшего тебе желание жить. Сделавшего твою жизнь значимой.

Как Багор для своих, так и Исинхай для всех нас был намного больше чем просто шеф.

Больше чем можно описать словами.

Он был нашей семьей.

А сейчас под него активно копала Сейли Эринс, и она была далеко не единственным специалистом S-класса, нацеленным на устранение человека, ради которого я все еще жила. Далеко не единственным. Багор вырастил многих, он умел делать из хороших спецов – лучших. Тем страшнее было осознавать, что всем нам, тем, кто искренне переживал за Исинхая, рано или поздно предстоит схватка с опаснейшими профессионалами разведуправления.

Мы знали, что борьба будет не на жизнь, а на смерть, и не верили в благополучный исход этого противостояния до тех пор… пока сама Сейли Эринс не облажалась. И Эринс, и Гэс, и даже ассы. О, это была шикарная новость для всех наших. Не то чтобы мы злорадно торжествовали по данному поводу, но… осознание того, что S-класс далеко не так безупречен, как было принято думать, окрыляло.

Мы собирались драться. И у предстоящей схватки больше не было привкуса безнадежности.

Мы стягивали силы, внедряли своих в государственные системы безопасности, мы разрабатывали десятки вариантов действий, мы готовились… и все бы ничего, но тут Исинхай взял и послал меня и мою команду на Ятори.

Меня, если честно, так еще не посылали. Без объяснений, без даже попытки выслушать мои протесты, без вариантов остаться, без права вернуться, не выполнив работу.

Тупо послали.

На Ятори.

Которая вообще, бракованная система ее ведает, на какой хрен сдалась шефу, которая не входила ни в одно Галактическое содружество, которая вообще ничем особо выдающимся не выдавалась, ну, кроме Леи Картнер, и то исключительно потому, что саму Лею вывезли отсюда в нежном детском возрасте. И слава небу, ведь после шести-восьми лет на Ятори все становились психами. Абсолютно все. Поголовно.

И вот я на Ятори.

Даже не то чтобы в окружении психов, все гораздо хуже – я стою перед средоточием социопатов планетарного масштаба, весьма скептически взирая на деревянные ворота, высокий каменный забор и безупречно синее небо. Небо мне нравилось, реально красивая штука, и цвет такой насыщенный… а вот это вот учебное заведение за забором – нет.

Камука – элитная школа для тех, кому больше восемнадцати в психологическом смысле этого слова. Биологический возраст не учитывался. Что едва ли удивляло местных – на Ятори моментом появления личности считалось даже не зачатие, а миг, когда родители решились на… на то, что ближайшие шесть лет проведут в аду. В буквальном смысле слова. Если же речь шла о высшем сословии, то шесть лет плавно превращались в восемь.

Потому что первые шесть-восемь лет жизни ребенка он был богом.

Богом для родителей, богом для родных, богом даже для себя. Мир принадлежал ему, малышу. Полностью и основательно. Любое пожелание исполнялось мгновенно. Любой намек воспринимался пожеланием. Любое желание становилось законом. Идеальные условия для идеальных… психов.

Ведь сказка заканчивалась.

Завершалась столь резко, что частенько первую затрещину дети на Ятори получали вместе с поздравительным тортом.

И мир рушился.

В шесть лет это становилось катастрофой для многих, иногда чудовищной настолько, что дети отказывались вырастать, мозг не мог перестроиться под новую картину мира, принять свое новое в жестоком мире положение. Итог – сорок процентов жителей данной недружелюбной планеты были психами, в основном законченными. Но опасными они не были. Сложными, подходящими для должностей, где ответственность не требовалась, но не опасными.

Опасность представляли аристократы.

Те, для кого мир рухнул в восемь…

Если вам когда-нибудь скажут, что аристократия на Ятори – высокоорганизованная структура, в которой приоритетом считается благо планеты… не верьте. Не стоит верить тем, чья психика была уничтожена еще в детстве, а после никто даже не пытался заняться ее излечением.

Этих детей ломали. Жестоко, бескомпромиссно, чудовищно. А после их не лечили, нет – их оставляли выживать, бороться, существовать вот с этой сломанной психикой. Если провести наиболее наглядную аналогию, это было бы примерно то же самое, как если бы на Гаэре шести-восьмилетним малышам на праздновании дня рождения ломали позвоночник. Торжественно, болезненно, всей большой семьей. А после заставляли еще и убирать со стола объедки от пиршества.

Невозможно?

Для Ятори не существует слова «невозможно».

Кровная месть, беззаконие, судебная система, основанная на мнении главы рода, – это вот все да, это реальность, а слова «невозможно» здесь нет. Отсутствует как таковое даже в словаре.

– Кей, сделай рожу попроще, – на гаэрском с насмешкой сказал Дер, приспуская стекло флайта.

– От-ва-ли, – проговорила я, вглядываясь в студентов, флегматично-вальяжно покидающих самую элитную школу данной планеты.

Школу, в которой обучались исключительно аристократы. Только аристократы. Лучшие из лучших аристократов. Забавно, но Камука была единственным учебным заведением, из которого вышли все двадцать четыре императора, все премьер-министры, все министры. Не знаю, чему здесь обучали, честно. Пыталась узнать, но семь хакерских атак прошли впустую, потому что коды этой школы создавал псих. Или психи. Впрочем, о чем это я? Здесь все были психами. Причем крайне опасными, очень опасными, бесконечно опасными психами… У иных в этом странном учебном заведении просто не было ни единого шанса выжить.

Я следила за Камукой несколько недель, с момента разработки Адзауро-младшего, и… там все было, к нестабильному атому, почти как на Танарге. У нас даже десант не подвергался подобным издевательствам. Да и никто в принципе не подвергался.

За три недели я отследила шесть убийств на территории школы. Шесть. Трупы сжигали, чтобы скрыть метод собственно убийства, а прах передавали родственникам через порог главных ворот школы – молча и без слов. Те так же молча принимали сверток, еще пару часов назад живший, говоривший, возможно писавший письмо мамочке, и молча же удалялись. Шесть убийств за три недели… Из них полномасштабно я наблюдала четыре – парни выходили в сад и… убивали друг друга. Молча. В основном в дуэлях на катанах, но встречались и более интересные варианты – вылет с четвертого этажа, к примеру, повешение на ветке дерева, падение на колени и вспарывание собственного живота, а уже потом «добрые» товарищи из жалости прекращали мучения, перерезая раненому и определенно нуждающемуся в медпомощи горло. Видимо, чтобы не нуждался. К слову – нуждаться на Ятори было постыдно, и частенько выходцы из вот таких закрытых школ по пути домой резали все что ни попадя: от бродячих животных до таких же бродячих людей. И когда они убивали, ни в глазах, ни на лицах не наблюдалось ни капли сожаления, раскаяния, жалости… ничего. Застывшие идеальные маски идеальных мальчиков, которые все свои эмоции выражали лишь насмешливой полуухмылкой – не более.

Мальчики – куклы.

Юноши – киборги.

Мужчины – монстры.

Не снимая солнечных визоров, я всматривалась в лица тех, кто покидал «колыбель власти», собственно, это и был дословный перевод слова «Камука». Идеальные черные костюмы, белоснежные воротники-стойки, ослепительные манжеты, идеальная кожа, превосходные прически, чуть прищуренные, до крайности внимательные глаза. Глаза, в которых никто и никогда не увидит жалости… даже девушка. Любая девушка. Не имеет значения – незнакомка на улице, случайная встречная в парке, невеста на сватовстве, новобрачная в постели. Жалости не будет. Никогда. Они даже не в курсе, что это такое.

А вот секс уже совсем иное дело.

– Привет, сладкая, – произнес один из учеников, изысканно-отработанным жестом поправляя и так безупречно уложенные волосы.

Я даже залюбовалась – хороший парикмахер у парняги, без предъяв, реально крутой. Не знаю, правда, как с такой прической обзор у мужика, ведь одна прядь наполовину закрывает правый глаз, но смотрелось элегантно, слегка небрежно, здорово. В сочетании с идеальной кожей, на которой только под внушительным микроскопом можно было бы разглядеть выравнивающий тон лица крем, с подведенными крайне умело ресницами и бровями, с линзами, придающими взгляду глубину… Дерсенг линялый, за три недели на Ятори у меня воскресли все мои комплексы, оставшиеся со старшей школы. И вообще это ненормально, когда ты единственная баба на километр вокруг, но при этом именно ты самая страшная среди всей покидающей Камуку толпы.

– Отвали, – грубо ответила парню, старательно сдерживая желание спросить, каким шампунем он пользуется.

И кондиционером. И тоником. И духами. И где купил костюм. И что за хрень у него на ресницах, потому что, походу, это явно какая-то сыворотка роста – я даже при десятикратном увеличении следов туши не заметила.

– Мм-м, грубишь. – Парень сделал шаг, сходя с тротуара и приближаясь вплотную к флайту.

Еще движение – его колено оказалось между моих ног, левая рука на крыше флайта, правая – на моем подбородке. Рывок, и меня заставили посмотреть прямо в его линзы. Линзы тоже были на уровне – RXK337, одна из последних разработок Гаэры. Чисто визуально – увеличивают размер радужки, делая глаза неестественно огромными, в практическом смысле все было круче: до двух сотен встроенных функций, настройка ночного зрения, возможности практически рентгеновского аппарата и да, легкий гипнотический эффект вдобавок.

Мило улыбнулась этому лишенному нормальной психики еще в глубоком детстве, лет так двадцать назад, и взломала его линзы.

Непередаваемое ощущение собственной крутости, когда прижавший тебя к флайту парень вдруг с воплем дергается назад. Хрип, звон высвобождаемой стали, удар. Выпад, удар, удар, удар.

Тонированное стекло на водительском месте снова медленно опустилось, являя ошарашенную морду Дера: он приспустил собственные визоры, с удивлением глядя на парня, выделывающего кульбиты в стремлении дорезать невидимого противника, который (а я не они, я позаботилась о здоровье окружающих) находился в трех метрах над землей. Поэтому парняга, изрядно попортив прическу, сражался со своей галлюцинацией, радуя лично меня всей палитрой стоек и выпадов и заметно изумив, «собственно», тех, о ком я позаботилась… Хотя будем откровенны, всю школу Камука следовало сжечь. Напалмом. Еще лучше – термитом. Навечно.

– Кей, – Дер был новичком в команде и к таким штукам еще не привык, а потому продолжал потрясенно следить за битвой с фантомом, – что с ним?

– Обрел, – жуя жвачку, меланхолично ответила я.

– Счастье? – хмыкнул Дер.

– Не-а, воображаемого друга. – Бой становился все более жарким, парень уже даже скинул свой идеальный форменный пиджак, сломал катану и теперь пинал воздух в полете ногами.

Было забавно.

– Ты ему линзы перепрограммировала? – догадался Дер.

– Угу, – подтвердила, продолжая с интересом наблюдать.

– Надолго?

– Сейчас отпустит. – Я вытащила жвачку, завернула в фантик, засунула в карман.

Выбрасывать мусор на Ятори было наказуемо. За подобное преступление полагалась смертная казнь. На месте. Я, правда, так и не поняла, в чем смысл: ну, бросил чел бумажку, ну, бывает, заставьте поднять, а не разбрасывайте поверх и так мусора еще кишки, ошметки и прочие останки «на месте убиенного». Это не логично же, от слова «совсем».

И в этот момент парня отпустило.

Взмокший, с уже далекой от идеала прической, покрытый капельками пота, который яторийцам в принципе не особо свойственен, он упал… Ну как упал – встал на одно колено, это у них примерно то же самое, как если бы у нас повалились ничком, и теперь, тяжело дыша, с искренней ненавистью взирал на меня.

Приспустив очки, весело подмигнула посрамленному домогателю и вернулась к тому, чем занималась до конфликта, – ничем, в смысле.

Вообще, следовало бы заниматься ничем во флайте, так безопаснее, но тут такое дело – флайт еще часа два назад взломала и перепрограммировала какая-то скотина, и теперь любому сидящему внутри вместо пейзажа за стеклом, что, собственно, ожидаемо, когда в окно смотришь, демонстрировалась различная хрень… от легкой эротики до гораздо более опасных для здоровья видов соития. И я же найду эту мразь. Я найду, я такая. И когда я его найду, я ему…

Именно в этот миг он и появился.

Под два метра худощавого тела, бездна высокомерия, самоуверенности, идеальные черные волосы, черные внимательные глаза и движения хищника с болот Кахоры… Реально, наследнику рода Адзауро очень пошло бы быть дуалом. Где-нибудь на Кахоре, да. Ползал бы там себе со змеями, не мешал честным преступникам наслаждаться продажей своей невинности. Между прочим, у меня были все шансы побить рекорд Сейли Эринс! Реальные шансы. Я даже умудрилась стать натуральной блондинкой, и только я знаю, чего мне это стоило, но нет…

Я на Ятори.

Как самая умная.

И закомплексованная ко всему прочему.

Адзауро-младший, продолжая двигаться как нацелившийся на жертву и абсолютно уверенный в себе хищник, плавно подошел к флайту, занял позицию того, кто имел глупость пристать ко мне пару минут назад, окинул меня долгим оценивающим взглядом и удовлетворенно хмыкнул.

О, я могла его понять – метр семьдесят пять идеального женского тела, безупречно золотые волосы до пояса, огромные голубые глаза, пухлые губы, высокие скулы, тонкие черты лица, аккуратный носик, шикарные формы и каблук, делающий мои ноги еще тоньше и добавляющий мне пятнадцать сантиметров роста.

Я – идеал. Примерно такой же, как и все они здесь, с той лишь разницей, что всего несколько лет назад они были точно такими же идеальными отпрысками лучших семейств Ятори, а я – прыщавой запуганной школьницей с лишним весом, невпечатляющим ростом, секущимися кончиками тусклых безжизненных волос и… комплексами. И вот все внешние недостатки ушли, а внутренние прямо как наши ассы – сдаются лишь мертвыми. В смысле, пока живы – бьются до последнего. Короче, они со мной до гроба.

Вообще, я хотела верить в лучшее, но двенадцатый по счету психолог честно сказал: «Танарг вам в помощь», в смысле, Гаэра помочь уже не в силах. Не могу винить специалистов Института Мозга за прямоту, если честно, предпоследнюю женщину мне было даже жалко, когда она разрыдалась со словами, что она толстая и муж теперь ее точно бросит. Искренне было ее жаль. И ее, и тот скелет, который она называла «тело жирухи» и явственно морила голодом. Мое мнение – в Институте Мозга с мозгами явно был не порядок.

Не то что на Ятори. Тут мозгов хватало, с этим не поспоришь, как-никак одна из передовых планет в плане технологий, но психи же. Крайне умные психи.

– Итак? – Адзауро-младший протянул ладонь, затянутую в черную перчатку, заправил прядь моих золотых волос за ухо и… начал делать выводы: – Ты стоишь возле моего флайта, значит, ждешь меня. Ты не смущаешься, когда на тебя смотрят парни, значит, не с Ятори. Ты с легкостью взломала линзы второго наследника императора… мм-м… Гаэра?

Я сняла очки, с тоской подавила желание спросить, а у этого какой шампунь, и раздраженно приказала:

– Лезь во флайт, извращенец.

Резко выпрямившись, этот гарантированно социопат приподнял бровь и переспросил:

– Извращенец? Мм-м, не подозревал, что ты знаешь обо мне настолько много.

Никогда не думала, что буду настолько зла на шефа. Просто вот настолько зла. На хрена я тут теряю время, защищая этого придурка, когда там, на Гаэре, шеф находится в реальной опасности. Вот на хрена?!

Заставила себя успокоиться, в очередной раз напомнив себе же, что у меня приказ охранять вот этого вот извращенца, который, я и теперь даже не сомневаюсь, и взломал систему визоров во флайте. Собственно, а чего я злюсь? Сломал и сломал, все равно флайт его, так что это вообще не мои проблемы.

– Лады, идеальный мужик, проявил галантность и открыл мне дверцу, – произнесла, оттолкнувшись от флайта и приготовившись забраться в него со всей грацией, на которую только была способна.

Идеальный мужик спорить не стал, открыл дверцу, галантно подал руку, помог пройти и сесть, и даже не попытался облапать, за что, собственно, был практически прощен по поводу первого косяка.

– На этот раз мстить не буду, – пристегиваясь, уведомила я, – но следующая попытка принудительного показа мне эротических картин будет стоить тебе повреждений внутренних органов. А может, и внешних.

Адзауро некоторое время продолжал с интересом взирать на меня, затем произнес:

– Я полагал, что во флайте меня ожидает… невеста.

Откинувшись на сиденье, хмыкнула и подтвердила:

– Я так и поняла.

– Но ты явно не она, – продолжил делать верные выводы Адзауро. – Ничего не хочешь мне объяснить?

Насмешливо взглянув на него, молча подняла левую ногу, закатала брюки и продемонстрировала тонкий ножной браслет с символикой клана Адзауро. Намек был недвусмысленным.

– Что?! – В черных миндалевидных глазах полыхнуло такой яростью, что я даже на миг подумала, что ему моя нога не понравилась.

Но нога была очень даже, практически идеальных параметров даже для помешанной на идеалах Ятори. И в целом демонстрация предбрачного атрибута должна была снять все вопросы. И наследник Адзауро идиотом не был, он понял практически все.

– Очередная интрига деда обернулась крахом?

– Угу. – Я опустила ногу, вернула брюки на место, отвернулась и теперь смотрела в окно, наконец наблюдая пейзаж, а не калейдоскоп эротических позиций.

– Дьявол девятихвостый! – Младший господин все больше и больше радовал сообразительностью. – Говорил же не лезть!

Я даже не отреагировала никак. Если честно, мне было совершенно плевать, кто и во что влез здесь, на Ятори, потому что переживала я сейчас совершенно за другого человека, который тоже влез куда не следовало. Шеф, чем ты думал?! Чем?! Впрочем, я знала ответ. Я прекрасно знала ответ. Он думал сердцем. Он думал о той единственной, кого любил всю свою жизнь. И я не осуждала, никто не осуждал, мы просто очень боялись за него. Я в особенности. Мне было страшно, мне было тревожно и бесконечно бесило, что я здесь, а Исинхай там, где против него почти все разведуправление плетет заговор. И шеф умен, я не спорю, но это команда Багора, они спецы высшего класса, они способны практически на все… а я здесь. И меня, вполне резонно, терзает подозрение, что Исинхай слил меня на Ятори не потому, что для него действительно важны были позиции клана Адзауро на политической арене, а он просто убрал меня подальше, спасая.

Исинхай мог. В том-то и дело, что он мог поступить так исключительно потому, что беспокоился обо мне. Вот только несколько упустил из виду тот факт, что я беспокоюсь о нем не меньше, скорее даже больше.

– Я так понимаю, тебя ситуация тоже не радует? – проявил неожиданное внимание законченный социопат.

Социопат и эмпатия? Забавная попытка казаться нормальным.

– Три последние недели я изучала все тонкости чайной церемонии и танец с веерами. Как ты думаешь, это может радовать? – раздраженно спросила я.

Адзауро-младший промолчал.

Некоторое время мы продолжали путь молча, затем «жених» поинтересовался:

– Линия поведения?

– Я тебя ненавижу молча, ты меня ненавидишь молча, все твои родные молча радуются нашей трепетной и романтичной любви, – обозначила с ходу.

Адзауро хмыкнул. Почти по-человечески.

После насмешливо произнес:

– Дед всегда был деспотичным тираном, но так явно поиздевался над семьей впервые.

Я глянула на него, невольно улыбнулась в ответ на его улыбку. Да, это было эпично, и старикан действительно повеселился от души.

На Ятори не любят инопланетянок. Инопланетянок-блондинок иной расы, культуры, религии и прочего – тем более. Но исключения, конечно, были. Леален Усамоко, наследница одного из сбежавших на Гаэру кланов. Она являлась инопланетянкой, однако раса, культура и религия были местными, то есть ее можно было считать фактически дочерью Ятори. Меня – нет. Не тот цвет кожи, не тот цвет и разрез глаз, ну и в целом я не была выходцем с данной планеты, так что вчера в момент представления меня семейству Адзауро домочадцы старого интригана испытали шок.

Моя условно свекровь падала в обморок трижды, прежде чем надеть на мою щиколотку злополучный браслетик, а после безутешно рыдала над судьбой ее дорогого сыночка, когда я, то ли от нервов, то ли попросту из чувства вредности, трижды облила ее чаем в момент представления своих «неописуемых» способностей в области чайной церемонии.

Ныне, по мнению всего клана Адзауро, шок, практически несовместимый с жизнью, испытывал сам мой «жених». Собственно, они даже попытались убедить деда в том, что он поступает крайне жестоко, заставляя «несчастного мальчика» лицезреть выбор главенствующего над родом деда в радостный момент сваливания из школы строгого режима.

И в принципе, столкнувшись с их восприятием «радостной светлой новости», я предполагала, что Адзауро-младший как минимум расстроится, как максимум попытается устроить мне «сладкую встречу». И он практически оправдал ожидания, взломав систему флайта и организовав мне просмотр эротических фильмов, но… на этом было всё. И это напрягало.

Мы молча ехали, он молча смотрел на меня, не делая попыток ни унизить, ни оскорбить, ни даже уколоть присущей яторийцем язвительностью. Ничего.

В очередной раз искоса взглянув на него, я натолкнулась на все тот же внимательно-изучающий взгляд и не удержалась от замечания:

– Ты как-то странно себя ведешь.

Криво усмехнувшись, Адзауро спросил:

– Что кажется тебе странным в моем поведении?

– Даже не знаю, – я вновь взглянула в окно, – ожидалось, что ты будешь в состоянии негодования и прочее.

– С чего бы? – Вопрос был задан нейтральным тоном, но тут явно имелся какой-то странный подтекст.

Повернувшись, глянула с нескрываемым недоумением. Идеальный маньяк ответил вопросительно изогнутой бровью, недвусмысленно намекая, что мы вполне можем продолжить беседу. Да, как-то не так я себе это представляла.

– Это временно, – закинув ногу на ногу, указала на браслет.

– Уверена? – слегка насмешливый вопрос.

Адзауро-младший, похоже, был еще более законченным психом, чем я думала. Чем даже думали его родственники.

– Абсолютно, – невольно отодвигаясь подальше, сказала я.

Идеальный псих усмехнулся.

Степень моего недоумения росла в геометрической прогрессии. Отвернувшись вновь к окну, сложила руки на груди и сделала вид, что меня здесь нет. Впрочем, я бы искренне хотела, чтобы меня здесь не было… особенно сейчас, когда мне следовало бы быть на Гаэре. Рядом с Исинхаем, под которого маниакально копала Сейли Эринс, воспитанница Багора, его гордость, его концентрат сплошного тщеславия, двукратная победительница соревнований по спортивному обольщению. Что было крайне досадно, потому что до нее побеждала я. Тоже дважды… В третий раз не вышло, я стала номером два, несмотря на все приложенные старания. Мне хотелось бы верить, что причина моей неприязни к Эринс крылась именно в этом, но, увы, проблема была не в моем уязвленном тщеславии, тщеславия у меня не было в принципе, его просто не могло существовать, учитывая реалии моей жизни. И в момент проигрыша я не расстроилась – я испугалась. Потому что Эринс оказалась сильнее. Сильнее, быстрее, способнее, коварнее. Единственное, что радовало, – на последнем задании она таки облажалась. Я напоминала себе об этом все эти проклятые три недели на Ятори, я твердила это как мантру, как молитву, как формулу успокоения… и все равно не успокаивалась. Мне было страшно за шефа. Слишком страшно.

– Ты чем-то расстроена? – вдруг поинтересовался Адзуро-младший.

– Немного, – почему-то честно ответила я.

Что для меня в принципе было не свойственно. Честность, в смысле. В преступном мире честность вообще ценится мало, а последствий имеет много, так что я давно привыкла лгать всегда, везде и при любых обстоятельствах… Странно, что отработанный навык дал сбой. И странно, что идеальный яторийский псих старательно пытается наладить диалог.

– На кого ты работаешь? – озвучил еще один внезапный вопрос Адзуро.

Если он надеялся на ответ – он идиот.

Но как оказалось, нет, не надеялся.

– Исинхай? – Имя моего шефа прозвучало столь невозмутимо, словно этот выпускник школы для законченных социопатов Исинхая знал лично.

Естественно, я не отреагировала. Вообще никак, продолжая молча смотреть в окно.

– Я совершенно определенно прав, не так ли? – продолжил беседу сам с собой Адзауро-младший. – Официально правительство Гаэры руководство Ятори не поддерживает, а неофициально спеца с Гаэры мог прислать только Исинхай, да?

Безразличная тишина была ему ответом.

– Не спец? – Вопрос, естественно, так же оставшийся без ответа.

Я продолжала смотреть в окно, думая о том, что лучше бы он повел себя в ином ключе. Истерил, к примеру. Сучил ножками… Сквернословил и грозился разобраться с дедом. Нет, естественно, я понимала, что подобного идеальные маньяки Ятори никогда себе не позволяют, разве что где-то в душе, где-то очень глубоко в душе, внешне никаких проявлений эмоций они не допускали в принципе. Но, будем откровенны, я лично ожидала молчания, напряженного негодующего молчания, а этот… пытался наладить диалог. Что в принципе ни в мои, ни в Исинхая, ни даже в планы Адзауро-старшего не входило.

– Еще раз, – все так же глядя в окно, сказала я, – я тебя ненавижу молча, ты меня ненавидишь молча. На этом всё.

Несколько секунд во флайте было действительно тихо.

Но затем психопат ровным тоном вопросил:

– Почему я должен тебя ненавидеть?

– Потому что это логично, – все так же глядя на пейзаж за окном, ответила я.

– Не вижу в этом никакой логики, – возразил, к сожалению, вовсе не пейзаж. – Ты мне вполне понравилась.

Неожиданно.

Повернув голову, скептически взглянула на идеального парня лет двадцати семи и честно призналась:

– Ты мне – нет.

В ответ Адзауро-младший лишь вопросительно вскинул бровь.

Пожав плечами, сообщила:

– Ты все-таки не самый красивый парень на Ятори, согласись.

– Красота вовсе не тот параметр, что делает мужчину притягательным, – ничуть не согласился этот… идол.

– Возможно, – безразлично ответила я, отвернувшись к окну и вспомнив Исинхая.

Исинхай был притягательным мужчиной. Самым притягательным из всех, кого я знала. Самым надежным, правильным, благородным, честным, самым… умеющим прийти на помощь в нужный момент. И именно Исинхай очень четко обозначил линию поведения с моим подзащитным.

– Ты не должен проявлять по отношению ко мне никаких иных чувств, кроме ненависти, – сообщила я «жениху».

– И… почему я должен вести себя не так, как мне хочется? – поинтересовался частично узкоглазый.

Повернувшись, устало посмотрела на него. Адзауро-младший невозмутимо смотрел в ответ. Внезапно я поняла, что деду он будет мстить. Будет, это несомненно. Вот только это будет игрой по новым правилам – мальчик изобразит, что влюблен. В принципе неплохая месть – Адзауро-старшего это взбесит неимоверно, тут расчет верен, но… одно «но»:

– Мне без разницы, что и как ты собираешься делать, главное – запомни три правила. Правило первое: куда ты, туда и я. Как минимум месяц, это если с проблемой разберется твой дед, или еще семь дней – если он не разберется и уладить конфликт поручат мне. Правило номер два: никаких подстав по отношению ко мне, мы команда, я это прекрасно осознаю, но бить так, чтобы не оставлять следов, умею превосходно. И третье: никакого секса.

Внимательно слушающий меня Адзауро на последнем правиле не скрыл улыбки. Не удержался и от вопроса:

– И часто ты запрещаешь себе телесные радости?

Спокойно выдержав его взгляд, холодно ответила:

– Всегда.

Его улыбка проявилась чуть сильнее, и Адзауро спросил:

– Тебе известно мое имя?

– Чи? – уточнила я и, едва он кивнул, добавила: – Имечко так себе, должна признать.

Насмешку над собственным именем Чи стерпел и пояснил для меня:

– В переводе – мудрость. Тысячи раз благословенная мудрость.

Я, уже было повернувшаяся к окну, искоса взглянула на него.

Чи Адзауро продолжал улыбаться, очень странно взирая на меня.

– Что-то еще? – спросила несколько враждебно.

– Да, мне интересно, как зовут тебя.

– На Ятори – Мари Эйтонари. Это имя выбрали, потому что оно соответствует и нашим, и вашим традициям.

Чи вновь странно улыбнулся и произнес:

– «Мари» в переводе на язык Гаэры – любимая. Имя тебе подходит, не буду с этим спорить. Но каково настоящее?

Неодобрительно покачав головой, я вновь уделила все свое внимание пролетающим за окном пейзажам. Ятори была красивой планетой. Особенно красивой здесь, близ столицы. Бережное отношение к своей культуре и архитектуре, идеальная чистота повсюду, подстриженные кусты, вечно цветущие нежно-фиолетовыми цветами сакуры, искусственные ручьи, каскадами переходящие один в другой, журчащие по камням и населенные специальными декоративными рыбами… И три могучих, вспарывающих небо вулкана. Красиво.

В этот момент Дер опустил стекло, отрезающее пассажирскую часть флайта от водительской, и, не отводя взгляда от экрана навигатора, напряженно произнес:

– Кей, впереди засада.

Шустро они.

Я скинула с ног туфли, рывком перескочила на кресло возле водителя, подключилась к наблюдательной системе, одновременно подсоединяясь к четырем спутникам, запущенным еще по прибытии на Ятори. Активировала экран, вывела изображение на свои визоры и… чуть не выругалась.